Остров Свободы

Наша батарея тоже идёт, а я еду на машине и разворачиваю в районе палатку для командования дивизиона. Иван Худяков заболел и начальник штаба сказал, что я на этот выход буду работать за начальника разведки. С одной стороны мне хотелось пройти с батареей, но с другой стороны лучше это сделать весной, когда организм адаптируется к жаре. А так только изойдусь потом.

Естественно сыграли в шесть часов тревогу. За нами в деревню примчался автобус, сбегали в парк, изобразили там заводку двигателей и на завтрак. После завтрака колоннами начали вытягиваться из своих расположений. А я быстро загрузил большую палатку, колья, стулья, столы бачки с водой, связь и остальное имущество в кузов и тоже двинулся за БТРом командира дивизиона, где сидел сам Подрушняк и всё управление.

Выехали через тревожные ворота нашего учебного центра, на асфальте свернули влево, через два километра вправо и стали подыматься вверх, в холмы. Здесь ещё не был и поэтому с любопытством рассматривал голую незнакомую местность с выжженной жёлтой травой и одинокими пальмами, стоявшими друг от друга на расстоянии метров в пятьдесят. Попетляв между вершинами холмов, внезапно въехали в лес. Это по нашему лес, а по их наверно кусочек джунглей. Высокие деревья с мощными и обильными кронами, обвитые длиннющими лианами толщиной в человеческую руку, густые заросли, между ними папоротники и другие растения, закрывающие землю. Всё это было густо и неприступно переплетено и человек мог туда зайти, только если в руках будет хорошее мачете. И то придётся с силой прорубаться через кусты. Узкая дорога, зажатая джунглями, внезапно нырнула под массети, натянутые высоко над дорогой и крепко зацепленные за верхушки деревьев.

– Ого…, – удивился я, через лобовое стекло с любопытством рассматривая бесконечную массеть.

– Тут, дальше…, километрах в пяти у них подземные склады в туннелях и патронный завод. Вот они и маскируют дорогу и массеть ещё километра два будет висеть, – прокомментировал водитель, уходящий в Союз на дембель весной.

Действительно, через пару километров появилась развилка дорог. Мы уходили влево, а дорога ныряла уже под непроницаемые кроны деревьев сомкнувшихся над дорогой. Там уже массетей не было видно, да и так с воздуха ни черта не увидишь в этом растительном буйстве.

– Там ещё с километр и туннели начинаются, – кивнул головой водитель, а через километр закончилась и маскировка из массетей над нашей дорогой. А ещё через пару километров мы выехали из джунглей и спустились к перекрёстку, где свернули вправо. Проехали пару небольших населённых пунктов, свернули в поле и, снизив скорость, по грунтовой дороге двинулись вдоль высоких, высотой три метра, бесконечных зарослей сахарного тростника. Потом резко свернули вправо, в узкую, зажатую тростником дорогу и через двести метров неожиданно выехали на круглую поляну диаметром метров сто пятьдесят. Здесь стояло пару высоких и толстых баобабов и с десяток, тоже высоких, манговых деревьев. Ровная, словно подстриженная газонокосилкой трава, и в тени баобабов типичный кубинский дом, сколоченный из потемневших от старости досок. Картинка прямо красивенная, так и просилась в кадр фотоаппарата под названием – Они так живут.

Остановились, все попрыгали с БТРа и из кузова моего ГАЗ-66, вылез и я. Что не говори, а очень красиво, да ещё высокий тростник по краям поляны, органично вписывает всё это как бы в естественную рамку.

Подошедший майор Захаров, мотнул головой на окружающий пейзаж: – Что.., красиво?

– Да, жалко фотоаппарат не взял.

– Ничего весной здесь ещё красивее, а на траве в бесчисленном множестве лежат королевские манго. На БТРе едешь и из-под колёс сок в разные стороны так и брызжет. Вот тогда и нащёлкаешься, а сейчас давай расставляй палатку вон там, так чтобы по максимуму тень была.

