Россия и современный мир №1 / 2017

В последние годы по миру прошла волна так называемых «цветных» революций, имевших весьма противоречивые результаты и последствия. Это и демократические трансформации в рамках так называемой «третьей волны» [21], и среди них особенно «бархатные революции» в Восточной Европе, покончившие с коммунизмом, и политические перевороты на постсоветском пространстве [6], и события так называемой «арабской весны» [17].

Естественно, что к этому феномену привлечено у нас повышенное внимание, так как многие здесь опасаются повторения чего-то подобного и в РФ, другие считают это возможным или необходимым, желательным или неизбежным, тем, что вполне укладывается в нынешние мировые тенденции: «Во всем остальном мире (за исключением Китая и Белоруссии) “цветные” революции считаются полноценными революциями. С этих позиций “цветные” революции вполне укладываются в тип так называемых “демократизирующих” революций» [18, с. 40]. Если признать демократизацию неотъемлемой чертой модернизации (наряду с бюрократизацией, секуляризацией, индустриализацией и т.д.), то при модернизации вопрос о демократических преобразованиях как наиболее соответствующей форме существования современных политий будет вставать вновь и вновь. Поэтому рано или поздно обречены на крах и персоналистские диктатуры, о которых Голдстоун писал: «Режим, который первоначально опирался на выборы, военных или партию, превращается в персоналистскую диктатуру. В таких режимах, чем дольше правитель остается у власти, тем более коррумпированной она становится и тем большую выгоду извлекают из этого члены его семьи и близкие друзья. Правитель может утратить представление о реальности, и ему теперь безразлично, страдает или нет население от его экономической политики. По мере того как все большие слои элит и групп населения чувствуют притеснение и отчуждение, режим в их глазах становится нелегитимным и несправедливым. Когда экономический кризис ослабляет или провоцирует мятеж, такой правитель вскоре обнаруживает себя изолированным и покинутым собственными элитами» [7, с. 41]. Такие революции могут развиваться и относительно мирным путем – так называемая «переговорная революция» [там же, с. 47].

«Верхи не могут, а низы не хотят». Вариаций на эту тему довольно много. Валерий Соловей полагает, что «верхи» вполне способны своей политикой довести до революционного взрыва, ведь «дорогу к потрясениям торят глупость, трусость и жадность правящего класса», когда «низам» это, наконец, надоест: «Если вы имеете дело с диктатурой или обезумевшим от безнаказанности (полу)авторитарным режимом, то должны ясно понимать, что такой режим никогда и не при каких условиях не откажется от власти добровольно. И что у вас не существует никаких легальных средств заставить его уйти или поступиться властью. Выборы будут фальсифицированы. Моральные призывы и критика проигнорированы. Люди, пытающиеся изменить власть изнутри, коррумпированы или вычищены. Вы всё испробовали и ваши надежды рухнули? Неправда! У вас осталась воля к переменам, воля к борьбе и появился интеллектуальный реализм. Теперь вы твердо и окончательно убеждены, что власть / режим невозможно трансформировать, а можно лишь свергнуть» [18, с. 298–299].

Есть ли в принципе то, что может помешать такому развитию событий? Что если попробовать в этом вопросе выступить в роли «адвоката дьявола».

Силы «контрреволюции»: История и современная практика

Почему революции происходят или не происходят? Как и почему силы контрреволюции могут перевесить революционные порывы и возможности. В чем проблема установления и сохранения того или иного порядка [22], либо бунта против него [4].

Рассмотрим этот вопрос с нейтральной позиции без положительных и отрицательных оценок. Что может помешать успешному началу и результативному итогу революции в некой стране с той или иной разновидностью авторитарного режима, где «базовые инстинкты» (Сорокин) периодически и значительно ущемляются, «верхи» не справляются с задачами национально-государственного развития или вовсе заняты другим, а в «низах» зреет глухое недовольство.

Если взять российский случай, то в нынешних условиях мы бы обратили внимание прежде всего на такие важные факторы, как сохраняющаяся консолидация правящего режима, отсутствие привлекательных претендентов на власть и популярных программ, привлекательных по сравнению со статус-кво, а также страх населения перед неопределенностью и неверие в успех альтернатив, вследствие отрицательного отечественного опыта попыток радикальных преобразований; большое значение имеет также мобилизация режимом патриотических настроений в целях собственного укрепления. Попробуем взглянуть на эти факторы, применительно к текущему положению дел в РФ.

