Политическая наука №4 / 2013. Старые и новые идеологии перед вызовами политического развития

Gentile E. Fascism, totalitarianism and political religion: Definitions and critical reflections on the critiques of a theory // Totalitarian movements and political religions. – L., 2004. – Vol. 5, N 3. – P. 326–375.

Gerring J. Ideology: A definitional analysis // Political research quarterly. – Salt Lake City, UT, 1997. – Vol. 50, N 4. – P. 957–994.

Griffin R. The primacy of culture. The current growth (or manufacture) of consensus within Fascist studies // Journal of contemporary history. – L., 2002. – Vol. 37, N 1. – P. 21–43.

Johnson-Laird P.N. Mental models: Towards a cognitive science of language, inference, and consciousness. – Cambridge: Cambridge univ. press, 1983. – 513 p.

Koselleck R. Kritik und Krise: Eine Studie zur Pathogenesis der buergerlichen Welt. – Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1954. – 247 S.

Koselleck R. The practice of conceptual history: Timing history, spacing concepts (cultural memory in the pre-sent). – Stanford, Calif.: Stanford univ. press, 2002. – 363 p.

Koselleck R. Vergangene Zukunft: zur Semantik geschichtlicher Zeiten. – Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1979. – 388 S.

Kuklinski J.H. Belief systems and political decision making // The Oxford handbook of political behavior. – Oxford: Oxford univ. press, 2007. – P. 55–61.

McLellan D. Ideology. – Minneapolis, MN: Univ. Minneapolis press, 1986. – 99 p.

Nadeau R., Levine J. Innumeracy about minority populations // Public opinion Quarterly. – Oxford, 1993. – Vol. 57. – P. 332–347.

Nadeau R., Niemi R. Educated guesses: the process of answering factual knowledge questions in surveys // Public opinion quarterly. – Oxford, 1995. – Vol. 59. – P. 322–346.

Palonen K. Die Entzauberung der Begriffe. Das Umschreiben der politischen Begriffe bei Quentin Skinner und Reinhart Koselleck. – Muenster: LIT Verlag, 2004. – 368 S.

Ridley M. Nature via nurture: Genes, experience, and what makes us human. – L.: Fourth Estate, 2003. – 326 p.

Skinner Q. Liberty before liberalism. – Cambridge: Cambridge univ. press, 1998. – xiv, 142 p.

Skinner Q. The foundations of modern political thought. – Cambridge: Cambridge univ. press, 1978. – Vol. 1: The renaissance. – 305 p.

Skinner Q. Visions of politics. – Cambridge: CUP, 2002. – Vol. 1: Regarding method. – 227 p.

Wodak R. Language, power, & ideology: Studies in political discourse. –Amsterdam: Walter Benjamins, 1989. – 288 p.

Zaller J. The nature and origins of mass opinion. – Cambridge: Cambridge univ. press, 1992. – 367 p.

Критика или герменевтика – два подхода к изучению идеологий

М.М. Федорова

Странное противоречие! Мы с ожесточением нападаем на принципы, доктрины, теории; мы преследуем их как нового рода стихийное бедствие; мы приписываем им все зло, что нам довелось вытерпеть; и в то же время рассматриваем их как пустые мечты! Мы содрогаемся перед лицом идей, но принимаем их во внимание только для того, чтобы испытывать перед ними страх.

Франсуа Гизо [Гизо, 2000, с. 348–349]

Что означает мыслить политическое сегодня – в условиях социальных разделений, принципиальной нередуцируемости и гетерогенности сталкивающихся образов мысли и действия, в условиях социальной и политической плюральности, когда и само общество, и политическая рефлексия, и политическая рациональность переживают «испытание инакостью»? Что представляет собой в этих условиях пространство политических идей, представлений, ценностей, политических мифов? Что может дать их изучение для понимания общей политической ситуации? В частности, в нашей стране, находящейся в политической ситуации Модерна и в то же время вынужденной искать ответы на вызовы и риски уже постиндустриальной эпохи? И наконец, что же представляют собой эти «тонкие материи» и как их вообще можно изучать? Каковы когнитивные средства, которые позволяют политическому сознанию формировать, осознавать и сохранять свою идентичность? Не претендуя на полноту ответов на эти далеко не сугубо академические вопросы, в этой статье мы попытаемся наметить некоторые пути к их решению. При этом мы исходим из того, что политические идеи представляют собой необходимые компоненты воспроизводства общества со всеми присущими ему структурами неравенства и насилия.