Расставить палатку, затащить туда всё имущество было делом минут в тридцать. Связью занимался начальник связи Юртаев, я же был пока свободен. Увидев, что бойцы как только выпадала свободная минута, бежали с мачеткой к тростнику, рубили его на несколько кусков, очищали и сосали сладкий сок, тоже сходил, вырубил себе и попробовал – приятная штука. Командование всё уже сидели на раскладных табуретах в тени палатки и наблюдали за моими манёврами, а когда я подошёл Подрушняк стал рассказывать, как он один раз попал на сафру.

– Ну ты, Цеханович, ещё увидишь это….. Недельки через две они начнут повсеместно поджигать поля с сахарным тростником… Во тогда заполыхает кругом…

– Поджигать, а зачем?

– Огонь – это один из элементов подготовки к сафре. Они выжигают все сухие листья, живность разную там – змей, скорпионов. Ещё говорят, не знаю насколько это правда, но когда огонь низовой идёт то якобы сок в тростнике более качественным становится. Ну, вот когда они всё выжгут, вот тогда начинается сафра. Выгоняют на поля всех, в том числе школьников и студентов и начинается рубка сахарного тростника.

– У них же комбайны есть. На хрен людей туда гнать в таком количестве? Я вот на картинках видел…

– Эээээ…, наивщина, – Подрушняк покровительственно и свысока посмотрел на меня, – всё это пропаганда. У них даже завод есть по выпуску этих комбайнов. Мы им, русские, построили. И они успели на всю страну, пока там русские специалисты были штук триста сделать. Мне один знающий кубаш рассказывал, что их сейчас так и осталось триста штук и завод только тем и занимается, что их ремонтирует. Поэтому людей и выгоняют на рубку тростника. Да и они с удовольствием идут – платят там хорошо. Смена обстановки, ну и так далее. Я как-то туда подъехал, а они все в саже, потные, грязные, целый день на жаре машут мачетками. Так вот к соку. На каждом участке стоят примитивные соковыжималки. Две здоровых шестерни на раме, рукоятка приварена к ним и жёлоб. Вот он подходит туда, суёт в шестерни ствол тростника и крутит рукоятку. Сок по жёлобу в посудину стекает – грамм триста-четыреста. Я тоже попробовал – сок сладкий и что удивительно охлаждённый….

В неспешной беседе, прерываемой сеансами связи с бригадой и идущими в пешем порядке подразделениями, прошёл час и почти одновременно поступили доклады от третьей и второй батарей. Просили машину для ослабевших на марше бойцов и послали меня.

В пяти километрах от района сбора, мне попались батареи, идущие навстречу. Жуков махнул рукой, чтобы я ехал дальше и ещё через пару километров наткнулся на сидевших в тени у дороги солдат, около которых стоял Серёга Мельников.

– Серёга, ты что ли ослабевший, – подковырнул товарища.

Мельников махнул рукой, как будто отгонял муху и мотнул головой на солдат: – Да вон…, молодёжь…, а я старшим остался. Розочек нахватали и идти не могут… Сейчас ухохочешься…

– Хорошо, давайте загружайтесь, – я махнул рукой бойцам и с огромным удивлением стал наблюдать за странными действиями солдат. Пару бойцов, стыдливо отвернувшись, поднялись с земли и спиной, спиной ко мне и к Мельникову, который подмигивая и еле сдерживая смех, кивал на солдат. Чуть сдвинувшись в сторону, с удивлением увидел причину стыдливости. Ширинки у них были расстегнуты полностью, всё хозяйство и причиндалы вывалены в наружу и поддерживались обеими руками, а сами солдаты двигались к машине в раскорячку.

– Серёга, чего это они? – Тихо шепнул другу.

