Спасительная неожиданность

– Не растут у вас фиги, и ты можешь не знать их запаха.

– Ни фига у нас не растет, – озвучил я свою мысль, – но фигу дают понюхать часто!

– Завозят, значит, – сделал ложный вывод трактирщик. – Но раз в десять – пятнадцать лет мальвазия дает урожай необычных ягод: они в полтора – два раза крупнее обычных, их сок более насыщенного цвета и вкуса.

Вот к этим виноградинам опытные виноградари никого не подпускают – все делают сами. Разом этот урожай не собирают, снимают с ветки по одной вызревшей ягодке в течение определенного времени.

Затем давят сок. Берут только первый отжим! Потом мастер лично следит за брожением. Дают настояться. В результате получается великолепнейшее вино – мальвазия люксус, которая стоит гораздо дороже обычной.

И вот она перед нами! – Хрисанф обвел наш столик широким взмахом руки. – Угощайтесь!

Мы со Славой взяли стаканы в руки и понюхали. Видимо опьяненный Богуслав уже успел потерять нюх, потому что оценил запах так:

– Не пахнет. Не чую. Буду пить.

После пары глотков он поставил бокал на стол и застыл, глядя в одну точку. Вот и все. Приехали. Пора тащить его в кровать. А я все нюхал и нюхал. Пахло приятно, но слабовато. Сориентироваться было затруднительно.

– Так ты и трезвый-то не учуешь, – вмешался в мое нюхачество трезвый Хрисанф. – Настоящие знатоки нюхают вино по-другому.

Он покрутил стаканчик в воздухе в горизонтальной плоскости и быстро понюхал. Удовлетворенно заметил:

– Совсем другое дело! – и пригубил напиток.

Я повторил раскрутку, понюхал. Получилось! Запах стал интенсивнее, гораздо насыщеннее. В новой гамме отчетливо проступили запахи лимона, абрикоса, ананаса, и даже наносило чем-то бананово-шоколадно-заманивающим.

Однако кабатчик-то чует что-то совсем другое!

– Хрисанф, но у меня какие-то совсем другие запахи… Может я неправильно нюхаю?

Средневековый сомелье рассмеялся.

– Так и должно быть. Мы с тобой понюхали вдвоем и учуяли два разных запаха, понюхает десять человек – будет десять разных мнений. Этим и отличается букет хорошего вина от запаха дешевых поделок. Здесь ошибиться невозможно – у каждого из нас свой жизненный опыт.

Теперь тебе для лучшего понимания букета и вкуса вина нужно не торопясь покатать его во рту, и только потом глотать.

Покатал, глотнул. Ммм! Букет запахов усилился и засиял новыми ароматами. Терпкий насыщенный вкус оставил приятное послевкусие. Вот теперь можно и посмаковать.

Мы сидели, выпивали и разговаривали.

Хрисанф в свою пору служил поваром в разных местах. Дома богатых людей виделись облегчением после заплеванных портовых харчевен, а когда его переманил к себе и увез в Константинополь один из родственников императора Алексея Комнина, жизнь там показалась кулинару просто раем.

Но гордый нрав и вспыльчивость не позволяли повару долго засидеться на одном месте, и, хотя знатный ромей платил ему очень щедро, Хрисанф в обход подающей кушанья прислуги ухитрился поругаться с всесильным императорским советником и вынужден был оставить службу. Несмотря на более чем заманчивые предложения знати о работе, он предпочел вернуться в Херсонес и купить здесь таверну вместе с домом.

Только и в торговый-то сезон дела шли так себе, а сейчас прямо волком выть охота – не идет народ, хоть тресни.

– Первый год ты здесь хозяйствуешь? – поинтересовался я.

– Да первый, будь он неладен! Продавать, наверное, эту корчму буду, место видать глухое. У нас в доме еще две пустующие комнаты стоят с отдельными входами, и от них тоже никакой пользы нету.

