Эпизоды из жизни Артюши Ги

Илья Либман

Эпизоды из жизни Артюши Ги

Глава первая

Как часто в нашей жизни люди находят новую работу – не так часто. Иногда потому, что они твердо знают, что ни на что другое не годятся, и лучше уж им сидеть и молчать в тряпочку, пока и со старой не поперли в подсобники, которые всегда требуются. Ну, а если оседлал новую позицию, то постарайся ее не загнать в тупик, а держись и учись быть на ней.

Не обязательно, что это любовь с первого взгляда или мечта с третьего класса. Она может быть и невзрачна, и даже немногие представляют, что за такое платят жалование, но теперь она твоя, и твоя забота спаять вас вместе дружбой и доверием для пользы дела. Как всадника со скакуном. Примерно такие мысли крутились в моей голове, когда я поднимался на свой 4 этаж. В парадном пахло обычным.

Ступеньки нашей лестницы были сработаны пару сотен лет назад из какого-то цельного материала тогдашними подсобниками добротно. С ними ничего не сталось, кроме не запланированной сношенности.

Все ремонты дома каким-то образом обошли замену лестниц. И это хорошо. Особенно, когда в доме нет лифта, и каждый живущий в нем, давно выработал в своем организме «модуль ступени». Люди не задумываются об этом, потому что и в сильно нетрезвом состоянии доходят на автопилоте до дома без значительных падений с переломами. Все это благодаря модулю. Наверняка это немцы или французы научили такому наших предков в городах, а в деревнях этого слова до сих пор не понимают, поэтому и падений там происходит больше. Довольно странно было вести программу первой ночью. Меня никто не представил аудитории. Мне так и сказали, что в этом нет необходимости, потому что радио слушают в ночное время не по расписанию, а спорадически, и даже постоянные слушатели не обращают внимания, кто для них крутит музыку под скромный комментарий. Предупредили, однако, что не стоит мнить из себя Севу Новгородцева или Уолтера Бронкайта. Я особенно не волновался за себя – больше за технику: чтобы 3 секунды задержки выхода в эфир не сбили меня с толку. Три секунды задержки – ненужный атрибут и наследство по умолчанию от студий с дневным вещанием. Еще посоветовали не пить кофе или чая, а лучше высыпаться в течение дня. Советы работодателя, особенно в фазе становления, необходимо выслушивать и следовать им, потому что тебе нужна работа на их условиях. Этого правила не понимают многие таланты и самородки и поступают по-своему. Что из этого происходит – да разное: в лучшем случае они работу теряют, в худшем-они теряют свою жизнь под обломками передовой техники. Никогда толком не знаешь, когда фаза становления закончилась, а думаешь, что если зарплату выдали, то значит все нормально. Но нельзя же ходить на цыпочках след в след до конца своих дней. Что же случится с нами со всеми, когда квартиру расселят? Да и возможно ли такое вообще теперь, когда все главные страсти на счет престижного жилья откипели? Четвертый этаж с видом на Фонтанку, с двумя входами при любой раскладке стоит немало. Предание говорит, что до 19 года в ней жили 2 независимых семьи одного дивизионного майора: он не мог содержать семьи по отдельности после революции, и они съехались. До этого денщик его жил на «черном» ходе и водил к себе работниц и белошвеек, а майор иногда заглядывал к нему "распорядится по хозяйству" или махорки стрельнуть. Лихое время многое выпрямляет на свой лад. Если задуматься, то это очень похоже на жизнь приматов, когда в одной стае у самца несколько различных самок, и их общие дети, молодые обезьяны, играют вместе… …К тому же всех надо расселить не дальше 3-го Парголово. Лично мне жить здесь совсем неплохо. Человек врастает в свой быт и не дремлет о лучшем, если у него нет фантазии или предыдущего опыта лучшей жизни. Что уж так принципиально важно для нас, коммунальных животных, в том чтобы жить обособленно? Вся это роскошь просто, мода и похоть эпохи. Всем у нас воздуха и места хватает. Всяко лучше, чем жить на 2 квадратных метрах и вращаться вокруг собственной оси от плиты до унитаза. Большевистские идеологи смотрели в корень и обучили все городское население жить по-насекомому – коммунами, гудеть вокруг пчеломатки на общественной кухне и наказывать лоханкиных за не выключенный в сортире свет. И наблюдать за духом населения значительно проще в коммуналке, чем вне нее. Есть, конечно, тонкости быта, которые в коммуналках бывают тупиковыми, типа ремонта мест общественного пользования. Менять обои в коридоре есть откровенный моветон, и дело даже не в деньгах. Эти обои имеют свою внутриквартирную ору, которую менять нельзя. Вместе со всякими переменами приходят никому не нужные инновации типа выбросить коридорные шкафы или перенести вешалки и холодильники в комнаты. Лучше уж переехать в отдельную квартиру, чем потерять такой коридор. Говорят, что это кресло принадлежало одной из мойоровых семей и всегда здесь стояло для разговоров по телефону. Жалко, что того аппарата больше нет. Наверное, был крутой, как в музее Попова, с рукояткой отбоя. И все эти номера телефонов на стенах. Это же, как листы каменной книги. Нечего концентрироваться на том, что невозможно изменить. Нужно думать о том, что можно. Долго мне таким образом ди-джеем не проработать – слишком уж все статично, как разговор с памятником на кладбище. От скуки недолго и скатиться и сморозить чушь. Хозяин, Павел, вроде как слушал меня, когда я говорил ему про новый формат: с телефонной связью, интервью и гостями в студии. Две комнатки с чуланом стыдновато в наши дни называть студией. Зато никуда переться не надо на ночь глядя, и Варька с Куней всегда под боком бурчат и мурлычут. Странная была у него реакция на подскочивший рейтинг. Зачем им рейтинг, если они ничего не рекламируют? Но эта не моя печаль. Я бы вполне мог работать на коммерческом радио с высоким накалом.

