Социологический ежегодник 2013-2014

Вебер фактически «открыл» (наряду с Марксом) капитализм, т.е. показал смысл и логику всего происходившего в рыночном обществе. Нечто подобное осуществляет и современный американский социолог, расколдовывая загадочную сложность американизированной цивилизации, осуществляющей свою поступательную экспансию. Оказывается, вся эта сложность в большей или меньшей степени укладывается в четыре принципа. (Кстати сказать, у Вебера их было не больше.) Можно спорить по поводу того, насколько принципы Дж. Ритцера универсальны и описывают ли они все современные общества18, но несомненен значительный вклад американского социолога в понимание современных культурных практик, инициированных глобализацией.

Мир XXI в. рисовался многим социологам и журналистам таинственным и неизведанным, дарующим перспективы, которых был лишен век уходящий. По сути, новое столетие, эпоха «посткапитализма» предстает обыденной и даже вульгарной, но внутренне целостной. И в этой исторической целостности заключается ее неизбежность. Постмодернистский хаос фрагментарных осколков смыслов и логических схем обретает несколько примитивную упорядоченность, навязывающую себя всем современным сообществам под названием глобализации. Попытаться избежать ее также бессмысленно, как в свое время было бессмысленно избежать капитализма (даже если его и называли социализмом). Однако понимать закономерности глобальных трендов – означает обрести определенную степень свободы в несвободном мире.

Основные черты глобализации

Каковы же общие свойства большинства представленных выше глобалистских моделей с точки зрения содержащихся в них социальных конструкций-матриц?

Всеохватность и комплексность изменений. Прежде всего теория глобализации подчеркивает: акцент должен быть сделан не на рассмотрении отдельных «траекторий» социальных изменений в тех или иных сферах, а на анализе взаимодействия этих изменений друг с другом, на их переплетении и взаимополагании. Это подразумевает усиление внимания к пространственно-географическим параметрам социальных изменений, их глобальной всеохватности.

Противопоставление глобального и локального в области культуры, рассмотрение тесной связи макро- и микроуровней происходящих изменений. Важной особенностью глобализации становится то, что она проникает в самые глубины социальных структур, превращая их в носителей новых смыслов. Это касается таких «локальных» ценностей, как традиции, обычаи, привычки, практики местных сообществ и др. Короче говоря, новые глобальные реалии радикально видоизменяют даже наиболее консервативные и устойчивые структуры социального сознания и поведения. При этом процесс отказа от «старого» идет быстро, решительно, зримо, а всякое «новое» обладает, по мнению теоретиков глобализма, заведомым преимуществом, поскольку оно «глобальное». Из этого в принципе следует, что именно глобальное приобретает статус высшей нормативной ценности. Социальным институтам локального уровня отныне уже нет необходимости преодолевать все «ступени» вертикальной иерархии, дабы выйти на общемировой уровень. Семья, малые группы, местные организации, локальные движения и институты глобализируются прямым и непосредственным образом именно на своем уровне, демонстрируя новые формы участия в глобальных процессах.

Множественность культурных гибридов. Теории глобализации радикально изменяют наше представление о культуре, которая прежде рассматривалась по преимуществу как нечто либо наследуемое, либо спускаемое «сверху» и «распространяемое». В новых условиях культура становится результирующей бурного процесса «конфликтности». Это приводит к возникновению разнообразных глобальных и локальных «социокультурных гибридов», с присущими им весьма коротким периодом полураспада, нестабильностью, несоответствием традиционному контексту.

Примордиальные феномены и гражданское общество. В этом контексте своеобразный поворот получает и проблематика гражданского общества. Процесс интернализации ценностей и ценностных ориентаций приводит к тому, что регулятивно-нормативная функция общества существенно видоизменяется, а прежде подавлявшиеся гражданским обществом и не социализировавшиеся примордиальные (примитивные, свойственные первобытности) феномены, близкие по своему характеру к фрейдовскому Id и мидовскому I, проявляющие себя, например, в этничности (т.е. этническом происхождении, расе, как и поле), занимают все более важное положение в глобализируемых процессах и институтах. Мозаичный набор социальных «типов» и моделей, отсутствие единых принципов рационализации, свобода обращения с примордиальными феноменами – все это создает глобалистско-постмодернистскую картину социального мира.

Новая концепция рациональности. Глобальные процессы заставляют изменять и прежнюю концепцию рациональности, сформировавшуюся в рамках «современного общества» по контрасту с «постсовременным». Поскольку глобализация представляет собой нормативно-теоретическую парадигму, она предлагает образцы новой рациональности. Рациональность в глобальном смысле понимается, прежде всего, как свобода самовыражения многообразия, что и находит свое частное проявление в теории мультикультурализма, т.е. в признании доминирования принципа полной мозаичности культурной «карты» той или иной региональной или профессиональной группы [Albrow, 1997; Global culture… 1992; Global modernities, 1995; Robertson, 1992; Stehr, 1994; Tiryakian, 1997; Wallerstein, 1995; Waters, 2002].

Противоречивая глобализация на российской почве

Что же происходит в России в XXI в.? В течение первых двух десятилетий внешне казалось, что новое состояние российского общества более или менее сбалансировано и по существу поддерживается структурами мировой глобализации. По умолчанию предполагалось, что Россия включилась в систему догоняющего развития, или модернизации, и будет наращивать свое движение по этому маршруту19. Казалось, весь мир развивается по схожим схемам, но со своими вариациями. Большинству исследователей представлялось, что Россия в этом смысле не исключение, а лишь инвариант общего состояния мирового сообщества.

Социальная реальность продемонстрировала большую сложность, нежели представлялось экономистам и социологам в 1990-е и начале 2000-х годов. С одной стороны, в ней активно реализуют себя большинство глобалистических тенденций в их яркой «гибридной» форме. Но с другой стороны, активизируются процессы реанимации традиционалистских, досоветских и даже докапиталистических экономических и социальных отношений. Парадокс российской современности – в одновременном сосуществовании ультрасовременных и архаичных социальных моделей и практик.

Весьма примечательно, что культурные глобализационные гибриды, описанные выше, получили в России конца 1990-х годов немалое распространение. Культурные гибриды реализуют себя и в социально-экономической жизни, соединяясь в симбиотические образования с архаическими моделями социального экономического взаимодействия.

В современной российской экономике – насыщенной новейшей техникой и инфокоммуникациями – параллельно присутствуют многочисленные некапиталистические элементы, различные формы архаических экономических отношений, ведущих свое происхождение из первобытных и предклассовых стадий, что ставит под сомнение капиталистический характер российского общества и экономики20. Среди возрождающихся архаических форм экономического взаимодействия – дарообмен, блат и услугообмен, милитарное (силовое) присвоение, кабальничество и рабство, престижная экономика и многие другие, не просто присутствующие в современной России, но и образующие своеобразный общественный уклад. Некоторые из этих архаических структур присутствуют в экономике в качестве маргинальных, «пережиточных» явлений, но многие подобные модели стали активно влиять на экономическую жизнь не только России, но и самых, казалось бы, «прогрессивных» обществ. Глобализация словно высвечивается изнутри парадоксами архаики. Именно на принципах архаической экономики, как выясняется, строятся модели теневой, коррупционной, нелегальной и неформальной экономической деятельности, о всплеске которой в последние десятилетия так активно говорят исследователи21.

Исследованиям архаических форм экономики «не повезло» в том смысле, что их не рассматривали в качестве «своих» ни экономисты, ни историки, ни культурные антропологи. Растворенность собственно экономических действий в море иной – культурной, ритуальной, религиозной, церемониальной, повседневной и бытовой – практики долгое время не позволяла этнологам вычленить экономическую этнологию в качестве особой субдисциплины. Лишь в начале и середине ХХ в. начались систематические и целенаправленные полевые исследования социально-экономических отношений у народов, которые все еще продолжали оставаться на стадии доклассового общества (Д. Гудфеллоу, Р. Ферс, М. Херцковиц, Б. Малиновский, М. Мосс, К. Поланьи22, Дж. Дальтон и М. Салинз, М. Годелье и др.) В отечественной экономико-этнологической мысли наибольший вклад в исследование докапиталистических форм экономики предпринято Ю.И. Семеновым, чье теоретическое исследование экономической основы первобытного общества, а также азиатского способа производства (политаризма, в терминах ученого) открыло новую страницу в экономико-исторических исследованиях внеэкономического принуждения23.

Таким образом, лишь во второй половине ХХ в. в результате большой работы, проделанной в области экономической этнологии и экономической истории, стало очевидным и доказанным наличие особого рода экономических систем, которые, оставаясь экономическими, не выглядят и не являются системами рыночной экономики. Открытие же в науке универсального распространения в истории такой разновидности раннеклассовых систем, как политарная24, привело к существенному изменению представлений и о советском обществе как об обществе социалистическом, а о постсоветском обществе – как об обществе, осуществляющем переход от социализма к капитализму.

Неклассические, некапиталистические формы экономики, проявляющие себя в современных социальных и экономических практиках, стали начиная с 1950–1960-х годов предметом заинтересованного внимания зарубежных экономистов и социологов в силу широкого распространения в экономиках молодых развивающихся стран, а также в странах постсоветских, «транзитивных». При этом выяснилось, что корни и природа неформальной экономики вырастают из архаических производственно-экономических отношений и чаще всего реализуются также в системе этих отношений [Николаева, 2005 a, 2005 b, 2005 d].

Не случайно таким популярным направлением в последние годы стала область изучения «экономики блата». «Блатообмен», как показали в свое время ряд исследователей25, строится особым образом: по каналам неформальных (персонально-ориентированных) услугообменных связей движется поток ценностей, товаров, услуг, денег. Неформальная теневая «экономика блата» составила основу теневой экономики постсоветского времени: старые и новые услугообменные связи стали каналами приватизации, персонализации корпоративной государственной собственности. Специфической особенностью поздней советской, перестроечной и постперестроечной экономики стало резкое возрастание экономической роли родственно-семейных и дружественных связей, активное использование этих связей для решения частных экономических задач. При этом удивительным образом обнаружилось сходство социально-экономических процессов, протекавших в постсоветских государствах и в странах, давно «строящих» развитой капитализм (странах Латинской Америки и др.). «Десять лет назад, – констатирует экономист Эрнандо де Сото, – мало кто рискнул бы даже намекнуть на сходство между странами Варшавского блока и Латинской Америкой. Но сегодня они кажутся почти близнецами: мощная теневая экономика, вопиющее неравенство, вездесущие мафии, политическая нестабильность, бегство капитала и пренебрежение законом» [Сото, 2001, с. 211].

Многогранную картину социальных процессов в странах, которые вошли в этап глобализации, рисует М.Г. Делягин в книге «Мировой кризис: Общая теория глобализации» [Делягин, 2003]. По мнению М.Г. Делягина, в России проявилась «атомизация общества, брошенного государством, до уровня отдельной семьи, а то и отдельной личности». В таком обществе, в котором расширяется социальный и нравственный вакуум, «распадаются межчеловеческие связи, которые, собственно, и образовывали это общество», «человек начинает жить в одиночку, в социальной системе, где, кроме него, устойчивы только властные структуры» [там же, гл. 15.1]. В результате этих процессов, пишет М.Г. Делягин, возникает эффект потери социальной и культурной идентичности, эффект кризиса самоидентификации, при которой человек перестает ощущать свою идентичность с обществом [там же]. Общество в таких условиях скатывается к архаике, локализации, фрагментации, «феодализации» [Шляпентох, 2008].

Заключение: Парадоксальная глобализация

Ко второму десятилетию XXI в. глобализация вышла на новый уровень. Линейные схемы поступательного развития, «смерти истории», прежде доминировавшие в социальной теории, высветились внутренней парадоксальностью, сочетанием, казалось бы, несочетаемого, реанимацией феноменов давно ушедшего прошлого. Во весь голос заявила о себе девиантная гибридизированная культура, претендующая на роль базовой.

В этих условиях прежние ценности культуры российского общества (в мегаполисах и больших городах это особо заметно) явно оттесняются на обочину и превращаются в субкультурные анклавы, не связанные друг с другом. Там они, возможно, не исчезнут окончательно, а станут основой различных субкультур, своего рода постмодернистской экзотикой, зоопарком доглобализационного периода. Соответственно, будут существовать и замкнутые сообщества (группы), их поддерживающие (по аналогии с «монастырской парадигмой» Т. Роззака). Экономические процессы глобализации будут своеобразно преломляться в культурных и повседневных практиках.

Теснейшая взаимосвязь и даже взаимопроникновение новейших капиталистических и докапиталистических экономических отношений в развивающихся и трансформирующихся обществах – важнейший признак периферийного капитализма, проявляющего свои черты в эпоху глобализации по-новому. Распространенный в свое время в экономической и социологической науке тезис, согласно которому глобализация, распространяясь вширь, «расчищает» от прежних напластований экономическое и социальное пространство, на котором автоматически бурно будут произрастать современные капиталистические отношения, не подтвердился. Как показывают исследования, в периферийных странах капиталистический способ производства и докапиталистические способы производства оказываются не в антагонистических, а в симбиотических отношениях: капиталистические отношения, проникая в эти страны, не вытесняют, а втягивают, вбирают в себя докапиталистические отношения, а докапиталистические отношения в этих странах трансформируются и интегрируются в капитализм. Поэтому совмещение, сочленение (articulation) капиталистических и докапиталистических отношений принадлежит к числу тех особенностей периферийного капитализма, которые отличают его от капитализма метрополии, от капитализма Центра (от ортокапитализма, в терминах Ю.И. Семенова). Все это делает особенно ценным знание о механизмах и закономерностях функционирования докапиталистических экономических систем, элементы которых продолжают воспроизводиться в современных экономических системах, существующих уже в условиях единого мирового экономического пространства, в условиях глобализации. Таким образом, выясняется, что современная экономика включает в качестве своих составных частей чуть ли не все исторически существовавшие экономические структуры прошлого, которые современные теоретики чаще всего не воспринимают как экономические.

Возникает необходимость консервации традиционных культурных ценностей и архивирования культурного наследия, но не только в виде создания разного рода депозитариев памятников и документов культуры (хотя и их тоже), а прежде всего в качестве «хранилищ» живых ценностей, в том числе и в их деятельностных вариантах. Этому могут служить различные микрообщественные организации, группы, движения и т.д., которые создают свои сети взаимного общения, хотя и не находящиеся на авансцене трансформирующегося социума.

В отечественной литературе не обсуждалась идея особого «испытательного» и экспериментального характера современной российской культуры под углом зрения глобалистских подходов. Мы же считаем правомерным такой подход (хотя бы как гипотезы), позволяющий по-иному оценить происходящее в России в области культуры, в частности в контексте общемировых трендов. Под таким углом зрения Россия предстает не как отсталая и почти «варварская» периферия высококультурного Запада, но как социум, в котором имеет место предвосхищающее развитие глобальных тенденций, сколь бы настораживающими они ни были.

Список литературы

1. Арин О.А. (Алиев Р.Ш.) Мир без России. – М.: Эксмо, 2002. – 480 с.

2. Арон Р. Демократия и тоталитаризм. – М.: Текст, 1993 a. – 303 с.

3. Арон Р. Этапы развития социологической мысли. – М.: Прогресс-Универс, 1993 b. – 608 с.

4. Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире / Под общей ред. Б.Ю. Кагарлицкого. – СПб.: Университетская книга, 2001. – 416 с.

5. Валлерстайн И. Глобализация или переходная эпоха: Глобальный взгляд на долгосрочное развитие мировой системы. – М.: Красные холмы, 1999. – 127 с.

6. Валлерстайн И. Конец знакомого мира: Социология XXI века / Под ред. В.Л. Иноземцева. – М.: Логос, 2003 a. – 368 с.

7. Валлерстайн И. После либерализма / Под ред. Б.Ю. Кагарлицкого. – М.: Эдиториал УРСС, 2003 b. – 256 с.

8. Валлерстайн И. Социальное изменение вечно? Ничто никогда не изменяется? // СоцИс. – М., 1997. – № 1. – C. 8–21.

9. Виртуализация межуниверситетских и научных коммуникаций: Методы, структура, сообщества / Под общ. ред. Н.Е. Покровского. – М.: СоПСо, 2010. – 156 с.

10. Волков В.В. Силовое предпринимательство. – СПб.; М.: ЕУСПб: Летний сад, 2002. – 282 с.

11. Гидденс Э. Ускользающий мир: Как глобализация меняет нашу жизнь. – М.: Весь мир, 2004. – 120 с.

12. Гуров А.И. Красная мафия. – М.: Самоцвет: МИКО «Коммерческий вестник», 1995. – 352 с.

13. Делягин М.Г. Мировой кризис: Общая теория глобализации: Курс лекций. – 3-е изд., перераб. и доп. – М.: ИНФРА-М, 2003. – С. 47–49.

14. Делягин М.Г., Шеянов В.В. Мир наизнанку: Чем закончится экономический кризис для России? – М.: ИД «Коммерсантъ»: Эксмо, 2009. – 352 с.

15. Завалько Г.А. Понятие «революция» в философии и общественных науках: Проблемы, идеи, концепции. – М.: КомКнига, 2005. – 320 с. – (Размышляя о марксизме).

16. Кагарлицкий Б.Ю. От империй – к империализму. – М.: ГУ-ВШЭ, 2010. – 680 с.

17. Кагарлицкий Б.Ю. Политология революции. – М.: Алгоритм, 2007. – 576 с. – (Левый марш).

18. Кастельс М. Глобальный капитализм и новая экономика: Значение для России // Постиндустриальный мир и Россия: Сб. ст. / Отв. ред.: В.Г. Хорос, В.А. Красильщиков. – М.: Эдиториал УРСС, 2001. – С. 64–83.

19. Клямкин И.М., Тимофеев Л.М. Теневая Россия: Экономико-социологическое исследование. – М.: РГГУ, 2000 a. – 595 с.

20. Клямкин И.М., Тимофеев Л.М. Теневой образ жизни: Социологический автопортрет постсоветсткого общества. – М.: РГГУ, Центр по изучению нелегальной экономической деятельности, 2000 b. – 67 с.

21. Косалс Л. Клановый капитализм в России // Неприкосновенный запас. – М., 2006. – № 6. – С. 179–199.

22. Кошелев М.И. Беспредел: Философско-трансдисциплинарный очерк. – М.: Горизонт, 1999. – 111 с.

23. Леденева А.В. Блат и рынок: Трансформация блата в постсоветском обществе // Неформальная экономика: Россия и мир / Под ред. Т. Шанина. – М.: Логос, 1999. – C. 111–124.

24. Леденева А.В. Неформальная сфера и блат: Гражданское общество или (пост) советская корпоративность // Pro et Contra. – М., 1997. – Т. 2, № 4. – С. 113–124.

25. Малахов В.С. Еще раз о конце истории // Вопросы философии. – М., 1994. – № 7–8. – С. 48–50.

26. Медведев В.А. Перед вызовами постиндустриализма: Взгляд на прошлое, настоящее и будущее России. – М.: Альпина Паблишер, 2003. – 440 c.

27. Николаева У.Г. За кулисами: Современная неформальная экономика и архаические экономические отношения: Вопросы теории // Российское предпринимательство. – М., 2005 a. – № 9. – C. 49–54.

28. Николаева У.Г. Неформальная экономика и актуализация архаических отношений: Теоретико-методологический анализ // Предпринимательство. – М., 2005 b. – № 4. – С. 88–188.

29. Николаева У.Г. Экономическая архаика и современность. – М.: Дашков и К, 2005 c. – 224 с.

30. Николаева У.Г. Vita nuova архаических экономических отношений: Загадки современной российской неформальной экономики. – М.: Дашков и К, 2005 d. – 175 с.

31. Организованная преступность в России: Теория и реальность // Труды Санкт-Петербургского филиала Института социологии Российской академии наук: Материалы текущих исследований / Под ред. Я.И. Гилинского. – СПб.: СПб ФИС РАН, 1996. – Вып. 4. – 96 с.

32. Покровский Н.Е. В зеркале глобализации // Отечественные записки. – М., 2003. – № 1. – С. 51–65.

33. Покровский Н.Е. Глобализационные процессы и возможный сценарий их воздействия на российское общество // Социальные трансформации в России: Теории, практики, сравнительный анализ. – М.: Флинта: МПСИ, 2005 a. – С. 504–527.

34. Покровский Н.Е. Неизбежность странного мира: Включение России в глобальное сообщество // Журнал социологии и социальной антропологии. – СПб., 2000. – Т. 3, № 3. – С. 21–31.

35. Покровский Н.Е. Тенденции клеточной глобализации в сельских сообществах современной России: Теоретические и прикладные аспекты // Современный российский Север: От клеточной глобализации к очаговой социальной структуре. – М.: СоПСо, 2005 b. – С. 19–25.

36. Поланьи К. Великая трансформация: Политические и экономические истоки нашего времени / Под общей ред. С.Е. Федорова. – СПб.: Алетейя, 2002. – 320 с. – (Pax Britannica).

37. Потемкин А.П. Виртуальная экономика и сюрреалистическое бытие: Россия. Порог XXI века. Экономика. – М.: Инфра-М, 2000. – 592 с.

38. Практика глобализации: Игры и правила новой эпохи / Братимов О.В., Горский Ю.М., Делягин М.Г., Коваленко А.А. – М.: ИНФРА-М, 2000. – 342 с.

39. Радыгин А.Д. Россия в 2000–2004 годах: На пути к государственному капитализму? // Вопросы экономики. – М., 2004. – № 4. – C. 42–65.

40. Ритцер Дж. Макдоналдизация общества 5. – М.: Праксис, 2011. – 592 с.

41. Саттер Д. Тьма на рассвете: Возникновение криминального государства в России. – М.: ОГИ, 2004. – 336 с.

42. Семенов Ю.И. Политарный («азиатский») способ производства: Сущность и место в истории человечества и России: Философско-исторические очерки. – М.: Либроком, 2011. – 376 с.

43. Семенов Ю.И. Происхождение и развитие экономики: От первобытного коммунизма к обществам с частной собственностью, классами и государством (древневосточному, античному и феодальному). – М.: КРАСАНД, 2014. – 717 с.

44. Семенов Ю.И. Философия истории: Общая теория, основные проблемы, идеи и концепции от древности до наших дней. – М.: Современные тетради, 2003. – 776 с.

45. Семенов Ю.И. Экономическая этнология: Первобытное и раннее предклассовое общество. – М.: ИЭА РАН, 1993. – Кн. 1, ч. 1–3. – XXV, 710 c. – (Материалы к серии «Народы и культуры»; вып. 20: Экономическая этнология).

46. Симония Н.А. Глобализация и неравномерность мирового развития // Постиндустриальный мир и Россия / Отв. ред. В.Г. Хорос, В.А. Красильщиков. – М.: Эдиториал УРСС, 2001. – С. 25–36.

47. Сото Э. де. Загадка капитала: Почему капитализм торжествует на Западе и терпит поражение во всем остальном мире. – М.: ЗАО «Олимп-Бизнес», 2001. – 272 с.

48. Справедливая глобализация: Создание возможностей для всех: Доклад Всемирной комиссии по социальным аспектам глобализации. – Женева: Международное бюро труда, 2004. – 171 с.

49. Тимофеев Л.М. Институциональная коррупция: Очерки теории. – М.: РГГУ, 2000. – 364 с.

50. Тимофеев Л.М. Наркобизнес: Начальная теория экономической отрасли. – М.: РГГУ, 1998. – 112 с.

51. Федотова В.Г. Модернизация «другой» Европы. – М.: ИФ РАН, 1997. – 255 с.

52. Федотова В.Г., Колпаков В.А., Федотова Н.Н. Глобальный капитализм: Три великие трансформации: Социально-философский анализ взаимоотношений экономики и общества. – М.: Культурная революция, 2008. – 607 с.