– Любое место раскрутки требует. Сразу много не заработаешь, приучать приезжих именно к тебе ходить надо. А первые годы активно заманивать купцов к себе придется.

– Низкими ценами, что ли их заманивать?

– Низкие цены это для матросов, да проезжей рвани всякой. Твоими золотыми руками другие кушанья стряпать нужно – вкусные, как во дворце и по разумной цене.

– Не поймут!

– Надо сразу объяснять это будущим посетителям.

– По улицам, что ли, мне бегать? – набычился Хрисанф.

– Для этого есть другие люди.

– Не знаю таких!

– Да он сегодня целый вечер перед глазами мелькал! Заняться ему явно нечем, тележку какую-то пустую катает, а язык подвешен очень хорошо, слова нанизывает уверенно.

– Христо, что ли? Немного он пока мне посетителей привел!

– Не так работает, навыка нет. В любом деле правильный подход важен. Вот он, кстати, и воротился, явно несолоно хлебавши.

Ламврокакис присел к нам с расстроенным лицом.

– Какие эти твои молодые жадюги! Я их довел до корчмы, где самое лучше пиво в городе подают, так они меня мало того, что медной монеткой не уважили, так даже пивком не угостили! А у самих денег здоровенный кошель!

– На чужой каравай рот не разевай! – пояснил я зарвавшемуся хапуге, – не все коту масленица! Иван эти деньги с бою взял, убил самого страшного нашего врага. Мы всей толпой не осилили, а он раз – и прибил.

– А что ж ты его отсюда-то вышиб?

– Не понравилось, как он дело повел.

– А ты нравный!

– Да еще и с поганым характером, – дополнил я объективную характеристику. – За это не ведись, тебя это не касается. Мы с Ваней близкие друзья, сегодня поругались, завтра помиримся. А вот к тебе серьезный разговор есть.

– Слушаю!

– Хлебни-ка пока винца вместо пивца для поддержания разговора.

Христо тут же протянул цепкую ручонку к заветному кувшинчику. Трактирщик напрягся.

Я треснул Ламврокакиса по хищной лапе.

– Это не трогай! Это не для тебя! Боярам только идет. Вон из любого другого кувшина наливай, взыску не будет.

Хрисанф выдохнул с облегчением.

– Есть для тебя возможность зарабатывать значительные деньги ежедневно, пить-есть за чужой счет и ночевать в приличном месте тоже бесплатно.

Христо встрепенулся.

– Говори скорее, чего за это делать нужно будет, не томи!

– Да ничего особенного. Подождать нужно будет в порту корабль, поймать приехавших купцов, и привести их сюда. И все дела.

– Да не каждый согласится за это денег дать!

– А тебе и не нужно с них деньги брать. Соврешь чего-нибудь почему ты бессеребренник, расхвалишь таверну и особенно повара. Мол он в Константинополе родственника императора, тоже Комнина, кормил. Вернулся потому что сам захотел хозяином стать, недавно купил корчму.

– Это же все вранье! Вдруг спросят, кого именно кормил, а я что? Буду стоять да глазами моргать? Побьют, как пить дать побьют!

– Хрисанф, расскажи.

– Три года кормил Андроника Комнина и его гостей, многих могу назвать поименно и описать. Трое меня звали к себе поваром после того как отведали приготовленных мною яств. Жил в его дворце в левом крыле, наособицу от прислуги. Вернулся этой весной, надоело в услужении у кого-то быть.

– Это что, на самом деле было? – пораженно спросил Христо. И ты об этом молчал?

– А чего болтать-то? За это не платят.

– Платят, еще как платят! – убежденно произнес Ламврокакис. -Каждому охота, вернувшись домой похвалиться перед знакомыми – я, мол, в Херсонес с товаром ходил, меня там бывший повар самого Комнина кормил! Знатно покушал! И не очень дорого. Константинопольские купцы сюда всей толпой попрут! Искать еще эту таверну будут.

