Россия. Снова эксперимент

Клаус Хольцманн

Россия. Снова эксперимент

Автор выражает благодарность Д. Сородскому, И. Рицелъ, А. Штеффен, Л. Малачевскому, С. и О. Трофимовым, оказавшим большую помощь при издании книги

Вступление

В своем интервью германскому русскоязычному журналу «Янцен-обозрение» в 2003 году [77] главный редактор издательства «Вече» С.Дмитриев определил следующее направление: «В художественной литературе будет происходить осмысление того, что произошло в 90-е годы. Там тайн столько! Мы до сих пор не знаем, почему СССР развалился. Может быть, переход к демократии был нужен, но почему он так бездарно произошел? Мы должны знать, чтобы снова на те же грабли не наступать». На эту тему написано достаточно много и в книгах, и в периодической печати. Высказаны различные точки зрения, подчас противоречащие друг другу. Многие авторы ограничиваются частностями, хотя и интересно описанными. Но всеобъемлющего понимания проблемы до сих пор действительно не встретилось. Постараемся восполнить этот пробел, не останавливаясь подробно на тех или иных фактах, версиях, а рассматривая происходящее в контексте исторического процесса. В этом процессе для нас важнее всего, конечно, эволюция общественных отношений, выражавшаяся в сменах общественного строя. Для того чтобы уяснить суть какого-либо общественного устройства, необходимо исходить из природы человека. Что же представляет собой человек?

Считается, что человека создал труд. Спорить с этим не приходится. Однако труд в его первозданном понимании не стал основой деятельности всего человеческого общества. Уже на первых ступенях развития человечества стало ясно: чтобы нормально жить, индивидууму не обязательно самому трудиться – достаточно завладеть продуктами труда другого человека (в основном силой). На этой основе еще в древние времена произошло расслоение общества на производителей материальных благ, составляющих значительную часть человечества, и меньшую часть, которая этими благами преимущественно пользовалась. Другими словами, мир разделился на слабых и сильных, на бедных и богатых. Иначе быть и не могло, поскольку неравенство – в самой природе человечества. Ведь человек как вид относится к разряду самых сильных и изощренных представителей животного мира. Это обстоятельство помогло ему выжить и выделиться в процессе эволюции. Поэтому культ силы в той или иной форме будет всегда превалировать в человеке, а значит, всегда будет присутствовать стремление к подавлению более слабого, к его эксплуатации.

Нельзя не подумать о реакции на все сказанное выше множества людей, проживших сознательную жизнь в социалистическом обществе, воспитанных на советской идеологии (на ее положительных аспектах), исповедующих совсем другие идеалы. Тем более что сохранилась еще определенная часть людей, отдавших много сил и здоровья в борьбе за эти идеалы. В борьбе подчас очень жестокой. Но даже это подтверждает, что жизнь – есть борьба. И если мы действительно хотим осмыслить, что же «произошло в 90-е годы», мы должны смотреть открытыми глазами на некоторые истины, как бы горько это для нас ни было. Тем более что эти истины не являются полным откровением.

Еще Т. Гоббс[1], рассуждая о равенстве людей, цинично заявлял, что равными являются те, кто в состоянии нанести друг другу одинаковый ущерб во взаимной борьбе. В книге С. Кара-Мурзы «Истмат и проблема Восток – Запад» [30, стр.97] приводятся слова известного хирурга и общественного деятеля советской эпохи Н. Амосова: «Человек есть стадное животное с развитым разумом, способным к творчеству… За коллектив и равенство стоит слабое большинство. Но прогресс общества определяют сильные, эксплуатирующие слабых». Даже у К. Маркса прорвалось однажды, что насилие – есть повивальная бабка истории. И, наконец, официальная точка зрения сегодняшней российской науки, высказанная в 1994 году В.Тишковым[2]. Она приведена в другой книге С.Кара-Мурзы «Советская цивилизация» [31, кн. 2, стр. 501]: «Общество – это часть живой природы. Как и во всей живой природе, в человеческих сообществах существует доминирование, неравенство, состязательность, и это есть жизнь общества. Социальное равенство – это утопия и социальная смерть общества».

