Слово – автору. Как человек становится творцом (сборник)

Максим Горохов

Слово – автору. Как человек становится творцом. Публицистика

© Горохов М.Ю., 2018

© Лапин А.А., 2018

© ООО «Издательство «Вече», 2018

* * *

Предисловие

Сентябрь 2017-го. Крым. Мы с Александром Лапиным приехали на 25-летие региональной сети «Комсомольской правды» в Ялту. Он – как человек, стоявший у истоков этой сети. Ее создатель и первый руководитель. Я – как нынешний редактор «КП» в Черноземье.

Но сейчас мы ненадолго покинули своих коллег со всех концов страны и находимся в другой части полуострова. Пьем чай в симферопольском кафе – неподалеку от памятника «вежливым людям». И ждем встречи с Владимиром Константиновым – главой Госсовета Крыма. Сюда мы примчались на такси рано утром, чтобы из первых уст услышать подробности Крымской весны 2014-го от одного из ее отцов и идейных вдохновителей.

А после визита в администрацию нас ждут дружеские посиделки за чаем (и не только) на окраине города. Здесь состав более пестрый: бывший командир крымского «Беркута», казак-ополченец, военный советник, помощник депутата, местный издатель. У каждого – свой опыт непосредственного участия в тех исторических событиях. И тоже своя правда. Не похожая на другую. Выстраданная. Вызывающая споры.

Не буду углубляться в их содержание – суть не в том. Лапин собирает материал для нового романа. И для этого пригласил своих нынешних собеседников. Задает вопросы. Слушает. Что из рассказанного реально попадет в книгу, пока совершенно непонятно. Но мне интересно наблюдать именно за процессом: как писатель работает над будущим произведением. Потому что моя задача – разобраться с самим автором.

Зачем мне это нужно? «Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец!» – сказал бы здесь тот же Лапин, любитель образных выражений и крепкого словца. А я последую принципу, выраженному в поговорке. И выложу все как на духу. Не зря же все эти годы – «каждый день на ремень» (еще одна его присказка). И интересного материала накопилось предостаточно.

С Лапиным мы познакомились в 2003-м. Он в тот момент обживался в Воронеже. Готовился к выборам в Госдуму. Запустил в своих газетах рубрику «Русский вопрос».

Я оканчивал журфак ВГУ. Собирался поступать в аспирантуру. Устроился корреспондентом в местную «Комсомолку».

Александр Алексеевич предложил мне поработать с ним. В первую очередь – помочь с новой рубрикой, размещая в ней его статьи и материалы привлеченных авторов. (Кстати, многие поначалу считали ее не более чем предвыборным проектом. Как и федерацию карате, которую «заезжий московский бизнесмен» взял под свое крыло.)

Я согласился, полагая, что вся эта история – на пару-тройку месяцев. Да и Лапин поначалу показался, как сам он выражается, не сахарным. Важничал. Эту его особенность при общении с малознакомыми людьми многие, наверное, принимают за высокомерие. Но первое впечатление обманчиво. Жесткий бизнесмен, строгий руководитель, самодостаточный человек, вроде бы совершенно ни в ком не нуждающийся, оказался личностью удивительного масштаба. А еще – прекрасным собеседником с широчайшим кругозором и весьма оригинальными взглядами. Которые он не стесняется выражать как в быту – в личном общении, так и публично – обращаясь к массовой аудитории.

С тех пор прошло 15 лет. Мы по-прежнему работаем. Много беседуем. Выпускаем «Русский вопрос». По его материалам вышли три публицистических сборника. Два из них переведены на немецкий в Германии.

Лапин тем временем из журналиста, бизнесмена и политика (в Государственную Думу он так и не пошел, но депутатом областной пришлось поработать) превратился в писателя. Всерьез занялся литературой, которую теперь считает главным делом своей жизни.

Я же успел потрудиться редактором в сети еженедельников, выходивших в Белгороде, Курске, Липецке, Тамбове. Занимался газетами в Волгограде и Старом Осколе. А потом – в Воронеже. Преподавал на журфаке. «Без отрыва от производства» окончил аспирантуру, защитив диссертацию по теме «Автор публицистического текста как субъект высказывания». Сопоставил в ней создателя журналистского материала и литературного произведения.

