Дневник артиллерийского офицера

Мы склонились над картой. Нанесли по координатам точку, которая как раз наложилась на административное здание в центре небольшой деревни. Линейкой промерил расстояние от цели до огневых позиций. Дальность конечно предельная, но ничего.., попытаемся уничтожить. Подготовил данные для стрельбы и начал передавать команду на пункты управления огнём дивизионов:

– Полтава, Самара. Стой! Цель 783. По зоопарку. «Курск 7, точно 3».Триста на триста. Расход по три снаряда на орудие. Навести готовность доложить.

Через пять минут с первого и второго дивизиона поступили доклады о готовности.

– Полтава, Самара. Цель 783. Залпом, Огонь! – Все в палатке смотрели на меня, а я прислушался. Через несколько секунд донёсся залп одного дивизиона, тут же второго. Дальше в течение полуминуты стоял сплошной грохот от беглого огня, который также быстро прекратился.

Из радиостанции послышалось: – Лесник 53! Самара стрельбу по цели 783 закончила. Расход 36. Лесник 53! Полтава стрельбу по цели 783 закончила. Расход 36.

Я бросил взгляд на секундомер – полётное время сорок пять секунд.

– Товарищи офицеры, – обратился к присутствующим, – Представьте себе. Семьдесят два снаряда сейчас находятся на траектории. В деревне сейчас наверняка кто-то гуляет по улице, кто-то ужинает, а кто-то трахает свою жену. Большинство, конечно, спит. Как у Симонова в «Живых и мёртвых» написано: «Никто из них не знал, что они уже поделены на живых и мёртвых». Так и сейчас никто из них не знает, что через несколько секунд 72 снаряда рухнет на деревню и часть жителей уже мёртвые, хотя ещё и живые. Вот к чему приводит бездумная поддержка боевиков. – Я замолчал, наблюдая за неумолимым бегом секундной стрелки. В палатке повисла тишина, нарушаемая лишь работой за стенкой палатки электрического движка.

Щёлкнул кнопкой секундомера: – Всё, ребята. Далеко и ничего не слышно, но снаряды уже упали.

Ещё минуту все сидели молча, мысленно представляя, что сейчас происходит в деревне, потом как по команде зашевелились, заговорили. Андрей Порпленко снял с печки закипевший чайник, налил в две кружки кофе, щедро добавил туда сгущёнки и с кружками подошёл ко мне. Мы сидели и молча пили кофе. У меня на душе было погано и отвратительно. Одно дело отдавать приказ на применение артиллерии против боевиков, а другое осознавать, что от твоего приказа вполне возможно гибнут совершенно невиновные люди. И страшнее всего, что гибнут дети, женщины и старики. А по-другому я поступить не мог – тогда погибнут наши солдаты и офицеры. И на хрен я нужен такой великий гуманист на должности начальника артиллерии, когда по моей мягкотелости беда придёт уже в семьи солдат и офицеров вместе с известием о смерти их сыновей, мужей…. Это война. Как маршала Жукова сейчас частенько обвиняют, что во время войны он гнал в наступления войска, не считаясь с потерями. Если бы он как военачальник задумывался о жизни или смерти каждого солдата и офицера, то война шла бы не четыре года, а десять или больше. И жертв наверно было тоже гораздо больше. Но я не маршал Жуков и мне сейчас было весьма пакостно. Вот это моё состояние точно понял Андрей, за что я ему был очень благодарен. За это проявление ненавязчивого сочувствия, а главное поддержку. Постепенно все разошлись спать и в палатке остались лишь оперативный дежурный, дежурный связист и я. Навалилась усталость и я начал потихоньку дремать. Временами дремота переходила в сон, но я вставал начинал ходить, а как только садился так сразу проваливался обратно в забытьё. Так продолжалось до трёх часов, пока меня не сменил Кравченко.

Утром, когда проснулся, в салоне никого не было. Спокойно привёл себя в порядок и послал солдата на ЦБУ, чтобы он вызвал ко мне Чистякова и Гутника.

Они стояли передо мной с виновато опущенными головами и слушали мою ругань: при этом не щадил ни их самолюбия, ни их гордость. Отчитывать закончил своим окончательным решением:

– Долго думал, как вас наказать, и принял решение объявить каждому из вас по семь суток домашнего ареста. – Я сделал паузу, глядя, как Чистяков и Гутник удивлённо переглянувшись, уставились на меня, – Да, да, вы не ослышались. По семь суток домашнего ареста – Каж-до-му. Все семь суток вы будете дежурить на ЦБУ, сменяя друг друга. А мы с Кравченко отдохнём. Если ещё раз повторится, я вам такое наказание придумаю, что мало не покажется.

Чистяков и Гутник обрадованные, что начальник закончил их отчитывать, горячо заверили меня, что больше ничего подобного не повторится. Отошли в сторону и начали решать, как они будут дежурить.

После завтрака на площадку, рядом с ЦБУ приземлился вертолёт и из него высыпала куча офицеров во главе с начальником штаба группировки, прилетевших проверять полк. Мне достался полковник – артиллерист. Он посмотрел мои документы и рабочую карту, которые мы вели у себя на ЦБУ. После этого проехали в первый дивизион. Осмотрели огневые позиции, технику. Ознакомился полковник и условиями, в которых проживал личный состав и офицеры. После этого полковнику предложили помыться в бане. Выдали комплект чистого белья и отправили его мыться. Пока он отсутствовал, Константин Иванович быстро накрыл стол и когда офицер вернулся, то был почти растроган, увидев на столе прекрасный обед и стоящие на столе бутылки с коньяком. За разговором незаметно пролетело время, и когда мы вернулись на КП полка, то оказалось, что вертолёт с офицерами группировки улетел. Полковник ушёл в палатку, которую выделили, оставшимся офицерам, а я занялся своими делами. Через полчаса полковник снова нашёл меня и смущённо сказал:

– Боря, ты меня извини, но я похвастался тем как ты меня помыл в бане и двоим из оставшихся захотелось помыться, а то у нас в группировке с баней напряжёнка. Ты не мог бы позвонить Семёнову и организовать баню для них.

Я дал ему моё ПРП, чтобы они доехали до первого дивизиона и пообещал ему, что когда они доедут до дивизиона вопрос будет решён.

Остаток дня прошёл спокойно.

* * *

Утром Позвонил Константин Иванович, голос хриплый и заплетающийся. Доложил, что всё нормально и полковники довольные едут обратно к нам.

Попросил меня отмазать его перед командиром полка за то, что не будет на полковом совещании. Я посоветовал ему хорошо поспать. И этот день тоже прошёл нормально.

* * *

С утра началась беготня от того, что командиру приспичило устроить строевой смотр офицеров штаба. Построились, но вместо осмотра внешнего вида командир полка начал ругать капитана Шпанагеля и рядом стоявшего с ним по стойке «Смирно» командира роты старшего лейтенанта Цеденбаева. Оказывается ночью, два командира взвода слегка, если так сказать, выпили и пошли проверять посты. То ли они по этому делу не услышали окрика, то ли часовой спрашивал пароль тихо и, не получив ответа, открыл огонь. В результате оба командира взвода были ранены и отправлены в госпиталь. Слава богу, что не тяжело. Закончив разборку с первым батальоном, командир бегло осмотрел внешний вид офицеров и тут ему докладывают, что в Моздоке задержаны два солдата из разведывательной роты нашего полка, отчего полковник Никитин изумлённо выкатил глаза и с немым вопросом уставился на начальника разведки полка Юрку Шадура.

В ходе тут же проведённого рассвирепевшим командиром расследования оказалось, что бойцы были до того чмошные, что их не брали в бой. Ушли они ещё два дня тому назад, но никто не доложил об их уходе. Поиски провели, но поверхностные. Да и махнули рукой. Но бойцы ушли с оружием, захватили у какого-то ингуша автомобиль и уехали в Моздок, где они и были задержаны. Командир полка был разъярён и не зря. Надо сказать при всём уважении к разведчикам, но они очень уж возомнили о себе, читая себя самыми боевыми и крутыми в полку. Да…, и никто этого не отрицает, но дисциплина в роте здорово хромает, в расположении бардак. Когда строят колонну на выезд, то с отъездом всегда задерживаемся из-за разведчиков, которые очень долго копошатся при сборах. Плохо ориентируются на местности, из-за чего несколько раз блудили. Много есть и других негативных моментов из-за чего авторитет разведчиков всё-таки был низок.

С обеда ждём вертолёт. Командир должен слетать в группировку: где прояснится вопрос по дальнейшим действиям. Да и Никитин хочет перенести командный и тыловой пункты подальше от зелёнки. Шириной она была где-то около километра и длиной километра четыре. По разведданным известно, что в зелёнке постоянно шастают группы боевиков по 5-6 человек. Пару дней тому назад разведчики устроили там засаду и утром на них наткнулась одна из групп боевиков. Скоротечный бой, стрельба в упор, духи отступили, а наши так и не поняли – Ранили или убили мы кого-нибудь или нет? Но вот у нас был один ранен. Ещё раньше, правда подробностей я не знаю. Особист Вадим ночью шастал по зелёнке с группой разведчиков. То ли он отстал от группы, или что-то другое было. Но Вадим наткнулся на растяжку, которую установили боевики. От полученной контузии потерял сознание и пару часов пролежал на тропе, пока его там не обнаружили. Сейчас ходит по лагерю трясёт головой, плохо слышит. Наверно его будут отправлять в госпиталь. Слишком много эта зелёнка к себе внимание приковывает. Вчера с третьего батальона забрали миномётный взвод и поставили на командный пункт, чтобы периодически обстреливать её днём и ночью. Ещё командир отдал приказ выделить от каждого подразделения группу солдат во главе с офицером и уничтожить все фермы и постройки, находящиеся рядом. А вчера второй дивизион огнём прямой наводки расстрелял нефтебазу, которая расположена в четырёхстах метрах в тылу от их позиций.

* * *

20 октября проехали с командиром полка в третий батальон. Посмотрели ещё раз вероятные места для расположения нового командного и тылового пунктов полка, но ничего подходящего не нашли. Обратно возвращались через Горагорск и, заехав в населённый пункт, в который раз воочию убедились в гнусной сущности ментов. Закончив зачистку, они расположились на окраине в домах местных жителей, которые ушли из населённого пункта. Около домов, во дворах и рядом с домами кучами громоздились вещи, мебель, бытовая техника из брошенных домов. Кое-что уже было загружено на машины, а около одного из домов куча вещей была заботливо накрыта большим куском брезента, из-под которого скромно выглядывал импортный холодильник и мягкая мебель. И ни какого стеснения – Мародёры, чёрт их побери.

Глядя на это неприкрытое скотство ментов, у меня испортилось настроение и во время обеда я сорвался. Утром, повариха офицерской столовой Надежда Петровна, в хамской форме отказалась кормить начальника инженерной службы полка майора Яблокова, гневно мотивировав это тем, что он не провёл в столовую свет. В обед она опять начала наезжать на Яблокова, не стесняясь присутствия офицеров. Я вспылил и в довольно жёсткой форме напомнил ей, что она всего лишь прапорщик и должна знать своё место. В общем, остался достаточно неприятный осадок как от увиденного в Горагорске, так и от выволочки устроенной прапорщику в юбке.

После обеда я и Андрей Громов собрались и поехали в баню второго дивизиона. Конечно, баня у Чикина не такая шикарная, как в первом дивизионе. Но мы тоже хорошо помылись, а потом сели за стол. Наелись и так хорошо выпили, что Андрей по дороге обратно вырубился. А когда приехали обратно: тут уж Андрей приходит в себя и тоже накрывает стол. Выпили мы ещё две бутылки водки, после чего разошлись спать. А всего за вечер, как оказалось, мы выпили семь бутылок водки. Славно посидели.

* * *

Утром, придя с ночного дежурства, Чистяков со смехом доложил мне о том, что баня первого дивизиона вечером сгорела. Константин Иванович, конечно, заявил, что в баню попала граната из гранатомёта, выпущенная боевиками подкравшимися к позиции. Но…, по неофициальным сведениям баня сгорела от того, что вечером Семёнов напился и куролесил там. Сам влупил гранату из гранатомёта в прицеп и сейчас они колотят полным ходом новую баню.

После завтрака выехали в расположение первого батальона, чтобы переместить батальон и с южной стороны охватить Горагорск, полностью блокировав его. Перемещение подразделений прошло спокойно и через час все развернулись на своих новых позициях. Выслушав доклад командира первого батальона, мы сели на свои машины и за командиром полка помчались напрямую через поле в промежуток между южным и северными частями города, где и остановились. Мои солдаты расставили приборы и я методически стал осматривать открывшуюся местность с этой стороны. Развернул прибор в сторону оставленных позиций первого батальона. Там уже бродил какой-то чеченец в длинном пальто и было непонятно, то ли он осматривал оставленные позиции, то ли что-то искал. Командир отрядил туда разведчиков, и те через двадцать минут привезли его к нам. Чеченец средних лет, одетый в старенькое пальто на грязную рубашку, начал сбивчиво объяснять, что он сам с северной части населённого пункта и лазил по окопам с целью найти чего-нибудь, что можно было бы обменять на продукты. Выслушав его, командир полка приказал отвезли чеченца к ВВэшникам, которые стояли лагерем в трёхстах метрах от нас.

Только его сдали, как в поле моего зрения из-за поворота дороги показался ещё один чеченец. Я вскинул бинокль. Молодой мужчина, крепкого телосложения, лет двадцати семи, безмятежно шёл по дороге и ел ягоды, которые он срывал с сорванной ветки.

– Товарищ полковник, посмотрите, – обратился я к полковнику Никитину, – дух идёт и по-моему он обкуренный. Посмотрите в бинокль.

Я засмеялся и повернулся к подполковнику Тимохину: – Владимир Василевич, я бы на месте этого чеченца, сидел бы сейчас дома и как только зашли ко мне домой русские солдаты, упал бы на колени и протянул все документы, после чего «пел» – какой я мирный чеченец и как люблю русских. А этот спокойно и нагло прёт даже не думая о том, что в этой «лихой» обстановке его может пристрелить любой чмошный солдат.

– Олег, сбегай, разберись с ним, – командир послал своего телохранителя на дорогу и двухметровый верзила быстро сбежал вниз с косогора, на котором мы стояли.

– Показывай документы. – Послышалось требование солдата.

Чеченец спокойно посмотрел на Олега, небрежно кинул в рот очередную ягоду и также спокойно изрёк: – Да пошёл ты на х… . Я уже документы на том КПП показывал.

Олег растерянно затоптался вокруг духа, не зная как реагировать на такую сверх наглость. Мы же возмущённо заорали: – Чего смотришь, бей его прикладом по башке. – Кто-то рядом неистово орал, чтобы Олег пнул чеченца по яйцам, но тот совсем потерялся. Одно дело дать по голове прикладом в рукопашной схватке, а другое дело – вот так, когда тот стоит напротив тебя и спокойно кидает ягоды в рот.

Подполковник Тимохин и один из разведчиков, не выдержав такой борзоты, побежали вниз, где Владимир Васильевич не останавливаясь, сильно ударил чеченца по лицу отчего тот мигом улетел в кювет. Разведчик за шкирку вытащил мужчину из канавы и сильным пинком под зад направил его обратно к Тимохину, который схватил чеченца за одежду на груди и нанёс ему ещё несколько хлёстких ударов. Мужик попытался «дёрнуться» на подполковника, но после чувствительного удара прикладом разведчика по хребтине, послушно побежал в нашу сторону, подгоняемый пинками по заднице.

Перед нами стоял чеченец, то ли он был безбашенный и не понимал, что с ним могли сделать. То ли безмозглый…. Хоть и невысокого роста, но крепкого телосложения. А судя по тем огненным взглядам, которые он бросал на Тимохина, был ещё чересчур самолюбивым и не привык к такому вольному обращению. Говорить, что он гордый – в этой ситуации не хотелось.

Быстро обыскали, но ничего интересного не нашли. Моё же внимание привлекли комнатные тапочки, которые были у него на ногах.

– Откуда идёшь? – Задал вопрос командир полка. – И куда?

Чеченец сквозь зубы назвал населённый пункт, откуда якобы он идёт. Это где-то километров пятьдесят от нашего места. Идёт он в Чернокозово, а это ещё километров шестьдесят. Врёт ведь гад.

– Снимай тапки, – чеченец посмотрел на меня долгим взглядом, из которого стало понятно: попади я к нему в плен – «секир башка» была бы мне обеспечена, причём очень долгая и мучительная, но он промолчал и выполнил мой приказ. Я внимательно осмотрел тапочки и показал его, обступившим нас солдатам и офицерам.

– Посмотрите, тапочки почти новые, не испачканные. Рисунок на резиновой подошве не повреждён. А он утверждает, что прошёл около пятидесяти километров. Я бы мог поспорить, что в этих тапочках он прошёл, ну километров пять-семь. Допустим, с населённого пункта Нагорное, которое сейчас вполне возможно контролируют боевики.

Командир покрутил в руках тапочек, потом отдал его духу: – Его тоже отвезите к ВВэшникам, пусть они с ним разбираются. Кто он и откуда? – Чеченцу без жалости закрутили руки за спину. Посадили на БМП и разведчики снова помчались к лагерю ВВэшников.

Спустя пять минут из-за поворота неожиданно выскочила БМП седьмой роты, а за ним следовал ГАЗ-53, в кузове которого стояло несколько старых чеченцев. На броне БМП рядом с командиром роты старшим лейтенантом Соболь важно восседал глава администрации Комарово. Командир энергично замахал рукой, требуя остановиться и БМП, резко повернувшись в нашу сторону, стало тяжело карабкаться на возвышение, где мы находились, натужно гудя двигателем. Автомобиль свернул на обочину и остановился. Из кузова и из кабины с лёгкой опаской смотрели чеченцы на то, как Соболь и глава администрации подошли к командиру полка. Полковник Никитин взмахом руки отослал главу администрации в сторону и недовольно обратился к Соболю: – Ты, что это старший лейтенант, бросил роту? Катаешься с чеченцами? Чего ты их возишь?

Соболь начал путано оправдываться, а глава администрации подойдя ко мне, учтиво поздоровался и начал благодарить за то, что дом его сестры остался цел: – Стёкла и шифер ерунда. Это всё я быстро заменю. А с меня, товарищ подполковник, за это большая благодарность и шашлык. Вы Жене Соболю скажите, на какое время организовать шашлыки и подъезжайте со своими товарищами…

Я усмехнулся: – Спасибо, но нужно, уважаемый, говорить не мне, а теории вероятности.

Чеченец удивлённо посмотрел на меня: – Не понял, причём тут теория вероятности?

Я взял чеченца под руку и отвёл его в сторону: – Открою вам маленький секрет. Я туда в тот же день всадил около двухсот снарядов и то, что ни один снаряд не попал в дом ваших родственников это только результат теории вероятности и случайности.

– Товарищ подполковник, – с некоторой долей возмущения обратился ко мне глава администрации, – мы ведь с вами договорились туда не стрелять.

– Во-первых: это вы со мной пытались договориться, а не я с вами. Во-вторых: что я буду спокойно смотреть, когда там боевики шастают и организовывают оборону? – Теперь я уже вопросительно смотрел на него.

Чеченец подумал, а потом сказал: – Вообще-то всё правильно, война есть война, но всё равно спасибо, что дом не разбили. – Он пожал мне руку и отошёл к автомобилю. Вскоре, после хорошего «втыка» на БМП залез Соболь и маленькая колонна продолжила движение в сторону Комарово.

К обеду вернулись в лагерь и во второй половине дня отправили колонну за пополнением в Моздок.

* * *

На следующий день, после обеда, поехали с командиром полка на встречу с командиром 245 полка. Своё ПРП брать не стал и поехал на КШМке командира. Спереди и сзади КШМки шли два танка, а саму колонну в этот раз повели разведчики на двух БМП, но как всегда быстро заблудились и командир в резкой форме отчитал Шадуру, который руководил разведчиками. После чего решили ехать через Горагорск и деревню Майское. Неразумно разогнавшись на повороте, чуть не улетели под откос, только сердце успело ёкнуть, когда мы на полной скорости проехали по самому краю крутого откоса. Лететь пришлось бы очень далеко: до дна оврага в том месте было метров пятьдесят. Теперь досталось майору Порпленко, который руководил действиями механика-водителя КШМки. Я только покрутил головой, да и остальные поёжились, представив, чтобы там внизу от нас осталось.

Миновали Майское, углубились в холмы и вскоре выяснилось, что разведчики опять заблудились. Вообще, это самое слабое место нашей разведки – не умеют ориентироваться на местности и всё. Общими усилиями сориентировались на карте и через полчаса вылезли на гору Орлиная. Здесь было холодно, и сырой ветер выдувал остатки тепла из одежды. Офицеры и солдаты спрыгнули с машин и сгрудились с противоположной стороны КШМки, скрываясь от пронзительного ветра. Только подполковник Шадура остался в одиночестве на краю горы и через минуту, внимательного рассматривания местности, безапелляционно заявил командиру: – Товарищ полковник, а вы знаете, мы ведь не на горе Орлиная, а на другой. Я сейчас определюсь и доложу вам на какой.

Никитин устало посмотрел на Юрку Шадура и безнадёжно махнул рукой: только сейчас мы разглядели, что он был пьян, причём сильно: – Идите, товарищ подполковник, от меня. Теперь я поведу колонну.

Повернувшись, все стали смотреть на крутые холмы, тянувшиеся на много километров внизу. Голо, тоскливо, не видно ни единого деревца, лишь темнели небольшими пятнами низкорослые кустарники. В долинах между холмами были видны полуразрушенные, а где-то ещё и дымящиеся развалины МТФ. А вскоре на одном из холмов мы в бинокль рассмотрели флаг России, который развевался над БТРом. Это был бронетранспортёр командира 245 полка полковника Ткач. Никитин скомандовал, мы заскочили на машины и помчались вниз с горы, где начали петлять по небольшим и узким долинкам. Проскочили на удивление целую МТФ, полную овец, миновали небольшой прудик и принялись тяжело карабкаться в гору. Десять минут нелёгкого подъёма, и мы встретились с соседями. Командиры обнялись и начали представлять нас друг другу. Я сразу нашёл начальника артиллерии майора Хамзина. Познакомились – Виктор. Информации у него о боевиках было мало. Я ему тоже кое-что рассказал. В это время Ткач и Никитин стали обсуждать, как прикрыть стык между нашими полками и через пять минут все вопросы были решены. Командир 245 полка похвастался бесшумным пистолетом. Пару раз стрельнули. Так как скоро должно было стемнеть, решили расставаться.

В этот раз командир поехал другим путём – напрямую. Проехали около километра и оказались у подножья горы Орлиная, только с другой стороны и более крутой. Решили подыматься по одиночке, сначала одна машина потом другая. Первым на склон горы стал карабкаться головной танк и было видно, как тяжело он подымается вверх. Но всё-таки, хоть с трудом, иной раз опасно пробуксовывая гусеницами и высекая из камней искры, боевая машина забралась на вершину. Следующими пошли мы. Начали подъём и все с тревогой вглядывались в предательски крутой и длинный склон. Жидкий, травянистый слой дёрна, тонким слоем покрывал камни и лишь создавал видимость опоры. Пока склон был более-менее пологим, всё шло нормально. Но вот все напряглись и я тоже приготовился в любой момент спрыгнуть с машины, так как всё чаще и чаще гусеницы стали предательски проскальзывать на склоне, а мы ведь уже поднялись метров на сто и лететь, если что случится, будет очень далеко. Костей точно не соберёшь. Вместо того чтобы подождать, пока мы заберёмся на высоту почти следом за нами полез танк замыкания. Подъём становился всё круче, и правильней бы ехать надо было уже поперёк склона, но мы продолжали упрямо лезть прямо. Гусеницы машины срывали верхний слой дёрна, бессильно перемалывали его и скользили по камням. В какой-то момент КШМ прекратила двигаться, бешено закрутились гусеницы, взревел двигатель. Ещё мгновение, все замерли. Я покрылся липким потом, напрягшись. Все невольно подались телами вперёд, как бы помогая машине, но КШМ всё быстрее и быстрее заскользила вниз.

– Всё, еще пару секунд и нужно прыгать. – Пронеслось у меня в голове. Я начал судорожно отстёгивать от шлемофона провод. Но в это время гусеницы нащупали твёрдый участок и скольжение прекратилось. Все облегчённо перевели дух. Механик-водитель чуть довернул и вывел машину на нетронутый участок склона и мы снова возобновили движение на верх. Потихоньку, но мы приближались к вершине. Я обернулся назад и стал наблюдать за идущим за нами танком. Члены экипажа вылезли на броню и замерли, наблюдая за движением танка и за нами. Один механик-водитель оставался за рычагами и вёл тяжёлую машину вверх. Мне хорошо были видны его широко раскрытые и напряжённые глаза, из прокушенной губы по подбородку стекала тонкая струя крови. Но пацан упорно вёл машину, теперь только от него зависела жизнь этой дорогой машины, да наверно и его. Если машина пойдёт вниз вряд ли он успеет выскочить. До вершины осталось метров десять и КШМ тихонько, но приближалась к ней. А на самой вершине, в том месте, где мы должны выехать виднелись растяжки антенны подразделения РЭБ, среди которых внезапно появился солдат и знаками стал показывать майору Порпленко, чтобы он отвернул и объехал этот участок. Порпленко нагнулся к люку механика-водителя и передал команду отвернуть в сторону. Двигатель взревел, крутанулись гусеницы, срывая дёрн и КШМ потеряв опору, заскользила вниз на подымающийся следом танк.