Россия и современный мир №2 / 2017

Однако главное – нельзя путать экономический рост и социальную форму этого роста, т.е. развитие производительных сил и развитие производственных отношений. Конечно, одно должно соответствовать другому и история это подтверждает. Но это соответствие не происходит автоматически с каждым шагом развития техники и технологии производства. Естественным образом производственные отношения более или менее отстают от своего материального базиса и соответствуют ему лишь в конечном счете. Поэтому следует признать грубой методологической ошибкой, когда показателем промышленного производства на душу населения определяют степень развитости капитализма.

При этом необходимо иметь в виду, что значительную долю национального дохода России в начале ХХ в. давало именно сельское хозяйство (не менее 50%), а на промышленность, строительство и транспорт – приходилось 35–36%. Иными словами, индустриальный сектор отнюдь не доминировал в дореволюционной России, и темпы его развития, временами значительные, не создавали в стране даже «среднеразвитого» капитализма. Экономика России была слабой, основная масса населения, занимаясь земледелием, жила впроголодь. И в этой связи уместно привести слова В.И. Ленина: «На этой экономической основе революция в России неизбежно является, разумеется, буржуазной революцией. Это положение марксизма совершенно непреоборимо. Его никогда нельзя забывать» [20, т. 3, с. 14]. Это было написано Лениным в 1907 г., а через десять лет это положение большевики поспешили забыть, в том числе и сам Ленин.

В России революция произошла только в начале становления капитализма, слабая российская буржуазия была не в силах возглавить революцию. В результате революции власть оказалась в руках пролетарской, марксистской партии, которая и встала перед проблемой строительства социализма в экономически и культурно отсталой стране. Как это можно было объяснить, не порывая с марксизмом? Ведь, согласно марксистской концепции, новый общественный строй может появиться лишь тогда, когда для него созреют необходимые материальные предпосылки. Это положение было постулатом всей социал-демократии, меньшевики постоянно подчеркивали его в дискуссиях с большевиками. На это противоречие как основное в понимании всей революции обратил внимание еще в 1920 г. П.Н. Милюков. В своей «Истории второй русской революции» он писал, что это противоречие по существу было противоречием «между научным и утопическим социализмом». «Умеренные течения социализма были убеждены в невозможности социалистического переворота и безусловно признавали необходимость идти вместе с “буржуазией”, но в то же время они не могли разорвать нитей, связывающих их в общий социалистический блок со сторонниками борьбы за немедленный социалистический переворот. Это внутреннее противоречие и вытекающая из него неустойчивость тактики и погубили социалистический блок» [24, с. 207]. Эта основная проблема русской революции сказывалась не только в тактике революционных партий 1917 г., но и после победы большевиков. Отсюда – многие трудности в научной интерпретации революции, в частности в определении ее характера. В наших головах прочно засела формула о социалистическом характере Русской революции, сформулированная еще первыми большевиками. Рассмотрим позицию В.И. Ленина по этому вопросу. Будучи ортодоксальным марксистом, он до самого Октября 1917 г. не говорил о социалистическом характере предстоящей революции. Если внимательно проанализировать знаменитые апрельские (1917) тезисы Ленина, то и здесь мы не найдем формулы социалистической революции. Более того, пункт 8 этих тезисов гласит: «Не “введение” социализма, как наша непосредственная задача, а переход тотчас лишь к контролю со стороны С.Р.Д. за общественным производством и распределением продуктов». В наброске статьи в защиту апрельских тезисов Ленин еще раз специально подчеркивает: «Революция буржуазная в данной стадии. Поэтому не надо “социалистического эксперимента”». В «Письме о тактике», которое также входит в блок апрельских работ Ленина, он еще раз отмечает: «Я не только не “рассчитываю” на “немедленное перерождение” нашей революции в социалистическую, а прямо предостерегаю против этого». И наконец, в докладе на апрельской Всероссийской конференции РСДРП(б) Ленин еще и еще раз подчеркивает: «Мы не можем стоять за то, чтобы социализм “вводить”, – это было бы величайшей нелепостью. Мы должны социализм проповедовать. Большинство населения в России – крестьяне, мелкие хозяева, которые о социализме не могут и думать» [20, т. 31, с. 91–92, 116, 123, 142, 357]. Таким образом, внимательное чтение апрельских работ Ленина 1917 г. и прежде всего «Тезисов» убеждает в неправильности утверждений «сталинской школы фальсификаций» о том, что Апрельские тезисы ориентировали партию на социалистическую революцию. Читаем Ленина дальше. В марте 1922 г. в речи на ХI съезде партии он вдруг заявляет: «Наша задача – буржуазную революцию довести до конца» [20, т. 45, с. 107]. Эта речь на ХI съезде очень характерна для уже, видимо, больного Ленина. Но эта же речь – одно из его последних принципиальных публичных выступлений. И оказывается, что через пять лет после революции буржуазная революция так и не закончена. Когда же была социалистическая?

