Россия и мусульманский мир № 4 / 2013

Таким образом, в культуре соединяются противоположные тенденции: стремление к фиксации ценностей и необходимость их цивилизационной адаптации к изменяющимся условиям бытия культуры. С этой позиции мы можем интерпретировать культуру как семиотическую систему. Поэтому для внешнего наблюдателя она выступает как система закодированных знаков, значений и смыслов, которые часто могут быть понятны только представителю данной культуры, присутствуя в его сознании как культурная память. Такой системой закодированных знаков выступает текст – не только как «генератор новых смыслов, но и конденсатор культурной памяти. Текст обладает способностью сохранять память. Без этого историческая наука была бы невозможна, так как культура предшествующих эпох доходит до нас неизбежно во фрагментах… Сумма контекстов, в которых данный текст приобретает осмысленность и которые определенным образом как бы инкорпорированы в нем, может быть названа памятью текстов». Таким образом, познание другой культуры осуществляется как познание единой семиотической системы в результате расшифровки ее кодов. Эти явные или неявные смыслы культуры несут на себе печать своего формирования и функционирования в конкретном социокультурном пространстве. С позиции носителя иной культуры они могут показаться странными, а для представителя собственной культуры они являются естественными жизненными установками. Внутренняя заданность смыслов культуры выполняет функцию блокирования того, что Н. Луман (немецкий социолог. – Ред.) называет «рискованной информацией», которая по каким-то причинам нежелательна для данной культуры.

Инструментом кодирования памяти культуры выступает реальный язык, с которым связано раскрытие смыслов. Живой язык обязательно включает историю своего создания и функционирования, чем он отличается от языка искусственного. Искусственная языковая система не представляет проблемы для расшифровки, так как является лишь абстрактной моделью коммуникации. Иначе говоря, искусственная система не имеет «культурной» истории, это «структура без памяти», язык которой может обеспечить точность понимания в виде «чистой передачи» структуры и всегда будет относительно беден. Искусственный язык, даже если он претендует выступать в качестве средства общения (например, эсперанто), всегда останется лишь еще одной терминологией, т.е. «псевдоязыком» по отношению к живому. У искусственного языка есть внешнее преимущество, его легко переводить и понимать в силу большей однозначности смыслов терминов. Познание культуры как системы живого языка, напротив, связано не столько с познанием структуры текста (грамматики языка), сколько с проникновением в его внутреннюю смысловую специфику, основанную на истории и особенностях данной культуры. Иногда необходимость языкового понимания требует реального погружения в другую культуру.

Современная стадия развития нашей цивилизации приводит к трансформации взаимоотношений между средствами коммуникации и текстом. В эпоху рукописной и печатной культуры доминировал текст как таковой, не только формируя соответствующие культурные, психологические особенности его восприятия, но и задавая понимание культуры, связанное, прежде всего, с понятийной структурой мышления. Абстрактное мышление было одним из оснований модели классической культуры. Сам процесс коммуникации выступал лишь как средство передачи информации без существенного влияния на ее содержание.

Сегодня происходит изменение этого статуса коммуникации, когда она из средства превращается в собственное содержание коммуникативного процесса, трансформируя содержание по законам коммуникации. Коммуникация сама по себе становится стержнем современной культуры, подчиняя и формируя особенности восприятия информации, безусловно оказывая влияние на механизмы смыслообразования. Система массмедиа переходит из состояния некого фона культурных событий в их творца, заставляя культуру функционировать по законам коммуникации массмедийного смыслового пространства. В результате совершенно уникальное и стремительное техническое развитие «фонового знания», каковым ранее только и могла быть система коммуникации, превращает его в новую реальность в качестве условия активных коммуникативных действий, позволяя индивиду самореализовываться в ней.

