Политическая наука №3 / 2016. Политическая семиотика

Политическая наука № 3 / 2016. Политическая семиотика

Представляем номер

Предлагаемый вниманию читателей номер «Политической науки» посвящен политической семиотике, т.е. изучению политики посредством выявления ее семиотических аспектов – а именно: смысла, порядка его выражения и обстоятельств его трансляции (коммуникации). Такой подход, который также можно назвать семиотической политологией, нуждается в распространении прежде всего путем семиотического анализа политической действительности, взятой во всем ее разнообразии. Ведь не секрет, что, несмотря на то что у истоков изучения языка политики и политической коммуникации стоят такие классики политологии, как Гарольд Лассуэлл, Чарльз Мерриам, Пол Лазарсфельд и Мюррей Эдельман, описание сферы политического посредством семиотических методов трудно назвать мейнстримом современной политической науки.

Пока семиотика остается для политологии скорее концепцией «на вырост». Часто отсылки к семиотическому аппарату понимаются слишком узко и ассоциируются с исследованиями в духе политической лингвистики. А в основном даже базовые понятия и методы семиотики для значительной части профессионального сообщества сегодня все еще остаются малознакомыми.

К этой ситуации можно относиться двояко: один увидит в ней проблему, а другой – возможность для развития. Можно надеяться, что уже в скором времени семиотические инструменты могут получить куда более широкое распространение. Как на частный, но достаточно показательный пример обратим внимание на тот факт, что уже сегодня публикации, посвященные возможностям семиотического аппарата, появляются в материалах Комитета по концептам и методам IPSA.

Встречное движение есть и в области самой семиотики. Изучение политической коммуникации с начала 1980‐х годов становится в этой дисциплине одним из ведущих направлений, в определенной степени потеснив доминировавший с 1960‐х анализ художественных текстов. При этом для значительной части подобных исследований интерпретативное препарирование политического дискурса рассматривается само по себе как инструмент политической борьбы.

Предвидя неизбежный интерес к семиотике политических процессов в ближайшем будущем, следует уже сейчас создавать условия для включения семиотических инструментов в аппарат политической науки. На вклад в решение именно этой задачи и ориентирован представляемый здесь номер.

Открывается выпуск традиционной для «Политической науки» рубрикой «Состояние дисциплины», в которой представлены статьи М.В. Гавриловой, С.Т. Золяна, М.В. Ильина и И.В. Фомина. В этих материалах делается попытка обрисовать концептуальный каркас политической семиотики, а также наметить ее положение в ряду других дисциплин и методологий. Помещенные в номере материалы позволяют увидеть и то, что потенциал семиотики отнюдь не ограничивается исследованиями устных и письменных текстов. В частности, этой теме посвящена статья одного из ведущих мировых исследователей социальной семиотики и мультимодальной коммуникации Г. Кресса, работы которого ранее на русском языке не публиковались.

Конкретные примеры применения семиотических инструментов в политологии можно найти в статьях Ю.Е. Галяминой, О.А. Толпыгиной и В.Э. Согомоняна, входящих в рубрику «Идеи и практика».

Анализ политической коммуникации, но уже не в военной сфере, а в области символической политики и семиотики праздников продолжает рубрика «Контекст» с представленными в ней статьями В.Н. Ефремовой и Ж.Р. Сладкевич.

В разделе «Перечитывая классику» мы сочли уместным поместить статью пионера в изучении дискурса – бельгийского исследователя Э. Бюиссанса. Работы Бюиссанса позволяют внести необходимые уточнения, в том числе и применительно к современному состоянию дискурсологии, поскольку достаточно вольное употребление этого термина уже грозит лишить его какой-либо содержательности.

Современному аппарату исследований дискурса посвящены представленные в традиционной рубрике «Первая степень» результаты работы молодых дискурсологов О.В. Захаровой и А.О. Ионовой, а также реферат книги Р. Водак «Политический дискурс в действии», подготовленный М.И. Киосе для рубрики «С книжной полки».