Большевики в 1917 г. предложили обществу политическую тактику, которая была ближе всех остальных к потребностям того момента. Но стратегически политика «военного коммунизма», которая во многом была вызвана условиями хозяйственной разрухи и гражданской войны и в какой-то мере – идеологическими чаяниями большевиков, оказалась неприемлемой. От этой политики после окончания гражданской войны пришлось отказаться. Большевики очень не хотели переходить к НЭПу, для многих из них это был серьезный кризис. Известно, что Троцкий еще в 1920 г. предложил некоторые меры в духе НЭПа, но Ленин и другие целый год не могли решиться на этот переход. Однако объективные потребности экономического развития сделали НЭП неизбежным, даже вопреки идеологическим установкам большевиков. Поэтому Ленин говорил о НЭПе как отступлении, самотермидоризации. Теоретически неизбежность именно буржуазного развития, пусть и в своеобразной форме, была ясна, но большевики долго противились этому, хотя история принуждала их и последующих советских руководителей развивать рыночные и буржуазные отношения. Однако последовательно такая политика не проводилась – господствовала двойственность.

Еще в начале 1920-х годов это было отмечено в своеобразной концепции национал-большевизма. Н.В. Устрялов писал в 1922 г., что советская власть идет на уступки, компромисс с жизнью: «Сохраняя старые цели, внешне не отступаясь от “лозунгов социалистической революции”, твердо удерживая за собой политическую диктатуру, она начинает принимать меры, необходимые для хозяйственного возрождения страны, не считаясь с тем, что эти меры – “буржуазной” природы». Революционная Россия, писал Устрялов, «превращается по своему социальному существу в “буржуазную”, собственническую страну» [21, с. 139, 232]. Национал-большевизм никогда не был объявленной официальной идеологией в СССР, но был идеологией теневой. Ибо она была руководством (плохо осознанным или вовсе неосознанным) к практическим действиям, которые с большей или меньшей последовательностью осуществлялись весь советский период.

По многим характерным чертам общество, возникшее после революции, больше напоминало буржуазное, чем социалистическое. Многие, если не все экономические мероприятия советской власти были по своему характеру буржуазными. Под буржуазностью в данном случае понимается стремление человека (или группы людей, слоя, класса) в своей повседневной и хозяйственной деятельности следовать принципам рационального экономического поведения. Буржуазность – это скрупулезное соизмерение затрат и результатов труда, бережливость, экономичность, говоря по-старому – хозрасчет, доведенный до каждого человека. Но буржуазность – это не просто экономическая рациональность и эффективность, а рациональность возведенная в высший принцип существования, в религию. В условиях советского периода буржуазность не проявлялась, так сказать, в ее чистых формах. Она содержала много своеобразия, источником которого был, во-первых, неизбежный феодализм; индивидуализм не играл решающей роли. Во-вторых, советская идеология и социалистическая фразеология, которые официально осуждали и тормозили буржуазные, мещанские интенции. В реальной жизни эти последние, конечно же, доминировали.

Итак, буржуазные отношения начали формироваться еще в старой России и продолжились в советской. Это проявлялось в индустриализации, развитии хозрасчета, материальном стимулировании труда и т.д. Развитие экономики, повышение эффективности производства, стремление к рентабельности, всемерной экономии и рачительности в хозяйстве – все это есть проявление буржуазности данного способа производства. Ничего социалистического здесь нет. Индустриализация, например, есть необходимый элемент формирования и развития капиталистического способа производства, а не элемент посткапиталистического развития. В России же индустриализация происходила в 1930-е годы и только в результате ее страна перестала быть аграрной. Лишь в середине 1950-х годов городское население СССР превысило сельское, т.е. всего 60 лет назад страна стала урбанизированной. Именно в ходе и вследствие индустриализации получали развитие такие сугубо буржуазные отношения, как хозяйственный расчет, материальное стимулирование труда, премиальные системы, тарификация труда, ударничество, стахановское движение и т.п.