Необходимо заметить, что автор двух упомянутых книг (как и других содержательных) является как раз противником данной концепции, получившей название социал-дарвинизма. Так, во второй из упомянутых книг на стр. 650 он пишет: «…с самого начала перестройки была развернута идеологическая кампания по изменению антропологической модели, по внедрению в массовое сознание нового представления о человеке и его правах. Нового не только для СССР, но и для дореволюционной России, культура которой отвергла социал-дарвинизм». При всем уважении к автору последних строк позволим себе с ним не согласиться. Прежде всего, если уж культура дореволюционной России отвергла социал-дарвинизм, то это могло быть только сплошным лицемерием, ибо разве что в колониальных странах эксплуатация была более жестокой, чем в ней. Что касается СССР, то вместе с ним рухнула его идеология, суровая практика сама ответила на вопрос, какой идеологии, а более конкретно, какой версии о природе человека отдать предпочтение.

Так что же, бесконечная война всех против всех? Нет, конечно. В процессе своего развития человеческое общество само пыталось отрегулировать этот вопрос, внести в эту войну элементы примирения. Нельзя переоценить в этом процессе роль религии. В своем первозданном виде, в заповедях Моисея, Иисуса Христа она, по сути, вырабатывала законы, кодекс поведения человека, регулировала взаимоотношения людей. А как же быть с религиозными войнами, нетерпимостью? И здесь, к сожалению, сказывается природа человека, победить которую окончательно не удается. И хотя в основе христианского учения заложены были идеи коллективного спасения души, религиозного братства людей, протестантская Реформация их впоследствии отвергла. Не противоречит ли все это одно другому, а также содержанию предыдущего абзаца? Ни в коей мере. Ведь мир построен на единстве и борьбе противоположностей. Борьба составляет суть и основу жизни. Но с развитием цивилизации, в современном обществе эта борьба переходит в русло соревнования, конкуренции.

Таким образом, еще в древнейшие времена произошло расслоение общества на эксплуататоров и эксплуатируемых. Формы взаимоотношений между ними с развитием общества менялись и совершенствовались в сторону смягчения. Сам процесс эксплуатации становился более организованным, ввиду увеличения его масштабов. Функция организации эксплуатируемого труда выпала, естественно, на правящий класс эксплуататоров, владеющих собственностью, в том числе и средствами производства. Функция организации труда тоже стала своего рода трудом, хоть и не в первозданном его понимании, когда под трудом подразумевалась только его физическая, рутинная сторона.

Постепенно возник промежуточный слой мелких собственников, использовавших первоначально свой труд, а впоследствии и чужой, наемный. И все же вся история развития человечества строилась на взаимоотношениях между классами собственников и производителей, на их противоречиях. Лучшие умы человечества искали пути к примирению, сглаживанию этих противоречий. В результате возникали различные идеалистические теории о равенстве людей. Они были заложены еще с возникновением христианского учения и вошли как основа в развитие социалистических идей, получивших практическое воплощение в ряде стран в XX веке. В результате в мире параллельно с капиталистической системой экономики возникла социалистическая. Существует множество определений капитализма и социализма, как классических, так и осовремененных. Капитализм формулируется как направленность человеческой деятельности на сохранение и увеличение производственного капитала, на извлечение прибыли. Социализм же – это деятельность, направленная в первую очередь на удовлетворение потребностей общества. При этом не исключается и увеличение производственного потенциала (остережемся говорить «капитала»), но оно играет уже второстепенную роль. Интересную формулировку встречаем в книге О.Арина «Россия в стратегическом капкане» [1, с. 243]: «В современной формулировке социализмом называют общество, у которого в знаменателе доминирует государственная собственность на средства производства наряду с другими формами собственности, в том числе и частной. В числителе социализм предполагает форму политической власти, нацеленную на реализацию интересов всего населения». Тезис о частной собственности при социализме сейчас стал модной темой в публицистике. Особенно часто можно прочесть, что Сталин извратил ленинский курс, уничтожив частную собственность. Да, в СССР были уничтожены последние остатки частной собственности, такие как, например, частные врачебные кабинеты, домашний скот у крестьян. Вот только сделал это не тиран И.Сталин, а… «реформатор» Н.Хрущев.