Правда, в тот момент еще не понимал, что живой и яркий пример у меня перед глазами. Пример автора, успевшего проявить себя в обеих ипостасях. И, разобравшись с его творческой кухней, можно сделать немало выводов об общих принципах как публицистического, так и художественного высказывания. Равно как и о трансформации авторского «я» при создании текстов разного типа.

Тем более, что биография нашего героя сама по себе могла бы стать основой закрученного сюжета – здесь он выступает еще и как автор собственной насыщенной событиями жизни.

С самых низов социальной лестницы дотянуться до очень серьезных высот. Четыре раза начать все с чистого листа на новом месте. Добиться успеха в бизнесе в «лихие девяностые». Организовать выпуск независимых газет в разных концах страны. Поднять «русский вопрос», когда другие обсуждают его только на кухнях. Помимо сотен статей написать два десятка книг и, наконец, ставший бестселлером шеститомный роман, отмеченный престижными литературными премиями. А потом выпустить еще один. И тут же взяться за третий. Побывать в шкуре общественника и кресле депутата. Организовать спортивную федерацию, где занимается тысяча школьников. Объехать весь мир и в итоге построить дом в воронежской глубинке.

Как все это стало возможным и переплелось в судьбе одного человека, рассказывает книга, которую вы держите в руках.

Но главная ее цель – приблизиться к пониманию того, что происходит с автором в современном мире. Когда страх перед чистым листом бумаги, в котором не стеснялись признаваться советские мэтры, сменился у нас очень недолгим раздумьем перед дробными ударами по компьютерным клавишам. Или перед порханием пальцев над экранами смартфонов, ежеминутно множащими миллионы постов в соцсетях. Когда каждый – автор.

Но каждый ли творец? И почему так важно им стать? Поговорим с человеком, который не только сам движется в этом направлении, но и активно призывает других. Даже на седьмом десятке ежедневно встает в шесть утра, чтобы написать пару новых страниц. Считает себя «обреченным творить» – ни больше ни меньше.

Слово – автору.

Часть I

Журналист превращается в писателя

Глава 1

«Настоящая жизнь – это творчество»

В этой главе Александр Лапин рассказывает о своих ошибках и достижениях; о том, почему человек учится только на собственном опыте; что позволяет очистить разум; как правильно распоряжаться отведенным тебе временем и о многом другом.

– Александр Алексеевич, вам уже далеко за 60. Что бы сказали себе 20-летнему? От каких ошибок постарались бы уберечь?

– Невозможно ничему научить другого человека. Моей дочке 14 лет. За обедом пытаюсь убедить ее: «Надо есть суп, а не фастфуд. Мы то, что мы едим». Очевидные истины. Но не действует. Наверное, только когда живот заболит, придет понимание. Так что никто не может дать нам советов. Человек сам должен нажить свой опыт.

Во-вторых, наши ошибки – наше богатство. Они нас и учат. Перед нами ставятся задачи, которые мы должны решать. Как в школе. Пока не решил, будешь выполнять тот же урок.

Что касается моих собственных ошибок, в молодости я слишком привязывался к людям. Пытался их опекать. Прикипал душевно. Влюблялся в девушку – она становилась сверхценностью. А потом уходила. И оторваться было трудно. Пока не понял: у каждого своя жизнь, своя дорога. Не нужно цепляться за другого человека. Он же не умер. Мы будем друг друга вспоминать. Так я потом говорил и себе самому, и тем, с кем расставался. И все проходило гораздо спокойней. Поэтому чисто умозрительно могу посоветовать молодым быть более самодостаточными.

Но повторю: каждый свой опыт наживает сам. И если делать это правильно, меняться достаточно быстро, то можно убежать даже от кармы. Сам я, работая в «Комсомольской правде» в наиболее тяжелые времена, занимая разные начальствующие посты, отдавался этому делу полностью, выжимал из себя все соки. И годам к 40, нажив кучу болезней, практически стал инвалидом. Вполне определенно могу сказать: стоял на краю могилы. Не мог нормально ходить – тянул ногу. Нажил проблемы с пищеварением – сделали одну операцию, собирались еще что-то вырезать. Тут уж хочешь жить – будешь что-то менять. Либо прекратишь дергаться и волноваться, либо загнешься.