Это, конечно, еще не капитализм в его классической форме, но это господство своеобразных буржуазных отношений. Сложность состоит в том, что правящая элита советского периода все это называла социализмом и это стало привычной формулой для многих. Поэтому практика постоянно сталкивалась с множеством противоречий: между материальным стимулированием труда и стремлением к равенству, между необходимостью прибыльного ведения хозяйства и решением социальных проблем, между социалистическими лозунгами и буржуазной действительностью. Но при сохранении буржуазного способа производства распределения по капиталу в СССР все-таки не было. Распределение осуществлялось частично по труду (буржуазность), частично по социальному статусу в бюрократической иерархии (феодальность). Поэтому отношения советского периода характеризовались двойственностью: с одной стороны, навязываемыми социалистическими ценностями и соответствующей ориентацией развития трудящихся. Отсюда высокий уровень образования и престиж интеллектуальных профессий. С другой стороны, в реальности люди все больше усваивали буржуазные отношения и ценности. Особенно ярко это стало проявляться в брежневские времена «застоя». Многие исследователи прямо пишут, как это делал, например, Л.И. Абалкин, что «социализма мы не построили и в условиях социалистического общества не жили» [1, с. 22]. Итак, Россия и в советский период не была полностью буржуазным обществом. Господствовала смесь буржуазной объективности, феодальных пережитков, социалистической фразеологии и интенций социального государства.

Все это не опровергает господства буржуазных экономических отношений. Никакая диктатура класса, партии или одного лица не в силах переломить ход истории. 100 лет развития своеобразного капитализма в России делают невозможным сегодня переход к классическому капитализму эпохи первоначального накопления капитала. Нельзя вернуться к тому, что пройдено историей. Требуется новое осмысление путей возможного развития страны.

Таким образом, Великая российская революция в целом носила буржуазно-демократический характер, включала несколько этапов, в том числе октябрьский. Она открыла дорогу для создания в России особого общественно-экономического строя, который с научной точки зрения социализмом назвать невозможно. Но именно этот строй превратил страну в мощную индустриальную державу, обеспечив победу над фашистской Германией и создав достаточно развитое социальное государство.

Библиография

1. Абалкин Л.И. Социализма мы не построили // Социализм после социализма. Новый интеллектуальный вектор / Под ред. М.И. Воейкова. СПб.: Алетейя, 2011.

2. Адамов В.В. Об оригинальном строе и некоторых особенностях развития горнозаводской промышленности Урала // Вопросы истории капиталистической России. Проблема многоукладности. Свердловск: Уральский гос. ун-т им. А.М. Горького, 1972.

3. Анфимов А.М. К вопросу о характере аграрного строя Европейской России в начале ХХ в. // «Исторические записки», Т. 65. М., 1959.

4. Анфимов А.М. П.А. Столыпин и российское крестьянство. М.: Институт российской истории РАН, 2002.

5. Бердяев Н.А. Самопознание. М.: Книга, 1991.

6. Бовыкин В.И. Финансовый капитал в России накануне Первой мировой войны. М.: РОССПЭН, 2001.

7. Бухараев В.М., Люкшин Д.И. Крестьяне России в 1917 году. Пиррова победа «общинной революции» // 1917 год в судьбах России и мира. Октябрьская революция: От новых источников к новому осмыслению. М.: Институт российской истории РАН, 1998.

8. Вайнштейн А.Л. Народный доход России и СССР. История, методология исчисления, динамика. М.: Наука, 1969.

9. Верт Н. История советского государства. 1900–1991. М.: Прогресс, 1992.

10. Вишневский А.Г. Серп и рубль. Консервативная модернизация в СССР. М.: ОГИ, 1998.

11. Гефтер М.Я. Многоукладность – характеристика целого // Вопросы истории капиталистической России. Проблема многоукладности. Свердловск: Уральский гос. ун-т им. А.М. Горького, 1972.

12. Гиндин И.Ф. В.И. Ленин об общественно-экономической структуре и политическом строе капиталистической России // В.И. Ленин о социальной структуре и политическом строе капиталистической России. М.: Наука, 1970.

13. Грегори П. Экономический рост Российской империи (конец XIX – начало ХХ в.). Новые подсчеты и оценки. М.: РОССПЭН, 2003.

14. Дойчер И. Незавершенная революция. М.: Интер-Версо, 1991.

15. История социалистической экономики СССР. Т. 1. Советская экономика в 1917–1920 гг. М.: Наука, 1976.

16. Кабанов В.В. Крестьянская община и кооперация в России ХХ в. // Кооперация. Страницы истории. Вып. 6. М.: ИЭ РАН, 1997.

17. Ковальченко И.Д. Аграрный строй России второй половины XIX – начала ХХ в. М.: РОССПЭН, 2004.

18. Кондратьев Н.Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. М.: Наука, 1991.

19. Кропоткин П.А. Что же делать? // Труды комиссии по научному наследию П.А. Кропоткина. Вып. 1. М.: ИЭ РАН, 1992.

20. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 1–55. М.: Госполитиздат, 1960–1966.

21. Литошенко Л.Н. Социализация земли в России. Новосибирск, 2001.

22. Лященко П.И. История народного хозяйства СССР. Т. II. М.: Госполитиздат, 1956.

23. Милов Л.В. По следам ушедших эпох. Статьи и заметки. М.: Наука, 2006.

24. Милюков П.Н. История второй русской революции. М.: РОССПЭН, 2001.

25. Минц Л.Е. Трудовые ресурсы СССР. М.: Наука, 1975.

26. Октябрь 1917: Величайшее событие века или социальная катастрофа? М.: Политиздат, 1991.

27. Пажитнов К.А. К вопросу о роли крепостного труда в дореформенной промышленности // «Исторические записки». 1940. Вып. 7.

28. Пайпс Р. Русская революция. Часть 1. М.: РОССПЭН, 1994.

29. Пантин И.К. Русская революция. Идеи, идеология, политическая практика. М.: Летний сад, 2015.

30. Плимак Е.Г., Пантин И.К. Драма российских реформ и революций (сравнительно-политический анализ). М.: Весь Мир, 2000.

31. Рашин А.Г. Формирование рабочего класса России. Историко-экономические очерки. М.: Соцэкгиз, 1958.

32. Россия ХIХ–ХХ вв. Взгляд зарубежных историков. М.: Наука, 1996.

33. Троцкий Л.Д. История русской революции. Т. 1–2. М.: ТЕРРА; Республика, 1997.

34. Туган-Барановский М.И. Избранное. Русская фабрика в прошлом и настоящем. М.: Наука, 1997.

35. Устрялов Н.В. Национал-большевизм. М.: Эксмо, 2003.

36. Хейфец Б.А. Кредитная история России. Характеристика суверенного заемщика. М.: Экономика, 2003.

37. Хромов П.А. Экономическая история СССР. Период промышленного и монополистического капитализма в России. М.: Высшая школа, 1982.

References

Abalkin L.I. Socializma my ne postroili // Socializm posle socializma. Novyj intellektual'nyj vektor. Pod red. M.I. Voejkova. SPb.: Aletejja, 2011.

Adamov V.V. Ob original'nom stroe i nekotoryh osobennostjah razvitija gornozavodskoj promyshlennosti Urala // Voprosy istorii kapitalisticheskoj Rossii. Problema mnogoukladnosti. Sverdlovsk: Ural'skij gos. un-t im. A.M. Gor'kogo, 1972.

Anfimov A.M. K voprosu o haraktere agrarnogo stroja Evropejskoj Rossii v nachale XX v. // «Istoricheskie zapiski», T. 65. M., 1959.

Anfimov A.M. P.A. Stolypin i rossijskoe krest'janstvo. M.: Institut rossijskoj istorii RAN, 2002.

Berdjaev N.A. Samopoznanie. M.: Kniga, 1991.

Bovykin V.I. Finansovyj kapital v Rossii nakanune pervoj mirovoj vojny. M.: ROSSPJeN, 2001.

Buharaev V.M., Ljukshin D.I. Krest'jane Rossii v 1917 godu. Pirrova pobeda «obshhinnoj revoljucii» // 1917 god v sud'bah Rossii i mira. Oktjabr'skaja revoljucija: Ot novyh istochnikov k novomu osmysleniju. M.: Institut rossijskoj istorii RAN, 1998.

Vajnshtejn A.L. Narodnyj dohod Rossii i SSSR. Istorija, metodologija ischislenija, dinamika. M.: Nauka, 1969.

Vert N. Istorija sovetskogo gosudarstva. 1900–1991. M.: Progress, 1992.

Vishnevskij A.G. Serp i rubl'. Konservativnaja modernizacija v SSSR. M.: OGI, 1998.

