Культурология. Дайджест №1 / 2018

Названа одна из причин современных психических заболеваний: невозможность реализации человеком собственных (индивидуальных) возможностей, которые безграничны – необходимое условие антропологической универсализации.

По этому поводу М. Фуко заметил:

«Болезнь – это процесс, в ходе которого разрушается нить эволюции, уничтожающий сперва в своих наиболее мягких формах самые недавние структуры и затрагивающий затем… наиболее архаичные уровни. <…> Болезнь не противостоящая природе сущность, она и есть природа, но в своем обратном развитии…» (25, с. 93–94).

Следовательно, некоторые виды психических болезней возвращают человека к пройденным фазам эволюции; болезнь – не отклонение от здоровья, а здоровье, каким оно было в архаическую эпоху; архаическое сознание в условиях современности, не желающее эту современность признавать и невольно для него самого уходящее от нее в болезнь.

Ибо не только наша физическая природа содержит черты, свойственные нашим далеким животным прародителям (о чем после Ламарка, Жоффруа и Дарвина уже не спорят), но и душевная природа вмещает психический опыт наших предков в человечестве, так что каждый индивид заключает в себе едва ли не все, что было пережито и передумано за всю историю – отсюда сны негра, аналогичные сюжетам греческой мифологии, и повторение психозом швейцарского ученика видений египетского гностика.

Почему речь зашла о современных психических заболеваниях? Ведь такого рода состояния имеют очень давнюю этиологию. Потому что сегодня давление на индивидуальное сознание выросло во много раз, сравнительно с прошлым, из-за появления не виданных прежде технических средств распространения массовой (коллективистской) культуры.

«Против этого есть лишь одно средство: внутренняя консолидация индивида, которому в противном случае угрожает неизбежное оглупление и растворение в массовой психе. Ближайшее прошлое со всей возможной ясностью продемонстрировало нам, что это означало бы; причем ни одна из религий не смогла послужить защитой, а такой организующий фактор, как государство, оказался самым эффективным средством для выпуска людей массы. В подобных условиях единственное, что может помочь – иммунизация индивида против токсина массовой психологии. <…> Данный процесс призван создать противовес прогрессирующей дихотомии и психической диссоциации коллективного человека» (32, с. 177).

Культура способна выступить в качестве такого противовеса, ибо апеллирует к индивидуальности, поощряет ее и является единственным средством противостояния коллективизму как архаическому наследию.

Нынешнее состояние культуры обесценивает давно установившиеся понятия «запад» и «восток», сохраняющие всего-навсего политико-идеологический смысл. Правда, культура не имеет отношения к политике, хотя и зависит от нее. Однако оба вида деятельности подчиняются разным силам: политика – временным и переменчивым; культура − вечным и неизменным. И если творец культуры должен учитывать политические условия, то лишь в той степени (повторяю вслед за Чеховым), в какой следует защищать культуру от вторжения политики.

Но сегодня и политика (отбрасываю оговорки ради заострения мысли) вступила на путь индивидуализации и по этой причине становится явлением культуры, по крайней мере, в той степени, какой никогда не знала за всю предыдущую историю. О былом положении политики как волеизъявлении государства О. Шпенглер заметил: «Первоначальная государственная идея связана с понятием единоличного правления, очевидность чего восходит еще к истокам животного царства» (28, с. 475).

Похожую мысль высказал швейцарский эллинист:

«Фигура Гермеса, лукавого и хитрого плута в кругу олимпийских богов, особенно неоднозначна; в то же время как раз его имя относительно легко поддается истолкованию, подводя тем самым к первооснове; herma имело значение “нагромождения камней”, искусственно сооруженный знак как первичная форма разметки территории. Всякий, кто проходил мимо, должен был положить в кучу еще один камень, таким образом давая знать о своем присутствии. Это позволяло обозначать участки, определяя их границы. Другой формой установления границ участков, сложившейся еще в животном мире, было произведение впечатления демонстрацией фаллоса, который впоследствии заменяется соответствующими символами − поставленными вертикально камнями или столбами» (3, с. 260).