За помощь, связанную с подготовкой опубликованных в номере переводов, выражаем глубокую благодарность Т.Ш. Адильбаеву и Е.В. Бельской.

Надеемся, что настоящий номер активизирует дискуссию среди политологов и представителей смежных дисциплин по вопросу о возможностях раскрытия научного потенциала семиотических концепций, методов и подходов в политических исследованиях. Отчасти затронутая проблематика будет продолжена уже в следующем выпуске «Политической науки», в котором планируется к публикации серия статей М.В. Ильина и его младших коллег, взявшихся за решение амбициозной исследовательской задачи, связанной с семиотическим анализом политических актов (перформативов).

С.Т. Золян, И.В. Фомин1

Состояние дисциплины: политическая семиотика

Зачем семиотика политологам?2

И.В. Фомин, М.В. Ильин3

Аннотация. Для современной политической науки привычно разделение методов на количественные и качественные. При этом количественные методы имеют в качестве своей основы аппарат математики, а для качественных методов такого рода основание не определено. Предлагается рассмотреть в качестве одного из таких оснований семиотику – как «математику» общественных наук. Внимание к общим семиотическим принципам и выделение семиотических исследовательских инструментов в качестве одного из видов методов может оказаться существенным для политической науки в качестве средства обеспечения интрадисциплинарной связности и трансдисциплинарной интеграции.

Ключевые слова: дискурс-анализ; методология; методы политических исследований; политическая семиотика; политический дискурс; семиотика политики; семиотика; семиотический органон; семиотические методы; социальная семиотика; трансдисциплинарные методы.

I.V. Fomin, M.V. IlyinWhat can semiotics contribute to political science?

Abstract. Today in political science we are used to distinguish between methods that are qualitative and quantitative. And while the quantitative techniques are based on the apparatus of mathematics, the qualitative ones don’t seem to have any basic methodological framework of this kind. It is suggested to consider semiotics in this role of the «mathematics» of social sciences. The consideration of general semiotic principles and distinction of semiotic research methods can provide political science with intradisciplinary consistency and transdisciplinary integration.

Keywords: discourse analysis; methodology; methods of political research; political semiotics; political discourse; semiotics politics; semiotics; semiotic methods; semiotic organon; social semiotics; transdisciplinary methods.

Когда речь заходит о методологическом аппарате политической науки, привычно его описывают в терминах размежевания между методами количественными и качественными. Картина становится несколько иной, если мы вводим в нее еще один элемент в виде смешанных методов, однако никакого принципиального изменения из этого не следует. «Смешанные методы» обычно мыслятся в логике все той же дихотомии количественных / качественных, пусть уже и без резкого противопоставления и с возможностью их комбинирования [см., напр.: Creswell, 2003; The SAGE… p. xxix и др.]

Если попытаться ответить на вопрос о том, каковы содержательные основания разделения методов на эти две группы, то с количественными методами ситуация относительно ясна – их мы можем определить как методы, основанные на аппарате математики [Muijs, 2004, p. 1–2], а вот основания качественных методов оказываются гораздо менее отчетливыми. Доступным решением было бы определить качественные методы «апофатически» – как «все остальное», как неколичественный анализ, как изучение данных, не оформленных в численном, измеримом виде. Такое определение трудно признать удовлетворительным, однако есть некоторые обстоятельства, вынуждающие говорить о качественных исследованиях именно так. В первую очередь причина этого – фрагментированность подходов к качественному анализу и их сопротивление попыткам выстраивания какой бы то ни было метапарадигмы [Denzin, Lincoln, 2005, p. xv].