Тогда я впервые задумался о том, что делаю что-то не так, живу неправильно, и решил упорядочить свой внутренний мир. Начал себя перестраивать.

По идее давно должен был стать развалиной. Но недавно обследовался – все в норме. И я неплохо себя чувствую, занимаясь параллельно бизнесом и литературным трудом.

«Сознание нужно очистить от лишних мыслей»

– Как удалось начать жизнь заново?

– Это как раз сердцевина моей книги «Святые грешники». Все самосовершенствование происходит через безмолвие разума. Нужно очистить сознание от лишних мыслей. А потом уже можно настраивать свою скрипочку на любую нужную тебе волну. Для меня главное – творчество. Поэтому мысли мои заняты сейчас главным для меня: новыми книгами, образами. А то, что раньше тревожило, отошло на задний план.

Успокаивая свой разум, я освобождаю его от разного каждодневного хлама, расчищаю место для творчества. Сегодня мне это понимание дает силы и вдохновение. Зачем мне мой бизнес? Затем, чтобы донести мои мысли, положенные на бумагу, до читателя. И я счастлив оттого, что самостоятельно могу это делать. Мне не нужны спонсоры, не надо унижаться и кого-то просить. Появляется смысл вести бизнес дальше, хочется жить, работать и творить.

– Какое свое достижение считаете главным?

– Хорошо, когда тебе 66. Позади честолюбие, карьера. Я с улыбкой смотрю на тех, кто всерьез занят какими-то интригами. Борьбой за должности и социальный успех. Хотя никого не осуждаю. Каждый живет в своем мире и на своем уровне вибрирует. У тебя свои заботы, у меня свои. Главное – не пытайся переделать меня.

А своим важнейшим достижением считаю большой путь, который удалось пройти. Даже не материальный, а духовный. Хотя одно невозможно без другого. Если человек сидит и ничего не делает, то и развитие его идет медленно. В той же Индии верят, что душа перерождается тысячи раз. И неудивительно. В их деревнях ничего не меняется веками: как собирали четыре урожая в год, так и продолжают – примерно в тех же декорациях. А русский человек живет в тяжелых условиях. Зима восемь месяцев в году. Революции. Социальные эксперименты. Войны. Развал страны. Такие обстоятельства целый народ делают философом. А с другой стороны – заставляют меняться очень быстро.

Сам я пять раз менял место жительства. Хотя в России обычно где родился, там и пригодился. И переезжать в нашей стране непросто.

С детства жил на Кавказе. Служил в Сибири. Учился и работал в Казахстане. Когда меня выдворили оттуда как русского журналиста местные националисты, перебрался в Москву. Теперь вот осел в Воронеже. В разных условиях жизни получаешь разные уроки. И сам растешь.

А разочарования… Бывают такие завязки – я называю их кармическими – которые преследуют тебя всю жизнь. Когда нужно развязать какой-то узел в отношениях с человеком, но не получается. По молодости лет из-за этого страдаешь. Думаешь, что и твоя жизнь могла сложиться по-другому – более ярко, насыщенно – и чья-то еще. А теперь я понимаю, что это тоже урок. Хотя все равно осталась горечь. И ощущение чего-то непознанного, которое ушло.

«Пишешь, пока у тебя есть что-то за душой»

– Писатель вообще занят тем, что познает людей. Самое важное ваше открытие на этом пути?

– Обычно мы судим других по себе. Думаем, что они такие же. Самым важным моим открытием было то, что люди абсолютно разные. И ценностью в своей жизни могут считать все, что угодно. Так устроено сознание. У террористов ведь тоже есть какие-то извращенные идеалы. Человек способен как достичь высших состояний, так и опуститься ниже сточной канавы. Например, я был поражен, читая документы о расстреле царской семьи. В таких проявлениях люди хуже, чем животные. Те убивают, чтобы жить. А тут – из-за какого-то заворота в башке.

– В советское время писателей называли инженерами человеческих душ. Какую главную цель преследуете вы: воспитание читателя или, может быть, самовыражение?

