bannerbanner
Политотделы МТС в 1933–1934 гг.
Политотделы МТС в 1933–1934 гг.

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 3

Олег Мозохин, Виктор Кондрашин

Политотделы МТС в 1933–1934 гг

Издано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России (2012–2018 годы)»

Введение

Одной из самых дискуссионных проблем в истории России ХХ века является история «сталинского периода», или «история сталинизма». Специалистами признан факт «феномена сталинизма» как особой социально-экономической и политической системы, типа российской государственности, возникшей не случайно, а в силу объективных и субъективных факторов. На эту тему уже многие годы издательством «Российская политическая энциклопедия» осуществляется грандиозный проект по изданию десятков книг ученых России и зарубежных стран, посвященных «истории сталинизма», проводятся крупные международные конференции1.

Современные исследователи сталинской эпохи единодушны во мнении, что утверждение сталинского типа российской государственности пришлось на годы первой пятилетки и последовавшего за ней страшного голода 1932–1933 гг. В историографии обоснованно заключается, что это время было не только периодом «форсированной индустриализации» с ее флагманами пятилетки, но и трагедией советской деревни в результате насильственной коллективизации, раскулачивания и принудительных хлебозаготовок2.

Оборотной стороной «успехов индустриализации» и «сталинской революции сверху» в деревне стал глубокий кризис сельского хозяйства СССР в 1932 г., кульминацией и неопровержимым свидетельством которого стал голод в первой половине 1933 г., унесший миллионы человеческих жизней на бескрайних просторах страны3. Показателем кризиса и упадка аграрного сектора экономики было и плачевное состоянии животноводческой отрасли, резкое сокращение поголовья скота. Урожай 1932 г. вырастили, но не убрали по причине царившей в сталинских колхозах бесхозяйственности, а также «последствий коллективизации», главным из которых было нежелание крестьян добросовестно работать «за палочки», их открытое и скрытое противодействие аграрной политике Советского государства4.

И. В. Сталин назвал крестьянское отторжение колхозов «игрой в итальянку», саботажем, который попытались «сломать» в 1932 г. введением «закона о трех колосках», предусматривающего расстрел за хищения зерна и другой «социалистической общественной собственности»5. В январе 1933 г. специальными директивами сталинское руководство попыталось остановить бегство крестьян из охваченных голодом деревень в города, резко усилило давление на колхозы и оставшихся единоличников в ходе неудачно проводившейся хлебозаготовительной кампании 1932 г.6

Но ситуация не изменилась к лучшему, о чем свидетельствовали многочисленные сигналы с мест об углубляющемся кризисе, посылаемые партийными работниками, простыми людьми и специальными службами7. Уже опубликованные и готовые к публикации документы ОГПУ – яркое подтверждение того факта, что Сталин и высшее руководство страны были в курсе всех дел и осознавали степень тяжести обрушившегося на сельское хозяйство страны кризиса8. И они должны были отреагировать на него.

Такой реакцией стало изменение сложившейся системы управления сельским хозяйством страны, которая показала свою неэффективность к концу 1932 г. Партийно-советские органы, составлявшие сердцевину этой системы, в лучшем случае смогли мобилизоваться для «выкачки» из деревни хлеба и других ресурсов, не считаясь ни с чем, действуя по принципу «после нас хоть потоп». Отсюда массовое распространение в советской деревне так называемых «перегибов на местах» в период хлебозаготовок 1932 г., которые лучше всех, проявив гражданское мужество, описал в своих письмах Сталину восходящая звезда советской классической литературы М. А. Шолохов9.

Местные активисты и региональные руководители были «солдатами партии» и выполняли ее «генеральную линию», как могли, думая только об успешном достижении результата. Они рассматривали стоящие перед ними преграды и недовольных колхозами крестьян в лучшем случае как неизбежные «временные трудности», но в большинстве своем – как стоящих на пути партии «врагов», «саботажников» и «вредителей», которые не заслуживали снисхождения. Великолепно созданный М. А. Шолоховым в романе «Поднятая целина» собирательный образ сельского коммуниста Макара Нагульного, с менталитетом времен Гражданской войны, видевшего в своих односельчанах – противниках колхозов лишь недобитых в свое время «врагов», готового на все ради «победы мировой революции» – красноречивое тому свидетельство очевидца тех событий10.