Ввиду того что никакого определенного «катафатического» содержания в понятии качественные методы мы не обнаруживаем, привычное разделение методов на количественные и качественные имеет смысл пересмотреть. Как минимум стоит пользоваться термином качественные методы с осторожностью, в частности обращая внимание на тот факт, что если количественные методы основаны на математике, то у качественных методов таких «математик» вполне может быть несколько, и каждое из таких оснований будет давать нам отдельную группу методов.

Именно в поисках обществоведческих «математик» мы можем обратить внимание на семиотику, в ней мы можем усмотреть одно из методологических оснований качественных исследований в политике4. Поскольку, как было сказано выше, термин качественные методы довольно зыбок, предлагается далее вести речь именно о семиотических методах. Объем этой категории, пожалуй, может оказаться у́же, однако ее содержание будет гораздо более определенным.

Семиотика как «математика» наук об обществе

Что же мы знаем о семиотике, и какие методы мы можем отнести к семиотическим? Обычно семиотикой называют науку, занимающуюся изучением знаков, знаковых систем (языков) и целостных совокупностей знаков (текстов). При этом понятия знак и текст рассматриваются в максимально широком значении. Текстами именуются отнюдь не только фрагменты устной или письменной речи на естественных языках, а вообще любые результаты осмысленной деятельности. Семиотика, таким образом, оказывается тем фундаментальным инструментом, с помощью которого мы можем описать не реальность, но действительность [Ильин, 2009, с. 186–189], не Плерому, но Креатуру [Jung, 1967; Бейтсон, 2000]. Она позволяет протоколировать эффекты, вызванные различиями, которых нет в универсуме реальности – в плеромном мире неразграниченных материальных сил и импульсов, но которые при этом являются существенными и значимыми для универсума действительности – мира, творчески освоенного и осмысленного человеком.

Семиотика – инструмент изучения мира, существующего в сознаниях: в нашем собственном сознании и в сознании Другого. Именно по этой причине мы можем говорить о ней как об аппарате, подходящем для гуманитарных и общественных наук. И, конечно, политология не является здесь исключением.

Семиотика также есть средство исследования миров разной модальности: миров возможных и невозможных, миров желаемого и должного5, миров, в которые мы верим, миров, которые вызывают у нас восхищение, ужас или стыд. И здесь нельзя не провести параллели с тем, что уже является частью инструментария политологии, – например, с категориями креденда, миранда, хорренда, пуденда у Мерриама и Лассуэлла [Lasswell, 1949, p. 10; Merriam, 1946, p. 453].

Представления о семиотике как об одном из оснований всякого человеческого познания можно обнаружить уже у классиков современной науки и философии. Так, например, Джон Локк в своем «Опыте о человеческом разумении» (1690) писал, что семиотика (Semeiotike) – как «учение о знаках» (the doctrine of signs) – составляет одну из трех ветвей познания как такового наряду с физикой – «знанием о вещах» (the knowledge of things) и практикой – «умением правильно прилагать наши силы и действия для достижения благих и полезных вещей» (the skill of right applying our own powers and actions, for the attainment of things good and useful) [Локк, 1985, с. 200–201; Locke, 1995, p. IV:XXI].

О семиотике Локк говорит следующее: «И так как наиболее обычные знаки – это слова, то семиотику довольно удачно называют также λογική – “логика”. Задача логики – рассмотреть природу знаков, которыми ум пользуется для уразумения вещей или для передачи своего знания другим» [Локк, 1985, с. 200–201; Locke, 1995, p. IV:XXI]. Локк обращает внимание на связь между знаками, словами и знаниями. Если в русском языке знаки перекликаются со знаниями, то в греческом слово – логос (λόγος) – перекликается с логикой (λογική), способностью к рассуждению.