– Просто есть Божья воля. Я должен это сделать. Без всяких задних мыслей. Как с церковью в нашей деревне. «Чего ее восстанавливать? – говорили односельчане. – Лучше газ провести. И вообще, не мы разрушали». Но так было надо.

То же самое и с написанием книг. Не собираюсь никого просвещать. Кому нужно – прочтут.

– Что вы больше любите: читать или писать?

– Читать, честно говоря, легче и приятнее, а писать каждый день, иногда через силу заставлять себя – здесь нужна большая самодисциплина. Но и радость творчества полнее!

– А что приносит большее удовольствие: процесс работы или результат?

– Скорее всего, процесс, потому что, когда книга заканчивается, она мне больше не интересна. Желания что-то переделывать, переписывать в угоду кому-то нет. А сам процесс меня захватывает всего с головой! Если книга созрела, то она начинает сама из тебя выпирать и литься изнутри. Правда, это сильно изматывает. Ведь я провожу пять дней на работе в собственном издательстве, а потом все выходные пишу, потому что не могу этого не делать. Надо бы вроде и отдохнуть, и с детьми повидаться, но остановиться не в силах.

– От общественной деятельности вы перешли к писательской. Сегодня есть немало обратных примеров. Как к этому относитесь?

– Писатель пишет, пока у него что-то есть за душой. Когда больше нечего сказать – переходит к чему-то другому. Так, Шолохов, написав «Тихий Дон» и «Поднятую целину», застопорился. Или Толстой, сказав в своих великих романах обо всем, что было ему важно, бросил это дело и занялся образованием крестьян. Начал сочинять детские рассказы. Некоторые говорят: «Вот если бы Пушкин не умер, сколько бы еще написал». А мы не знаем. После всего сделанного много ли у него осталось в загашнике? Или у Лермонтова, который в 26 лет уже был классиком. Грибоедов вообще написал только великое «Горе от ума». А Ершов – знаменитого «Конька-горбунка» и трудился потом скромным директором гимназии.

Если запасы закончились – один идет за новыми, а другой берет бутылочку и квасит. Третий – подается в общественную деятельность. Но больше всего меня умиляют еще молодые писатели, которые стремятся в депутаты: что они там почерпнут?

«Журналистика отвечает на злобу дня, а литература – на вечные вопросы»

– Вы стали известным журналистом еще в советское время. Можете сравнить силу печатного слова тогда и сейчас?

– Слово, это по-прежнему очень действенно. Но оно должно быть искренним. Журналистика обладает важным качеством, которое держит ее на плаву. Даже самый последний жулик в глазах окружающих хочет выглядеть прилично. Поэтому СМИ имеют такое воздействие на людей. Плюс СМИ информируют. Это тоже первичная потребность человека.

Когда мы занимались советской журналистикой, она имела понятные, благородные правила. Потом окунулись в рыночную, вульгарную. Затем стали учиться на Западе – писать якобы объективно, не впадая в пристрастие, учитывая разные точки зрения. Сегодня опять вернулись к советской модели – замешанной на пропаганде. И в остальном мире беспристрастная журналистика тоже закончилась. Это не хорошо или плохо. Просто время течет – лицо ее меняется. Журналистика отвечает на злобу дня.

А литература – на вечные вопросы. Которые человек задает всегда, независимо от общественного строя и сиюминутных перипетий. В романе «Русский крест» я просто смотрю на жизнь объективно. Мог бы проклясть в нем советскую власть или националистов, которые выгнали нас из бывших республик. Но задача моя была не в этом. Мы пережили распад империи, смену общественного строя, новое крещение Руси – даже по отдельности такие события происходят раз в тысячу лет. А здесь сошлось все вместе. И для писателя это не объект пропаганды.

«Наше счастье – внутри нас самих»

– Вам присущ социальный оптимизм? Верите ли в возможность общественного прогресса, от которого напрямую зависело бы счастье людей?

– Наше счастье – внутри нас самих. От нового «Кадиллака» оно не придет. В благополучной Норвегии – куча самоубийств. Такие же одинокие старики. Заглянешь к нему в гости, подаришь бутылку – он и рад. С этим пузырем потом и побеседует.