Конечно, главную ответственность за деятельность «солдат партии» в советской деревне несло сталинское руководство. И к концу 1932 г. оно осознало, что «революционного» пыла и рвения у его исполнителей на местах хватило лишь, чтобы загнать крестьян в колхозы и отобрать у них хлеб для текущих нужд индустриализации, не думая о последствиях, уповая на «мудрость партии». Но этого оказалось недостаточно, чтобы организовать колхозное производство так, чтобы оно давало государству хлеб и необходимые ресурсы постоянно, а не один или два года. Необходимы были дополнительные силы и корректировка всей аграрной политики сталинского руководства.

Перемены произошли на Январском объединенном 1933 г. пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б). Его решениями были созданы политические отделы в МТС и совхозах11.

Машинно-тракторные станции (МТС) возникли в СССР по постановлению Совета труда и обороны 5 июня 1929 г. для «переустройства индивидуальных крестьянских хозяйств в крупные коллективные хозяйства»12. К 1933 г. они являлись опорными центрами в зерновых районах страны по обеспечению сельскохозяйственной техникой колхозов в период основных сельскохозяйственных работ. Быстрое расширение их сети происходило параллельно с форсированным созданием колхозного строя. К концу 1932 г. численность МТС в СССР достигла 244613.

В рассматриваемый период совхозами (советскими хозяйствами) были крупные государственные предприятия в сельском хозяйстве СССР. Они возникли еще в годы Гражданской войны на базе конфискованных помещичьих имений. К началу коллективизации в стране насчитывалось 1,4 тыс. совхозов14.

Создаваемым решениями Январского объединенного пленума ЦК ЦКК ВКП(б) политотделам МТС и совхозов была передана огромная власть над колхозами и колхозниками, рабочими совхозов и совхозами в зоне нахождения их МТС и совхозов. В результате колхозные и совхозные земли в СССР с их населением, производственным потенциалом оказались разделены на своего рода «опричнину» и «земщину»: территорию, где действовали политотделы, и остальную, где их не было, где сохранялась прежняя система управления через райкомы партии. «Политотдельцы», как их стали называть в документах и в народе, то есть работники политотделов МТС и совхозов, фактически стали «сталинскими опричниками» в советской деревне, поскольку в течение двух лет «зачистили» ее от «саботажников» и «вредителей». И такая молва о них шла в то время по деревням и жива до сих пор в трудах ряда современных исследователей, о чем пойдет речь дальше.

Но, с другой стороны, очевиден факт выхода советского сельского хозяйства из глубокого кризиса за эти же два года и так называемого «организационно-хозяйственного укрепления колхозно-совхозного строя».

Если вспомнить, в каком состоянии была колхозная деревня в начале 1933 г. и какой она стала к концу 1934 г., то это удивительная трансформация. По крайней мере, к моменту завершения деятельности политотделов МТС и совхозов уже не стоял вопрос о судьбах колхозного строя, и, несмотря на сохранившиеся осколки негативных последствий насильственной коллективизации и хлебозаготовок предшествующих лет, речь шла теперь только о развитии и постепенном улучшении тяжелой жизни миллионов советских крестьян.

Таким образом, тема политотделов МТС и совхозов – это очень важная, наш взгляд, тема, позволяющая понять не только механизм выхода советского сельского хозяйства из кризиса, порожденного «сталинской революцией сверху», но и саму суть сталинизма, причины успеха избранной сталинским руководством «административно-репрессивной» модели создания в СССР военно-мобилизационной экономики, обеспечившей Великую Победу советского народа в Великой Отечественной войне.