Развивая эту демаркационную логику, можно сказать, что и установление границ между государствами восходит к истокам животного царства; и войны с целью изменить эти границы коренятся в животных инстинктах. Вот почему ослабить влияние зоологического в обществе: форм единоличного правления, жестких государственных границ − значит сделать новый шаг на пути усиления в человеке человеческих черт – продолжить индивидуализацию, следуя природе человека, ибо культура идет в этом направлении, «и каждый должен теперь содействовать тому, чтобы ускорить» (повторяю в сокращении слова Гёте) названное движение. А это значит, что каждому следует позаботиться о собственной индивидуализации, о преодолении в себе архаики коллективизма, доставшегося с незапамятных времен.

В 1935 г. один из теоретиков культуры писал:

«Ныне мы живем в чрезвычайно крепко организованной системе отдельных соперничающих государств» (26, с. 255).

Через несколько десятилетий положение изменилось – возник союз европейских стран, и хотя противоречия между ними никуда не делись, они, можно надеяться, утратили характер, способный довести до вооруженного конфликта и возвращения к истокам животного царства. Вдобавок каждое из государств уже не выглядит крепко организованным, о чем свидетельствуют два референдума 2014 г. в Шотландии (сентябрь) и Каталонии (ноябрь). Пусть на сей раз обе территории остались в составе своих государств. Сам факт свидетельствует, что политическая жесткость, долгое время определявшая структуру и границы каждого государства, теряет абсолютный характер (без какого-либо применения силы с той и с другой стороны), и центральная власть вынужденно разрешила референдумы как волеизъявление части населения – возможно, прототип будущей политической индивидуализации. Именно так можно рассматривать недавний выход Англии из Европейского союза в результате общенародного голосования в июне 2016 г., ибо ЕС представляет сообщество, фундаментом которого является единство, признающее политическую индивидуальность каждого члена – первоочередное, я полагаю, условие любого жизнеспособного единства.

Кажется, такое положение предвидел американский антрополог:

«Чем лучше мы понимаем и чем более полно изучаем и осмысливаем отношение между культурой и политической властью, тем более отчетлив становится вывод… сила должна <…> быть сосредоточена в незаинтересованных руках некоей контролирующей инстанции. Культура как образ жизни, как определенный национальный тип занятий, как вкусы и интересы не может быть навязана, контролироваться или вводиться законодательным путем. Культуре должны быть даны наилучшие возможности для развития и для плодотворного взаимодействия с другими культурами, но она должна поддерживать собственное равновесие и самостоятельно развиваться в условиях полной культурной автономии» (12, с. 175).

Знал или нет сам автор, но он повторил мнение немецкого философа, высказанное на лекциях в Йенском университете летом 1794 г.:

«…Сам человек есть цель, он должен сам определять себя и никогда не позволять определять себя посредством чего-нибудь постороннего…» (22, с. 62–63).

Для этого, добавляю, нужна полная культурная автономия, невозможная в «крепко организованной системе отдельных соперничающих государств». Поэтому, продолжает Фихте, «жизнь в государстве не принадлежит к абсолютным целям человека <…>, но она есть средство… для основания совершенного общества. Государство, как и все человеческие установления, являющиеся только средством, стремится к своему собственному уничтожению: цель всякого правительства – сделать правительство излишним» (22, с. 75–76. Курсив автора).

Философ добавляет: правда, сейчас не время для этого, да и наступит ли оно, неизвестно, «речь идет… не о применении в жизни, но об исправлении умозрительного положения…» (22, с. 76).

Но с такого исправления начинаются применения в жизни.

В связи с этим приведу замечание Э. Нойманна, сославшегося на французского египтолога А. Морэ: «Он говорит об “эволюции общества от единоутробной системы, в которой каждая женщина клана считает себя оплодотворенной тотемом, к отцовской системе, в которой подлинным отцом является муж”, и с этим развитием он связывает переход от клана к семье и от власти общины к главенству индивида» (15, с. 263).