Но спорить на эту тему можно бесконечно. Действительно, в возникших после второй мировой войны социалистических странах в некоторых секторах существовал мелкий частник. Но в Советском Союзе, ведущей и наиболее ортодоксальной стране социализма, частной собственности не было, исключая период НЭПа[3] и отдельные атавизмы, которые ликвидировал Н. Хрущев. Так что решающим различием между двумя рассматриваемыми общественными формациями является все-таки отношение к собственности. Но заранее оговоримся, что терминология наша будет условной и заимствованной из устоявшейся длительное время в советской науке и прессе. Другими словами, будем относить указанные термины просто к двум еще недавно существовавшим системам. Если капиталистическая система сформировалась в результате естественного эволюционного развития общества, то ее антипод – социалистическая система – почти повсеместно насаждалась силовыми методами, и своим возникновением в значительной степени обязана кризисным периодом капитализма и мировым конфликтам. В результате более жизнестойкой оказалась первая система, потому что, в первую очередь, она отражала саму суть природы человека, о которой говорилось выше. Стремление к собственности, к подчинению другого, к эксплуатации его труда в человеке неистребимы, несмотря на все смягчения.

Капиталистическая система дает свободу этой, по сути, своей биологической природе человека и приспосабливает ее в направлении, нужном для развития общества. Капитализм обеспечивает простор для развития производительных сил, несмотря на все противоречия, как утверждали марксисты, между общественным характером производства и частным характером продуктов труда. Поэтому капитализм оказался таким живучим, гибким, поддающимся реформам. Социалистические же идеалы, как бы они ни были привлекательны, направлены на вытравливание в человеке его существа, той самой биологической природы. Утверждения идеалистов о том, что социалистическое общество способно изменить природу человека (значит, все-таки надо ее изменить в отличие от капитализма, где менять ничего не надо) развенчал социалист-прагматик Бернштейн, за что был подвергнут обструкции со стороны марксистов-ленинцев как ревизионист. Именно из-за биологической несовместимости с природой человека социалистические идеалы так и останутся голубой мечтой человечества, недостижимой в реальной жизни. И приходится согласиться с тем, что капитализм – самый естественный строй, несмотря на свои несовершенства. И сегодня, и в обозримом будущем он будет единственным путем развития цивилизации. Лучшего придумать никто не в состоянии. Придумали однажды, но все оказалось мифом. Никакая система не в силах оказалась устранить эксплуатацию, хоть и капитализму на современном этапе удалось в значительной мере смягчить ее негативный эффект.

Тем не менее, судьба распорядилась так, что обе системы значительную часть прошедшего века существовали параллельно и конкурировали между собой вплоть до развала мировой социалистической системы на рубеже 80-х и 90-х годов. И не только судьба была виною, существовали и некоторые объективные обстоятельства. Но об этом речь впереди.

Поскольку различие между двумя системами в отношении к собственности, еще раз акцентируем внимание на вопросе, какая собственность эффективнее. Исходя из предыдущих рассуждений о природе человека, приоритет отдадим частной собственности. Оно и вполне естественно, поскольку здесь присутствует личный интерес. Здесь следует сделать небольшую оговорку: сравнение надо делать при прочих равных условиях. Что это означает? То, что эффективным частным собственником является тот, кто умеет обращаться с собственностью, извлекая из нее прибыль. Если же во главе дела стоит человек, не имеющий склонности к частному предпринимательству или не умеющий им управлять, его нельзя рассматривать как эффективного частного собственника. Он не выдержит сравнения с хорошо функционирующей общественной собственностью. При этом он вполне может обладать другими способностями, не связанными с ведением бизнеса. Такой человек должен продавать свой труд частному либо общественному производителю. Мы еще столкнемся с этой темой в дальнейшем. А пока отметим, что сравнивать надо лишь работоспособные формы той и другой собственности. Это и есть прочие условия.