Рассматриваемая тема получила определенное освещение в историографии. Заслуженным авторитетом в области изучения истории создания и деятельности политотделов МТС является И. Е. Зеленин. Именно в его публикациях сформулирована современная концептуальная оценка этой деятельности, которая разделяется почти всеми современными исследователями, согласно которой политотделы – часть тоталитарной системы. По мнению Зеленина, чрезвычайные органы партии сумели «взять хлеб», но это была пиррова победа «во славу командно-административной системы»15.

Но к такому выводу И. Е. Зеленин пришел не сразу. В советское время он, как и его коллеги по цеху, придерживался другого мнения. В его трудах и в работах других советских историков давались исключительно положительные оценки деятельности политотделов МТС и совхозов в 1933–1934 гг.16

И эта традиция в советской историографии была заложена в 1930-е гг. и продолжалась вплоть до начала эпохи «гласности» и «перестройки» М. С. Горбачева. Так, в 1930-е гг. тема политотделов, в том числе и их «карательной деятельности», прозвучала «по свежим следам» в публикациях партийных работников и работников «советского агитпропа», естественно, в духе официальных положительных оценок17.

Изучение проблемы продолжилось после Великой Отечественной войны с акцентом на региональный опыт политотделов МТС и совхозов, с повторением уже устоявшейся в литературе «официальной» точки зрения на их роль в создании в СССР «социалистического сельского хозяйства»18. В 1959 г. вышла в свет монография главного «партийного идеолога» аграрной политики КПСС С. П. Трапезникова, основанная на материалах его докторской диссертации, в которой три главы были посвящены деятельности политотделов МТС, в основном на материалах Северокавказского, Нижневолжского и Средневолжского краев19. В ней также воспроизводилась положительная оценка роли политотделов в выводе советского сельского хозяйства из кризиса.

В 1960–1980-е гг. рассматриваемая тема изучалась в основном на региональном уровне. Появились труды, основанные на разнообразных источниках, как правило, с привлечением документов местных архивов. Среди них следует выделить труды сибирских историков Н. Я. Гущина, В. П. Тюшева, В. А. Демешкина, А. П. Косых, в которых на значительном фактическом материале прослеживается участие чрезвычайных органов управления в завершении коллективизации сельского хозяйства Сибири20. Также заслуживает внимания исследование проблемы на материалах Поволжья саратовским историком-аграрником Ф. А. Каревским21.

В семидесятых – восьмидесятых годах ХХ столетия появились первые монографии о политотделах МТС, а также крупные академические труды по истории советского крестьянства и сельского хозяйства СССР, в которых затрагивался этот сюжет22. Наибольший интерес среди них, на наш взгляд, представляет, монография Ю. В. Куперта, опубликованная в 1982 г. В ней исследователь проследил динамику образования политотделов, привел подробные сведения о 86 руководящих работниках политотделов, обратил внимание на сложный характер взаимоотношений политотделов и сельских райкомов ВКП(б)23.

Общая концептуальная оценка деятельности политотделов МТС и совхозов в данный период историографии по-прежнему оставалась положительной. В то же время в 1963 г. В. П. Данилов и Н. А. Ивницкий указали на факт репрессий, которые обрушили политотделы на колхозное крестьянство, связав их с извращениями и перегибами на местах, а также с порочным стилем И. В. Сталина и Л. М. Кагановича24.

На наш взгляд, исследования советских историков, несмотря на их очевидную идеологическую ангажированность, все же заслуживают внимания и положительной оценки, поскольку содержат большой массив достоверных фактов по различным направлениям деятельности политотделов на материалах конкретных регионов.

Региональный подход к изучению проблемы оказался, на наш взгляд, плодотворным и в современной историографии. Уже опубликованы на эту тему статьи, монографии, защищены диссертации25. Как уже отмечалось, в большинстве своем содержащиеся в них оценки деятельности политотделов МТС и совхозов совпадают с позицией И. Е. Зеленина. Создается впечатление, что некоторые авторы просто копировали его идеи, наполняя их «региональным содержанием», особенно когда речь шла об основной концептуальной позиции.