В развитии человеческой культуры схожий процесс происходил в период перехода от устной к письменной и к печатной культуре. Культура устного периода замыкалась в рамках узкого коммуникационного пространства (племени или отдельного народа). Возникшая письменная культура фиксировала содержание посредством создания рукописи, которая выступает субстанциальным средством хранения и распространения информации, что само по себе расширяет пространство коммуникации. Рукопись становится первым прорывом локального характера культуры и условием знакомства культур друг с другом, обеспечивая их смысловое взаимообогащение. Одним из следствий этих процессов стало упорядочивание понятийной системы за счет внесения в нее некоторых искусственных принципов. Фактор упорядоченности, нацеленный на оптимизацию хранения информации, мог иметь целью как передачу данной смысловой информации другим, так и, напротив, задачу ее сокрытия от других. В любом случае смыслы культуры были закодированными, но был и механизм раскрытия этих кодов, даже без прямого погружения в иную культуру – перевод (расшифровка, раскодирование) смыслов, зафиксированных в письменной форме, на другой язык. Письменность упорядочивала информацию по неким правилам, давая возможность ее сохранения. С другой стороны, она была слишком локализована даже географическим пространством и рассматривалась прежде всего как средство фиксации устной речи.

Культурный взрыв происходит в связи с возникновением книгопечатания, которое приводит к доминированию линейного типа мышления. Удобство книги в качестве носителя информации значительно экономит время поиска информации, что оказывает влияние на характер образования, в основе которого в большей степени лежит принцип выработки умения находить нужный материал. Книгопечатание выводит устную культуру за горизонты фонетического и пространственного ограничения, но одновременно порождает ее замыкание в пределах национального языка. Культура, по выражению Ю.М. Лотмана, кодируется языком, т.е. становится семиотически замкнутой. В результате описанных процессов в силу множественности живых языков мы наблюдаем своеобразное «столкновение» этих замкнутых локальных культур, реализующееся в напластовании информации и смыслов. При этом происходит напластование информации «горизонтальной», связанной с расшифровкой кодов современной культуры, и информации «вертикальной», связанной с ее исторической интерпретацией, т.е. переводом на современный язык исторически ушедших от нас смыслов. Это неизбежно приводит к опасности «модернизации» смыслов через внесение в них нового содержания, но одновременно вырабатывается идеальный пласт того, что мы обозначаем как историческую память, обеспечивающую коммуникацию поколений.

Связывая между собой общество как по горизонтальной (диахронической) составляющей, так и по исторической вертикали, культура обеспечивает память человечества в целом. В результате человеческая культура предстает перед нами как некое целое, состоящее из подсистем локальных культур. Признак локальности выступает доминирующим для периода классической культуры, что позволяет выделить особенности данного типа культуры и проанализировать те трансформации, которые происходят в ней в результате изменения системы коммуникационного пространства в современном мире.

Локальность классической культуры проявлялась в том, что для человека, находящегося внутри нее, она представляла собой почти застывшую систему. Изменения, происходившие в ней, обнаружить было практически невозможно, так как они выходили за рамки индивидуальной жизни. Ядро такой культуры на протяжении столетий оставалось неизменным, его основное содержание передавалось от поколения к поколению. Именно эти консервативность и элитарность определяли лицо классической культуры. Оценить изменения можно было лишь «извне» и, как правило, лишь спустя некоторое время. Такая культура была основана на эволюционной адаптации новообразований, претендующих на статус культурных ценностей, что обеспечивало ее стабильность за счет безболезненного приспособления к себе новых компонентов и их постепенной модификации.

В основе адаптивного механизма лежало структурное распадение культуры на два больших компонента. На это в свое время обратил внимание М.М. Бахтин, анализируя так называемую «смеховую культуру» периодов Средневековья и Ренессанса.

«Низовая» часть культуры вбирала в себя стереотипы, традиции и нормы жизни, характерные для большинства людей в их повседневной жизни, и была близка конкретному человеку.

Высокая культура вырабатывала продукты, далеко отстоящие от стандартных жизненных стереотипов и представлений, и была удалена от реальности, представляя собой идеальный культурный пласт. Эта верхняя, рафинированная часть культуры постепенно оформляется в истории человеческой цивилизации как Культура «с большой буквы». Она принципиально удалена от повседневности, даже от конкретной личности. Она требует определенной подготовки при ее восприятии, определенной формы организации пространства для репродукции своих образцов. Ценности «верхней» Культуры за счет того, что они приняли рафинированную форму, охраняют себя от влияний извне. Эта идеализированная часть культуры стабильна, настороженно относится ко всяким изменениям, но именно она обеспечивает базис общечеловеческой культуры.

Таким образом, культура представляла собой образование, содержащее противоречивые стороны в виде наличия массового и элитарного векторов, находящихся в относительном единстве. Для локальной культуры характерными являются свойства и смысловые дихотомии, некоторые из которых мы рассмотрим в качестве примера, так как именно они подвергаются трансформации в современной культуре. Дихотомия «прикровенность (синоним – «тайность». – Ред.) – откровенность» была связана с представлением о том, что некоторые явления и формы поведения, несмотря на то что они присутствуют в реальной жизни, должны быть сокрыты для человека и реализуются в соответствующем культурном стереотипе поведения. Конструируется своеобразная периферийная зона бытия – его изнанка, которая присутствует в жизни людей, но она требует смыслового прикрытия. Это доходило до абсурда, который в гротескной форме описал Н.В. Гоголь, зафиксировав внутрикультурную оппозицию между обыденностью, бытом, простотой поведения, отраженного в языке нормального человека, и семантическим его инвариантом, якобы отражающим существование человека в «высокой» культуре.

Дихотомия «свой–чужой» отражала ситуацию замкнутости и самодостаточности локальной культуры, которая часто проявлялась в ее противопоставлении иным культурам. Каждая культура вырабатывала в себе мощнейший каркас, некий «иммунитет» к «чужому». Соответственно «мое» (внутрикультурное) рассматривалось как истинное и ценное «для меня». Чужое, напротив, – как отрицание «моего», а значит, ложное. Усиление напряжения данной дихотомии в процессе формирования локальной культуры было закреплено возникновением книгопечатания, которое оформило национальный характер культур соответствующей совокупностью текстов и фиксированных смыслов, как бы замкнув их в национальном языке. Именно поэтому первый и наиболее мощный удар процесса глобализации наносится именно по национальному языку. Книгопечатание, как мы отмечали, породило и еще одно свойство локальной культуры – линейность интерпретации мира. Линейность как принцип выстраивания смысла письменной речи надолго становится культурным эталоном самовыражения, которому следовало подражать. В этом качестве он закрепляется как один из основных признаков классической культуры. Проявляется это в том, что человек начинает выстраивать свое мышление линейным образом, преобразуя нелинейные типы коммуникации, подчиняя их правилам письменного языка, вовсе не вытекающего из естественного характера устной речи.

Культурное творчество направлено на создание завершенных объектов, будь то произведения музыки, архитектуры или философии. Во всех случаях перед нами завершенное произведение, в котором структура продумана от начала до конца. Литературный текст выступал как эталон текста вообще, некий завершенный смысл. Письменность закодировала живую культуру (или ее часть), живую коммуникацию, которую можно понять, лишь зная эти коды (алфавит и грамматику). Неграмотный человек оказывается вне культуры, а поэтому и изначальным признаком культурности выступает грамотность.

Диалог между локальными культурами реализовывался внутри особого коммуникационного пространства, которое Ю.М. Лотман обозначил как «семиосфера» (по аналогии с биосферой), в которой роль «живого» элемента выполняет язык или, точнее, языки с их различающимися смыслами и разнообразием социокультурных форм функционирования. Культуры пересекались между собой как языковые множества. «Ценность диалога оказывается связанной не с той пересекающейся частью, а с передачей информации между непересекающимися частями. Это ставит нас лицом к лицу с неразрешимым противоречием: мы заинтересованы в общении именно с той ситуацией, которая затрудняет общение». Именно область непересекаемого требовала раскрытия и адаптации культур друг к другу. Желание и необходимость понимания увеличивали область смыслового пересечения, но этому препятствовало «напряжение», возникающее в процессе диалога культур, связанное с тенденцией самосохранения внутренних смыслов культуры. Познание области несовпадения культур обогащает их новыми смыслами и новыми ценностями, хотя и затрудняет сам факт общения.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.