Астраханский край в годы революции и гражданской войны (1917–1919)

Олег Шеин

Астраханский край в годы революции и гражданской войны (1917–1919)

© Шеин О. В., 2018

© ООО «ТД Алгоритм», 2018

* * *

Глава 1. Астрахань накануне революции

Астраханская губерния

Астраханская губерния существенно отличалась от знакомой нам Астраханской области, вытянувшейся узкой полосой вдоль Волго-Ахтубинской поймы и дельты реки Волги.

Площадь губернии была вчетверо больше, поскольку она включала в себя почти всю территорию современной Калмыкии, казахстанскую Букеевскую орду и правобережье нынешней Волгоградской области.

У казахов (которых в то время называли киргиз-кайсаками или просто киргизами) и калмыков было некоторое подобие территориального самоуправления. Остальная часть губернии была разделена на пять уездов: дельтовый Астраханский, а также Красноярский, Енотаевский, Черноярский и Царевский.

Население региона составляло около 1,5 млн чел., из которых 714 тыс. были русскими, 354 тыс. – казахами, 190 тыс. – украинцами, 141 тыс. – калмыками и 102 тыс. – татарами[1]. Значительные общины имели армяне, евреи, немцы и персы.

Экономика 1916

К началу 1917 года вклад различных отраслей экономики в валовый региональный продукт был следующим:

• рыболовство – 36 %;

• скотоводство – 27 %;

• земледелие – 15 %;

• садоводство и бахчеводство – 7 %;

• промышленность, включая соледобычу – 15 %.

Губерния специализировалась на рыбодобыче. В тот период Астрахань поставляла 30 % всего российского объема продажи рыбы: примерно 330–400 тысяч тонн, формируя занятость более чем для 120 000 человек, включая иногородних сезонных рабочих.

Калмыки и киргизы специализировались на мясном животноводстве.

И в рыбодобыче, и особенно в скотоводстве сохранялись огромные феодальные пережитки.

Значительная часть водных ресурсов принадлежала церкви и потомкам древних именитых родов. Еще в 1681 году часть водного бассейна и прилегающей береговой зоны была передана Вознесенскому монастырю. В 1717 году отвели долю Чуркинскому монастырю. В 1750 году церковь получила в распоряжение реку Болда, включая стрелку в месте соединения с Волгой.

Вслед за церковью потянулись и князья. Формально государство продавало им водные угодья. Но, приобретя за небольшие деньги скромные участки, российское дворянство нагло захватывало государственные ресурсы, находившиеся рядом. Так, княжна Юсупова приобрела 1500 десятин, а сверх того самовольно присоединила 130 000 десятин, Салтыков купил 786 десятин, а захватил – еще 210 000. Астраханские рыбаки были должны платить им за право рыбной ловли, а власти смотрели на все это беззаконие сквозь пальцы. Лишь в 1842 году территория авандельты была взята под государственное управление, при этом вороватым князьям и графам выплатили за счет казны многомиллионные компенсации. Речные же пространства вплоть до 1917 года оставались в собственности феодалов.

Схожая картина возникла на реке Урал. Тысячекилометровая долина реки была отдана во владение малочисленному казачьему войску за символическую плату в 4692 рубля в год, причем размер платы не менялся с 1752 года[2].

Таким же образом огромные земельные наделы сохранялись у калмыцких и киргизских феодалов. Князь Тюмень, например, захватил 20 000 десятин земли, выселяя с нее по мере его необходимости калмыцкие семьи[3].

Значительным естественным богатством была соль. Соль добывалась на Баскунчаке и ряде озер западнее Астрахани. Разработки вели около двадцати мелких компаний.

Промышленность была развита относительно слабо. Во всей губернии имелось только два десятка паровых машин, то есть уровень механизации был невелик.

Специализация экономики соответствовала задачам обслуживания рыбной и транспортной отраслей.

В 1914 году открылся рыбокомбинат, работали сетевязальная фабрика, три предприятия по производству ваты и около ста небольших бондарных и механических мастерских. В среднем на каждом предприятии трудилось только 23 рабочих, то есть они представляли собой небольшие артели[4].