В этой связи следует напомнить о противоречиях в оценках И. Е. Зелениным феномена политотделов МТС и совхозов. С одной стороны, он действительно утверждал об их «пирровой победе», поскольку политотделам не удалось добиться «подлинного перелома в развитии сельского хозяйства»26. И это утверждение растиражировали его последователи. Но, с другой стороны, Зеленин заключал: «И все же справедливости ради следует отметить, что обстановка в деревне к середине 1930-х гг. нормализовалась… в определенных пределах политотделы смогли продвинуться по пути организационно-хозяйственного укрепления колхозов, улучшения жизни колхозников»27. На наш взгляд, это заключение нуждается в более пристальном внимании и аргументации. Оно свидетельствует о том, что И. Е. Зеленин, как специалист глубоко и всесторонне изучивший проблему, не мог не признать успеха политотделов в главном – коренном переломе кризисного состояния сельского хозяйства страны.

В современной историографии проблемы, наряду с И. Е. Зелениным, несомненным авторитетом является А. С. Шевляков, защитивший докторскую диссертацию и опубликовавший монографию на тему «Политотделы МТС и совхозов Сибири (1930–1940-е гг.)»28. Объектом его исследования стали 285 политотделов МТС и 292 совхозов Сибири в 1930-е гг. Вслед за Зелениным Шевляков на материалах Западной Сибири дал резко отрицательную оценку «карательно-административным акциям политотделов», «проведенных по указанию руководства ВКП(б) и правительства», так как они «вызвали трагедию в судьбах десятков тысяч рядовых колхозников, бригадиров, механизаторов, руководителей сельхозартелей, и им нет оправдания». По мнению автора, никакое «выдвиженчество» не могло восполнить потерю кадров в сельском хозяйстве, а «моральный ущерб» от действий «карающего меча партии в деревне» «вообще не поддается измерению»29.

Давая столь резкую и однозначную оценку, автор тем не менее счел необходимым заявить, что роль политотделов в обучении и подготовке кадров массовой квалификации, формировании и укреплении постоянных колхозных бригад, налаживании элементарной и необходимой дисциплины труда, развитии ударничества и соцсоревнования была весьма заметной, и «работа социалистического сельского хозяйства в определенной мере нормализовалась, приобрела устойчивость»30.

На наш взгляд, первый и второй выводы противоречат друг другу, поскольку, если никакое «выдвиженчество» не могло восполнить потерю кадров в сельском хозяйстве, то почему же тогда сельское хозяйство «нормализовалось» и приобрело «устойчивость»?

В то же время, на наш взгляд, можно поддержать следующее суждение Шевлякова: «Представляется, что организационно-хозяйственная работа политотделов МТС и совхозов может быть объективно оценена только в рамках советской экономической модели и на определенном этапе развития колхозно-совхозного строя. Созданные в критический для сельского хозяйства (да и всей страны в целом) момент политотделы сумели устранить наиболее явные, лежащие на поверхности недостатки в сфере организации общественного производства»31.

Но, следуя логике «пирровой победы», автор дальше идет по пути игнорирования принципа историзма и оценивает деятельность политотделов в контексте решения «долговременных задач развития сельского хозяйства», которые оказались политотделам «не по плечу, как, впрочем, и всей советской административно-командной системе»32. Как же за два года политотделы могли решить «долговременные задачи», ведь создавались они на короткое время именно как чрезвычайные органы в чрезвычайной ситуации? И можно ли их винить за все последующие грехи «административно-командной системы»?

В этой связи неубедителен, на наш взгляд, и заимствованный у Зеленина вывод Шевлякова о «пирровой победе» политотделов, поскольку укрепившееся в результате их деятельности советское сельское хозяйство оказалось лишено «экономической перспективы развития». А как же победа в Великой Отечественной войне, которая стала возможной благодаря военно-мобилизационной сути колхозно-совхозной системы? Разве не в этом была «экономическая перспектива» советского сельского хозяйства? Другое дело, и здесь можно согласиться с автором, что «огосударствленные колхозы» действительно стали «пасынками советской экономики», а сталинская коллективизация и закрепившие ее итоги политотделы обрекли советское крестьянство на жизнь в условиях «второго крепостного права большевиков». Но в этом и была суть сталинской системы. Она была создана для подготовки к войне и для самой войны за счет безжалостной эксплуатации населения и максимальной концентрации в руках государства всех его ресурсов33.