– А искать им ничего и не придется, – пояснил я, – ты им все отыщешь. И бесплатно при этом!

– Кто же мне за всю эту возню платить будет?

– Хрисанф и заплатит.

– Сколько?

– Закажет если приведенный тобой посетитель изрядно – тебе кератий, сделают это толпой, если вдруг караван придет – двойная оплата – милиарисий, заявятся просто поглазеть – на еду и ночевку заработаешь. Ты не женат?

– Да денег на содержание жены нету…

– Вот пока холостой здесь и поживешь. Женишься – квартиру себе ищи. Всех все устраивает?

Христо:

– Можно попробовать…

Хрисанф:

– Даже и не знаю…

– А не попробуешь и не узнаешь. Главное, риска-то никакого нету!

– Отдашь этому жулику деньги, а он никого и не приведет!

– Выдача денег на другой день, поглядеть еще надо, кого он привел. А завтра я его кормлю, он на меня с утра поработает. Столуемся у тебя завтра опять же мы, не обедняешь. Через денек-другой будет видно, ловок Ламврокакис, или так, звук пустой. Поменять его на другого такого же никогда не поздно. А пока дохода не принесет, медяка медного не давай, не балуй!

– Я ловок невиданно! – похвалился Христо.

– Купцов веди, вот им и будешь брехать по дороге что угодно. А мы только делам верим. У тебя одежда хорошая есть? А то весь в пятнах каких-то, не поверят такому.

– Есть! У знакомой держу.

– Завтра чтобы прилично оделся. Не смей Хрисанфа перед людьми позорить.

– Как солнышко сиять буду!

Я повернулся к трактирщику.

– Сколько мы тебе должны?

– Да вас, понимаешь много было, а заказывали все дорогое, не экономили, – пряча глаза взялся вилять кормилец.

– Мозги мне не морочь! Спать уже охота, целый день в седле провели. Сколько?

Хрисанф наконец-то решился.

– Золотой! Меньше взять не могу! Я объясню…, – но продолжить вертеть волынку я ему не дал.

Развязал кошель, вынул золотую монету производства киевских фальшивомонетчиков, сунул ее корчмарю.

– Это же золотой солид императора Констанса Второго! Он на нем с сыном Константином Четвертым изображен. Лучшая византийская монета! В ней самое чистое золото! И сияет, как новая! – заахал Хрисанф. – Я ее доселе всего два раза в жизни и видел, – очень редка и высоко ценится. Думал, ты чего попроще и полегче дашь. А с этого золотого мне еще тебе сдачу давать придется.

Я зевнул.

– Ты стоимость сырого мяса учел?

– Конечно!

– Тогда мы в расчете, сдачи не надо. Мясо подели на две половины, заверни их отдельно. Мне на завтрак яичницу из двух яиц и колбасы копченой. Слав! Ты чего утром есть будешь?

– Сыр. Яичница. Хлеб.

– Венцеслав нам сейчас толком ничего и не скажет. Ладно, сунем ему завтра чего-нибудь. Ванька с Наиной скорее всего с утра дуться будут и в другое место отправятся завтракать – на них можно не рассчитывать. Придут четверо уходящих…

– Они сказали мне, кто чего утром поест, завтра все будет готово, – заверил трактирщик. – Ты лучше скажи, что на обед делать будем.

– Постарайся добыть в любую цену берзитику, очень меня эта рыба заинтересовала. Она большая?

– Здоровенная!

– Костей много?

– Почти нет.

– Вот целиком ее и волоки. Не сыщешь, возьми куропаток, да потуши капусты. Христо! Подходи завтра сюда в чистой одежде. Позавтракаем, и на море!

– Слушаюсь!

Пошли будить Венцеслава. Богуслав на ногах стоял еще плоховато, сильно качался из стороны в сторону, поэтому пока был оставлен сидеть за столом. Возились с поляком минут пятнадцать: кричали, трясли, терли пареньку уши, хлестали по щекам, обливали водой, ставили на ноги – все было бесполезно, королевич спал сладким сном и даже начал похрапывать.