В то же время активное развитие получил водный транспорт. Братья Нобель, Маштаков, Лианозов и другие крупные предприниматели подняли состояния, перевозя бакинскую нефть в Центральную Россию. Именно в Астрахани был построен первый нефтеналивной танкер. До этого нефть разливали в бочки, которые просто укладывали на палубе.

Обслуживание флота требовало создания судостроительных и судоремонтных предприятий, строительства причальных стенок, складов и прочей портовой инфраструктуры. На Эллинге и на правом берегу Волги было построено девять современных судостроительных предприятий, на которых работало 2500 человек[5].

В 1909 году было открыто железнодорожное сообщение между Астраханью и Саратовом. Поскольку строить мост через Волгу оказалось накладно, дорогу проложили не по правой, а по левой стороне поймы. Такое решение несколько позже отразилось на развитии населенных пунктов: правобережные уездные города Черный Яр и Енотаевск замерли и застыли в развитии, а на левом берегу появились новые города Ахтубинск и Харабали.

В 1916 году открылась городская электростанция.

В большинстве, однако, предприятия губернии были очень небольшими. Советские историки оценивают кадровый рабочий класс всего в 14 000–15 000 человек, еще около 100 000 человек трудились на сезонных заработках[6]. Большинство из них приезжало в губернию из других регионов.

Значительная часть губернской экономики была сформирована благодаря иностранным инвестициям и принадлежала, соответственно, иностранному капиталу. Французский бизнес контролировал товарищество «Нефть», рыбные промыслы фирмы «Лианозов и сыновья», судостроительную и транспортную компанию «Братья Нобель». Вместе с голландцами французы также обладали контролем над нефтяными компаниями Манташева, Меликова, Колесникова и над астраханским «Каспийским товариществом». Англичане были реальными владельцами Астраханских холодильников и рыбных промыслов Волкова. Фамилии русских владельцев не должны никого смущать, так как эти владельцы были глубоко закредитованы[7].

За пределами губернского центра промышленность фактически отсутствовала. Астраханский и Красноярский уезды были преимущественно рыбопромысловыми, Черноярский и особенно Царевский – землепашескими, а в Калмыцкой и Киргизской степи доминировало мясное животноводство.

Отдельно следует упомянуть соледобычу, обеспечивавшую значительные доходы промысловикам и занятость примерно двадцати тысячам работников.

Обращаясь к сельскому хозяйству, отметим, что исторически в губернии не было крепостного права. Пустынные территории Нижнего Поволжья надо было осваивать, и поэтому правительство сквозь пальцы смотрело на бегство сюда крестьян из северных губерний. Лишь отдельные села целенаправленно заселялись крепостными, которых целыми деревнями привозили сюда их владельцы.

Поэтому доля помещичьих земель была небольшой. Зато огромные пространства земли принадлежали калмыцким и киргизским феодалам, формально числясь за соответствующими этническими общинами. Если у русских крепостничество было отменено в 1861 году, то закон об отмене рабства у калмыков был принят только в 1892 году[8].

Из 20 млн десятин земли у крестьян было всего 2,5 млн, у казачества – 0,8 млн, у государства и церкви – 1,9 млн, зато у киргизов и калмыков – 14,6 млн[9].

Образование и медицина

Из числа астраханских детей школу посещали только 52 %, но при этом сам уровень образования был низким. Речь можно вести о 3–4-летних курсах, позволявших освоить умение читать и писать, а также осуществлять простейшие арифметические действия. На 94 школы города Астрахани имелось всего 96 учителей[10]!

По доле обучающихся детей губерния входила в число худших в империи: на 1000 жителей приходилось только 35,5 ученика при среднем показателе по стране 52,2[11].

Впрочем, даже открытые школы не выполняли установленную программу. Активное использование детского труда означало, что с началом путины и сельхозработ учеба прекращалась. Это была абсолютно официальная практика, в Красноярском уезде, например, утверждавшаяся даже съездами самих учителей[12].