Критический и негативный взгляд на деятельность политотделов прослеживается и в ряде других публикаций современных авторов, которые указывают на их неконституционный характер, на то, что сам факт их создания свидетельствовал о продолжении «чрезвычайщины» в деревне, которая сопровождала коллективизацию и привела к тяжелейшему кризису аграрного производства. При этом главный акцент делается на репрессивно-карательных мероприятиях политотделов, которые не улучшили, а ухудшили ситуацию в коллективизированной деревне34.

В современной исторической литературе существуют и другие оценки работы политотделов МТС и совхозов. Например, по мнению Н. Л. Рогалиной: «Деятельность политотделов не сводилась к репрессиям. Основная масса работников политотделов не имела к ним прямого отношения и была занята созидательной работой»35.

В. В. Наухацкий рассматривает деятельность политотделов в рамках политики раскрестьянивания, то есть разрушения привычного уклада деревенской жизни, традиций и опыта сельского мира. Он считает, что политотделы были вызваны к жизни экстремальными условиями модернизации аграрной экономики, ее переходным характером начала 1930-х гг. Создав колхозы как форму хозяйствования, государство через политотделы обеспечило превращение рыхлой формы в структуру – колхозную систему36.

Анализируя современное состояние историографии проблемы, необходимо отметить большое значение введения в научный оборот огромного комплекса ранее недоступных исследователям источников по истории сталинизма в рамках международных проектов В. П. Данилова «Трагедия советской деревни: коллективизация и раскулачивание» и «Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД», а также ряда других проектов. Они содержат не только новые знания по истории деятельности в 1933–1934 гг. политотделов МТС и совхозов, но и позволяют лучше понять их роль в общей политике сталинского руководства в советской деревне37.

До настоящего времени в зарубежной историографии тема политотделов затрагивалась фрагментарно в контексте истории сталинской коллективизации и общей ее негативной оценки38.

Резюмируя сказанное, можно заключить, что в современной историографии на данный момент недостаточно обобщающих работ на тему политотделов МТС и совхозов, основанных на общесоюзных материалах и новых источниках. Поэтому предлагаемая читателю книга – одна из попыток восполнить этот пробел.

Идея ее написания возникла у авторов в связи с обнаружением в бывшем «Архиве Политбюро» («Кремлевском архиве»), а в настоящее время Архиве Президента Российской Федерации тематической папки о политотделах МТС. В ней собраны рабочие материалы к заседаниям Политбюро ЦК ВКП(б), связанные с проблемами политотделов. Это наиболее важные документы на эту тему, позволяющие охарактеризовать историю их создания, механизм функционирования, взаимодействия с центральной властью и с региональным руководством, результаты деятельности по достижению поставленной перед политотделами цели «организационно-хозяйственного укрепления» колхозного строя. В большинстве своем они впервые вводятся в научный оборот в этой книге. В настоящее время эти документы переданы на хранение в Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ).

В центре внимания книги – деятельность политотделов МТС. Авторы останавливаются на важнейшем ее направлении – участии политотделов в основных хозяйственных кампаниях 1933 и 1934 гг. Также они рассматривают вопрос о взаимодействии политотделов МТС с региональной властью и другими органами управления сельским хозяйством страны.

Другие сюжеты, связанные с партийно-массовой и культурной работой политотделов МТС в колхозах, в настоящем исследовании не затрагиваются в силу их изученности в отечественной историографии.

Также из-за недостатка источниковой базы авторы лишь в общем контексте проблемы и фрагментарно освещают деятельность в рассматриваемый период политотделов совхозов и считают, что эта тема заслуживает отдельного изучения.