Gefter M.Ja. Mnogoukladnost' – harakteristika celogo // Voprosy istorii kapitalisticheskoj Rossii. Problema mnogoukladnosti. Sverdlovsk: Ural'skij gos. un-t im. A.M. Gor'kogo, 1972.

Gindin I.F. V.I. Lenin ob obshhestvenno-jekonomicheskoj strukture i politicheskom stroe kapitalisticheskoj Rossii // V.I. Lenin o social'noj strukture i politicheskom stroe kapitalisticheskoj Rossii. M.: Nauka, 1970.

Gregori P. Jekonomicheskij rost Rossijskoj imperii (konec XIX – nachalo XX v.). Novye podschety i ocenki. M.: ROSSPJeN, 2003.

Dojcher I. Nezavershennaja revoljucija. M.: Inter-Verso, 1991.

Istorija socialisticheskoj jekonomiki SSSR. T. 1. Sovetskaja jekonomika v 1917–1920 gg. M.: Nauka, 1976.

Kabanov V.V. Krest'janskaja obshhina i kooperacija v Rossii XX v. // Kooperacija. Stranicy istorii. Vyp. 6. M.: IJe RAN, 1997.

Koval'chenko I.D. Agrarnyj stroj Rossii vtoroj poloviny XIX – nachala XX v. M.: ROSSPJeN, 2004.

Kondrat'ev N.D. Rynok hlebov i ego regulirovanie vo vremja vojny i revoljucii. M.: Nauka, 1991.

Kropotkin P.A. Chto zhe delat'? // Trudy komissii po nauchnomu naslediju P.A. Kropotkina. Vyp. 1. M.: IJe RAN, 1992.

Lenin V.I. Poln. sobr. soch. T. 1–55. M.: Gospolitizdat, 1960–1966.

Litoshenko L.N. Socializacija zemli v Rossii. Novosibirsk, 2001.

Ljashhenko P.I. Istorija narodnogo hozjajstva SSSR. T. II. M.: Gospolitizdat, 1956.

Milov L.V. Po sledam ushedshih jepoh. Stat'i i zametki. M.: Nauka, 2006.

Miljukov P.N. Istorija vtoroj russkoj revoljucii. M.: ROSSPJeN, 2001.

Minc L.E. Trudovye resursy SSSR. M.: Nauka, 1975.

Oktjabr' 1917: Velichajshee sobytie veka ili social'naja katastrofa? M.: Politizdat, 1991.

Pazhitnov K.A. K voprosu o roli krepostnogo truda v doreformennoj promyshlennosti. «Istoricheskie zapiski». 1940. Vyp. 7.

Pajps R. Russkaja revoljucija. Chast' 1. M.: ROSSPJeN, 1994.

Pantin I.K. Russkaja revoljucija. Idei, ideologija, politicheskaja praktika. M.: Letnij sad, 2015.

Plimak E.G., Pantin I.K. Drama rossijskih reform i revoljucij (sravnitel'no-politicheskij analiz). M.: Ves' Mir, 2000.

Rashin A.G. Formirovanie rabochego klassa Rossii. Istoriko-jekonomicheskie ocherki. M.: Socjekgiz, 1958.

Rossija XIX–XX vv. Vzgljad zarubezhnyh istorikov. M.: Nauka, 1996.

Trockij L.D. Istorija russkoj revoljucii. T. 1–2. M.: TERRA; Respublika, 1997.

Tugan-Baranovskij M.I. Izbrannoe. Russkaja fabrika v proshlom i nastojashhem. M.: Nauka, 1997.

Ustrjalov N.V. Nacional-bol'shevizm. M.: Jeksmo, 2003.

Hejfec B.A. Kreditnaja istorija Rossii. Harakteristika suverennogo zaemshhika. M.: Jekonomika, 2003.

Hromov P.A. Jekonomicheskaja istorija SSSR. Period promyshlennogo i monopolisticheskogo kapitalizma v Rossii. – M.: Vysshaja shkola, 1982.

Нет у революции конца? От политических переворотов к изменению основ цивилизации (Статья 2-я)1

В.А. Ковалёв

Аннотация. Революция рассматривается как разрушение прежнего государства (аппарата управления и легитимного насилия), произведенного внутренними силами. Политический переворот ведет к трансформации политического режима. Случай России анализируется как пример «несостоявшейся» революции, возможности нового распада государства в процессе глобальных технологических и социальных трансформаций.