– И чего будем делать? – спросил я. – Оставлять сидеть на стуле нельзя, не ровен час свалится на пол, расшибется. Перетащить может в жилые комнаты на топчан?

– А он ночью подымет хай, перебудит всех моих домашних, выясняясь, куда попал. Да меня потом теща истерзает, – всю печень выклюет, – скептически оценил этот замысел повар.

– Так ты с тещей живешь? – посочувствовал я мужику.

Хрисанф перекрестился.

– Не дай Бог! Зашла в гости, да и осталась на ночь.

С тещей я пожил и представлял, как она начнет пилить зятя: теперь каждый вечер всех пьяных доченьке под бочок будешь притаскивать? Да еще возникнет куча немыслимых версий о твоих деловых качествах, которых нашим мужским умом ни в жизнь не охватить – узнаешь очень многое о своей невероятной паскудности, и этот вариант тут же отпал сам по себе.

– Армяк для него может бросить на пол? – предложил Христо, – не зима, не озябнет.

– А он ночью вскочит и побежит постоялый двор искать, – усомнился в этой идее я. – По пути его точно где-нибудь ограбят, а то и вовсе зарежут.

Задумку связать поляка я тоже отверг – спесивый шляхтич за такую о нем заботу мстить будет по гроб жизни.

– Да давайте его на моей тележке увезем!

И то верно.

– Длинноват он только, – как-то совершенно по-прокрустовски оценил рост Венцеслава Христо, – ноги свисать будут.

– Подогнем! Положим его на бок и подогнем, – творчески развил идею бывший врач-совместитель «Скорой помощи», не раз переносивший к машине людей необычайной длины.

Христо усомнился.

– А вдруг он резко разогнется, да как пнет меня в живот? Мало не покажется, парень, похоже, крепкий!

– Ну давай я его покачу.

– Ты давай лучше своего друга-боярина до постоялого двора доведи, какой-то он сомнительный. А мне за риск доплатишь…

– Не надо ничего доплачивать! – вмешался Хрисанф. – Я покачу. Меня никаким пинком через пузо не достанешь!

Такого убытка Христо не ожидал. Сначала оторопел, потом начал хитрить.

– Как же ты по ночному городу один назад брести будешь? Самого того и гляди разбойники зарежут.

– Ты же на ночевку сегодня ко мне пойдешь?

– Ну да…

– А тебе, думаю, вся эта бандитская шатия-братия хорошо известна, вечно тут день и ночь ошиваешься.

Ламврокакис отвел хитрые глазенки.

– Да так, знаю кое-кого…

– Вот сам с ними и потолкуешь, – подытожил кулинар. – Денег я с собой не возьму, одет в простой хитон, невелика радость меня грабить.

– Если небольшая толпа будет, могу я их перебить, – внес свою лепту я, – неплохо обучен.

– Да у тебя и меча-то с собой нету! – поразился моей наглости Христо.

– Кинжалом буду действовать.

– Один?!

– Вдвоем, – отозвался уверенный голос Матвея, неожиданно вернувшегося в корчму с уже привычной саблей на боку и совершенно трезвого.

– Забыл чего-нибудь? – поинтересовался я.

– Пожелать тебе спокойной ночи! – захохотал ушкуйник. – Грузим поляка.

Мы погрузили парня на тележку, и пошли, прихватив с собой факел и мясо для собак. Тележку по очереди толкали то Хрисанф, то Христо, Матвей вслушивался и вглядывался – не подстерегает ли нас бандитская засада, я освещал дорогу, Славу мы с ушкуйником вдвоем вели под руки.

Завязалось продолжение беседы о наращивании числа посетителей в харчевне.

– И как прикажешь к купцам подкатываться? – все играл в лопуха Христо, – хватать за рукав да орать: побежали скорей жрать?