Другой ярчайший мыслитель Чарльз Сэндерс Пирс сделал следующий шаг – развернул масштабную систематику человеческого познания и поведения, в которой семиотика также заняла центральное положение. Пирс в различных своих работах приводит разные версии выделения развновидностей наук. Как и у Локка, эти классификации у него имеют триадическую структуру. Так, например, в своей ранней работе «Телеологическая логика» (1865) Пирс ведет речь 1) о позитивной науке (изучение вещей), 2) о семиотике (изучение представлений) 3) и о формальной науке (изучение форм) [Peirce, 1982, p. 303–304]. Как и Локк, Пирс ставит знак равенства между логикой и семиотикой, говоря о них как о разных названиях для «формального учения о знаках» [Peirce, 2012, p. 98].

Сами знаки Пирс также рассматривает трихотомично. Во‐первых, он разделяет знаки по самой их сути на: 1) первичные знаки-качества (напр.: ощущение от черного цвета), 2) воплощения качеств, т.е. единичные действительно существующие предметы или события – знаки-вещи (напр.: написанное черными чернилами слово «стол»), 3) знаки-законы, проявляющиеся в вещах (напр.: правила использования слова стол). Во‐вторых (и это самая известная триада Пирса), с точки зрения отношений между знаком и объектом, на который знак указывает, выделяются: 1) иконы (знаки в силу подобия), 2) индексы (знаки в силу смежности) и 3) символы (знаки в силу конвенции). В‐третьих, Пирс различает с точки зрения отношения к своему значению: 1) знаки-возможности (ремы), 2) знаки-факты (суждения) и 3) знаки-умозаключения, что соответствует классической логической триаде термина, предложения и умозаключения [Peirce, 2012, p. 101–104]6.

Полтора с лишним века между семиотиками Локка и Пирса как между важнейшими вехами истории этой науки были также заполнены весьма содержательной работой. Как показал в своем фундаментальном справочнике о семиотике Винфред Нёт [Nöth, 1985; 1990], за это время появились идеи и труды Иоганна Готфрида Гердера, Вильгельма фон Гумбольдта, а также Иоганна Генриха Ламберта и Бернарда Больцано, которые не только развивали семиотические концепции7, но и пользовались при этом самим термином семиотика. Б. Больцано, например, развивая общее «учение о знаках» (Zeichenlehre), выделял семиотику (Semiotik) в качестве прикладной его части [см.: Nöth, 1990, р. 27–34].

Однако формирование семиотики как науки связано именно с Пирсом и его младшими современниками. В связи с этим нельзя не упомянуть помимо трудов Ч. Пирса также сигнифику В. Уэлби [Welby, 1985] и семиологию Ф. де Соссюра [Соссюр, 1977, с. 54]. Пирсовские идеи о фундаментальном характере семиотики развивал также выдающийся ученый Чарльз Уильям Моррис. Он четко различил чистую (pure) семиотику и ее приложения к различным предметным областям в виде дескриптивных (descriptive) семиотик [Morris, 1938, p. 9]. Аналогичные идеи высказывал и Ганс-Генрих Либ, предлагавший выделять общую семиотику и семиотику специальную [Lieb, 1975].

Согласно амбициозной концепции Ч.У. Морриса, именно семиотика должна была стать «математикой» социальных и гуманитарных наук. И даже более того – она должна была стать унифицированным инструментом изучения любых явлений, имеющих знаковую природу [Моррис, 1983, с. 38]. В какой же мере сегодня проект, намеченный Моррисом, можно считать реализованным применительно к политической науке?

Американский социолог Чарльз Лемерт в 1993 г. писал: «Кто из читавших в конце 1940‐х работы Леви-Стросса мог мечтать о том, насколько сегодня практически каждый уголок гуманитарных и общественных наук будет затронут идеями и работами из области семиотики?» [Lemert, 1993, p. 31]. К восторгу Лемерта, однако, трудно присоединиться.