Глава вторая

Артюша добрел до своей комнаты и выскользнул из разношенных до предела лоферов, постучал в дверь и механическим голосом прохрипел «Киевгаз». В комнате бодро пахло выхлопными газами с Фонтанки. Варвара сидела на краю двухъярусной кровати, одетая в кельтские гольфы с помпонами и такой же расцветки клетчатую кепку со спущенными ушами: «Вот решила все-таки проветрить комнату немного, а то живем, как тополя, дышим углекислым газом и Куней немытой днем и ночью. Ты кушать хочешь?» – Нет, не хочу. А что у нас есть? – Так я же ничего и не готовила: суп грибной доедай, да кулебяка с курицей, которую твои гости у нас забыли. Я у Филиппова на Знаменской киш лорейн с чеддером купила к чаю. Артюша мастерски плюнул бесформенным в открытую форточку и решил закончить с проветриванием: «Суп с кулебякой буду. А потом можно и чаю. Я хотел поговорить с тобой на счет ночи – когда другие работают. Мало того, что ты спишь, так ты еще и храпишь. Понимаешь, у меня здесь не реалити шоу, а изи лиссенинг и храп твой крайне неуместен. – Артюша, так когда тебя нет рядом, я невольно переворачиваюсь на спину и теряю контроль над храпом. – Что же мне тебя стулом подпирать что ли? Надевай свой загубник, как в девичьи дни, я не знаю… Варавара досталась Артюше по умолчанию, когда у нее в Гатчинке сгорел дом. По специальности она была этнологом, поэтому нигде и никогда не работала. Зато была приятной в обращении да и внешне девахой. Артюша считал ее среднюхой, потому что ей сравнялся тридцать один годок. Они познакомились совершенно случайно – Артюша этнического ничего не носил из одежды, кроме тюбетейки на даче в детские годы, но помогал одному богатенькому отличничку собрать и закатоложить коллекцию джазовых звукозаписей, а Варвара в том же доме консультировала по поводу этнической одежды северных европейцев. У нее и у самой была коллекция, которая образовалась совершенно нечаянным способом. Согласно ее рассказу случилось это лет 5 назад. Она стояла на подтанцовке в какой-то про-ирландской группе из Воронежа, когда в городе проходил музыкальный фестиваль народов северной Европы, и прикатило много народу из Ирландии, Шотландии и других мест со своими этническими песнями и плясками. Варвара глянулась одному шотландскому коллективу, в котором мужики ходили без трусов под юбками и дули в свои волынки, а девушки пели под это и танцевали сами с собой. Она потусовалсь с волынщиками 2 вечера, а на третий ее взяли на сцену в незатейливый женский танец. 10 дней фестиваля прошли незаметно, и когда Варя с шотландцами отмечала в последний вечер их дружбы у нее в доме в Гатчине, то все здорово набрались и едва успели на рейс следующим утром в свой Уолш. Впопыхах и с похмелья они забыли все свое этническое для сцены прямо у нее на крыльце. Одежда была сложена в специальные ящики, чтобы не мялась. Эти ящики были похожи на гробы, в каких привозят домой убитых в колониальных войнах. Той ночью в Гатчине гробов на крыльце ее дома никто не тронул. Отправить их потом отдельно от людей в Шотландию было безумно дорого. Таким образом ей и досталась полная коллекция этнической одежды. Через знакомых этнологов она влилась в немалую группу коллекционеров. Разменяла «повторы» на другой дорогой и модный прикид и стала полу центровой фигурой среди бомонда. Все у нее закрутилось с того времени: ее устроили на работу в музей с кунсткамерой заниматься искусственной штопкой каких-то там знамен и гобеленов. А потом они познакомились в том доме коллекционеров с Артюшей. Варька рассказывала ему, что когда первый раз услышала его имя, то подумала, что хозяин дома подзывают маленькую собачку, а пришел большой он. Артюша помнит, что было дальше: он напросился ей что-то там починить. Ему было все равно, что наобещать – лишь бы попасть к ней домой. Ничего он ей тогда не починил, а просто засиделся у нее, а потом и вовсе остался спать там до полудня. Варвара нашла их знакомство удобным – теперь ей не надо было спешить на последнюю электричку или автобус в Гатчину, а можно было остаться у Артюши до утра. Сосед Артюши по квартире, 70-ти с плюсом фарцовщик в законе, занимавший один пространство дореволюционного денщика: со своим выходом во двор и на крышу, сказал ему как-то, что приметой постоянства для женщины бывает то, что она оставляет в вашей ванной предметы ее личной гигиены помимо зубной щетки. Например, душевую насадку для подмывания. Артюша тогда рассмеялся и сказал, что он не суеверен и сам себя сглазил – Варькин дом в Гатчине сгорел дотла. Хорошо еще, все три гроба с ее этнической одеждой не пострадали. Они теперь гордо стояли, полу распахнутыми аккордеонами у Артюши на самодельном лофте под потолком. С тех пор прошло около 2-х лет. Они жили-были, как fuck bunnies, без каких-либо обещаний и клятв верности. Сказать по правде, Артюше жизнь с середнюхой нравилась больше, чем с молодухами. У тех всегда было одно на уме да поездки в Египет или Тунис. Варька, однако, пока клушей не стала, несмотря на необходимость готовить и стирать. Иногда Артюша засматривался на нее во время ее одеваний. Было в этом что-то из счастливого детства, когда раздетая женщина проверяет в последний раз целостность и свежесть своего белья до того, как влезть в него. Он замолкал – не хотел спугнуть таинства преображения из куколки в прелестную бабочку, но никогда не останавливал ее от похода на самостоятельную тусу. У них не было официального раздела зон влияния, территорий и ответственностей. Поскольку ни один из них не работал по гудку, то и заработки бывали спорадическими. Среди одежды в одном из гробов были обнаружены в свое время пластинки на виниле. Винил входил в ретро моду среди тех, кому за сорок. Артюша знал полно народу из меломанов при башлях и во времена предельного безденежья продавал винил по рыночным ценам.