– А говорил, что ловок! – удивился я. – Не надо никого хватать и ничего орать. Первым делом погляди, чем стали заниматься приезжие. Если разгружать товар с судов, надо обождать – пусть люди неотложное сделают, потом подойдешь.

Свалят заботы на приказчика или уже разгрузятся и в город подадутся, подсунься, предложи за твой счет на радостях выпить.

– А какая у меня радость?

– Да любая! Сын родился, ты наследство получил, теща от вас выехала – выпить тебе не с кем, а один не любишь. У нас, на Руси, все очень любят выпить на дармовщинку.

– Да и у нас в Византии не откажутся!

– Если срочных дел у них нету и гости пошли с тобой, уверенно ведешь приплывших в корчму к Хрисанфу, а по дороге рассказываешь, что лучшее вино только там, еда – выше всяких похвал – повар самого Комнина кормил, и у него чистота, красота, продукты свежайшие. И цены – очень разумные, лишний нумий не запросит. Про родство не ври! Ни к чему это.

– А дальше что?

– Зашел в таверну, развалился на стуле и шуми:

Дайте мне лучшего вина и самой вкусной еды! Долго ждать не люблю!

Хрисанф, у тебя есть какое-нибудь простенькое, но очень вкусное кушанье?

– Как не быть! – отозвался повар, – враз эскалопов нажарю!

– Да чтобы народ зря не томить, выдай хорошего вина с легкой закусочкой, ну там винограда или слив подсунь, и иди спокойно жарь.

– А дальше?

– Дальше – больше. Христо пусть занимает народ расспросами об их житье-бытье, да купеческой лихости – мужчины больше всего любят своими подвигами хвастаться, а ты быстренько пожарь каждому посетителю по одному маленькому эскалопчику для разжигания аппетита, подай на стол, и спокойно жди основного заказа.

Вот выпили они по стаканчику, заели этой маковой росинкой, тут-то их голод с дороги и прошибет!

А Христо вдруг вспомнит про какие-то дела неотложные, сунет тебе монетку, спросит: достаточно? Ты кивнешь, и он убежит. А приезжие уже разгулялись, жрать охота неимоверно, начнут делать заказ. Вот тут и надо жестко разграничить: вот за это заплатил Христо, а дальше уж вам рассчитываться!

– Может не надо? – неуверенно спросил кулинар.

– Еще как надо! Купцы вечно без чести и достоинства в чужих городах дела ведут, ведь все равно никто не узнает. Смолчишь – обожрут кругом, а оплату на Христо перевесят. А вот если четкая договоренность будет, тут уж им деваться некуда.

– А вдруг уйдут?

– Да и пропади они пропадом! Платить, значит, не хотят, и не будут.

– А вино и эскалопы кто же оплатит?

– Если гости останутся у тебя, раскидаешь затраты по всему заказу, они и не заметят, ну а если вдруг все-таки уйдут – скатертью дорога, не обедняешь.

– Боязно как-то, убыток…

– Кто не рискует, тот не пьет мальвазии! И обязательно поставь у двери караульщика.

– Зачем?

– Нажрутся и убегут, пока ты возле плиты толчешься. Да еще чего-нибудь со стола прихватят. Вот это будет убыток!

– Да где ж его взять-то караульщика…

– Христо враз сыщет.

– Могу! – тут же подтвердил родственник всего человечества. – Есть тут один русский боец, очень дальняя моя родня, у меня на примете. Дорого не возьмет, а за порядком присмотрит.

Интересно, а среди африканских пигмеев нашел бы Христо себе родню?

– Слушай, а откуда у вас столько всего русского? – удивился я. – Вы же старинный греческий город, Русь от вас черте где, а куда ни глянь – вечно чего-нибудь русское подсовывается: то караульщик, то вы поголовно наш язык знаете.