Ключевые слова: Русская революция, политический режим, кризис, «несостоявшаяся» революция, национализм, информационная революция, роботы, социальная поляризация, безусловный базовый доход.

Ковалёв Виктор Антонович – доктор политических наук, профессор кафедры политологии и международных отношений Сыктывкарского госуниверситета им. Питирима Сорокина.

V.A. Kovalev. The Revolution Never Ends? From Political Coups to Changing the Bases of Civilization (Article 2)

Abstract. The revolution is regarded as the destruction of the former state (administrative apparatus and legitimate violence) created by internal forces. A political coup leads to the transformation of political regime. The revolution in Russia is presented as an example of a «failed» revolution, the possibility of the new state collapse during the process of global technological and social transformations.

Keywords: The Russian revolution, political regime, the crisis, «failed» revolution, nationalism, information revolution, robots, social polarization, total basic income.

Kovalev Viktor Antonovich – Doctor of Political sciences, Professor of the Department of Political sciences and International Relations of Peterim Sorokin Syktyvkar State University.

Расширение революции

Обсуждение революционной тематики в нашей стране в год 100-летия «Октября» будет муссироваться с особой силой. Однако еще недавно тема революции в качестве предмета исследования и преподавания не была популярна. Так, в ряде учебников по политологии, написанных в два предыдущих десятилетия в русле «парадигмы освоения» (западных знаний) разделы, главы и параграфы, посвященные революции вообще отсутствовали. Отторжение советского опыта восхваления «Великой октябрьской» было весьма сильным. К тому же изучение такой темы отчасти табуировалось: угрозы революции как будто подвергались магическому «заговору».

О революции (нашей) и революциях как общей проблеме несравненно больше пишут историки. Что же касается макросоциологических штудий, особенно по перспективам революций, то сейчас они в России не слишком популярны. «Несмотря на переводы классических макросоциологических трудов П. Сорокина, Н. Элиаса, Н. Лумана, К. Поланьи, Й. Шумпетера, новых превосходных книг В. Макнила, Ч. Тилли, И. Валлерстайна, Р. Коллинза, Дж. Арриги, Д. Норта и др., отечественные социологи за редчайшим исключением остаются равнодушными к анализу крупных социальных процессов, даже не считают такие исследования “подлинно научной социологией”», – пишет в послесловии к переводу трудов современного американского автора Николай Розов [16, с. 441].

В постсоветский период наблюдалось и наблюдается (на волне отторжения от «научного коммунизма» и «исторического материализма») известное пренебрежение к научным исследованиям макрополитических проблем, что сопровождалось махровым цветением всякого рода «конспиралогической геополитики» и глобальными обобщениями доморощенных гуру – специалистов во всех областях, выполняющих пропагандистские заказы власти.

Кроме того, общество испытывало (и продолжает испытывать) серьезный шок от распада СССР и изменения во всех сферах жизни. «Перестройку» и ее последствия тоже стали оценивать как революцию или «смутокризис», чреватый новыми хаотичными продолжениями. Как пишет В. Булдаков: «Современному человеку сложно жить с сознанием зыбкости своего существования – отсюда своего рода эсхатологическая паника, периодически охватывающая даже просвещенных людей, а равно и желание исследователей уклониться от бесстрастного проникновения в природу катастрофических явлений… Тематика революции стала малоприятным свидетельством когнитивной уязвимости всего современного обществоведения» [1, с. 19].

Часто более полному и глубокому пониманию проблемы мешают цеховые разграничения между исследователями. Р. Коллинз пишет об «академической балканизации»: «Странный эффект академической “балканизации” – расхождения между исследовательской работой в политической науке и исторической социологии. Эти дисциплинарные лагери действуют на одной и той же территории, но с различными концептуальными орудиями и различными интересами» [16, с. 33]. Затруднения в понимании феномена революций отчасти связаны именно с междисциплинарными подходами, когда историки, исторические социологи или политологи по-разному определяют эту проблематику. Так, многие современные революции можно описывать, скажем, в рамках «транзитологии», т.е. перехода от авторитарных к демократическим режимам [31]. Политологи, изучая опыт разнообразных трансформаций, могут выделять революцию лишь как одну из моделей переходов, наряду с консервативной реформой, пактом, реформой снизу и навязанным переходом. При этом революция (социальная революция) будет характеризоваться как «смена режима при использовании силовых стратегий правящей элитой прежнего режима и контрэлитой (конфронтация) в условиях мобилизации масс» [24, с. 39].