Развитие образовательной сети блокировалось властями, относившимися к грамотным людям с подозрением. В пограничной торговой Астрахани, где остро ощущалась потребность в подготовленных кадрах, местные власти заявили о «давно назревшей, а теперь даже вопиющей потребности» в открытии второй гимназии. Николай II отсек: «Ни в коем случае не гимназию, а разве техническое училище». Несмотря на препоны, в 1911 году вторая гимназия все же была открыта. Также работала Мариинская женская гимназия на 400 мест. В 1914 году был открыт и первый детский сад на 40 мест. Но не будет преувеличением сказать, что образование, как и медицина, находилось на задворках внимания государственной машины.

Доля расходов на образование в богатой Астрахани была одной из самых низких среди городов империи[13]:

Преодолевая равнодушие государства, миссию просвещения брали на себя частные лица. В 1895 году была открыта частная женская школа Надежды Шавердовой, в 1906 году – женская гимназия Иодоковской, в 1914 году – женские гимназии Пальцевой и Бенземан. В общей сложности к началу мировой войны в них учились 1170 девочек.

Преподавать, впрочем, тоже было некому. Учительский институт возник только после падения царизма – в октябре 1917 года, став делом не столько государства, сколько группы частных лиц[14].

Еще хуже обстояло дело со здравоохранением. В 1910 году в огромной губернии имелось только 140 врачей, то есть 11 докторов на 100 000 населения. Условия госпитализации были ужасными: в больницах умирал каждый десятый пациент, это был худший показатель среди 50 губерний европейской части России. За год заболели туберкулезом 2308 человек, тифом – 2108, холерой – 1967, цингой – 707, сифилисом – 5606, чесоткой – 9101. Стоит также упомянуть оспу, корь и дизентерию. Дизентерией болел каждый сороковой, малярией – каждый двадцатый. Свыше 22 000 человек получили травмы, преимущественно производственные[15].

При этом реальные цифры травматизма и заболеваний, очевидно, были существенно выше, так как население губернии существенно реже обращалось к врачам, чем в других территориях. Это было вполне естественно, так как, например, в уездах на одного доктора приходилось 18 000 жителей, медицина была платной, а представления людей о санитарии и здравоохранении – самыми дремучими. Одной из причин распространения холеры было упорное нежелание населения пить кипяченую воду. Нищие кочевники вообще передавали друг другу одежду умерших. В отчетах Астраханского общества врачей описывается эпидемия чумы в киргизской степи, где вымирали целые поселки, но информация об этом приходила в Астрахань спустя годы[16].

В среднем на одного астраханца в год приходилось 87 копеек государственных расходов на медицинскую помощь.

Смертность в 1911 году составила 34,5 случая на 10 000 населения, то есть была втрое выше, чем сегодня[17].

Крайне сложно говорить о благоустройстве. Да, в Астрахани появились электростанция, водопровод и трамвай. Но львиная доля населения могла только взирать издалека на эти чудеса цивилизации. У них не было ни электроэнергии, ни канализации.

Местная налоговая система не очень поощряла благоустройство города. Если налог на прибыль в отношении доходных домов составлял всего 9 %, то в отношении трамвайного предприятия, скотобоен и электростанции – 20 %[18]. Местные органы власти мало интересовались жизнью горожан, и даже жесты благотворительности не находили у них поддержки. Характерен случай с библиотекой, пожертвованной купцом Репиным в пользу астраханцев. Ее просто свалили в подвал[19].

Работники жили в деревянных хижинах с соломенными крышами, перенаселенных бараках, а то и в землянках.

Вот, например, описание жизни рабочих соляных баскунчакских промыслов – 15 000 человек: «землянки имеют приблизительно одинаковые размеры: длина 3 1/2 арш., ширина 2 аршина, высота 21/3 аршина, между тем обыденное явление, что в такой землянке живут 10 человек (обыкновенно одна семья в 4–6 человек и рабочих, работающих в артели, 4–5 человек)… Пребывание рабочих на соляном озере голыми ногами в рапе вызывает у них изъязвления кожи, которые под влиянием той же рапы разъедаются и причиняют значительные боли. Рабочие заливают эти раны коллодиумом: защитить ноги от рапы какой-либо обувью до сих пор не удавалось, так как вся такая обувь должна быть с очень длинными голенищами, она затрудняет и мешает работать, а с другой стороны, и нет материала, который мог бы противостоять более или менее продолжительное время этой сильно концентрированной рапе»[20].

Зарплата также была невысока. Официанты, например, трудились по 18 (!) часов в день, получая всего 12 рублей в месяц[21]. Этих денег едва хватало, чтобы снять комнату. Поэтому они перебивались чаевыми.

Выборы до революции: как это было

Для понимания, почему здоровье, образование, культура и благоустройство города были столь далеки от интересов властей, следует отметить, что местные начальники от астраханцев не зависели никак. Существовала городская Дума, но право выбирать в нее предоставлялось только для крайне узкой богатой части населения. Мнение остальных значения не имело.

В Астрахани имущественный ценз для участия в выборах в конце XIX века составлял 1000 рублей. С 1897 года он был увеличен до 1500 рублей и впоследствии не уменьшался. В результате из общего числа горожан, составлявшего 113 001 человек, избирательным правом были наделены 1,8 % населения (чуть более двух тысяч человек)[22]. Такие выборы были малоинтересны даже для богатой части общества, и явка на них редко превышала 20–25 %[23].

В 1915 году на очередные выборы из 2978 избирателей пришло всего триста человек.

Казачество

Астраханское казачество вовсе не стояло особняком от остального населения. Здесь, на Нижней Волге, не было такого драматического противостояния казаков и «иногородних», как на Дону.

К началу 1914 года в сословии числилось 39 400 человек, в том числе около 4000 служивого разряда и порядка 5700 – отставников. Две трети отставников были моложе 60 лет, то есть годны к призыву, с определенными ограничениями, конечно.[24]

Территориально войско разделялось на два отдела – I (южный, охватывающий современную Астраханскую область) и II (северный, с центром в Камышине).

Основная масса казаков была небогата. Среднегодовой бюджет казачьей семьи не превышал 200 рублей, в то время как снаряжение и конь в случае мобилизации обошлись бы вдвое дороже. К началу войны 4 % всех хозяйств пришли в такой финансовый упадок, что казаки были вынуждены отдать свои наделы за долги станичным правлениям. Понятно, что после этого глава семьи и его сыновья переходили в категорию батраков[25].

В 1914 году в Астраханском войске было три казачьих полка, первые два из которых отправили воевать против германцев и австрийцев. 3-й полк оставался в городе.

Жизнь во время войны

Астраханская губерния столкнулась с теми же проблемами, что и другие российские регионы.

Губерния по праву считалась рыбными закромами страны, но начавшаяся Первая мировая война резко сократила число работников, и объемы вылова рыбы упали. 1914 год – добыто 290 тысяч тонн рыбы, но уже в 1916 году улов сократился до 178 тысяч тонн[26].

Общий распад экономики царской России, неспособной вынести тяжесть участия в мировой войне, привел к тому, что весной 1917 года в повестку встал вопрос о прекращении железнодорожного сообщения Астрахани с Центром: не хватало паровозов[27]. Возникли перебои с товарами: если раньше поезд из Владивостока с грузом американских промтоваров и китайского чая доходил до Москвы за пять недель, то теперь ему требовалось три месяца[28].

С тем чтобы ограничить дороговизну, в марте 1916 года губернатор Соколовский вводит твердые цены на картофель, а в августе того же года – на помидоры, лук, огурцы, капусту, дыни и даже арбузы[29].

Росли цены. К лету 1915 года плата за аренду жилья повысилась в полтора раза и составляла от 15 до 32 рублей в зависимости от условий. При зарплате в 30–40 рублей в месяц это были очень существенные расценки[30]. Не хватало и рабочей силы. Только из Тишково на фронт ушло 110 человек – почти все мужчины призывного возраста[31].