– Сто лет назад ваш князь Владимир, который потом Русь крестил, вынудил наш город сдаться. С той поры россы здесь кишмя кишат. Отсюда и наше хорошее знание вашего языка.

А как половцы русское Тмутараканское княжество разорили, которое на востоке Таврики находилось, и тамошние города под себя подминать стали, ваш народ оттуда и побежал кто-куда. Евдоким, скажем, из Феодосии с семьей прибыл. Он у себя там в охранной дружине состоял, подраться горазд и на кулачках, и на сабельках.

– Детей у него пятеро? – неожиданно по нормальному спросил протрезвевший Богуслав.

– Да, – удивленно протянул Ламврокакис, – ты его что, знаешь?

– Знавал в прежние годы, – подтвердил боярин. – Хороший мужик: и непьющий, и боевой. Он в их дружине сотником служил. Этот и не струсит, и в заварушке насмерть биться будет. Мы с ним в Киеве раньше иногда встречались.

Да, подумалось мне, а в 21 веке в Севастополе, стоящем на развалинах былого Херсонеса, русских вообще подавляющее большинство.

– Ладно, – решился Хрисанф, – попробуем. Хватит мне перед супругой и ее матушкой стелиться, наплевать, что всего два месяца женат. Вот поют с утра до ночи: все продавай, иди поваром к богатым да знатным, хорошо заживем. Прав ты – переменить ухватку надо. Вина у меня запас изрядный, весь подвал разными его видами в свое время забил, и если дом продам, куда я его дену?

Куском мяса пару раз рискнуть можно, не обедняю. Если народ пойдет, сервитума, полового-подающего по-вашему, заведу, хватит повару туда-сюда бегать. Мое дело жарить и парить, а не перед посетителями гнуться.

– Я слышу речь не мальчика, но мужа! – процитировал я выражение светоча нашей поэзии Александра Сергеевича Пушкина. – Надо бороться, надо дерзать, а то потом так и будешь сидеть на нищенской получке до конца жизни. Там много не хапнешь, сегодняшний запас денег быстро разойдется с этакой бойкой женой и ее советчицей тещей. А пойдут дети, болячки не дай Бог случатся, или еще что, и торчать тебе в наемниках до конца жизни – второй раз не выберешься из этой помойки, в люди не выйдешь.

Тут опять оживился Христо.

– А как же я в дождь, да на порывистом морском ветру часами стоять буду? Да и гаваней у нас не одна, а три, и возле которой ожидать? Дело в зиму, скоро захолодает, простыну начисто!

Я задумался. И не знаешь, чего присоветовать. Шалаши во всех трех портах построить и сидеть в них, от холода трястись? Хрен редьки не слаще. Впрочем, есть один выход, правда зыбкий…

– А на маяке есть смотритель?

– Как же без него! Кто ж там по ночам сигнальный огонь зажигать будет? Служит средних лет дядька, Линдрос звать.

– И все три гавани оттуда хорошо видно?

– Как и положено.

– А смотритель, часом, тебе не родственник?

– Он одинокий и злой, как собака. Никого на смотровую площадку маяка не пускает. Наши как-то ходили, хотели видами полюбоваться, так он с дубиной спустился и погнал их оттуда в три шеи.

– А пришедшие ваши, были как обычно пьяные морды самого разбойничьего вида? – усмехнулся Матвей.

– А откуда у меня приличные знакомые? – удивился Христо. Других не держим. Какие уж есть, такие и есть.

– Ну да, – сделал вывод ушкуйник, – друганы грабят, а Ламврокакис награбленное на тележке куда надо отвозит. Приличные люди таким редко занимаются.

– В общем, внутрь маяка простому человеку никак не попасть, – подвел черту Христо, не вступая в лишние прения о своей жизнедеятельности и образе жизни друзей – все не без греха! – нечего и пробовать, того и гляди дубиной по черепушке огребешь.

– А если попробовать подойти иначе? – начал заходить на новый виток я.