Это скорее относится к вопросу внутреннего состояния. Мы же на самом деле живем где? В голове. Внешне наша жизнь до боли проста и предсказуема: встал, поел, поспал, дела поделал – все. Остальное, что происходит с человеком, находится у него в голове – отсюда и уровень здоровья, и качество отношений с другими, и представления о самом себе: какой ты, какие у тебя достоинства, недостатки. Иногда в эту голову поступают какие-то мысли свыше, а иногда какие-то слова, которые кто-то о тебе говорит – и ты переживаешь или, наоборот, радуешься. И если в голове порядок, все выстроено, по полочкам уложено, то все хорошо.

Несчастья ведь тоже происходят в зависимости от того, какие мысли голова генерирует. Хорошо вокруг никогда не бывает. У всех есть свои страхи, проблемы. Такие бывают неразрешимые! Но они всегда внутри нас – чего мы боимся, то с нами и случается. И часто настолько неожиданно – вроде все контролируешь, и тут неизвестно откуда тебе пакость подкидывают. Преодолевая все это, мы растем духовно – вся жизнь в этом заключается.

Хотя есть объективные вещи. Если минимальная справедливость в обществе не обеспечена – люди начинают возбуждаться, злиться, сбиваться в кучки. И недостаток внутреннего счастья пытаются компенсировать поиском его вовне. Это присуще и целым народам – в первую очередь западным.

«Самочувствие русских изменилось»

– Вы были едва ли не первым, кто в начале 2000-х столь масштабно поднял «Русский вопрос». Что к этому подтолкнуло?

– На рубеже смутных 1990-х я возвращался в Россию из Казахстана. До этого работал там спецкором «Комсомолки» и успел всем насолить. Особенно – местным националистам. В результате меня оттуда попросту выслали. Но, приехав в Москву, я думал: здесь наконец-то обрету отчий дом. На Родине ждут не дождутся таких соотечественников. Активных и целеустремленных. Готовых делать что-то полезное. Строить и созидать. Но получилось совсем не так. Россия оказалась не той, о которой мы размышляли, сидя в бывших советских республиках.

Как выяснилось, ей не интересны блудные дети, разбросанные по окраинам империи. И даже в родной редакции, где тогда господствовал дух либерализма, в ответ на свои рассказы о том, как нас гнобили «младшие братья», я слышал: «А какого рожна ты там сидел? Вы для них колонизаторы – вот местные и погнали оккупантов». Впрочем, разглагольствовать и жаловаться на жизнь было некогда – нужно было работать, кормить семью, выживать.

Но когда через несколько лет из столицы я переехал уже в глубь России – увидел, что живущие здесь люди тоже не чувствуют себя русскими. Они оказались запоздало советскими. Все еще верящими в то, что вместе с другими братскими народами мы должны были строить светлое будущее. Это удивило и заставило задуматься. А конкретным толчком, побудившим меня к активным действиям, стал момент, когда я взял в руки итоги Всероссийской переписи населения 2002 года.

Эта тема мне очень близка. Еще в университете я защитил по ней дипломную работу, а потом начал писать диссертацию «Демографическая проблема в печати». И вот, познакомившись с новыми цифрами, отчетливо осознал: русский народ вымирает. Но надо не просто лить слезы, провожая его в последний путь, а думать, как спасти титульную нацию. И вместе с ней – саму Россию.

Для этого я открыл в газетах нашего издательского дома рубрику «Русский вопрос». Вскоре появилась и одноименная телепередача. Уже более 15 лет мы обсуждаем самые острые проблемы нашего народа. Боремся за то, чтобы русские почувствовали себя хозяевами на своей земле. Начали восстанавливать собственные традиции. И снова обрели волю к жизни.

– Как поначалу это восприняли окружающие?

– Удивительно было, что даже журналисты наших редакций спрашивали: «А зачем нам это? Разве есть такой вопрос?» Само слово «русский» тогда было едва ли не под запретом. И тех, кто осмеливался произносить его с гордостью, без самобичевания и стеснения, органы власти априори считали радикальными националистами, погромщиками и потенциальными убийцами. Народ был унижен и оскорблен.