Прежде всего, ввиду широкого и действительно почти повсеместного наступления структурализма и постструктурализма в XX в. отдельные идеи, имеющие отношение к семиотике, так или иначе действительно вошли в инструментарий почти всех наук об обществе, став отправной точкой для целого ряда популярных подходов. Однако настоящего семиотического коперниканского переворота все же не произошло. Унифицирующего метанаучного семиотического языка, о котором писал Моррис, мы практически не обнаруживаем. И даже для тех тенденций, которые действительно имели место, политическая наука, пожалуй, была одной из самых мало затронутых областей знания [Drechsler, 2009, p. 73–74].

Существующие в политической науке семиотические исследовательские техники сегодня представлены скорее как россыпь отдельных приемов. Они разбросаны по различным субдисциплинам, школам, направлениям и исследовательским традициям и редко рассматриваются как единое целое. К такого рода методам мы можем отнести контент-анализ, концепт-анализ, анализ метафор, нарративный анализ, конверсационный анализ, всевозможные версии дискурс-анализа8, герменевтики, этнометодологии, исследования символической политики и др. В целом же семиотический методологический проект едва ли сегодня в достаточной мере реализован. Более того, возможно, мы еще пока даже не вполне приступили к его реализации.

Чем объясняется такое невнимание к семиотике? Тем же, чем и тот факт, что мощная систематика Пирса остается достоянием лишь элиты научных элит. Все эти научные достижения слишком фундаментальны, требуют цепкого ума и интеллектуальных навыков для работы с ними. К тому же весьма абстрактное, но при этом предельно четкое различие, которое проводил Моррис, для большинства совсем не очевидно. Оно может показаться довольно умозрительным, ведь на практике мы сталкиваемся скорее с замутненными формами и целыми лестницами переходов между предельными проявлениями сути дела. Именно эти замутненные и переходные формы застилают нам взор. Именно они кажутся «реальными» и «настоящими».

Другим важным обстоятельством, отвернувшим внимание массива научного сообщества от чистой семиотики, были, как это ни парадоксально, успехи дескриптивных, специальных, прикладных и прочих частных семиотик. В течение практически всего прошлого века основное внимание уделялось разработке специфических возможностей приложения принципов семиотики. В результате возникли своего рода частные семиотики. Это была, прежде всего, лингвистическая семиотика как наиболее разработанная сфера исследований. Однако наряду с ней появились и другие семиотические дисциплины – семиотика культуры, кино, городской среды, биосемиотика и, естественно, семиотика политики, которой и посвящен настоящий выпуск журнала.

Нынешнее состояние семиотики можно достаточно отчетливо представить, если мы вообразим мир, в котором не существует математики как связной системы знания. В таком мире есть существующие сами по себе «плодоисчисление», «человекоисчисление», «скотоисчисление», а также «звездомерство», «водомерство», «домомерство» и т.д. Это мир, в котором геометрия – это исключительно «землемерство», а принципами изучения пространственных структур на других поверхностях учат, соответственно, на отдельных факультетах «бумагомерства», «стеномерства» и т.д. Именно такова сегодня семиотика. При развитости отдельных ее предметных направлений (таких как лингвистическая семиотика, литературная семиотика, семиотика искусства, семиотика кинематографа, биосемиотика, семиотика городской среды и т.д.) почти не выражены и не проработаны общие ее основания – то, что Ч.У. Моррис называл чистой семиотикой (pure semiotics) [о предметном насыщении и очищении семиотики см.: Фомин, 2015 a].

Подобное развитие привело к ситуации, когда семиотика черпает свой материал из лингвистики, кибернетики, биологии, психологии, этнографии, социологии, истории культуры, литературоведения, но также и отдает в свою очередь этим наукам свои обобщения [Степанов, 1998, c. 19]. Она развивается на стыке наук, и возникает такое качество «приватизированной» отдельными дисциплинами семиотики, как ее срединность или междисциплинарность, а в перспективе, добавим, трансдисциплинарность. В этой ситуации, на фоне развития частных семиотических методов, стоит возвратиться к идее Чарльза Морриса о чистой семиотике – всерьез поставить вопрос о развитии общей семиотики как метанаучного интегратора, объединяющего весь комплекс социально-гуманитарных наук, включая и политологию, – поверх дисциплинарных границ.