Глава третья

Грибной суп с кулебякой оказались очень даже к месту, потому что новый режим Артюшиной жизни отражался и на потребности постоянно закусывать и задремывать в необычные для этого часы. Одного было у него не отнять – он постоянно думал о программе и как сделать ее еще интереснее. Он уже достаточно хорошо приноровился рассказывать около музыкальные истории и анекдоты из жизни исполнителей. Его голос, далекий от дикторской чеканности, приносил в программу совсем иное и более желанное: неформальность обращения и бытовой Чапаевский синтаксис. В этом не было ничего нарочитого и неестественного – ведь и его слушатели были скорее случайными и не хотели слышать о пробках на дорогах или про подписание очередного декрета. Артюша пытался говорить как бы за двоих: типа вопрос по теме и ответ на него, но это было непросто, когда твой зримый слушатель – только Куня, с застывшей от удивления в воздухе лапой для предполагаемой облизки. По всем правилам игры ему нужен был бы сайд кик, второй человек, но официально формат его передачи не предусматривал этого. Он должен был крутить музыку с объявлением имени исполнителя и не больше. Хозяин Павел и другие хозяева и так закрывали глаза на то, что он пробегает временами под «красные флажки». Конечно, он мог бы притащить за бесплатно на ночь-другую Константина или Тимофея и включить их в дебаты, но это было бы довольно стремно и рискованно делать на данном этапе. Они – славные ребята, и все такое, но программа – не их работа, а его. Поэтому их отношение к происходящему может быть непредсказуемым и бесконтрольным с его стороны. Он не станет рисковать ради возможности, может быть, сделать что-то интереснее на одну-две сессии. За последнее время Артюша проштудировал массу методической литературы на тему не только его рабочей позиции, но и по радиотрансляции вообще, почти глобально. Он всегда любил постигать что-то новое, и эта была не его вина, что новое чаще всего бывало бесполезным. Теперь у него есть шанс все поменять. Артюша оторвался из размышлений, когда под Варькин бубнеж про утерю штопальной иглы в их совместной постели он обнаружил, что с супом покончено и половину кулебяки все-таки удалось протолкнуть в желудок. В то время, как другая ее половина прочно засела между зубов, и выкорчевывать ее оттуда будет не проще, чем белофиннов из линии Маннергейма. – Жалко, что штопальная игла потерялась именно сейчас, когда могла бы очень даже пригодится. Варвара знала про эту Артюшину слабость – чистить зубы металлическими предметами. Она была против внедрения в человеческое тело металлических предметов не профессионалами и говорила ему об этом, но от ее белозубый безукоризненной улыбки Артюше становилось только обидно за себя, он вставал на тропу войны и жалил ее жестоко. Он мог припомнить Варе недоборы урожая моркови совхоза Гатчинский из-за поедания корнеплодов такими, как она, прямо на полях. Вообще-то, Артюшу лучше бы и не трогать, когда дело доходило до чего-то очевидного с его неправотой. – Клин клином вышибают: попей-ка чайку с кишем. Может все промоет. – Варька, ты знаешь, что в нормальных радиопрограммах должны быть двое у микрофонов для развития темы? Мне завтра принесут немецкий микрофон, и мы будем тебя пробовать. – Меня-то зачем? Я на ди-джея не училась, я – этнолог, если ты помнишь. У нас у каждого свое занятие в этой жизни, так зачем нам путаться друг с другом больше, чем это необходимо для спокойного сосуществования? – Если бы у меня был выбор, то может все бы обошлось и без тебя. Но у меня, прости, выбора нет. Тебе ничего не надо будет делать – просто быть самой собой. Будешь бубнить как обычно, но только в микрофон. Варвара недоверчиво посмотрела на него: «Небось, придумал что-то каверзное, чтобы опростоволосить меня перед всеми полуночниками. Делай как знаешь, но предупреждаю, если какую-нибудь подозрительную эклектичность услышу, то буду молчать.» На самом деле Варе было все равно до передачи, ее заботила возможная потеря ночного сна. Артюша теперь отхлебывал смоляного цвета чай, от которого попахивало, как из железнодорожного депо – вновь смазанными дегтем вагонами, и заедал свежим кишем: «Ты соседа нашего слева, если встретишь на кухне, скажи, что у меня к нему есть деловой разговор, и если я в это время дома сплю, то буди меня пока он не ушел. Хочу у него комнату откупить и расшириться в северном направлении». Артюша давно вынашивал эту идею объединения нескольких комнат с видом на Фонтанку в одну оригинальной величины. Когда-то он обнаружил, что потолочная лепнина, как ножом, отрезана около одной из его стен с соседней комнатой. Ответ был прост и очевиден: во времена совдепии комнату-залу с окнами на Фонтанку поделили на клетухи для вселение народа. Во времена дефолта комнату можно было купить за бесценок, но у него никогда не было денег на покупку недвижимости, впрочем, как и движимости. Не было у него денег и сейчас, но теперь у него была работа, которая требовала расширения площадей. Дальше этой точки он думать не осмеливался, но если вдруг комната будет продаваться, то об этом можно будет поговорить с хозяином Павлом. Вся эта история с работой была довольно неправдоподобной, но он старался об этом не думать под углом следственных органов, если бы те вдруг заинтересовались. С самого начала ему приволокли домой такой кусок техники, что он даже подумал с печалью, что не иначе как ему придется разжигать международный ядерный конфликт с этого агрегата. Это был какой-то музыкальный комбайн с возможностями воспроизводить звук чего вы только захотите. Кроме того там был встроен телефонный узел с кнопками, лампочками и тумблерами, несколькими парами наушников и только одним микрофоном. Все это было укомплектовано в компьютер. В комнату провели линию скоростного интернета. Несмотря на десяток возможных телефонных подсоединений, пока работало только одно с автоответчиком. Комбайн вида не имел никакого и был похож на самопал, но Артюшу это не пугало. Он с молодых ногтей вращался среди музыкантов и дельных самопалов повидал на своем веку немало. Кроме того, в последнее время его мозг работал в ином моде: он подчинил все его интересы новой работе. Несмотря на наличие неразбитого компьютера в доме, Артюша прикрутил свое блоггерство «В Контакте» почти на нет, чем вызвал охи-ахи поклонников его жесткого юмора. Теперь он часами пропадал в сети, слушая радиовещания других ди-джеев (многие радиостанции гоняли броадкаст синхронно на интернете.) Без предварительной подготовки было очень непросто разобраться, отчего одновременно в одном вещании (шоу) участвуют столько много голосов, о чем они говорят и чему так яростно смеются в 6 часов своего утра. Чтобы лучше понимать английскую речь, он слушал ее в наушниках. Варвара сказала ему как-то, что не представляла себе раньше его таким погруженным: с наушниками на голове он был похож на диверсанта, а его тень на стене – на больного Свинкой. Кроме прослушиваний разных радио шоу он готовил материалы для своей программы: что-то выписывал на отдельном клочке бумаге и иногда тренировался произносить названия композиций на языке автора. Французское ему давалось с трудом и звучало похоже произношением на речь белоэмигрантских таксистов в Париже 80 лет назад. Иногда среди бела дня приходил кто-нибудь из его друзей, на чьи телефонные звонки он отвечал непривычно для них односложно. Они хотели наяву убедиться, что с ним все в порядке.