Сегодня этот переход наблюдается не только в отношениях между людьми, но, повторю, между государствами, ибо это универсальный закон культуры, ее направление. Как раз об этом писал П. Тейяр де Шарден: «Не исключено, что по своим индивидуальным способностям и проницательности наш мозг достиг своих органических пределов. Но развитие отнюдь не останавливается. От Запада до Востока эволюция отныне занята в другом месте, в более богатой и более сложной области − вместе со всеми сознаниями она создает дух. Вне наций и рас происходит образование единого человечества» (21, с. 218. Курсив автора) − того, которое химически, физиологически и географически существовало всегда, еще до того, как возникло. Не зря сказано: «Всему, что зрим, прообраз есть…»

Противопоставление Запад – Восток не только лишено сегодня культурного смысла, но об этом давно догадывались проницательные умы, причем сейчас такой проницательности уже не требуется: те, кто сегодня отстаивает эту противоположность, так и не вышли из архаического, культурно бесперспективного сознания.

Замечание в сторону. К. Ясперс назвал фундаментальные принципы «человеческого»:

«1. Человек – не просто разновидность животного; но человек и не чисто духовное существо, о котором мы ничего не знаем и которое в прежние времена мыслилось как ангел. Скорее, следовало бы сказать, что человек – это нечто единственное в своем роде. Отчасти он принадлежит к разряду живых существ, отчасти – к разряду ангелов, но отличается как от тех, так и от других. <…> В проявлениях своего наличного бытия человек может уподобляться животным, а в основах своей природы – Божественному как трансценденции <…> [Напоминает цитированные слова Пико делла Мирандола: “…Человек есть посредник между всеми созданиями <…> промежуток между неизменной вечностью и текущим временем… стоящий немного ниже ангелов”»].

3. Человек – это открытая возможность, – он не завершен и не может быть завершен. Поэтому человек всегда больше того, что он осуществил, и не тождествен тому, что он осуществил.

4. Человек осуществляет себя в… поступках, мыслях, символах; и он все время восстает… против того, что было утверждено им же самим. Перестав стремиться к преодолению фиксированных форм, человек, так сказать, “усредняется” и отходит в сторону от естественных путей “человеческого”» (33, с. 914–915. Курсив автора).

Человек признан уникальной единицей; неповторим, и по этой причине воскресение не его судьба, из чего логически вытекает бессмысленность надежд на земное Царство Божье, на искоренение зла – якобы последствия грехопадения первой человеческой пары. Нет, зло не последствие, а свойство человеческой природы, противоположным полюсом которой является добро, их нескончаемая, непримиримая борьба составляет содержание жизни. Выразителем этого взгляда явилась философия экзистенциализма и, в частности, она содействовала укреплению иного масштаба бытия – индивидуального. Предполагается, что каждое из миллиардов человеческих существ есть особый феномен c неисчерпаемым содержанием, по поводу которого невозможны окончательные суждения. В ХХ в. пришли к мысли: индивид – открытая, а не замкнутая система и потому не зависит безоговорочно от среды, как полагали Руссо и его последователи в разных странах.

Но если человек открыт, никакая истина о нем недостаточна, любое суждение о нем относительно – вот почему он в своем кратковременном существовании является абсолютом. Хотя эта мысль и не принадлежит ХХ столетию, оно дало ей слишком много доказательств, и не будет ошибкой признать сделанное утверждение детищем ушедшего века. Правда, следует сейчас же оговориться: еще ждать и ждать, пока названная мысль войдет в плоть и кровь политиков – тех, от кого, кроме самого человека, зависит в немалой степени обыденная жизнь людей. Не исключаю что, эта мысль так и останется чуждой им, однако, при верности предыдущих наблюдений, политикам будет все труднее игнорировать ее.