Экономика, торговля, рынок

Еще в древности Аристотель дал определение двух систем хозяйственной деятельности. Производство, направленное на извлечение прибыли, он назвал хрематистикой. Производство, направленное лишь на удовлетворение потребностей получило название экономии. Эти термины можно встретить в статье С.Кара-Мурзы в газете «Правда» [158] и в ряде других его работ. При этом в той статье советскую экономику он относит к типичной экономии, отмечая, что она была направлена исключительно на удовлетворение потребностей, хоть и огромного масштаба, вплоть до каприза освоения космоса. К этому можно добавить, что система хозяйства России на протяжении значительной части истории была гораздо ближе к экономии, чем к хрематистике. Почему так произошло, мы рассмотрим в следующем разделе.

А теперь попытаемся представить себе, с чем можно сравнить хозяйство страны, или какого-либо другого сообщества. Напрашивается сравнение с огромной машиной. Но каждая машина имеет свой двигатель, мотор. Какой же двигатель приводит в движение хозяйственный механизм? В общем случае это рынок. Рынок товаров и услуг. Не менее важным фактором являются торговые связи, попросту торговля. Здесь могут подумать: рынок, торговля – разве это не одно и то же? По смыслу действительно очень близко. Но не будем вдаваться в лингвистические тонкости, а определимся с терминами. Под рынком здесь и в дальнейшем мы подразумеваем спрос, спрос на товары и услуги. А под торговлей – сам процесс реализации этого спроса. И если рынок является двигателем системы хозяйствования, то торговля является рычагом, приводящим этот двигатель в движение. Именно торговля издревле определяла степень развития той или иной общности людей. Вспомним, например, древних финикийцев.

Несколько иной подход мы наблюдаем при рассмотрении социалистического способа производства. Здесь двигателем является план. А что приводит в движение этот двигатель? Вернее спросить, кто? Ведь план, по сути, вещь неодушевленная, а приводит его в движение (не сам план, а его осуществление), вполне одушевленный руководитель с партбилетом в кармане. Для упрощения в дальнейшем мы будем говорить, что капиталистическую систему хозяйства определяет рынок, а социалистическую – партбилет в кармане руководителя. Правда, в первом случае мы упоминаем двигатель, а во втором рычаг. Но все дело в том, что рынок – система живая, саморегулируемая. В то же самое время план (определяемый как двигатель) – категория искусственная, придуманная и фактически самостоятельно двигаться не может. Его постоянно должен двигать партбилет, выполняющий таким образом двойную функцию.

Небольшой экскурс в историю

Поскольку производство, пусть в самых примитивных формах, развивалось еще с древних времен, то чтобы проследить пути развития того или иного общества, страны, необходимо обратиться к истории их возникновения. Особенно это относится к России с ее непростой судьбой.

Проследим же, как развивалось хозяйство России со времени ее образования в образе Киевской Руси. Начнем с того, что когда-то славяне были одним народом и… зародились в верховьях Вислы, на берегах Тисы и на склонах Карпат. Это современная восточная Венгрия и южная Польша [17, стр. 20]. Земли славян часто подвергались набегам воинственных германских племен, что заставляло их постепенно покидать насиженные места и расселяться на более широком пространстве на юг, север и восток. Окончательное разделение славян на западных и южных произошло после вторжения и захвата славянских земель в Паннонийской низменности венграми. Остальные славяне ушли на восток в малонаселенные пространства.