Глава четвертая

С Артюшей все было теперь в другом порядке. Он ложился спать ранним вечером, чтобы к полуночи быть бодрым и речистым. Этим вечером он сказал Варе про ее ночной дебют и предложил и ей выспаться до начала программы: «Как только почувствуешь, что я уже сплю, можешь потихоньку прилечь рядом. Но до этого постарайся выследить соседа справа…». Когда Артюша получал общие инструкции о том, какую музыку ему гонять лучше, инструктор (креативный директор) сказал ему примерно так… мы не посадили тебя здесь играть колыбельные, чтобы физически усыпить аудиторию, ведь тогда и аудитории не будет. Но нам не нужно, чтобы что-то услышанное на программе подвинуло кого-то засунуть голову в духовку. Нам надо, чтобы программа была на плаву. Мы понимаем, что демография слушателей может измениться, а за ней и формат… Артюша тогда совсем не врубился в наставление, потому что духом был все еще на своей блоггерской странице, где делал он все что хотел и обходился без сопливых. Только некоторое время спустя до него дошло, что правильного сорта музыки для ночных сессий не так уж и много. С самого начала нужно было откинуть все популярное и весь гламур разных лет, все слишком технически безукоризненное и все с конкретной лирикой. Нужно было отказаться от всего, что принесло композициям известность и успех, потому что ночные слушатели не так уж успешны в дневной жизни, и чужой успех подсознательно их тревожит не в лучшую сторону. Этой ночью он гонял лирическую Билли Холидей, рассказал, как ей было жить в Париже, про ее встречи с другими исполнителями. Все шло нормально. Его голос в наушниках времени эфира звучал внушительно, но без надсадных или покровительственных обертонов. Варвара сидела через стол от него в таких же наушниках. Она улыбалась и вязала носок. Было около 2-х часов ночи, когда раздался телефонный звонок в студию. Варвара подняла трубку, немного послушала, а потом стала делать ему знаки руками, что трубку взять нужно ему. Как раз, когда отзвучал последний аккорд звукозаписи, Артюша произнес: «Вы слушаете радиопрограмму «Ночной ковбой», вы в эфире. – Мне посоветовали позвонить к вам на радио. У меня непростой вопрос – я не знаю, что мне делать… Ох уж эта мне Варвара – ведь прекрасно знает, что такие звонки мы не принимаем, можем попасть в переделку… А теперь уж что делать, если человек в эфире? На тормозах не спустишь. – Мы, вообще-то, советов не даем, мы исключительно музыкального направления программа, но вам, как исключение, я постараюсь помочь, если смогу. В чем ваша проблема? – Мне очень неловко, что я не туда попала, но телефон-то у меня ваш. Может быть, не стоит тогда, если у вас квалификации нет. – Да уж говорите, раз мы все равно в эфире. На счет квалификации, вы не волнуйтесь – у нас тысячи слушателей с распахнутыми для помощи ближнему своему сердцами. Как говорится, с мира по нитке, голому на веревку. Варвара смотрит на Артюшу, как на шаровую молнию, и крутит спицей у своего виска. – Вы знаете, история довольно банальная, и если бы это случилось не со мной, а где-нибудь в книге, то я бы и читать про такое не стала. Уже давно мне нравится один мужчина. Мы знакомы по работе – он мой начальник, но мы живем в разных городах и видимся даже по работе довольно редко. Нельзя сказать, что он красив или уродлив, но он очень одинок и при этом умен и талантлив, хотя это к делу не относится. Я