– Смотри, смотри на того, – Серёга кивнул головой на третьего солдата. Тот тоже встал, но стоял и не двигался с места. Ноги тоже в раскоряку, ширинка застёгнута, но поза, в которой он стоял, говорила уже о проблемы с задницей. Солдат сделал неуклюжий шаг, болезненно поморщился, потом ещё шаг и новая гримаса на лице – и так, чуть не плача он подошёл к кузову, куда ему помог забраться водитель ГАЗ-66.

– Серёга, что хоть случилось?

– Те, двое с яйцами, натёрли трусами розочки до крови и идти могут только когда яйца в руках несут.

– А как можно трусами так натереть кожу? Я первый раз такое вижу.

– В Союзе, конечно, такое не увидишь, особенно у тебя на Урале. А здесь, когда человек потеет быстро. Это ж молодняк, который осенью прибыл. Так вот трусы становятся мокрыми и противоположная штанина трусов, от той где все причиндалы болтаются, начинает скатываться до самой промежности и сдавливать там кожу. Если идёшь один, можно остановиться и всё это дело расправить, правда через некоторое время снова скатается и снова придётся останавливаться. А тут идёшь в составе колонны, когда тебя подгоняют и ты не должен отставать, вот так и происходит. А у третьего…, он натёр задницу. И майки точно также скатываются и могут натереть уже подмышки. Тоже бывает у кого волосы между ягодицами жестковатые… Чтобы избежать в условиях тропиков на таких длительных маршах, таким надо слегка промежность вазелинчиком, как это не смешно, немного пройти.

Серёга хитровато посмотрел на меня: – Повезло тебе, что ты сегодня на машине. Тоже ведь мог влететь.

Я беспечно махнул рукой: – А…, я плавки ношу, не прошёл бы этот номер. Ладно, поехали…

Завёз солдат к штабной палатке и там их высадил. Они сели в тени баобаба и ими занялся наш медик, а майор Захаров отослал с Мельниковым в батареи.

– Иди с Мельниковым, посмотри, где районы батарей и как они их приводят в порядок. Потом придёшь, доложишь…

Районы оказались совсем рядом. Если идти по дороге то это будет метров семьсот, а напрямую через тростник всего триста метров. Здесь уже кипела работа. Бойцы махали мачетками, вырубая мелкий кустарник, заполонивший выкопанные капониры под технику за прошедшие полгода. Офицеры кучковались и с наслаждением покуривали, делясь впечатлениями от марша. В первой и в моей батарее всё было нормально. Бойцы закончили рубку и теперь растелешившись до трусов и плавок сушили на горячем солнце обмундирование, готовясь двигаться обратно. А вот район третьей батареи накрывали волны зловония.

– Что тут у вас за херня? – Выскочив из облака зловония, я подошёл к смеющимся офицерам третьей батареи. Те стояли в сторонке и следили, как солдаты по очереди подбегали к капонирам. Рубили с минуту здоровенные кусты и убегали к чистому воздуху, чтобы отдышаться.

– Так что тут у вас так воняет? Гавно что ли раскопали?

Офицеры рассмеялись: – Ничего, ничего, Боря, вот ещё немного послужишь и узнаешь что такое «Смерть европейца», а сегодня… вон иди к тем кустам и запомни их. А когда их увидишь – не трогай. Всё кругом завоняешь и сам провоняешь.

Закрыв нос пальцами и дыша широко открытым ртом, я подошёл к порубленному кустарнику и осмотрел ветки. Одну из них поднял и сильно нюхнул: – Блядььььь…., ну и вонь…., – бросил ветку и метнулся к сослуживцам, которые встретили меня подколками.

Отсмеявшись вместе с ними, я спросил: – А что про «Смерть европейца» говорили? Что это за фигня?

Снова смех и новые подколки: – Узнаешь в своё время, но это фигня. На мужиков не особенно действует, в основном на баб. А вот «кубинка» – этого ты никак не минуешь. А вот эти кусты увидишь – не трогай. Пока их не трогаешь – они не воняют. А как рубить начинаешь, так вот эта вонь и идёт.

Обойдя весь район, я вернулся на поляну к штабной палатке. К этому времени подъехал на машине командир взвода обеспечения прапорщик Киреев, привёзший на весь дивизион обед. Как только дивизион отобедает, так сразу же пойдём обратно.

За обедом я спросил секретчика – Что это за херня такая «Смерть европейца» и «кубинка»?

– Около твоей касы дерево растёт. Ну…, такое как сирень, правда там цветы крупные и красные. Так вот когда она начинает цвести, все белые люди начинают сильно чихать, а ещё больше слезятся глаза. На негров, метисов и всех остальных местных с примесью не действует – поэтому и называется «смерть европейца». Но тоже не на всех. А «кубинка» – та ещё штука, по серьёзнее. Стремительный понос, ни с того ни с сего, порой штаны не успеваешь снять…

– Да ну…, – выразил я недоверие.

– Да, да… Причём, она индивидуальна и ею переболевают каждый. Но…., – Коля наставительно поднял палец вверх, у каждого она проходит по своему сценарию и в разные сроки. Кто в первые же дни её подхватывает, кто через несколько месяцев, а кто и позже – но обязательно. Как у тебя она пойдёт… ну не знаю… Готовься.

Через час мы начали сворачиваться и вскоре поехали обратно. В ходе обратного марша я подобрал с дороги человек пятнадцать солдат с растёртыми яйцами и жопами и привёз их в бригаду.

Со следующего дня начались плановые занятия. Огневики занимались в парке, а я брал приборы и уходил со взводом на ВАП и там разворачивал наблюдательный пункт, откуда открывался красивенный вид на небольшой автодром, на наши учебные поля, где занимались мотострелки и миномётчики. С нашей возвышенности хорошо были видны дороги, рощицы, пригороды Гаваны и сама Гавана. Расставлял буссоль, дальномер ДАК-2. Связисты расставляли радиостанцию Р-109Д, телефонные аппараты и катушку с кабелем. Начинал с азов: задачи разведки, требования к разведке, организация разведки, ведение разведки и ведение документации на наблюдательном пункте. Связисты изучали такие же вопросы, но применительно к связи. Уже через три дня, когда бойцы заучили то, что я требовал и могли запросто процитировать какие положено положения Руководства по боевой работе подразделений оптической разведки, приступил к практическим действиям. До опупения заставлял отрабатывать вопросы скрытного занятия НП и оставления. В перерыве между ними отрабатывали нормативы. Пару раз приходил начальник артиллерии и проверял, как я проводил занятия, а через несколько дней, прямо с занятий, вызвал меня к себе.

– Цеханович, готовься. Со следующего понедельника ты проводишь недельные сборы со всеми артиллерийскими разведчиками на базе арт. дивизиона в Торренсе.

– Так я, товарищ подполковник, командир взвода управления батареи. Вон капитан Худяков пусть и проводит, раз он начальник разведки.

Начальник недовольно поморщился: – Цеханович, хорош дуться. Худяков мне тут нужен, я его постепенно начну вводить в курс дела, а уже через три месяца ты вернёшься на свою должность. Всё…, всё иди к себе и после обеда приносишь мне темы занятий, а мои писаря расписание занятий тебе напишут.

В расположение дивизиона была тишина, лишь изредка из полутёмных и прохладных казарм выглядывали дневальные внутреннего наряда. Да перед штабом стоял УАЗик с незнакомыми номерами. Я сунулся к начальнику штаба, чтобы попросить у него Программу боевой подготовки, но там сидел наш прокурор с Торренса. Сразу хотел выйти, но полковник меня остановил: – Подождите, товарищ старший лейтенант, вы чем сейчас занимаетесь?

Услышав мой ответ, он повернулся к Захарову: – Вот и нормально. Вы и старший лейтенант и будете понятыми.

– Захаров махнул мне рукой: – Давай, заходи и садись вон там.