Им как раз и больше всех не повезло. Большая часть территории, которую заняли восточные славяне, оказалась неплодородной, а вся территория была отрезана от морей, а значит, и от внешнего мира. Единственный торговый путь проходил по Волге, но то пространство уже населяли другие народы. А пространство, занятое славянами, было по тем временам огромно по масштабам, и это создавало серьезные препятствия для развития внутренних коммуникаций, к тому же доминировали на том пространстве леса и болота. Все это затрудняло передвижение людей и материальных ресурсов. [66, кн.1, стр. 11]. Понятно, что о торговле не могло быть речи, доминировало натуральное хозяйство. И еще сегодня многие беды России исходят из того времени «освоения болот и лесов».

Л. Гумилев пишет еще об одной беде славян [17, стр.27]:

«Для славян было бедствием соседство с древними русами (название варяжского племени – К.Х.), которые сделали своим промыслом набеги на соседей». И далее на стр. 28: «Славяне селились небольшими группами в деревнях; обороняться от русов, оказавшихся жуткими разбойниками, им было трудно. Добычей русов было все ценное. А ценным тогда были меха, мед, воск и дети. Неравная борьба длилась долго и закончилась в пользу русов, когда к власти у них пришел Рюрик».

В советское время возникла тенденция открещивания от норманнской версии в образовании русской нации. Кто с этим не соглашался, подвергался преследованиям. Так будущий историк и публицист Андрей Амальрик, будучи студентом истфака МГУ, в своей курсовой работе защищал эту версию, отвергавшуюся советской наукой. За это он был исключен из университета. Впоследствии он был преследуем как диссидент. А то открещивание уже в постсоветское время поддерживал даже такой выдающийся ученый, как академик Д.Лихачев. Даже теперь этот вопрос не обсуждается.

Но сомневающимся можно рекомендовать прочесть книгу незаинтересованного исследователя Г.Джонса «Викинги» [22]. Из нее мы узнаем, что именно русы основали поселение Хольмгард (ставшее впоследствии Новгородом), что князь Владимир Красное Солнышко происходил из русов и носил сначала имя Вальдамар [стр. 126]. Все это отвергает и версию «Повести временных лет» о призвании варягов во власть на Руси. Истинный процесс совпадает с описаниями Л.Гумилева, Г.Джонса, Д.Хоскинга. Да и само название народа – «русские» тоже о чем-то говорит. Это единственное в мире название народа, выраженное прилагательным. Можно предположить, что восточные славяне в какое-то время назывались русскими славянами (по имени их завоевателей русов), а впоследствии слово «славяне» для удобства было опущено. Такая версия наиболее вероятна. Со временем русы ассимилировались в более многочисленной славянской среде. Так и сохранил русский народ в своем характере долготерпение славян, перемежающееся в критические моменты буйством, унаследованным от варягов («страшен русский бунт»).

Трудно переоценить следующую позитивную акцию русов. Они проложили широко известный в истории «путь из варяг в греки», главной артерией которого стал Днепр. Этот «путь» сразу оживил (скорее даже породил) интенсивную торговлю с Византийской империей. И не случайно к этому периоду относится расцвет Киевской Руси. Так продолжалось до XII века. К XII веку Византия потеряла свое экономическое мировое значение, что привело к падению роли пути «из варяг в греки» [22, кн.1, стр. 61]. А в 1453 году, после завоевания ее турками, Византийская империя перестала существовать. В результате этих изменений «… торговля между Европой и Азией стала проходить не через Русь, а через Средиземноморье и Ближний Восток. Русские земли становились экономически второстепенными. В результате основной доход Русь начала получать от сельского хозяйства и мелкого производства» (там же).