Возвращаюсь к прерванному «Запад – Восток». Россия – из числа стран незападного мира. Однако ее духовная культура, выросшая благодаря усвоению того, что выработали умы Запада, стала явлением не только западной, но всемирной культуры.

И все же до сих пор актуальны слова В. Зеньковского, сказанные в 1926 г.:

«Пути России и ныне еще не открылись, точнее говоря, не осуществился великий национальный синтез, не выковалось основное внутреннее единство и не закончена напряженнейшая борьба в глубинах народной души… Этим надо объяснить, отчего и отношение к Западу и его культуре продолжало и продолжает разделять русское общество на резко враждующие группы – и даже в наши дни это разделение имеет самый актуальный характер. По-прежнему до наших дней существует западничество и так же остро выступает антизападничество; хотя пройден с 1855 г. огромный период исторической жизни, многое изменилось, усложнилось, а все-таки по-прежнему у одних есть ненасыщенность Западом и молодая влюбленность в него, а у других по-прежнему страстное стремление утвердить свое своеобразие переходит нередко в обличение Запада и резкие обвинения против него. Живучесть и актуальность темы об отношении России к Западу определяется одинаковой неустранимостью двух моментов: с одной стороны, здесь существенна неразрывность связи России с Западом и невозможность духовно и исторически изолировать себя от него, а с другой стороны, существенна бесспорность русского своеобразия, правда в искании своего собственного пути. Ни отделить Россию от Запада, ни просто включить ее в систему западной культуры и истории одинаково не удается. Частичные, предварительные синтезы намечались не раз – упомянем о Достоевском и Влад. Соловьёве, – но, видимо, не готова к этому ни историческая почва, ни внутреннее состояние русского духа…» (7, с. 63. Курсив автора).

Просится риторический вопрос: если из века в век не удается, не косвенное ли это признание невозможности другого варианта, желанного Зеньковским, мыслящими русскими людьми XIX–XXI вв.?

Но вот суждение Вл. Соловьёва:

«…Мы бесповоротные европейцы, только с азиатским осадком на дне души. Для меня это даже, так сказать, грамматически ясно. Что такое русские в грамматическом смысле? Имя прилагательное. Ну а к какому же существительному это прилагательное относится? <…> Настоящее существительное к прилагательному русский есть европеец. Мы – русские европейцы, как есть европейцы английские, французские, немецкие. <…> Теперь наступает эпоха… распространения европейской культуры повсюду. Все должны стать европейцами. Понятие европейца должно совпасть с понятием человека… В этом смысл истории. Сначала были только греческие, потом римские европейцы, затем явились всякие другие… явились русские европейцы, там, за океаном, европейцы американские, теперь должны появиться турецкие, персидские, индийские, японские, даже, может быть, китайские» (20, с. 68–69. Курсив автора).

«Все должны стать европейцами» означает, что понятие «Европы» как синоним «Запада» в исторической перспективе исчезнет, и этот прогноз русского мыслителя спустя сто с лишним лет кажется ближе к исполнению, чем тогда, хотя должно пройти еще достаточное время, чтобы он исполнился, ибо, повторяю, таково направление культуры.

И последнее замечание. Организованное упрощение культуры, начатое большевиками и неуклонно проводимое в течение десятилетий, не только отбросило страну назад; это еще полбеды. Беда в том, что этот путь оказался исторически тупиковым. Всемирное развитие, каким оно представлено в разнообразных исследованиях современной гуманитарной науки, – от неорганического вещества к органическому, вплоть до появления человеческого типа, движется совсем в ином направлении − к индивидуализации. И все политические, общественные, социальные и прочие формы теперешней жизни следует оценивать с этой точки зрения: насколько они содействуют этому закону или не считаются с ним. Отменить его невозможно, и те силы, которые ему препятствуют, обрекают собственный народ на умственное отставание, которое в случае исторически длительного срока может стать необратимым.

На культуру это суждение не распространяется. Она сохраняется в книгах, нотах, памятниках, изобразительном материале в качестве всемирного достояния, однако без народа, ее создавшего: она ему, озабоченному только физическим существованием, будет попросту чужда.