Огромные потери понесли мобилизованные на прифронтовые работы калмыки. Каждый четвертый из них умер, а каждый второй заболел ревматизмом, пневмонией и иными простудными заболеваниями[32].

Сказать, что призывники испытывали большой патриотический восторг, нельзя.

В сентябре 1915 года в Астрахани прошли массовые беспорядки, устроенные мобилизованными, преимущественно жителями села. В ожидании отправки на фронт молодежь решила провести оставшиеся дни весело. По городу разошлись толпы, певшие песни и игравшие на гармонии. По ходу они интересовались у городовых, почему те собираются отсиживаться в тылу, а не идут на фронт.

На Банной улице[33] несколько десятков призывников решили разгромить дом терпимости, расположившийся в частном владении Бокова. Они преуспели, но полиция смогла остановить беспорядки и задержала несколько человек. Следующая вспышка насилия последовала на пристани, где призывник подрался с персом, торгующим виноградом. К персам имелось предубеждение, и толпа разнесла рынок. Дальше, разрастаясь поминутно, она перешла к немецким магазинам, принадлежавшим Шмидту, Рейнеке, Мейзеру и Фиту, торговавшим мукой, магазину платья Линде, магазину «Граммафон» на Никольской улице, магазину Зингера на Шоссейной улице[34], посудному магазину Шлейна и магазину платья Скопелетте. Порыв быстро охватил весь город. Громили магазины, независимо от национальности владельца. В беспорядках участвовали русские, татары и даже немцы. Пострадало кафе Шарлау, обувной магазин Фабрикантова, часовая лавка Шубова – всего 41 магазин на Пристани, ул. Никольской, Набережной Кутума, ул. Полицейской[35], ул. Б. Демидовской[36], ул. Московской[37], ул. Сапожниковской[38] и на Селенских Исадах. Погромы продолжались два дня. Было арестовано 126 человек, не считая десяти подростков[39].

Спустя полтора года события повторились.

27 января (9 февраля по новому стилю) 1917 года на Селениях толпа, состоявшая преимущественно из женщин, сбила замки со складов и захватила запасы муки. Мука быстро разошлась по населению. Полиция не решалась вмешиваться, поскольку толпа была весьма значительной.

Ни о каком спокойствии не было и речи. Население было наэлектризовано и крайне недовольно. При этом никакой политической агитации в Астрахани не велось.

Напротив, с началом войны политическая жизнь губернии замерла.

Партии Астраханской губернии

В социал-демократической среде доминировали меньшевики. Их лидерами были ссыльные Аствацатуров и Смирнов. Перед началом мировой войны они проявляли некоторую активность и даже выпускали газету «Астраханский край» ликвидаторской направленности. Вышло 19 номеров. Кроме того, на подпольном гектографе печатались листовки. Их тираж был невелик – 500–600 штук. Желатин и глицерин для гектографа активисты партии покупали в аптеках[40]. На V съезде РСДРП именно меньшевики представляли губернию. На выборах в Государственную думу астраханские социал-демократы вообще поддержали кадетов.

У меньшевиков все было хорошо, пока в город не сослали Сергея Шаумяна. Энергичный ленинец быстро сошелся с профсоюзным активистом Александром Трусовым и провел собрание партийных рабочих. Пришли рабочие с заводов Нобеля и Норен, селенских бондарных мастерских, трамвая, пароходства и портняжных мастерских. Собрание поддержало газету «Правда». Люди решили собирать деньги, чтобы выписывать ленинскую газету и распространять ее среди своих товарищей.

Меньшевики оказались вытеснены в чисто интеллигентскую среду – общество трезвости, Народный университет и союз потребителей.

С началом мирового конфликта социал-демократы уснули. Шаумяна выслали еще дальше. Трусов был арестован и отправлен в Самару. Меньшевики заняли ура-патриотические позиции и прекратили всякую оппозиционную работу. Столь же невыразительно обстояли дела у эсеров. Самым известным в их среде был Нифонт Долгополов. Долгополову был 61 год, он провел значительную часть жизни в ссылках, избирался депутатом I Госдумы. Врач по образованию, он не брал денег с бедных и даже сам покупал им лекарства. Это был известный человек. Долгополова знали Семашко, Горький, Короленко, Чехов. В Астрахани он оказался в результате очередной ссылки, но быстро заслужил уважение в местном обществе и даже был избран в городскую Думу.

Но листовок эсеры не выпускали, собраний не проводили и шли в фарватере тех же кадетов.

В целом политическая жизнь в городе замерла. Разве что руководитель местных монархистов Тиханович-Савицкий время от времени писал тайные жалобы, предлагая привлечь к ответственности того или иного начальника за недостаточное чувство верноподданности. Сразу после падения монархии, разобравшись с архивами МВД, журналисты начнут обнародовать эти письма. Одно из посланий, например, было отправлено 23 января 1917 года в адрес министра внутренних дел Протопопова и содержало предложение «привлечь по высшей мере наказания астраханского городского голову Кравченко и гласного Долгополова за оскорбление царицы»[41]. Губернатору Соколовскому такие эпистолярии не нравились. Он конфисковывал черносотенные газеты, организовал уголовное дело против ее редактора, запрещал шествия, а самого Тихоновича-Савицкого посадил на месяц в тюремный замок. В результате численность местного «Союза русского народа» сократилась с двух тысяч до ста человек.

Глава 2. Год первый: 1917-й

Мартовская революция в Астрахани

1 марта 1917 года Николай II стал гражданином Романовым. Гражданство в этот день обрели еще 180 миллионов человек. До Астрахани новости дошли через сутки, поскольку губернатор Соколовский попытался сохранить телеграмму об отречении втайне[42]. Его попытка не имела никакого результата. Информация все равно стала общеизвестной. За считанные часы все начальники надели красные банты. Красные банты надела и казачья верхушка.

Городская дума и Губернское земское собрание, представлявшие преимущественно состоятельные кадетские круги, собрались на срочное закрытое заседание. У здания образовалась толпа, требовавшая гласности.

Быстро организовавшиеся между собой эсеры и социал-демократы сформировали делегацию и пришли в Думу. Они потребовали создания коалиционного органа власти и своего представительства в нем. Их требование было выполнено, тем более что оно не противоречило интересам заседавших в местном самоуправлении торгово-промышленных кругов[43].

Меньшевик Аствацатуров и доктор Долгополов вышли к народу рассказать о результатах переговоров: решением собрания депутатов был избран Исполнительный комитет, которому и переходила власть. В Исполком вошли кадеты Ляхов и Шмарин, эсеры Чернобаев, Бук и Георгий Иванов, социал-демократ Аствацатуров, редактор либерального «Астраханского листка» Склабинский, а также Романов и Хагапаев. Врио губернатора они назначили казачьего атамана Ивана Бирюкова. Ничего не знавший об этом совещании настоящий губернатор Соколовский отсиживался дома в пяти минутах ходьбы от Думы. Вскоре к нему пришли.

Современник записал: «К шести вечера вся Московская улица и улица Полицейская у здания губернатора была занята сплошной массой народа, преимущественно молодежи. На балкон вышел губернатор Соколовский: – Господа, поздравляю вас с новой жизнью (крики „ура!“). У нас теперь новое правительство, назначенное избранниками народа! Я слуга нового правительства и буду исполнять то, что мне прикажут!»[44]

Спустя полтора часа взявший на себя управление гарнизоном бывший командир 156-го пехотного полка полковник Маркевич сообщил руководству Думы, что он арестовал Соколовского. Это мероприятие было поддержано, и губернатора отправили в тюрьму[45]. Туда же были отправлены полицмейстер Рабуш, начальник жандармерии Минкевич, председатель Астраханской народно-монархической партии Тиханович-Савицкий и три его ближайших сподвижника. Арестовали начальника сыскного отделения Легкодимова, весь сыск, участковых приставов, околоточных и городовых. Арестами руководил социал-демократ Аствацатуров, которому в помощь выделили солдат из полка.