Секундарные права в гражданском праве Российской Федерации: общие вопросы теории, секундарные права в Гражданском кодексе РФ

Свобода в объективном праве проявляется прежде всего через собственность. Г.В.Ф. Гегель в своей «Философии права» писал, что лицо должно дать себе внешнюю сферу своей свободы как идею. Человек в себе и для себя является сущей и бесконечной волей в абстрактном определении. Отличная, отделимая от человека, безличная, бесправная и несвободная есть вещь. Размещение своей воли в отдельной от себя вещи является правом собственности[34]. Понимание собственности Г.В.Ф. Гегелем объясняет суть собственности, но не каждого субъективного права вообще.

В этом смысле интерес представляет анализ правомочия (субъективного права), произведенный Н.М. Коркуновым. Он указал, что каждое правомочие состоит из пользования объектом (объект не понимался как вещь). Пользование как элемент присуще каждому субъективному праву и является основным элементом всякого субъективного права. Наряду с этим может иметься элемент владения, который состоял в возможности устранения других лиц от пользования объектом. Также выделялся элемент распоряжения, который понимался как возможность определять способы пользования[35]. Примечательны все же другие мысли Н.М. Коркунова: под объектом правомочия понимались в самом общем виде силы[36]. Выводом из положений, выдвинутых дореволюционным ученым, можно признать то, что содержанием субъективного права является пользование силами.

Приведенные положения позволяют несколько по-другому взглянуть на секундарное право. Отпадает необходимость искать его социальное содержание. Достаточно только указать, что оно предоставляет лишь определенную объективным правом меру власти, частичку воли, свободы, силы. Власть обладателя секундарного права носит идеальный характер – она направлена только на правовую сферу, только на правоотношение.

Из данного понимания секундарного права появляется возможность определить место секундарного права в правоотношении.

Здесь снова обращает на себя внимание концепция М.М. Агаркова о динамической правоспособности. После рассмотрения концепции секундарных прав ученый выделил три различных понимания понятия «право»: право в объективном смысле (закон, обычай и т. д.), право в субъективном смысле (например, право собственности) и право как проявление правоспособности (право составлять завещания, совершать договор, расторгнуть договор, произвести зачет и т. д.)[37].

Правильным в этом взгляде представляется то, что субъективное право не отождествлено с таким «проявлением правоспособности». Хотя М.М. Агарков и не признавал существование секундарных прав, тем не менее он четко обозначил совершенно иную суть распорядительных действий. Условно говоря, М.М. Агарков говорил о «динамической сделкоспособности». Все же некоторые вещи концепция динамической правоспособности не позволяет объяснить. Так, М.М. Агарков указывал, что возможность совершать такие распорядительные действия нередко связана с самим субъективным правом: в частности, для того, чтобы отчудить вещь, нужно быть собственником этой вещи (т. е. быть в правоотношении собственности, обладать субъективным правом собственности)[38]. Возникает вопрос: если это проявление правоспособности, то почему она привязана к субъективным правам и часто зависит от них? В понимании М.М. Агаркова можно было бы признать наличие не одной общегражданской правоспособности, а правоспособности собственника, арендатора, подрядчика и т. д. И все такие виды правоспособности были бы проявлением динамической правоспособности.

Но ни в законодательстве, ни в доктрине такие виды правоспособности не выделяются. Более того, правоспособность в таком понимании теряет свой смысл как абстрактную предпосылку правообладания, становится нормативно-социальным элементом, зависящим от экономических и социальных условий.

С.Н. Братусь указал, что правоспособность – это общая предпосылка правообладания для всех прав вообще, которые допущены объективным правом[39].

Правоспособность действительно следует понимать как нормативную предпосылку, в ней нет ничего социального, она равна для каждого субъекта гражданского права. Правоспособность должна пониматься как предпосылка в том числе и секундарных прав. С.С. Алексеев полагал, что правоспособность является юридическим закреплением общественных связей и признавал наличие так называемых общих правоотношений, куда и включалась правоспособность[40]. Но в таком понимании абсолютное правоотношение смешивается с правоспособностью.

Ю.К. Толстой отмечал, что правоспособность означает связь ее носителя с государством, но не является обозначением какого-либо правоотношения[41]. Эта связь означает не что иное, как признание за субъектами возможностей вступить в правоотношение, только в этом и состоит связь – какой-либо общественной связи за правоспособностью не скрывается.