Центр из захиревшего Киева сместился на север, где в разное время доминировали Ростово-Суздальское, Владимирское, а позже Московское княжества. Хозяйство этих земель было близко к натуральному, торговля была в зачаточном состоянии. Особняком стоял Новгород, расположенный неподалеку от Финского залива. Там процветала торговля: город даже какое-то время входил в торговый союз ганзейских городов. Прочный экономический базис породил соответствующую надстройку. По тому времени ее политическую структуру можно было считать прообразом демократии. Называлась она Новгородской феодальной республикой [73, стр.382] и существовала с 1136 по 1478 г. «Высшим органом было вече, которое избирало посадника, тысяцкого и даже архиепископа. Фактическая власть была в руках бояр. Князь приглашался на службу по договору («ряду»).

Чаще всего князья были из великих князей владимирских», (там же). На протяжении многих лет окрепшая Москва вела войны за овладение Новгородом, пока в 1478 году это не удалось Ивану III. И хотя это был шаг к объединению русских земель, на них исчез последний островок рынка и демократии. Исчез надолго, до времен Петра I (речь идет о рынке, о демократии при монархии говорить как-то неловко).

Почему-то принято считать, что развитие России на несколько веков затормозило монгольское иго. На самом деле это вовсе не так. Да, русские князья считались вассалами ордынских ханов, даже получали от них «ярлык» на правление. Но монгольские гарнизоны не стояли в русских городах и селениях, появлялись лишь баскаки – сборщики дани, по тем временам в мизерных размерах. Зачастую роль баскаков исполняли местные русские правители. Так что серьезного влияния на развитие русских княжеств монгольское «иго» оказывать просто не могло. Отсталость русских земель в хозяйственном и торговом отношениях определялась лишь перечисленными выше факторами.

Резкий поворот в судьбе России произошел с воцарением Петра I. Последнее время в российской историографии наметилась тенденция к пересмотру роли Петра. Многие историки, начиная еще с Л. Гумилева, ставят ему в укор принижение роли православной церкви, отступление от русского традиционного пути. Ох… уж этот особый русский путь!..Вспоминается и восклицание Е.Боннер: «Этот ужасный царь Петр!..» Да, он был жесток. Но по меркам нашего времени, а по тем временам жестокость в значительной степени была характерной формой правления, хотя действительно во многих аспектах Петр превысил эту степень. Но зато он действительно поставил Россию на «дыбы». При нем впервые Россия получила выход к морю, резко оживились торговые связи, без которых немыслим прогресс.

Интересна оценка деятельности Петра зарубежными историками. Вот что пишет об этом профессор Лондонского университета Д.Хоскинг [66, кн.1, стр. 242]: «Самого Петра можно считать неостоиком, верившим в то, что как монарх он был призван Богом для мобилизации ресурсов доверенного ему государства ради увеличения его мощи, умножения богатства и процветания народа. Петр, будучи порождением своего времени (конца XVII века), вдохновился последними достижениями науки и техники и верил в то, что человеческие способности можно эффективно использовать, если применить современные знания и умения».

Полны восторга отзывы о Петре Великом известного английского философа и историка А. Тойнби [60]. «Принятие Петром западной технологии тех времен оказалось настолько эффективным, что дало ему возможность в 1709 году решительно победить одну из величайших держав современного ему западного мира – Швецию. Историческая победа над Карлом XII под Полтавой была одержана Петром благодаря программной вестернизации…» [стр. 221]. «Петр запустил Россию на орбиту технологического соревнования с Западом, и по этой орбите она движется по сей день. Россия никогда не могла позволить себе отдохнуть, ибо Запад постоянно делал новые броски. Так Петр и его потомки в XVIII веке подняли Россию на уровень Западного мира того времени…» [стр. 439]. Но уже на следующей странице мы читаем: «…но уже в XIX веке промышленная революция на Западе вновь оставила Россию позади…».

Да, действительно XVIII век недаром называют «золотым веком Петра и Екатерины». Последняя продолжила деяния Петра и вывела Россию еще к одному морю – Черному. Наследники Екатерины на инерции еще держались где-то около полувека, а затем ощутилось отставание, которое наглядно продемонстрировала Крымская война (1853–1856 гг.).