Зачем приехал полковник-прокурор, я в общих чертах знал. Ещё когда приехал на Кубу, то обратил сразу внимание на некоторые отличия нашей бригады, допустим от такой же бригады в Союзе. Сразу же бросилось в глаза обилие легкового транспорта. Я сам в Союзе ни в одной бригаде не был, но отталкиваясь от, допустим, мотострелкового полка, мог предположить что УАЗики в бригаде могут быть у комбрига, замов комбрига… Ну…, ещё НачПо и всё. Может быть один автобус. Допускаю, что у комбрига могла быть служебная «Волга».

А здесь куча «Волг», все командиры батальонов, дивизионов имели УАЗики, у начальника артиллерии белая «Волга», на которой он по моему почти и не ездил. Зато на ней частенько рассекал командир взвода управления начальника артиллерии старший лейтенант Чурбанов, с которым у меня сразу не сложились отношения. Жил он у нас в деревне и на обед почти всегда ездил на «Волге» как барин и никогда никого не приглашал с собой. Был заносчивым и высокомерным. До окончания срока службы у него здесь оставался год и он хвастал как вернётся и его дядя пробьёт ему должность командира батареи в Москве.

Были ещё автобусы в каждом батальоне и дивизионе, а также несколько штук при штабе бригады. Если у нас были ПАЗики, то там ЛиАЗы. Эти же автобусы поддерживали автобусное сообщение между посёлками, где проживали офицеры и прапорщики, а также использовались в целях самих подразделений. В основном это субботние и воскресные выезды семей офицеров на отдых либо на пляж, либо на экскурсию в Гавану или ещё куда-нибудь. У нашей реактивки автобуса не было. Около года из-за того, что влетели в дебильную аварию. В Гаване был один автомобильный туннель, который делился на две части: для легкового транспорта с низким сводом и для грузового с высоким сводом. Оба входа были рядом друг с другом и неопытному водителю или старшему автобуса порой нелегко было определить в какой туннель надо въезжать. Вот в один прекрасный день, для автобуса и старшего не совсем прекрасный, попутали туннели и наш автобус на большой скорости влетел в туннель для легкового транспорта. И так он туда качественно влетел и заклинился между потолком и полом, что его пришлось разрезать на части и по частям вытаскивать оттуда. Только после моего приезда, через три месяца, у нас снова появился автобус.

За четыре месяца до моего приезда на Кубу, на подъезде к Гаване со стороны Касабланки произошла автомобильная катастрофа с участием «Волги» нашего учебного центра и кубинской грузовой машины. Виноват был кубинец, но в аварии погибла жена полковника, за которым был закреплён автомобиль. Солдат-водитель остался жив. Тело жены офицера отправили в Союз, туда же досрочно уехал и сам офицер. Провели служебное расследование в бригаде. Кому положено выписали выговора и другие взыскания, и на этом дело закрылось. Автомобильная служба добросовестно подготовила и подала документы в Москву на списание «Волги». И тут обнаруживается, что разбитая «Волга» уже как пять лет списана и вместо неё в бригаду была поставлена новая «Волга». Срочно с Москвы прибыла комиссия, которая провела ревизию автомобильного парка бригады, в результате чего была выявлена следующая картина – в бригаде эксплуатируется в полный рост около 150 единиц списанной автомобильной техники, а новая, поставленная взамен списанной, отсутствует. То есть, продана кубинцам. Это был скандал. Было заведено уголовное дело, в том числе и по факту отсутствия в реактивном дивизионе 8 грузовых автомобилей. И сейчас прокурор решил провести очную ставку между зам по вооружению майором Карпук и старшим лейтенантом Дафтян, который был председателем комиссии по списанию автомобильного имущества. Минут через десять появился вспотевший Карпук. Спокойно со всеми поздоровался и сел за стол рядом с Захаровым. Держался он уверенно и всем своим видом говорил – Мне бояться нечего, я кристально чистый человек. Прослужив это время в реактивке, я полностью убедился в правильности оценки зам по вооружения, данную моим заменщиком. Карпука в дивизионе не любили, авторитетом он ни у кого, даже у солдат не пользовался. И за высокомерие со стороны майора втихушку платили презрением. У нас в парке прижились две собаки, так солдаты на большей собаке выстригли на боку большими буквами слово – КАРПУК. Но он был замом Подрушняка, при всей своей гнилости имел сильный и нахрапистый характер. Никого не боялся, плевал на отсутствие авторитета и держался независимо. Я смотрел на него с любопытством, прикидывая на себя ситуацию, в которой оказался майор – А как бы я держался, оказавшись в таком положение? То что Карпук был причастен к продаже кубинцам автомобилей, ни у кого не вызвало сомнений. Открыто это в лицо ему никто не говорил, но он мнение офицерского коллектива знал и спокойно говорил: – Во-первых, всё это надо ещё доказать, а во-вторых, у меня в Москве хорошие подвязки и блат. Ничего мне не будет.