Вследствие этого видно, что, как и секундарные права, правоспособность не образует никаких социальных связей. Отличие состоит в том, что правоспособность представляет собой лишь нормативную предпосылку, а секундарное право дает возможность воздействовать на правоотношение как на идеальную связь.

Оба явления проистекают из объективного права, однако секундарное право теснейшим образом связано с правоотношением и находится в едином причинно-следственном ряду. Секундарное право может выступать как причина правоотношения (причина возникновения, изменения или прекращения правоотношения).

Отличительной особенностью секундарного права является то, что оно предоставляет возможность воздействовать на правоотношение, которая по своей императивности сильнее, чем императивность (требование или собственное поведение) при осуществлении субъективного права. Секундарное право – это властное право, его осуществление создает правовые последствия для всех участников конкретного правоотношения без какой-либо помощи с другой стороны правоотношения либо со стороны компетентного органа государства (принудительная реализация субъективного права). Реализация секундарного права тем самым оказывается автономной – не требуется вмешательства кого-либо для его реализации. Достаточно лишь самого волеизъявления, при этом само по себе непринятие волеизъявления другой стороной не имеет значения. Секундарное право предоставляет столько власти, сколько требуется для того, чтобы создать, изменить или прекратить правоотношение. В отдельных случаях предусмотренная судебная реализация секундарного права имеет лишь верификационный характер – устанавливаются лишь факты, подтверждающие наличие этого права.

Направленность секундарного права на правоотношение отличает это право от такого же властного по своей природе права собственности (любого права на собственные действия). Право собственности (право на свои собственные действия) предполагает реализацию с помощью такой же властной деятельности, независимой от чьего-либо вмешательства, однако осуществление права собственности не может оказывать влияние ни на какие правоотношения, в отличие от секундарных прав, назначение которых – только правоотношение.

В этом смысле секундарные права в гражданском праве выделяются из общей массы прав еще и тем, что предоставляют их обладателям незримое преимущество, ставят их обладателей в положение, неравное с другими участниками правоотношения, положение властное, которому должны подчиняться. Из рассмотрения исторического развития римской exceptio видно, что она была привнесена извне законодателем по причинам, которые из самих правовых норм не прослеживаются. Современные секундарные права, как и вся отрасль административного права, привнесены «извне», они являются важнейшим инструментом в механизме гражданско-правового регулирования. Секундарные права запускают в действие выделяемый в гражданском праве принцип диспозитивности. Каждое секундарное право закреплено в нормах права как признанная законодателем необходимость, вызванная общественно-экономической конкретикой. Отсюда выводом будет то, что каждое секундарное право подлежит самостоятельному рассмотрению, поскольку каждое будет обладать спецификой, в том числе в зависимости от правоотношения, на которое воздействует секундарное право.

3. Правоотношение может существовать самостоятельно, появившись и получая воздействие только со стороны юридических фактов. Секундарное право существует только как производное от правоотношения или, напротив, производящее правоотношение – идеальное явление.

Секундарное право производно от норм объективного права и производно либо способствует произведению правоотношения. Правоотношение производно напрямую только от норм объективного права и общественной действительности.

Получают объяснение и римские actio и exceptio. Историческое развитие римского права обусловлено древнейшим квиритским бытом. Право постепенно закрепляло существующие общественные отношения. Закрепление происходило посредством предоставления исковой защиты (actio). Лишь позднее возникла exceptio. Exceptio – это творение претора. В теоретическом смысле это означает то, что прародитель секундарного права – exceptio является реакцией законодателя на закрепленную нормами права общественную связь (правоотношение).

В современности это означает то же самое: секундарные права привнесены законодателем сверху, в отличие от гражданских правоотношений, которые лишь закреплены нормами права.

4. Реализация правоотношения всегда приходится на общественно-экономическую сферу. Осуществление секундарного права касается только самого правоотношения, а не его реализации.

5. Секундарное право не обеспечено принудительной силой государства. Только его обладатель может реализовать это право, однако нельзя требовать его осуществления через суд.

Субъективное право может быть понуждено к осуществлению путем принудительного исполнения корреспондирующей ему обязанности. Ввиду отсутствия обязанностей, корреспондирующих секундарным правам, нельзя потребовать принудительного исполнения секундарного права. Единственная возможность – это требовать перед судом последствий реализации данного права. Например, выразив односторонний отказ от исполнения обязательства, через суд можно требовать лишь то, что является последствием прекращения обязательства.

В ходе детального рассмотрения секундарных прав будет показано, что некоторые секундарные права требуют судебного осуществления, но это не значит, что само секундарное право охраняется государством. К примеру, нельзя нарушить право на расторжение договора аренды через суд по требованию одной стороны, по причине невозможности нарушения секундарных прав отсутствуют и механизмы гражданско-правовой защиты секундарных прав. Возможно лишь подтверждение их существования, для чего законодателем и вводится судебная форма осуществления секундарных прав.

После рассмотрения признаков и отличительных особенностей секундарного права можно предложить следующее определение данного понятия. Секундарное право – это определенная нормой права мера возможного властного воздействия на правоотношение, приводящая к изменению, прекращению или возникновению последнего, не имеющая материального выражения и существующая вне правоотношения.

Глава 2. Проблема существования секундарных обязанностей

Субъективные обязанности как элементы правоотношения, существующие в корреспонденции с субъективными правами, не получали должного теоретического освещения по сравнению с субъективными правами.

Связано это с тем, что вся доктрина была сосредоточена на исследовании понятия «право», сущности субъективных прав, на установлениях объективного правопорядка, предоставляющих определенные правомочия субъектам.

Возможность и долженствование являются двумя логическими понятиями, обозначающими модальность.

Логика как наука, во всяком случае до ее развития Г.В.Ф. Гегелем, представляла собой систему знаний о понятиях и их отношениях между собой, о формах мышления, невзирая на какую-либо содержательную часть этих понятий[42]. Понятия, обозначающие модальность, не изучались с их содержательной стороны.

На примере философии права Г.В.Ф. Гегель показал, что правовая форма с правовым содержанием составляет диалектико-логическое единство[43]. Именно таким образом предстоит изучать право – познавать содержание и форму.

Особое значение имеет сравнение законов природы и общественных законов Г.В.Ф. Гегелем в предисловии к «Философии права»[44]. Законы природы воспринимаются человеком как такая данность, которая носит абсолютный характер, полностью сообразный с внутренней сущностью человека. Соблюдение законов природы не вызывает сомнений. С другой стороны, право (законы общества) уже не носит абсолютного характера: внутренняя сущность человека находится с ним в согласии или несогласии.

Такого рода размышления прежде всего относятся к правовым обязанностям. Обязанности действительно оказывают такое воздействие на человека, что вызывают в его сознании либо согласие, либо несогласие.

Субъективное право всегда имеет дело с возможностями человека, не вдаваясь в технические, физические или экономические возможности, но в то же время всякое субъективное право определено, т. е. имеет свои пределы.

Обязанность, в отличие от права, имеет дело с ограничением человека в своей общественной свободе. Обязанности не сообразны с внутренней свободой человека, поэтому внутренняя сущность человека выражает зачастую именно непонимание данной обязательности. Только через осознание необходимости обязанность воспринимается как должное.

Применительно к обязанностям в правоотношении осознание обязанности как должного легко воспринимается при наличии права управомоченного лица. Иначе говоря, корреспонденция обязанностей правам заложена в самой природе обязанностей.

Начало удовлетворения потребностей человека заложено в каждом человеке, таким же образом заложена эквивалентность по отношению к другому субъекту. Именно поэтому гражданское право свойственно и приемлемо для человеческой природы. Имеется внутреннее понимание потребностей противостоящих субъектов.

Чем меньше соприкосновения с управомоченным субъектом (субъективным правом) получает обязанность, тем более отдаленной выглядит обязанность для гражданского права.

Обязанности определенного лица с неопределенным кругом управомоченных лиц, образующие абсолютные правоотношения, – редкое в гражданском праве явление. Редкость предопределяет также специфику правового регулирования. Такие обязанности не регулируются как обязанности, вместо чего регулируются как пределы и ограничения прав.

Наглядным примером служит ст. 210 ГК РФ, устанавливающая правило, согласно которому бремя содержания имущества несет собственник. Бремя содержания имущества является обязанностью собственника, направленной на поддержание имущества в сохранности. Бремя содержания с точки зрения диалектической логики – это содержание формальной обязанности (которая сама по себе не несет в себе ничего содержательного). Эта обязанность по своему назначению носит охранительный характер. Назначение норм права о бремени содержания имущества состоит в охране гражданского имущественного оборота от произвола собственника вещи, угрожающего исчезновению самой вещи.

Едва ли можно встретить подобные обязанности в гражданском законодательстве. Их нет в части четвертой ГК РФ, посвященной регулированию исключительных прав.

С одной стороны, можно сделать вывод, что эти обязанности связаны с самим имуществом и его свойствами. В земельном законодательстве имеется понятие публичного сервитута (ст. 23 Земельного кодекса РФ[45] (далее – ЗК РФ)). Публичный сервитут – это право ограниченного пользования земельным участком собственника неопределенным кругом лиц. Для собственника такой публичный сервитут предстает в виде обязанности в пользу неопределенного круга лиц и в виде ограничений права собственности на земельный участок. Указывается, что сервитут обременяет земельный участок, что означает то, что сервитут становится свойством самого земельного участка и как бы «привязывается» к земельному участку. Между тем право регулирует отношения между людьми, что означает условность «привязки» субъективных прав или обязанностей к самим вещам. Поэтому с догматической точки зрения более правильно говорить об ограничениях субъективных прав, которые обладают природой обязанностей. Ограничительный характер сервитутов для собственника нельзя отвергнуть[46]. Специфика публичного сервитута как обязанности собственника именно в том, что он установлен в пользу неограниченного круга управомоченных лиц.

Эти правоотношения редки в гражданском праве. Кроме того, удовлетворяемый такими правоотношениями интерес также носит публичный характер, что крайним образом выделяет такие правоотношения из числа гражданских и ставит под сомнение их отраслевую принадлежность.

Выделяется еще одна особенность таких обязанностей. С догматической точки зрения природу этих обязанностей следует искать не в объекте (имуществе, в частности), а в субъективном праве. Иными словами, обязанности определенного лица с неопределенным кругом управомоченных лиц (абсолютные обязанности) существуют только в соотношении с абсолютными правами: пример тому – право собственности.

Типичным образом в гражданском праве представлены обязанности в относительных правоотношениях, т. е. при четком определении субъектов правоотношения. Отраслевая принадлежность таких обязанностей не вызывает сомнения.

Обязательственное право является подотраслью гражданского права, которая регулирует относительные правоотношения с индивидуально-определенными субъектами. Природа этих обязанностей вполне ясна – осознание управомоченности противостоящего субъекта.

Уровень императивного воздействия на участников обязательств выше, чем, например, в подотрасли вещного права или исключительных прав, потому что нормы обязательственного права закрепляют именно обязанности, а не права, как в случае с вещными правами и правом собственности, в частности, а также с исключительными правами.

Такая императивность носит внутренний характер – касается диспозиции правовых норм, т. е. сама диспозиция нормы действует на психику субъекта сильнее независимо от внутреннего согласия или несогласия с ней. Ограничения прав, даже будучи по своей природе обязанностями, имеют меньше воздействия на психику управомоченного лица. Так, субъект права собственности прежде всего сконцентрирован на своем праве собственности и собственнических правомочиях, а в обязанностях концентрация происходит именно на своих обязанностях – на действиях в пользу управомоченного лица.

Видна одна определенная тенденция в том, что гражданское право – это отрасль права, регулирующая активное поведение путем установления обязывающих или управомочивающих норм права. Активное поведение получает разный уровень обязательности в нормах права: в вещных правах активность поведения опосредуется дозволениями – субъективными правами, а в обязательствах – императивами, субъективными обязанностями.

Противоположный смысл приобретают обязанности, которым не корреспондирует никакое и ничье субъективное право. Такова природа обязанностей в административном праве. Административное право имеет лишь модальность обязанностей – долженствование. Зачастую административные обязанности не получают внутреннего человеческого согласия, необъяснимы и непонятны. В гражданском праве и правоотношении, в частности, наличие таких обязанностей не может иметь место с точки зрения свободы, заложенной в этой отрасли права. Именно поэтому исторически и законодательно сложилось так, что гражданское право устанавливает обязанности, которые существуют либо в отношении неопределенного круга лиц, либо вообще адресованы исключительно управомоченному лицу.

Таким образом, открытым остается вопрос о существовании таких обязанностей, которые существуют вне правоотношений, – секундарных обязанностей, которые по своему содержанию схожи с секундарными правами, однако носят необходимый для их осуществления характер.

Воля обладателя секундарной обязанности оказывается подчиненной норме права, в которой содержится секундарная обязанность.

Неразрешенность вопроса о секундарных обязанностях может почерпнуть ответ в законодательном подходе к закреплению обязанностей в нормах права. Высказывается точка зрения о том, что исчерпывающий перечень (numerus clausus) должен существовать в отношении абсолютных субъективных прав, т. е. в отношении вещных прав и исключительных прав[47].

В отношении обязательственных прав, т. е. нормативно закрепленных обязанностей, существует воззрение, что такого перечня быть не должно. Однако некоторыми авторами, в частности С.А. Синицыным, данное воззрение признано несостоятельным[48].

В целом рассмотрение перечней прав касается субъективных прав и обязанностей, устанавливающих активное поведение участников гражданского оборота. Речь прежде всего идет о возможности создания прав, которые законом не предусмотрены. В отношении вещных прав создать «новое», непоименованное право невозможно, но в отношении обязательств действует принцип свободы договора, который дает возможность заключать непоименованные и смешанные договоры (ст. 421 ГК РФ). Принцип открытого перечня обязанностей до недавнего времени ограничивался только договорным правом. В настоящее время введена гл. 9.1 ГК РФ, посвященная решениям собраний. Перечень проводимых собраний неограничен (участники гражданско-правового сообщества), в связи с этим неограничен перечень обязанностей, которые они могут создавать для участников гражданско-правового сообщества.

На этом неограниченность перечня обязанностей заканчивается. Другие обязанности, имеющиеся в ГК РФ, установлены императивными нормами и не могут произвольно создаваться субъектами права. В частности, односторонняя сделка может порождать права и обязанности для других лиц (кроме лица, совершающего сделку) в случаях, предусмотренных законом (ст. 155 ГК РФ).

Что касается секундарных обязанностей, то их существование в гражданском праве в наибольшей степени исключительное. Они могут возникать только в случаях, предусмотренных законом. Их существование в законодательстве императивно, единственным источником секундарных обязанностей можно признать законодательство. Уровень императивности гражданско-правовых норм при установлении таких обязанностей наивысший.

Секундарная обязанность не должна в силу своего определения регулировать поведение участников оборота, напротив, она должна воздействовать на существо самого правоотношения, на его динамику.

Нельзя считать секундарными обязанностями обязанности по заключению договора в обязательном порядке в связи с заключением предварительного договора (ст. 429 ГК РФ), поскольку предварительный договор создает неимущественные обязательства и каждая из сторон обязывается перед другой стороной заключить основной договор.

Между тем сама идея обязательности заключения договора, предусмотренная законом, фактически устанавливает секундарные обязанности. Например, системное толкование норм ч. 4 ст. 161 Жилищного кодекса РФ[49] (далее – ЖК РФ) и ст. 445 ГК РФ привело судебную практику к выводу о том, что собственники помещений в многоквартирном доме обязаны заключить договор управления этим домом с управляющей организацией, выбранной по результатам предусмотренного ч. 4 ст. 161 ЖК РФ открытого конкурса, в порядке, установленном ст. 445 ГК РФ[50]. Но обязанность заключить договор возникает только в случае проведения открытого конкурса. Обязательность также вытекает из результатов определения поставщика (исполнителя) при заключении контрактов для государственных и муниципальных нужд[51]. Определение обязанного к заключению субъекта в обоих случаях проистекает из норм антимонопольного законодательства[52]. Антимонопольное законодательство относится к административному законодательству. Отсюда видно, что обязанность заключить договор проистекает из административного законодательства. Можно сказать, что это «стык» отраслей права. Законодатель не устанавливает обязанности заключить договор в гражданском законодательстве, а лишь отсылает к «закону», который является источником административного права. Поэтому обязанность заключить договор в силу закона также не следует относить к секундарной гражданско-правовой обязанности.

Секундарная обязанность должна быть закреплена в нормах гражданского права и гражданского законодательства, в частности. Источником такой обязанности не должен являться нормативный акт иной отраслевой принадлежности.

Интересны требования законодательства о формах сделки и требования о государственной регистрации. К.П. Татаркина указывает, что требование оформить сделку письменно является ограничением свободы договора[53]. В завершение рассмотрения последствий несоблюдения формы сделки упомянутый автор отмечает, что форма сделки является условием возникновения определенных прав и обязанностей у сторон сделки, однако несоблюдение обязательной формы сделки тем не менее не имеет никаких последствий[54].