не знаю, как мне с ним объясниться при сложившихся обстоятельствах. К тому же мне уже 35 полных лет… Артюша чувствует подставу – из-под осенней листвы потягивает прошлогодним дермецом. Наверняка, это кто-то из его друзей решил развернуть его, как избушку – к лесу задом. Но отступать ему некуда – тысячи, как говорится, слушателей с распахнутыми сердцами застыли сейчас с незажженными сигаретами в губах и не облизанными ложками ночного мороженого. Они ждут напутственного слова их ночного музыкального проводника и пастыря… – Девушка, ваше положение не из простых, но на мой взгляд у вас есть шанс его покорить, вашего начальника. Вот что вам надо сделать. Не откладывайте ничего в дальний ящик, тем более, что вам уже полных 35 лет… в ближайшую пятницу вы без приглашения едите к нему домой в другой город с ночевкой. Для уверенности выпиваете в транспорте сладкого и крепкого и прямо с порога говорите ему, что вы не перепутали квартиры и у него не случайно. Возможно, что он будет выглядеть немного опешившим, но вас это не должно останавливать, отнюдь. У вас появляется блестящая возможность взглянуть на него в быту и решить для себя – может ли человек с такими бытовыми привычками быть вам спутником жизни. Если решение ваше неизменно, то бы продолжаете пить уже вместе с ним и в конце вечера сообщаете ему, что уже носите под сердцем его ребенка. Он, со своей стороны, как человек неглупый, понимает, что если вы пошли на подобный шаг, то это с вашей стороны всего лишь способ объяснения любви к вам, что ваша жертвенность перешагнула все мыслимые границы приличной девицы, что вы – максимально возможное, что ему светит в этой жизни, и ему уже ничего не надо делать и даже принимать решения. Он видит вас вдруг, как прозревший, с нимбом вокруг беспорядочно-прекрасной гривы спутанных в странствиях волос и стелет вам отдельно, но замерзает ночью на креслах и приходит к вам. Не забудьте взять с собой шампанского впрок, чтобы утром было чем отметить жизненно-важное решение. После этих слов Артюша отключает телефонную линию от эфира и под первые звуки Goodbuy Yellow brick road фамильярно мурлычет вместе с Элтоном Джоном. Сразу же после Элтона Артюша ставит джазовое попурри на темы Жака Оффенфаха и просит Варвару сообразить чайку. Она сидит краснощекая под впечатлением его совета охомутания мужчины при помощи шампанского и плода под сердцем: «Тебе не стоило на весь эфир нести записки сумасшедшего. Если бы я была твоей случайной слушательницей, то мне бы такое не занравилось – ты сам подрываешь свой статус. С одной стороны человек музыковед-архивариус, а с другой – какой-то 5-ти долларовый ярмарочный гадатель. – Я думаю, что это была подстава кого-то из моих друзей. Кто серьезно может придти с таким вопросом к ночному ди-джею? Не мог же я ей ответить, что действительно думаю о подобном – это бы было точно не для тысяч радиослушателей с распахнутыми сердцами. – Что же ты действительно думаешь? – Вопрос закрыт, займись лучше чаем, да и киш пора доесть, пока он свежесть не растерял. Чтобы носить плод под сердцем, мало иметь сердце и другие вспомогательные органы. Нужно иметь фантазию и план на ее основе. Но бывает, что и это не помогает – мы не можем научить страуса летать, но можем довести его из пункта А в пункт Б на летательном аппарате. Будет ли страус доволен полетом, посадкой и обитанием в пункте Б никто не знает.