– Как это? – удивился грек.

– Ваши-то поди с пустыми руками шли?

– А надо было тоже по палице прихватить? – заинтересовался Христо. – Огреть этого Линдроса по загривку, он бы и рассыпался в любезностях – заходите гости дорогие, на окрестности полюбуйтесь?

– Подожди шутки шутить, – не стал веселиться я. – А если прийти к смотрителю в чистой одежде, да с кувшином хорошего вина, разговорить его душевно, угостить, может тогда и пустит?

– А о чем же с ним можно говорить? – удивился Ламврокакис. Улетят вороны на юг или тут зазимуют? Какую по размеру лучше дубину делать?

– Ну может Линдрос кого с потерпевшего бедствие корабля спас, из воды человека вытащил? Слухи, может, о нем какие-нибудь хорошие ходят?

– Утопить он может, – высказал свое мнение Христо, – а вот спасти – это вряд ли. Видел бы ты эту рожу страхолюдную! С таким лицом только деток малых пугать. Да если это страшилище и одинокого взрослого отловит в темном переулке, тот ему от ужаса сам все отдаст – ножи и топоры показывать не придется.

Никаких хороших о нем слухов сроду не слыхивал. Может потому на маяке от людей и прячет морду свою звероподобную? Линдрос на голову выше, чем обычный человек, широченный в плечах, с бритой башкой. Он и дубину с собой зря берет – такой даже и кулаком треснет, голова как грецкий орех расколется.

– Ладно, хватит на меня страх наводить. Завтра, если время будет, вместе на маяк сходим, полюбуемся на вашего красавчика. Но лучше бы тебе самому с Линдросом дружбу завязать, верней было бы.

– А коли он нас палкой?

– Убежим, если что, не впервой. Ну, вроде пришли.

Я начал колотить в дверь. Через пару минут вышел заспанный охранник, запустил нас в дом. Караульный вместе с Матвеем поднял Венцеслава, и они унесли ослабевшего шляхтича внутрь. Богуслав, покачиваясь, ушел с ними. Хрисанф и Христо заходить не стали, отправились восвояси – встретиться договорились на завтраке.

Я завернул на двор, выдал волкодавам мясо. Марфушка весело взялась нажевывать херсонский деликатес, а Горец провыл-прогавкал с тревогой:

– Где! Мой! Хозяи-и-ин?

– Устал и уснул, – успокоил я верного друга королевича, – завтра увидитесь. А ты кушай, кушай. Марфуш, когда поедите, здесь останетесь или в дом зайдете?

– Тут! – рыкнула зверюга и опять вгрызлась в свой кусище.

– Ладно, не торопитесь, спокойно поешьте, – сказал я и тоже ушел спать.

Пробуждение было нерадостным. С самого утра Полярник взялся истошно орать у меня в голове:

– Владимир! Скорей вставай! Дельфины ушли!

Я от неожиданности сел. За окнами едва брезжил рассвет, мирно похрапывал на соседней койке Слава, во рту было сухо и мерзко, а на душе уныло. Однако похмелье, дружок!

Рядом стоял кувшин с водой, припасенный с вечера. Первым делом я утолил жажду живительной влагой, встряхнул головой, а уж потом только ответил:

– Ну и чего орать? Ушли и ушли, чего ж мне за ними по морю вплавь гоняться? Вот проснется Богуслав, посоветуемся…

– Черта ли нам в Богуславе! Ноги в руки и побежали! Еще может успеем вдогонку дельфина из другой стаи послать, он их вернет!

Ясность мышления воротилась в мой похмельный ум. Уже одеваясь, спросил:

– Точно?

– Точно! Бежим!

И я понесся, обгоняя ветер, быстрый, как северный олень, по пути прихватив со двора Марфу. Горец было глянул на нас лениво, вот мол сейчас Венцеслав встанет, и мы всем покажем, но я развеял его сладкие иллюзии: