Россия и мусульманский мир № 5 / 2014

Россия и мусульманский мир Научно-информационный бюллетень 2014 – 5 (263)

КОНФЛИКТУ ЦИВИЛИЗАЦИЙ – НЕТ!

ДИАЛОГУ И КУЛЬТУРНОМУ ОБМЕНУ МЕЖДУ ЦИВИЛИЗАЦИЯМИ – ДА!

Современная Россия: Идеология, политика, культура и религия

Россия в мире силы XXI века

С. Караганов, декан факультета мировой экономики и мировой политики НИЦ «ВШЭ» Ф. Лукьянов, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике»

Современный мир парадоксален. С одной стороны, он опровергает все прогнозы, даже сделанные совсем недавно, создавая ощущение полной непредсказуемости. С другой стороны, подтверждает, что и на новом историческом этапе незыблемы извечные принципы международных отношений, которые уже считались устаревшими. Новый мир не безнадежен для анализа, как иногда может показаться, но этот анализ намного более сложный, нелинейный, он требует учета множества различных факторов.

Базовые понятия не изменились. Структурной единицей международной системы остается государство, несмотря на многочисленные пророчества о его отмирании и стирании национальных границ под давлением глобализации. Иерархия государств по-прежнему определяется соотношением сил. Однако сила теперь гораздо более сложный, многосоставный феномен, чем прежде. Недостаток одного вида силы (например, традиционной, военной) может компенсироваться другими – экономической силой и «мягкой» силой, которую правильнее было бы назвать силой образов и представлений. Нельзя сказать, что какой-то из видов силы важнее, а другой, напротив, утрачивает значение. Однако вся картина очень подвижна, в каждом конкретном случае тот или иной компонент может «весить» по-разному. И задача всякого государства, будь то великая держава или небольшая страна, – развивать и совершенствовать все составляющие: на всякий случай, ведь понадобиться может любой из них.

Юбилейная XX Ассамблея Совета по внешней и оборонной политике, которая прошла в декабре 2012 г., вынесла на обсуждение членов и гостей СВОПа вопрос о том, что такое сила в современном мире и что из этого следует для России. Из дискуссии родилась эта книга – часть тезисов прозвучала в обсуждении, другие стали результатом дальнейшей работы наших друзей и коллег. Естественно, мы не смогли, да это и невозможно, в полной мере ответить на вопрос: что есть сила сегодня и каковы перспективы России в существующей «силовой» палитре? Но начавшиеся дебаты важны именно сегодня, когда страна, без сомнения, стоит на пороге нового этапа своего развития. Старые модели исчерпаны, прежняя самоидентификация не соответствует новым вызовам, изменение парадигмы мирового развития требует иных подходов. Для России наращивание силы в ее комплексном, а не только классическом понимании еще и вопрос формирования новой идентичности, которая была бы устремлена в будущее, а не в прошлое.

Сила денег. Мировая политика «экономизируется» – экономические и финансовые проблемы занимают в глобальной повестке дня гораздо более важное место, чем когда-либо. Показатели экономической мощи государств, их ВНП, количество и качество человеческого капитала, векторы развития играют важнейшую роль в представлениях о совокупной мощи государств. Парадокс, однако, в том, что глобализация, которая и выдвинула экономику на первый план среди силовых факторов, одновременно сужает возможности применения экономических рычагов влияния и даже использования экономических ресурсов для наращивания других источников силы, например военных.

Авторитарные государства еще могут позволить себе тратить на оборону и внешнюю политику столько, сколько правительства считают нужным, и вести себя с другими странами так, как считают правильным. Демократические системы, где власти вынуждены ориентироваться на результат выборов, не могут так же легко, как прежде, переводить экономический потенциал в осязаемые силовые преимущества – наращивать военные возможности. В результате по всему развитому миру наблюдается сокращение расходов на оборону. Как сказал пару лет назад тогдашний глава Объединенного комитета начальников штабов Вооруженных сил США адмирал Майкл Маллен, государственный долг является намного более опасной угрозой безопасности Соединенных Штатов, чем «Аль-Каида», Китай или любая другая потенциально враждебная держава. Раньше такое едва ли можно было бы услышать из уст самого высокопоставленного военачальника из самой мощной в военном отношении страны мира.

Конечно, экономика остается важнейшим источником силы. Особняком стоит контроль над сырьевыми ресурсами, особенно нефтью, который за последние десятилетия в значительной мере перешел от международных корпораций западного происхождения к национальным государствам и контролируемым ими компаниям. Богатые ресурсами государства увеличивают свой вес, в частности, из-за перетока к ним все большей части мирового ВНП. В прежние времена ответ тех, кто утрачивает преимущества, почти наверняка был бы военно-силовым, что мы отчасти наблюдали и в минувшем десятилетии на примере американского вторжения в Ирак и вообще политики США в главном энергетическом резервуаре мира – на Ближнем Востоке. Однако этот опыт, а также последовавшие за тем события в регионе как раз и показали, насколько результат не соответствует затратам и приложенным усилиям. В формирующемся мире реакция на энергетический вызов будет скорее экономико-технологической (поиск разных возможностей снижения зависимости от поставщиков), чем геополитическим и экспансионистским.

Источником экономического влияния служат и продовольствие, и способность его производить. Однако наличие свободного рынка затрудняет применение «продовольственного оружия», которое часто использовалось в прошлые века. Вообще, тотальная взаимозависимость ограничивает палитру экономического давления – оно превращается в обоюдоострое оружие, когда любое действие чревато ущербом самому себе.

Меняется роль технологического превосходства. С одной стороны, распространение знаний неостановимо, и коммуникационная прозрачность способствует тому, что даже относительно отсталые страны получают доступ к продвинутым технологиям. Показателем если не силы, то устойчивости государства становится не столько научно-технический уровень его экономики, сколько качество человеческого капитала, уровень образования, состояние институтов, определяющее способность абсорбировать и применять знания. С другой стороны, мир стоит на пороге перехода к новому технологическому укладу, с которым, вероятнее всего, будет связан мощный экономический и политический прорыв. Способность к развитию новых технологий станет еще одним критерием в установлении иерархии государств (по крайней мере, тех, которые претендуют на важную роль в мире), и приращение силы в этой сфере равнозначно охоте за «мозгами», профессионалами, способными послужить источником новых знаний и технологий. Здесь экономическое развитие играет решающую роль – чем более развитая и комфортная страна, тем привлекательнее она для высококвалифицированных специалистов.

Итак, экономика все больше определяет состояние мира и вектор его развития, а экономическая тематика повышает свой удельный вес в международных отношениях. Но при этом она скорее определяет общую атмосферу, рамочные условия, чем непосредственную, прикладную силу государств, их способность продвигать и защищать на международной арене свои интересы. Иными словами, сама по себе экономика необходимое, но недостаточное условие для обретения влияния.

Россия – среднее по уровню развития и размерам экономики государство. Тенденция неблагоприятная – однобокий характер экономики не предполагает качественного усиления страны. Находящиеся под суверенным контролем сырьевые и энергетические богатства пока компенсируют нарастающее технологическое отставание. На руку играет и обостряющийся относительный мировой дефицит продовольствия, производство которого в России можно довольно легко увеличить в обозримом будущем в 1,5– 2 раза. К числу потенциальных возможностей относится и усугубляющийся дефицит воды, особенно в поднимающейся Азии, который позволяет развивать водоемкие производства в богатых водными ресурсами регионах Сибири и Дальнего Востока для экспорта их продукции в Азию.

Однако в долго-, а возможно, уже и среднесрочной перспективе неспособность остановить общую примитивизацию экономики и кратно повысить ее эффективность чреваты обвалом влияния России в мире. К сожалению, ни российский управляющий класс, благоденствующий за счет перераспределения ренты, ни большинство населения, получающего часть этой ренты и «отдыхающего» в скромном консьюмеризме после 70 лет лишений коммунизма и послереволюционных 1990-х годов, менять пока ничего не хотят.

Сила оружия. На протяжении всей истории военная сила служила важнейшим показателем мощи и влияния государств. Глобализация и демократизация мировой системы, внутренней политики государств выдвигают проблемы, не решаемые с помощью военной силы, – экология, благополучие населения, состояние мировых финансов, свобода торговли и т.д. В то же время наличие у ведущих держав ядерного оружия делает развязывание масштабных войн практически невозможным. Без этого нынешнее беспрецедентно быстрое перераспределение сил едва ли происходило бы относительно мирно.

Тем не менее окончательного отхода военной силы на второй план ожидать не стоит. Общий курс на возвращение роли государств в международных отношениях (ничего более устойчивого так и не появилось), эрозия правил, в том числе норм международного права, заставляют государства постоянно думать о собственной безопасности (исключение составляет, наверное, только Европа, которая не видит для себя военно-политических угроз). Вакуум безопасности усугубляется на огромном пространстве от Ближнего и Среднего Востока до Восточной Азии, обострение соперничества там ведет к росту конфликтности. Большая война или серия войн на Ближнем Востоке более чем возможны – они будут локальными, но в силу все той же глобализации резонанс разнесется далеко за пределами региона. Наличие мощных вооруженных сил с ядерной составляющей является необходимым условием того, чтобы государство чувствовало себя уверенным перед лицом нарастающего хаоса и турбулентности в международных отношениях.

Глобализация и снижение действенности международных институтов и режимов возлагают на государства большую ответственность. Граждане все равно призывают к ответу свое правительство, а не «невидимые руки». Интернационализация экономических, финансовых, экологических и информационных процессов сужает возможности влияния государств не только на внешнюю среду, но и на процессы, протекающие на их собственной территории. Единственное средство, которое пока остается полностью под контролем государств, – военная сила. Тем больше соблазн опираться на нее, хотя действенность классических силовых рычагов явно снижается.

Сила идей и образов. После краха коммунистической системы многие полагали, что идеологическое противостояние завершилось раз и навсегда по причине окончательной победы «правильной» идеи. Но этого не случилось, хотя характер соперничества изменился, утратил структурированный системный характер.

Идейная борьба обостряется в сфере привлекательности моделей развития, которые в век информационной открытости во многом предопределяют влияние стран, их мировую «капитализацию». Растет роль «мягкой силы», измеряемой готовностью других стран добровольно следовать чьему-то примеру. Она зависит от уровня благосостояния основной массы населения, качества жизни, защищенности человека, его свободы, эффективности юридической и политической системы. Особое значение имеет накопленный культурный слой, способность транслировать свою культуру.

Лавина информации делает целенаправленное управление новостными потоками и формирующимися представлениями все более трудным. Информация демократизируется, выходит из-под контроля. Образы «объективируются». В то же время потоки информации сметают аргументы, выводят на передний план эмоции, что благоприятствует манипулированию, но и оно имеет зачастую бессистемный характер, поскольку осуществляется со всех сторон одновременно.

Возрождение идейной конкуренции происходит на фоне стремительного нарастания количества потребляемой людьми информации, торжество Интернета ведет к виртуализации политики. Представления все больше определяют вес и значение материальных явлений, в том числе и касающихся силы и влияния. Поэтому особо важным их источником становятся позиции в сфере массовых коммуникаций.

Накопленные технологические, моральные и исторические активы, доверие и привычка к западным СМИ создают преимущество Западу, который сохраняет первенство в интерпретации и распространении идей. Прямо или чаще косвенно – продвигая образы и представления, способствующие сохранению его влияния. Так, уступая в экономическом и геополитическом соревновании быстрорастущим азиатским странам, Запад интенсифицирует идейную борьбу, в частности пытаясь представить происходящее в мире как свидетельство успеха собственной идеологии. Новые игроки пока не готовы и не способны навязывать выгодные им идейные представления, хотя есть и исключения. Например, катарская «Аль-Джазира», внесшая значительный вклад в ослабление светских арабских режимов.

Борьба за влияние на взгляды и представления активизирующихся масс станет важнейшим видом соревнования между государствами и их группами в XXI в. Поднимающиеся страны вслед за усилением позиций в экономике и в сфере безопасности перейдут к активной борьбе и за влияние в идейной сфере.

Российское влияние в информационно-идейной сфере по-прежнему крайне невелико. Во многом это связано с тем, что страна так и не нашла свою новую идентичность, а барахтается в идеологических клише ушедшего столетия, вместо того чтобы обратиться к потенциалу своей многовековой истории. Против России играют и ее нынешняя малопривлекательная модель общественно-экономического развития, и унаследованные от прошлого фобии Запада.

Место России. Российская государственность на протяжении практически всей своей истории формировалась и крепла в условиях постоянной внешней угрозы, противодействие которой и составляло лейтмотив государственного строительства. Сегодня, пожалуй, впервые стране никто напрямую не угрожает. Привычный противник – Запад, во-первых, ослаблен, во-вторых, с ним уже нет столь глубоких противоречий. Китай делает все возможное, чтобы не создать у России чувства опасности, поскольку в Пекине понимают, что их соперничество с США почти неизбежно. Локальные очаги нестабильности, особенно к югу от российских границ, способны доставлять серьезные неприятности, но это конфликты совсем другого масштаба, чем те, к которым всегда готовилась Россия.

Спору нет, в условиях общего нарастания неопределенности в мировых делах стране необходимы солидные вооруженные силы. Однако пока не вполне ясно, до какой степени осуществимы заявленные планы перевооружения и стоят ли за ними какие-то конкретные долгосрочные расчеты.

Налицо относительная примитивизация экономики. Пока работают факторы, компенсирующие этот недостаток: мировой спрос на сырье и продовольствие способствует сохранению совокупной мощи страны, тем более что она доказала способность удерживать территории и сырьевые ресурсы под суверенным контролем. В хаотичном мире национальных игроков, играющих по неясным правилам, Россия, весьма искусная в традиционалистской, временами тяжеловесной, дипломатии, чувствует себя комфортно. К тому же привычные конкуренты – Соединенные Штаты и Европа – сами запутались в происходящем и совершают грубые промахи, Китай же предпочитает уклончивую позицию, несмотря на очевидное усиление. Однако эта ситуация не будет продолжаться всегда. И в США, и в Европе, и в КНР заметны признаки того, что начинается переоценка подходов к мировой ситуации и выработка новых моделей поведения.

«Мягкая сила» России невелика. Значительный культурный потенциал используется недостаточно. Качество и количество человеческого капитала ухудшаются. Несмотря на риторику о модернизации и инновациях, выбор правящей элиты пока предполагает восстановление роли мощного сырьевого и военно-политического игрока, а не лидера новой экономики или законодателя мод в области идей и культуры.

Сознательно или подспудно Москва в своей стратегии все больше полагается на военную силу, особенно на наличие ядерного оружия. Это объяснимо, но совершенно недостаточно. Россия не справляется с задачей установления надежных союзнических отношений, предпочитая делать упор на стратегическую независимость и свободу рук. Сдвиг в сторону поднимающейся Азии происходит недопустимо медленно и пока в основном на словах. Не заметно серьезных усилий по развитию относительно современных ресурсодобывающих отраслей и производства продовольствия в Зауралье. Между тем на фоне бурного развития Азии отсутствие или слабость соответствующего вектора в российской политике будет означать быстрое затухание роста.

Если изменений не произойдет и сохранится заложенная ныне модель, в России неизбежно полуавторитарное правление с нарастанием разрыва между властью и обществом, причем не только передовыми его слоями. Руководству понадобится опора на популизм и умеренный национализм. Такой курс ослабит долгосрочные возможности страны по защите своих интересов и будет толкать к обособлению на мировой арене, что в условиях глобального перехода к новому технологическому укладу чревато фатальным отставанием.

Сохранение и укрепление позиций России в мире как самостоятельной великой державы требует изменения модели развития и самовосприятия. Причем перемены должны начаться внутри, с себя.

Необходима переоценка приоритетов общества и государства в пользу резкого наращивания вложений в образование и культуру. Повышение качества человеческого капитала расширит потенциал «мягкой силы» и может стать залогом для технологического рывка через поколение. В условиях нового мира, где конкуренция за «мозги» и умения становится едва ли не основной, создание среды, благоприятной для самореализации и творчества профессионалов, – залог сохранения устойчивых позиций.

Нужны срочные меры по преодолению примитивизации российской экономики, качественному повышению ее эффективности, что предусматривает реальные меры против коррупции и тотальной бюрократизации, удушающей любой рост. Для этого не обойтись без более открытой политической системы и разумной регионализации.

Курс на создание современных вооруженных сил, перестройку ОПК в более или менее рыночном духе должен продолжаться. Неизбежно сохранение и даже увеличение опоры на ядерное сдерживание в силу отставания от других крупных игроков по прочим компонентам военной мощи. Однако траты на оборону должны соответствовать уровню реальных угроз, а не аппетитам наиболее консервативной части руководства.

Создание собственного центра экономической силы с участием ряда стран бывшего СССР стоит продолжать, но без политизации этого процесса и тщательно взвешивая целесообразность вовлечения партнеров. Источник реального рывка российской экономики – не в соседних странах, они могут только несколько усилить стартовые позиции друг друга для выхода на взаимодействие с более крупными игроками.

Экономическая переориентация России на рынки новой Азии не имеет альтернатив. Для этого необходимо создание в Сибири и на Дальнем Востоке ряда водоемких отраслей, современного сельского хозяйства с массированным привлечением инвестиций из стран АТР (США, Японии, Южной Кореи, стран АСЕАН, а не только Китая), а также ЕС. Поворот к Азии не означает отказа от европейской культурной и исторической традиции, в которой возникла и сформировалась Россия. Более того, эту культурно-цивилизационную ориентацию следует укреплять, поскольку именно она создает базу для российской национальной самоидентификации.

С исчерпанием советского наследия стратегически важной задачей становится формулирование новой национальной идентичности, которая сочетала бы лучшее в культуре и истории России с устремленностью в будущее и открытостью к переменам. Как бы ни менялись определения и компоненты силы в международных отношениях, главная сила любого государства всегда и везде одна – уверенность в себе, способность ставить правильные цели и добиваться их.

«Лики силы: Интеллектуальная элита России и мира о главном вопросе мировой политики», М., 2013 г., с. 15–26.

Контрэлита современной России: Кто она и чего хочет?

Л. Тимофеева, политолог

В последние годы в России вновь заговорили о контрэлите, стремящейся прийти на смену правящему политическому классу. В связи с этим возникает ряд вопросов, связанных как с самим понятием контрэлиты, его существенными отличиями от других смежных понятий, так и с особенностями современной российской контрэлиты.

На мой взгляд, контрэлита – это не просто оппозиция в обычном смысле этого слова, т.е. часть политической элиты, не набравшая достаточного количества голосов на выборах, чтобы составить большинство в парламенте и сформировать правительство. Контрэлита – это такой политический класс (слой, группа), который в состоянии сформулировать принципиально новые идеи относительно развития общества. В этом смысле ей больше подходит второе название – «элита развития» или «альтернативная элита».

Феномен контрэлиты впервые сложился в России XIX в. О ее появлении провозгласили писатели Н.В. Соколов в романе «Отщепенцы», И.С. Тургенев – «Отцы и дети», Н.Г. Чернышевский – «Что делать?» и др. Генезис русской контрэлиты был сложным и длительным, а характерные черты менялись в процессе эволюции: разночинцы, отщепенцы, нигилисты (протоэлита); нигилизм, инакомыслие, диссидентство, нонконформизм (ее психологическое отношение к действительности, выражающееся в отрицании старых норм); интеллигенция (часть элиты, занимающаяся умственной деятельностью и критикующая правящую элиту), продуцирующая действительно новые социально-политические идеи переустройства российского общества; первые общественно-политические организации и движения типа «Зеленой лампы», Северного и Южного обществ декабристов, «народовольцев», затем первые политические партии от кадетов до большевиков. В конечном счете ими был пройден путь от скрытых субъектов недовольства к публично артикулирующей свои идеи контрэлите.

Что бы ни говорили сегодня противники коммунистической идеи, но в свое время контрэлита в лице левых, и прежде всего большевиков, принесла России и миру новые идеи более справедливого социального устройства общества по сравнению с ранее существовавшими. Другое дело, что элита развития со временем сама превратилась в элиту застоя, отменив политический плюрализм, здоровую политическую конкуренцию, вызвав сомнения относительно провозглашенного принципа социалистической справедливости, выродившегося в уравниловку и одновременно создавшего механизм двойной морали (для себя и публичного употребления).

Естественно, что для того чтобы контрэлита, или «элита развития», постоянно воспроизводилась и продуцировала новые идеи, нужны определенные условия.

Первое условие – наличие «свободной политической игры». Что имеется в виду? В 1938 г. известный историк культуры нидерландец Йохан Хейзинга написал классический труд «Homo ludens. Человек играющий», где доказывал, что игра больше, чем физиологическая деятельность, необходимая для поддержания жизни, и зародилась она раньше культуры. В ней заключен большой смысл – она есть духовное творение, сама порождающая новые духовные смыслы. Игра необходима обществу в силу завязываемых ею духовных и социальных связей, ибо она удовлетворяет идеалы коммуникации и общежития. Всякая игра есть, прежде всего, свободная деятельность, предполагающая решение важных задач. У каждой игры свои правила, нарушение правил разрушает игру, превращая ее то в ожесточенное столкновение – в войну, то в имитацию самой игры, которая теряет творческий смысл, превращаясь в «пуерилизм», в ребячество, а то и в застой.

По мнению Хейзинги, игра в политике – это партийный парламентаризм XVIII в. как свободное соревнование партий и политиков и их партийных программ. Однако к 30-м годам XX в. эта «игра» утратила свой подлинный смысл. Более того, часть немецкой элиты (накануне прихода Гитлера к власти) интерпретировала политику, исказив определение К. Шмитта, как чего-то другое, непохожее на тебя, превратив ее в жесткое противопоставление, оппозицию «друг – враг». Именно с этого момента игра в германской политике стала умирать, превратившись со временем в ожесточенную войну с теми, «кого надо убрать с дороги»: поджог фашистами рейхстага и обвинение в этом коммунистов, убийство сторонниками НСДАП их политических противников.

Естественной игры в политике не стало и в России с запрещением в 1922 г. последней альтернативной большевикам партии левых эсеров, дольше всех среди партий-конкурентов продержавшейся на политической сцене. Тревожным свидетельством умирания игры в новейшей российской политической истории могут служить случаи смертельных разборок с мэрами, губернаторами, депутатами или кандидатами на эти посты, а затем отмена института выборов губернаторов и превращение парламентских выборов в имитацию игры с постоянно меняющимися правилами, но и с известным результатом.