Само появление «Русского вопроса» в СМИ вызвало болезненную реакцию. Прокуратура напоминала мне о недопустимости разжигания национальной розни. Грозила пальцем. А с другой стороны, эта тема не могла не найти отклик у людей.

Все больше углубляясь в нее, я искал ответ и на вопрос, кто же такой русский человек? В результате вывел для себя простую формулу: «Принадлежность к русскому народу мы определяем не по крови, а по духу. Русский – тот, кто считает себя русским, воспитан в нашей культуре и работает для России». А чуть позже пришел еще и к тому, что русский не может без православия. (Кстати, подтверждение этой мысли находим у Достоевского.)

– Вы говорите, поводом для вашей работы стало вымирание народа. А еще то, что мы перестали быть хозяевами в собственной стране. Что изменилось с тех пор?

– Из месяца в месяц, из года в год я распахивал эту целину. Но задачей было не просто поразмышлять или почесать язык.

Для журналиста важен результат. И когда через несколько лет почти все высказанные в нашей рубрике предложения – по демографии и не только – сначала легли в основу программы «Партии Жизни», а потом – и программы баллотировавшегося тогда в президенты Дмитрия Медведева, я понял, что эта работа оказалась востребована. Нынешняя власть наконец начала разворачиваться в сторону государствообразующего народа.

И это придает сил двигаться дальше. Потому что русский вопрос еще не решен. А ключом к его решению может быть только создание русского национального государства.

Потом уже мы увидели и материнский капитал, и программу репатриации соотечественников (правда, на деле с ней оказалось все не так радужно). В общем, все идеи оказались востребованы. Не устаю повторять: нет ничего более практичного, чем хорошая философия.

Затем, в 2009 году, мы обратили внимание на повальное пьянство – основную проблему народосбережения. Появились соратники. Возглавил дело воронежский губернатор Алексей Гордеев. Подключилась церковь. Нужен был перелом в народном сознании – хотя бы у молодежи, считавшей пьянство нормой жизни. Это и стало частью «Русского вопроса». Поставленных целей мы добились. Психологические перемены вылились в законодательные инициативы. И теперь эта проблема заключена в четкие рамки. Хотя понятно, что полностью ее решить едва ли возможно.

В целом же за эти годы изменилось самочувствие русского народа и атмосфера, в которой он существует. Если в 1990-е русские чувствовали себя униженными, никому не нужными, то сегодня мы вспомнили, что у нас есть национальная гордость. Своя великая история и культура. Финальным аккордом стало возвращение Крыма. Правящую элиту это тоже заставило понять: народ хочет, чтобы его уважали. Произошел, надеюсь, окончательный разворот России к системе традиционных ценностей, которую из нас пытались изъять в 1990-е.

Считаю, во всем этом сыграл свою роль и «Русский вопрос». В измененном виде он продолжает существовать: сегодня я наблюдаю за происходящим на Украине, пишу о других проблемах русских.

«Сделали круг и вернулись в прежнее состояние»

– Вы активно выступали за создание в России национального государства, о котором сейчас упомянули, и считаете его ключом к решению русского вопроса…

– Для меня это больная тема. Мы сделали круг и вернулись в такое же состояние, как перед Февральской революцией. По сути, у нас те же три кита: православие, самодержавие, народность. Но создано бюрократически-олигархическое государство с элементами управляемой демократии. Чтобы дальнейшее развитие шло по Марксу, которого я чту, мы должны перейти к демократии реальной. Иначе не справимся ни с коррупцией, ни с другими проблемами. На этой стадии свое слово должна сказать буржуазия. Причем не компрадорская, а национально ориентированная. Именно ей нужно взять власть, создав партии, сформировав программу.

Но то ли она у нас очень трусливая, то ли просто беспомощная. Как и в 1917-м, когда буржуазная революция ни к чему не привела. С февраля по октябрь эти люди правили страной и ничего не делали для решения вопросов, поставленных самой жизнью: о войне, о земле, о дальнейшем развитии России… А потом пришли большевики. Жестокие и свирепые. И создали страну заново – под себя, оросив ее кровью.