Список литературы

1. Аристотель. История животных. – М.: Издат. центр РГГУ, 1996. – 528 с.

2. Бейтсон Г. Экология разума: Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии. – М.: Смысл, 2000. – 476 с.

3. Буркерт В. Греческая религия. Архаика и классика. – СПб.: Алетейя, 2004. – 584 с.

4. Дарвин Ч. Происхождение видов. – М.; Л.: ОГИЗ: Сельхозгиз, 1937. – 608 с.

5. Дейссен П. Веданта и Платон в свете Кантовой философии. – М.: Мусагет, 1911. – 42 с.

6. Жоффруа Сент-Илер Э. Избранные труды. – М.: Наука, 1970. – 708 с.

7. Зеньковский В. Русские мыслители и Европа. – М.: Республика, 1997. – 368 с.

8. Ирано-таджикская поэзия. – М.: Худ. лит., 1974. – 621 с.

9. Кунин Е. Логика случая. О природе и происхождении биологической эволюции. – М.: Центрполиграф, 2014. – 524 с.

10. Кювье Ж.Л. О переворотах на поверхности земного шара. – М.; Л.: Гос. изд-во биологич. и мед. литры, 1937. – 368 с.

11. Ламарк Ж.-Б. Избранные произведения: В 2 т. – М.: АН СССР, 1959. – Т. 2. – 886 с.

12. Малиновский Б. Научная теория культуры. – М.: ОГИ, 2005. – 184 с.

13. Марков А. Рождение сложности. Эволюционная биология сегодня. – М.: АСТ, 2015. – 527 с.

14. Михайлов А.В. «Диван» Гёте: Смысл и форма // Гёте И.В. Западно-восточный диван. – М.: Наука, 1988. – С. 667–671.

15. Нойманн Э. Происхождение и развитие сознания. – Б. м.: Рефл-бук: Ваклер, 1998. – 462 с.

16. Ньютон И. Лекции по оптике. – М.: Изд-во АН СССР, 1946. – 298 с.

17. Панофски Э. Ренессанс и «ренессансы» в искусстве Запада. – М.: Искусство, 1998. – 640 с.

18. Пико делла Мирандола Дж. Речь о достоинстве человека // Эстетика Ренессанса: В 2 т. – М.: Искусство, 1981. – Т. 1. – С. 506–514.

19. Плутарх. Исида и Осирис. – М.: Эксмо, 2006. – 464 с.

20. Соловьёв В.С. Три разговора. – М.: Захаров, 2000. – 192 с.

21. Тейяр де Шарден П. Феномен человека. – М.: Наука, 1987. – 240 с.

22. Фихте И.Г. О назначении ученого. – М.: Гос. соц.-экон. изд-во, 1935. – 140 с.

23. Фичино М. Комментарии на «Пир» Платона (О любви) // Эстетика Ренессанса: В 2 т. – М.: Искусство, 1981. – Т. 1. – С. 144–241.

24. Франц М.-Л. фон. Процесс индивидуации // Юнг К.Г. Человек и его символы. – М.: Медков С.Б., 2008. – С. 11–208.

25. Фуко М. Психическая болезнь и личность. – СПб.: ИЦ «Гуманитарная академия», 2009. – 320 с.

26. Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. – М.: Прогресс: Прогресс-Традиция, 1992. – 464 с.

27. Хокинг С. Краткая история времени от большого взрыва до черных дыр. – СПб.: Амфора, 2001. – 268 с.

28. Шпенглер О. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории. – Минск: Попурри, 2009. – Т. 2. – 699 с.

29. Эккерман И.П. Разговоры с Гёте в последние годы его жизни. – Ереван: Айастан, 1988. – 672 с.

30. Юнг К.Г. Душа и миф. Шесть архетипов. – Киев: Port-Royal, 1996. – 384 с.

31. Юнг К.Г. Психологические типы. – СПб.: Азбука, 2001. – 736 с.