Через пять минут после того, как пришёл Карпук, в кабинете робко нарисовался Сурик Дафтян. Стеснительно улыбаясь, поздоровался с присутствующими и сел на стул перед прокурором. Туда пододвинулись Карпук и мы с Захаровым.

После всех необходимых протокольных процедур, за которые мы расписались в протоколе очной ставки, прокурор возгласил: – Что ж, переходим к конкретике. Товарищ старший лейтенант, вы являетесь председателем комиссии по списанию автомобильного имущества. С какого времени?

– Да, товарищ полковник, – тщательно выговаривая слова, ответил Сурен, – я являюсь председателем комиссии по списанию автомобильного имущества реактивного дивизиона с осени 1985 года.

Прокурор достал из папки несколько листов актов списания и протянул их Дафтяну: – Товарищ старший лейтенант, это акты списания нескольких автомобилей вашего дивизиона. Они подписаны вами, как председателем. Посмотрите пожалуйста и скажите – Ваши это подписи стоят?

Сурик осторожно взял бумаги в руки, медленно и тщательно осмотрел каждую, внимательно вгляделся в подписи и аккуратно положил их обратно перед прокурором.

– Да, товарищ полковник, эти акты подписывал я и там стоят мои подписи.

Карпук, услышав подтверждающие слова, еле заметно и облегчённо перевёл дух и слегка даже осел на стуле, расслабившись.

– Прежде чем занести ваши слова в протокол, я обязан ещё раз вас предупредить об ответственности за дачу ложных показаний….

Сурик озадаченно встрепенулся на стуле, выпрямил спину и протянул руку к актам: – Товарищ полковник, дайте я ещё раз посмотрю на акты.

Осторожно взял в руки листки, поднял с глаз на лоб очки и, близоруко щурясь, впился глазами в подписи. Через минуту опустил очки на глаза и также осторожно положили бумагу на стол перед прокурором и удивлённо-твёрдым тоном произнёс: – А вы знаете, товарищ полковник? А это не моя подпись….

– Как???? – Взвился со своего места Карпук, – ты что Сурик? Это ж ты подписывался…. Я к тебе ещё когда подходил….

– Товарищ майор, это не моя подпись. Я ничего не помню и ничего не подписывал, – с неожиданной твёрдостью заявил Дафтян Карпуку и повернулся к прокурору, – товарищ полковник, где надо подписать и разрешите идти, а то мне занятие ещё проводить.

Быстро подписал бумаги и под крики Карпука: – Сурик, подожди меня, вместе в парк пойдём…, – задом, задом, не забывая прикладывать руку в отдаче воинского приветствия, выдавился из кабинета начальника штаба в коридор.

Карпук бушевал и отказался подписывать протокол: – Всё это ерунда, товарищ полковник. Я сейчас с ним поговорю и он признает свои подписи….

После того, как мы подписались и очная ставка закончилась, Карпук пулей выскочил из кабинета.

Оставшиеся два часа я провёл в канцелярии батареи, выписывая темы занятий на сборы.