Функция общественно-исторических идей не сводится только к обозначению и репрезентации событий. Идеи обладают еще и конституирующей функцией, они – такой же действенный фактор, как и любая из социальных практик, хотя само их воздействие носит сложный опосредованный характер. Идеи позволяют не только понять общество или историю как особую, независимую реальность, но и символически закреплять течение вещей, оформлять политические или исторические ситуации, выделяя в них факты и события. Таким образом, идеи структурируют опыт и тем самым позволяют нам принимать участие в осуществлении общественно-политической практики: с их помощью мы оказываемся вовлеченными в историческое действие и приобретаем идентичность агента этого действия. Поэтому изучение идей ведет к открытиям, которые невозможны в рамках одного только эмпирического анализа.

Природа современного демократического общества такова, что публичная сфера является средоточием не столько единообразного и всеобщего, сколько основой, на которой разворачиваются и сосуществуют различные человеческие практики и идеи, по-разному вписанные в общество и в историю. И вопрос, который, как представляется, должен сегодня стоять перед исследователем этой сферы, заключается не в выявлении «истинности» или «ложности», приписываемых идеям и практикам символических значений, а в выявлении их действенности в качестве исторически значимых. Политические символы и идеи не являются только объективным отражением политической реальности, они создают ее идеализированный образ, они значат. Известный французский социолог Ален Турен, характеризуя изменения, связанные с ролью идей в публичном пространстве современного общества, говорит о том, что «легитимность, определения добра и зла сегодня не исходят более от институтов, будь то светских или религиозных… Повсеместно и в самых разнообразных формах наиболее желанным считается признание индивидов и групп как несущих в самих себе право быть признанными и уважаемыми помимо разного рода законов или норм, выработанных институтами» [Touraine, 2007, p. 15].

Именно поэтому возникает потребность открыть политическое мышление для целого ряда моментов, которые оно прежде отвергало. Речь идет о том, чтобы в принципе изменить отношение между политическим мыслителем, его концептами и референциями, с одной стороны, и практикой, которую он пытается осмыслить, – с другой. Необходимо выйти из извечной парадигмы «конфликт / примирение» (платоновский конфликт между мнением и знанием, гегелевское примирение Реальности и Разума в Духе и др.) и попытаться найти иные основания соотношения философии и политики.

В недавно вышедшей книге «Идейно-символическое пространство постсоветской России: динамика, институциональная среда, акторы» [Идейно-символическое пространство… 2011] один из ее авторов, известный российский политолог О.Ю. Малинова совершенно справедливо отмечает, что «производство смыслов является существенным условием Политики в эпоху Модерна, ибо в соответствии с современными принципами легитимации власти принятие политических решений предполагает постоянную коммуникацию по поводу их объяснения и оправдания» [Малинова, 2011, с. 5]. Она выделяет два подхода к анализу идейно-символического пространства, обозначаемые ею (на наш взгляд, не совсем удачно, хотя, по сути, верно) как «материалистический» и «идеалистический». Первый подход рассматривает динамику идейно-символического пространства как обусловленную политическим режимом и политическими институтами (и поэтому, видимо, его следовало бы обозначить как «институциональный); второй же сконцентрирован на выявлении внутренней логики существующих и формирующихся политических представлений, убеждений, ценностных и когнитивных установок. Автор отмечает, что в современной политической науке неявное предпочтение отдается именно первому подходу, что объясняется влиянием позитивистских установок, ориентирующих исследователя на выявление «объективных» отношений и связей, а также «неразработанностью методологического “инструментария”, позволяющего рассматривать идеи систематически и “всерьез”» [там же, с. 11, 21–22].

На наш взгляд, разобраться в вопросе разработки соответствующего политико-эпистемологического инструментария для изучения ментального политического пространства помогло бы обращение к старому спору, который имел место еще в середине прошлого века между представителями Франкфуртской школы и Ю. Хабермасом, критиковавшими идеологию с постмарксистских позиций, с одной стороны, и герменевтикой Г.-Г. Гадамера – с другой.

В самом общем виде дилемму, возникшую в ходе этих дискуссий, можно сформулировать следующим образом: что лучше помогает понимать реалии современного общества – критика «ложного сознания», т.е. разрывов в человеческой коммуникации, за которыми скрыто господство или насилие, – или признание историчности условий всякого человеческого познания и духовного производства, побуждающее к объяснению исторических корней политических идей и их интерпретации? Направляющий познание интерес – или традиция как «точка пересечения истории и свободы» в формировании представлений? Объяснение

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Подробнее о теории идеологий [см.: Капустин, 1996, 1997; Тузиков, 2002; Мусихин, 2013].

2

Подробнее о дискурсивном анализе идеологий [см.: Гаврилова, 2009; Мусихин, 2011, c. 128–144 и др.].

3

О контекстуальных моделях дискурса [см.: Dijk, 1999, p. 123–148].

4

Подробнее о ментальных моделях [см.: Johnson-Laird, 1983].

5

О коллективных верованиях и предубеждениях [см.: Dijk, 1984; 1987; 1993].

6

Подробнее об этом [см.: Мусихин, 2012 b, c. 53–62].