Сохраняющаяся консолидация режима

Экономический кризис в России сейчас налицо, вслед за ним можно увидеть и признаки кризиса политического. К числу таковых можно, например, отнести грызню среди представителей «верхов» из-за убывающей «кормовой базы», жертвами которой (предположительно) становятся министры, «силовики» из конкурирующих ведомств, губернаторы [10] и т.д. При этом режим в целом сохраняет признаки большой устойчивости. Сложившиеся институты (пусть даже далекие от формально-конституционных) серьезно не оспариваются ни «снизу», ни «сверху», хотя по их поводу можно заметить серьезное недовольство. В свое время в США была создана специальная группа для изучения политической нестабильности в странах мира в период 1955–2002 гг. (в руководство группы вошли, в частности, Т. Гарр и Д. Голдстоун). По результатам исследования, наиболее значимым фактором политической стабильности была признана устойчивость политических институтов [16, с. 102]. Именно так, хотя формулировка «устойчивость политических институтов» в конкретных условиях звучит весьма расплывчато. Еще раз повторим, что речь не идет только лишь об институтах, как они закреплены в основном законе и т.п.; в случае ряда стран гораздо важнее тот порядок («режим»), который сложился в ходе существующей практики. К тому же «нестабильность» часто не вызывает никаких революций: и если первую предсказать можно с высокой долей вероятности, то вторые практически этому не поддаются.

Для политизированной публики общим местом стало рассуждение о том, что режим в РФ укрепился благодаря высоким нефтяным ценам и их падение ослабит его в политическом отношении. В этом есть доля правды. Как будто верно, что государство обречено на кризис, когда попадет в критическую зависимость от одного ресурса (углеводородов); и падение нефтяных цен, а также появление серьезных энергетических альтернатив на мировом рынке объективно ослабляют режим, но автоматически это к его распаду, конечно, не приведет.

Революции происходят из-за распада сверху, а не из-за восстания снизу. Не имеет значения уровень лишений широких групп населения: они не способны разрушить государство до тех пор, пока сплочены элиты и их военный репрессивный аппарат [12, с. 55]. Пока деятели режима выступают как «скованные одной цепью, связанные одной целью», а цель эта в сохранении существующего положения независимо от внутренних острых конфликтов. Выпадение «слабых звеньев» пока не ослабляет этой цепи, а наоборот, укрепляет всю «цепь» внеэкономическоого принуждения и экономического монополизма, делая ее звенья более зависимыми друг от друга, и от сохранения существующего порядка, и от лидера, его олицетворяющего, вне зависимости от того, как «бульдоги под ковром» относятся к нему и / или друг к другу.

Субъективный фактор – отсутствие альтернативных претендентов и обнадеживающих перспектив. Страх масс перед Хаосом

В рассуждениях «о грядущей революции в России» некоторые авторы полагают такую революцию делом вполне реальным, которое могло бы уже произойти, и успеху которого помешала лишь какая-то случайность. Так, В. Соловей в своей последней книге о революции, которая опять не произошла в нашей стране, утверждает, что революционная ситуация была «в декабре 2011 г. в России, когда организаторы протестных митингов пошли на фактический сговор с властью. А ведь ситуация тогда висела в прямом смысле слова на волоске и Кремль был готов был пойти на существенные уступки, включая досрочные парламентские выборы» [18, с. 58].

Довольно наивно, по-моему, рассматривать выступления против фальсификации выборов в РФ, случившиеся в конце 2011 – первой половине 2012 г., как опыт неудавшейся революции. Неправильно также сводить причины ее неудачи исключительно к субъективному фактору. Да, он очень важен, и лидеры «болотных протестов» действительно трусили и допускали ошибки. Но была ли «белоленточная» революция возможной и / или даже желательной для российского населения. Довольно странно было бы видеть в качестве лидеров «народного протеста» персонажей, откровенно презирающих большинство населения России (как «быдло», «анчоусов», «серую массу» и пр.) и относящихся к «этой стране» и ее народу с поистине зоологической ненавистью. С такими «вождями» выступления «белоленточников» были изначально обречены и в критерии потенциально успешной революции никак не вписывались.

Это, кстати, вполне подтвердили и последующие события в мире, после которых тупиковость многих «революций» и бесперспективность участия в них в ряде конкретных ситуаций стала еще более ясной. Зачем людям рисковать «выйти на площадь», если видно, как после Тахрира происходит лишь реконфигурация власти военных, а после майданных шабашей лишь смена у власти криминальных группировок. Если эти или подобные аргументы используют апологеты режима, вызывающего не лучшие чувства, то это не значит, что с этими аргументами не стоит считаться или отбрасывать их по соображениям «партийной» солидарности. Группам, претендующим на звание «оппозиции», это, конечно, нравиться не может, но тем хуже для такой «оппозиции». Тем более если говорить о значительной части «оппозиции» в Российской Федерации, бесконечно демонстрирующей неумеренное «низкопоклонство перед Западом», с зашкаливающим градусом русофобии и презрения к «этой стране».

И, однако, замечание В. Соловья о субъективном, личностном факторе в политической борьбе само по себе не вызывает сомнений: «Воля к борьбе, включая готовность умирать за свои взгляды и идеалы, – абсолютно необходимое условие революции. И обратите внимание: это относится к человеческой экзистенции, а не к социологическим абстракциям. Если эта экзистенция отсутствует, то даже самые благоприятные условиях обернутся пшиком» [18, с. 58]. За «социологическими абстракциями» и теориями революции совсем упускается из виду то, что наряду с отсутствием раскола в «элитах», попросту отсутствуют те, кто всерьез готов бороться за власть в стране7. В РФ фактически нет никакой оппозиции правящему режимы – ни системной, ни внесистемной, ни «сверху», ни «снизу» – никакой и нигде.

Кстати, здесь уместными будут суждения Гегеля, извлеченные из его размышлений о диалектике господина и раба, в «Феноменологии духа»: «Только риском жизнью подтверждается свобода… Индивид, который не рисковал жизнью, может быть, конечно, признан личностью, но истины этой признанности как некоторого самостоятельного самосознания он не достиг» [5, с. 102]. С этим в принципе согласен и современный автор: «В наши дни почти не нашлось людей, готовых жертвовать жизнями за свои убеждения и заблуждения. Нынешняя российская – легкоуправляемая – многопартийность превращается в средство имитации демократии» [3, с. 38].

Согласимся, что действительно мучительно тяжело осознавать пределы выбора в невыносимой ситуации, тем более что со времен немецкого классика трагический опыт бытия обогатился новыми гранями8.

В общем старый лозунг партии социал-революционеров (к которой, кстати, вначале принадлежал, а потом, разочаровавшись в политической борьбе, ее ряды покинул Питирим Сорокин) – лозунг: «В борьбе обретешь ты право свое!» – остается предельно актуальным. Но это всегда риск.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 370. Л. 29.

2

ГА РФ. Ф. 579. Д. 6392. Л. 1об.

3

ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 370. Л. 25–26.

4

Там же. Оп. 2. Д. 807. Л. 83.

5

Центр документации Новейшей истории Ростовской области (ЦДНИРО). Ф. 12. Оп. 3. Д. 368. (Воспоминания Дьякова.) Л. 36.

6

«Миллионные жертвы и массовое насилие вовсе не обязательный атрибут революции. В мире происходило и происходит немало бескровных революций. Более того, для революций последних двух-трех десятилетий вообще характерны минимизация насилия» [18, с. 17].

Сейчас во многих странах, в том числе и РФ, невысока доля молодежи, нет давления демографического фактора. Но нельзя исключать того, что этот фактор проявится, даже если население будет медленно расти или сокращаться. Это вполне может произойти при очередной технологической революции в развитых странах, когда большинство населения окажется объективно «лишними» [см.: 11]. Некая «постмодернистская» параллель такого кризиса возникает и в слаборазвитых государствах, например зависящих от экспорта ограниченного сырьевого ресурса или пораженных острым внутренним противостоянием. Тогда деградирующая экономика не сможет поддерживать даже прежний уровень бедности, если население сокращается недостаточно быстро.

7

О какой революции можно говорить при отсутствии революционеров. В социально-политической теории такой авторитетный автор, как Ч. Тилли, связывает революционную ситуацию с появлением серьезного претендента на государственную власть, когда, например, сами эти «претенденты возникают и завоевывают поддержку, когда действующий режим предъявляет своим подданным новые требования (чаще всего требования новых налогов), но при этом у правителя недостаточно сил для того, чтобы обеспечить их выполнение» [14, с. 73]. В теории всё выглядит логичным, но даже крайне непопулярный режим остается на месте, если ему не находится альтернативы.

8

Изучение опыта борьбы с невыносимым давлением чужого и попытками выживания и сохранения достоинства под этим прессом не оставляет особого выбора. Это подтверждает, в частности, духовный опыт таких противоречивых мыслителей, как К. Шмитт, Э. Юнгер (на написание этого пассажа автора вдохновило чтение шмиттовской «Теории партизана» и юнгеровского эссе «Уход в лес». – В. К.), век жизни которых был опытом подлинных личностей. Выбор однако очень суров: «Как жить, если ты встретился взглядом с ликом Медузы Горгоны, если твое бытие соприкоснулось с Ничто или враждебным Иным, если душа дрожит от страха перед безжалостным врагом. Зеркальным щитом, отражающим горгоний взгляд ужаса, для героя может стать истинное понимание ситуации и духовная смелость видеть вещи такими, какие они есть, даже если истина предстает в ужасном обличии. Нация, которая не имеет своих “персеев”, со щитом ума и понимания, обречена на гибель под гнетом парализующего ее страха и / или даже непонимания приближающегося конца. Духовное сопротивление в почти полностью безнадежной ситуации – это пример, вдохновляющий как избранных мыслителей, так и тысяч анонимных бойцов против наступающего зла. В условиях торжества современной глобальной цивилизации, становящейся все более античеловеческой, под финансовой и информационной властью Чужих, жестоко репрессируемых локальными полицаями, скоро уже “просто жить”, даже очень скромно и тихо, станет практически невозможным делом. В этой перспективе МЫ ВСЕ – ЛИБО РАБЫ, ЛИБО ПАРТИЗАНЫ» [9, с. 154].