Приехав на обед и идя от автобуса к своей касе, я увидел занятную картину. Оказывается, выйдя из кабинета начальника штаба, Давтян не пошёл в парк на занятия, боясь предстоящей встречи с Карпуком. А метнулся на автобусную остановку и уехал домой, где и закрылся наглухо в своей касе. Майор, выскочив на улицу, сразу же умчался в парк для сурьёзного разговора со старшим лейтенантом, но не найдя его там и правильно поняв, что тот прячется дома – рванул в деревню. Приехав, он ломанулся в дверь, но та была закрыта. Он кинулся к двери на мойке и та тоже закрыта. Жалюзи опущены, но Дафтян был внутри.

– Сурик, Сурик, открой двери… Давай поговорим…

– Я, товарищ майор, двери вам открывать не буду и разговаривать с вами тоже не буду….

– Сурен, ну давай поговорим….

Вот момент уже часового разговора я и застал. Карпук на корточках сидел у бокового окна с опущенными жалюзи, прислонившись боком к стене и проникновенно, через жалюзи, говорил со старшим лейтенантом: – Сурик, ну пойми меня…. Если ты отказываешься от своей подписи, то получается, что я помимо всего изготовил ещё и подложные документы. Ты можешь понять, что это больший срок….? А мы оба знаем, что подпись ты ставил. Ну, Сурик, чего ты боишься, ведь тебе ничего не будет. Подумаешь, подпись поставил….

– Товарищ майор, подписи я не ставил и не уговаривайте меня….

Все офицеры, кто видел эту картину, ядовито и безжалостно ухмылялись и шли дальше. Правильно говорится – Земля круглая и рано или поздно откуда ушёл – туда и пришёл. Это Карпука бог наказал за высокомерие, хамство и хапужество. Ещё несколько дней тому назад он смотрел на Дафтяна с презрением и с высокомерием, а сейчас готов был унижаться. Я и не только я, но и другие прекрасно знали, что подписи Дафтян ставил, но с другой стороны не осуждали за отказ признать их. Я тоже был несколько раз председателем комиссии по списанию вещевого имущества нашего полка и когда к тебе подходит начальник вещевой службы и просит подписать акт списания такого-то имущества, то никогда не бежал проверять – А не врёт ли он? А может, он их продал или украл? Конечно, допускал, что он списывает гораздо большее количество имущества и понимал, что нормы носки одни, а на практике другие. А ещё есть просто утери личным составом…. Верил офицеру, верил в его порядочность и подписывал не глядя. И мог запросто оказаться в положение Дафтяна. А тут был наглый обман, да ещё подстава. Не хочет Дафтян признавать свою подпись – так это его право.

….В воскресенье, после обеда, меня и четырнадцать арт. разведчиков с бригады привезли в артиллерийский дивизион в Торренс. Меня устроили жить в офицерской бане, прямо в раздевалке, чему я обрадовался. Помимо того, что там можно без помех принять душ, я прямо с койки мог упасть в бассейн и также спокойно поплескаться. Бойцов определили жить в казармы. Я был назначен старшим сборов и мне в помощь придали начальника разведки арт. дивизиона шустрого старшего лейтенанта Андрея с кем я вечером, в бане не хило отметили начало сборов. Насквозь промокший матрац, простыни и подушка, множество глубоких луж на кафельном полу, только подтвердило это. А валявшийся рядом в сильнейшем похмельном синдроме на деревянной скамье Андрей ещё добавил о прошедшем вечере яркий рассказ о беспрерывным нырянье в бассейн во время обильных возлияний. Это, Слава Богу, что в бассейне была вода, а то мы своими дурными головами побили бы весь кафель и ещё утром удивлялись – Чего это он такой весь разбитый? Но и без этого головы трещали, дико хотелось пить и ещё больше почистить зубы, чтобы избавиться от Змея Горыныча вырывающегося при каждом выдохе. Но сто грамм водки и получасовое сиденье в прохладной воде привели наши организмы в рабочее состояние.