Источниками книги, наряду с тематической папкой о политотделах МТС из АП РФ, стали документы Центрального архива Федеральной службы безопасности Российской Федерации (ЦА ФСБ РФ), Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Российского государственного архива экономики (РГАЭ), Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), ряда региональных архивов. Также в ней использованы опубликованные источники, выявленные или изученные авторами в рамках международных проектов «Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД», «Голод в СССР. 1929–1934 гг.» и др.

Структура монографии определена исходя из анализа изученных источников, новизны содержащейся в них информации по основным аспектам проблемы. Кроме того, предложенная структура дает возможность охарактеризовать основные направления деятельности политотделов МТС в советской деревне в 1933–1934 гг. и, таким образом, убедительнее обосновать ее концептуальные оценки авторам книги.

В целях более убедительной аргументации и наглядного представления специфики этой деятельности политотделов МТС авторы посчитали целесообразным как можно чаще «предоставлять слово документу», то есть использовать в книге значительные извлечения из текстов архивных документов, в том числе впервые вводимых в научный оборот.

Монография подготовлена в рамках научно-исследовательской программы Центра экономической истории Института российской истории РАН.

Глава 1

Создание политотделов и начало их деятельности

§ 1. Работа комиссии Кагановича и Наркомзема СССР по подготовке объединенного Январского (1933 г.) Пленума ЦК и ЦКК ВКП(б)

Документы свидетельствуют, что непосредственная организационная работа по созданию политотделов МТС началась с заседания комиссии ЦК ВКП(б) по организации МТС под председательством В. М. Молотова 26 ноября 1932 г. В ее работе приняли участие Молотов, секретари ЦК ВКП(б) Л. М. Каганович, П. П. Постышев, заведующий орграспредотделом ЦК ВКП(б) Н. И. Ежов, нарком земледелия СССР Я. А. Яковлев, секретарь ЦК КП(б)У М. М. Хатаевич, председатель Трактороцентра А. М. Маркевич, секретарь Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) Б. П. Шеболдаев, председатель ОГПУ СССР Г. Г. Ягода, начальник отдела кадров ОГПУ Д. А. Булатов, начальник политуправления РККА Я. Б. Гамарник, первый секретарь ЦК ВЛКСМ А. В. Косарев. Все перечисленные лица вошли в состав созданной на данном заседании Комиссии ЦК ВКП(б) по подбору кадров для политотделов МТС. Согласно протоколу, в ее работе вместо Гамарника мог принимать участие его заместитель А. С. Булин. Председателем комиссии был избран Л. М. Каганович. Первое ее заседание было назначено на 11 декабря 1932 г.39

Но оно состоялось раньше, 28 ноября 1932 г., под председательством Кагановича, с участием Постышева, Ягоды, Косарева, Яковлева, А. С. Булина, Марковича, Ежова, Булатова и А. Л. Вальяна. В повестке заседания стоял вопрос о порядке подбора кадров для политотделов МТС. На данном заседании был выработан механизм формирования кадрового состава политотделов МТС, определены конкретные сроки работы в данном направлении.

Было решено поручить Яковлеву и Маркевичу предоставить к утру 29 ноября 1932 г. списки первых трехсот МТС по Украине и Северному Кавказу (включая и новые сорок МТС, которые должны быть организованы в 1933 г.), для которых необходимо было в первую очередь подобрать соответствующие кадры политотделов40.

Также на заседании было принято решение послать утром 29 ноября 1932 г. телеграмму ЦК КП(б)У и Северо-Кавказскому крайкому с требованием оперативного решения вопроса о подборе кадров для создаваемых в регионах политотделов МТС. В ней предписывалось в течение одного дня уточнить списки имеющихся на территории УССР и СКК МТС и приступить «немедленно к отбору кандидатов начальников и заместителей начальников политотделов МТС» для их представления на окончательное утверждение в комиссию ЦК41.

На страницу:
1 из 3