32. Юнг К.Г. Психология переноса. – Б. м.: Рефл-бук: Ваклер, 1997. – 155 с.

33. Ясперс К. Общая психопатология. – М.: Практика, 1997. – 1056 с.

Древние цивилизации в глобальном мире. Египет и Греция

А.А. Асоян

Аннотация. Статья посвящена проблеме древних цивилизаций в глобальном мире. Автор полагает, что древние цивилизации – Египет и Греция – как архетипы присутствуют в нашем сознании и определяют наши ценностные ориентиры и представления о глобальном мире.

Ключевые слова: цивилизация; культура; иммобилизм; сакральное; история; космогония; полис; религия; экстатическая культура; человек; образ человека; смерть; загробное существование; судьба; храм; пирамида; мировоззрение; панэстетизм; иератизм; искусство; любомудрие; архетипы.

Abstract. The article is devoted to the vision of ancient civilizations in the global world. The author considers Egypt and Greece as the archetypes that exist in our conscious and determine our values and perceptions of the global world.

Keywords: civilization; culture; history; cosmogony; religion; ecstatic culture; the image of a person; death; afterlife; destiny; temple; pyramid; world; panesthetism; hieratism; art; archetypes.

Рождение египетской цивилизации всегда вызывало у историков чувство удивления и восхищения. Египетская цивилизация весьма быстро выработала характерный стиль, и на протяжении двух тысячелетий до объединенного царства неолитические культуры не претерпевали никаких глубоких изменений. Перемены принесли контакты с шумерской цивилизацией с начала IV тысячелетия до н.э. Египет заимствовал у шумеров цилиндрические печати, искусство кирпичной кладки, технику судостроения, ряд художественных мотивов, а главное – письменность, которая появилась внезапно при Первой династии (около 3000 лет до н.э.) (50, с. 109–110).

Иную картину являла Греция. Древняя Эллада – это группа цивилизаций. Она существовала на части Балканского полуострова, на прилегающих к нему островах и на западном побережье Малой Азии. На суше она граничила с балканскими государствами, омывалась тремя морями: на западе – Ионическим (Сицилийским), а на востоке – Эгейским и Фракийским. Древняя Греция включала три региона: Северную Грецию, Среднюю Грецию и Пелопоннес. Островная Эллада насчитывала несколько сот островов (самые крупные из которых – Крит и Эвбея), образовывавших три больших архипелага – Киклады, Спорады и Ионические острова. Балканская Греция в основном – гористая страна с чрезвычайно изрезанной береговой линией и многочисленными заливами. У греческих мореплавателей опыт мореходства начинался с каботажного плавания. Основой греческой цивилизации была виноградная лоза, ячмень и оливковое масло.

Культура Древнего Египта по праву трактуется как традиционная. Тенденция иммобилизма заключалась в стремлении сохранить нетронутым первоначальное творение, ибо оно представлялось сакральным, а значит, совершенным с любой точки зрения: космологической, религиозной, социальной, этической. Эпоха миротворения была связана исключительно с событиями, происходившими в мифическое время начал… Все сущее, – от природных явлений до религиозных и культурных реалий, – планы храмов, календари, письменность, ритуалы, царские эмблемы… – оправданно постольку, поскольку было создано в начальный период. «Первое время» – это «золотой век», «время бога Ра», поскольку эта эпоха представляла сумму первообразов. В результате цель всех обрядов – восстановление первоначального совершенства (50, с. 112).

Иммобилизм был связан и с иератизацией государственной власти Египта. Догма о божественной сущности фараона с самого начала способствовала формированию своеобразной структуры и неповторимого характера египетской цивилизации. Со времени первотворения какое-либо значение имели только те изменения, которые связаны с ритмами космической жизни, – с движением небесных тел, сменой времен года, фазами Луны, приливами и отливами Нила, ритмами произрастания… Именно эта периодичность определяла совершенство, установившееся в век «Первого времени».