Чистая семиотика

Одним из главных элементов теоретической рамки, заданной для семиотики Ч. Моррисом, была триада уровней семиотического анализа:

– уровень семантики,

– уровень синтактики,

– уровень прагматики.

Согласно этой схеме в сферу семантики включаются отношения между знаками и означаемыми ими объектами, в сферу синтактики – отношения знаков между собой, в сферу прагматики – отношения знаков к интерпретаторам [Моррис, 1983, с. 42]9.

Базовыми концепциями для семиотики можно считать также предложенные в рамках этой дисциплины диадические (означающее – означаемое) [Соссюр, 1977, с. 99–100] и триадические (форма – смысл – значение) модели знака [Peirce, 2012, p. 101–104; Моррис, 1983, c. 39–40; Frege, 1892, S. 25–50]. В самом общем понимании знаком в семиотике считается любой предмет, выступающий посредником между двумя системами. На основе базовых моделей знака могут разворачиваться более сложные и многоуровневые конструкции. С их помощью могут быть составлены модели метафор, мифов, образов и других комплексных семиотических феноменов [Барт, 1989, с. 81; Ильин, 1995, с. 111; Фомин, 2014 a]

Одной из главных заслуг Ф. де Соссюра, наряду с предложенной им структуралистской моделью знака, считается введение различения между такими явлениями, как язык (langue) и речь (parole). Речью в этой дихотомии называется конкретный результат использования языка – семиотический продукт, развернутый во времени и пространстве. Под языком же понимается система знаков (код), которая виртуально существует в сознании каждого владеющего языком индивида, но которая при этом не располагается в его сознании никогда полностью и никогда индивиду полностью не принадлежит. Язык индивидом единолично не создается и не изменяется, поскольку являет собой внешний по отношению к нему социальный аспект речевой деятельности, существующий в полной мере лишь в коллективе [Соссюр, 1977, с. 52].

Дихотомическое разделение на язык (код) и речь происходит внутри всего множества проявлений речевой деятельности – языка в самом широком значении этого слова. В оригинальном тексте «Курса общей лингвистики» де Соссюра соответствующий термин обозначается французским словом langage (лангаж) [Saussure, 1995, p. 20].

Через призму соссюровской триады лангаж – язык – речь можно подходить к объяснению одного из понятий, которые сегодня распространены в политических исследованиях весьма широко. Речь идет о понятии дискурса. Дискурс можно рассматривать как языковую практику (лангаж) в неразрывной связи с ситуативным контекстом, с прагматическими, социокультурными, когнитивными установками коммуникантов.

Вести речь о дискурсе как о том, что позволяет соединить язык как систему (langue) и речь как деятельность (parole), но при этом конкретнее и у́же языка в его целостности (langage), впервые предложил при уточнении соссюровской концепции бельгийский лингвист Эрик Бюиссанс10 [Buyssens, 1943].

Предложенный Бюиссансом подход позволяет различить три типа дискурса: два взаимоисключающих и один интегрирующий. Во‐первых, он может пониматься как дискурс-продукт – аналогичные речи эпизоды человеческой деятельности, развернутые в действительном времени и значимые для вовлеченных в них людей. Во‐вторых, он может определяться как дискурс-программа – значимая для соответствующих групп людей система правил понимания (интерпретации) подобных эпизодов и / или их создания (порождения). В‐третьих, его можно непосредственно связать со способностями группы и составляющих ее людей использовать систему правил для создания осмысленных эпизодов действительности, а также придавать эпизодам своей деятельности смысл путем выработки или уточнения правил их понимания. Иными словами, дискурс в третьем смысле – назовем его дискурс-конвертор – отождествляется с творческими усилиями людей по созданию и пониманию своих эпизодов действительности.