Статуэтка. Сокровища чжурчжэней

* * *

Просыпаюсь, как от толчка, осознаю, что нахожусь в своей квартире. С изумлением смотрю по сторонам, фокусирую взгляд на часах. Одиннадцать утра. Воспоминания о поездке в тайгу мелькают одно за другим. Что это было – сон или явь?

Беру одежду, нюхаю. Сквозь запах пота чувствую запах тайги и тонкий, почти неуловимый аромат моей лесной феи. Вспоминаю про диктофон. Иду к столу, нажимаю кнопку «Play». Тишина из динамика вызывает приступ паники. Со стеллажа с книгами достаю тетрадь с записями. Записи звуков с диктофона сохранились.

Подвожу неутешительный итог – нет доказательств того, что общался с Шаманом. Только кусочек кедра, как медальон, болтается на шее. И всё. Запахи и… воспоминания. От щемящей тоски хочется выть. Иду в ванну, долго изматываю тело контрастным душем. Интенсивная зарядка, холодный душ с жестким растиранием. Мозги работают адекватно. Варю кофе. Добавляю сахар и медленно, смакуя каждый глоток живительного обжигающего напитка, пью. Включаю сотовый телефон.

Сотовый радостно урчит, включаясь, выдаёт сообщения о пропущенных звонках. Не хочу смотреть, кто звонил, не хочу окунаться в суету. Открываю таежные записи.

Сотовый играет стандартную мелодию. Номер неизвестный. Вспоминаю, что из ГИБДД обещали перезвонить по поводу угона, нехотя беру трубку.

– Алло.

– Добрый день, – мягкий женский голос. – Вам звонят из отделения реанимации. Утром в тяжелом состоянии поступила девушка без документов. При ней оказался сотовый телефон, в котором забит лишь один номер – ваш. Вы можете подойти на опознание?

– Она что, умерла? – думаю о Шаманке.

– Нет, жива, – слышно, как в трубке мягко улыбаются. – Но без сознания. Сможете подъехать?

Привожу себя и одежду в порядок. Иду по родным улицам, с удивлением смотрю по сторонам, заново узнавая знакомые места. Словно путешествие в тайгу заняло несколько лет. По-другому работает голова, стучит сердце – хочу обнять весь мир. Сердце переполняет любовь и нежность. Улыбаюсь встречным прохожим, ловлю удивленные взгляды. Душа наполняется блаженством от осознания того, что любим и не одинок.

В отделении реанимации встречаю хмурого полицейского. Задаёт стандартные вопросы, заполняет протокол. Фамилия, имя, отчество, данные паспорта, прописка, место работы.

– Где и при каких обстоятельствах вы познакомились с потерпевшей? – зевает. Равнодушие злит. Человек попал в беду, а ему – плевать.

– Я еще не видел потерпевшую, – жестко отвечаю. – Сначала посмотрю на человека, потом – отвечу.

Удивленно вскинув взгляд, парень в форме хочет возразить, но, встретившись с моим взглядом, передумывает, молча открывает дверь в реанимационную палату.

Накинув на плечи белый халат и надев одноразовые бахилы, в сопровождении медсестры иду в палату. На койках лежат перебинтованные люди, некоторые – подключены к аппаратам искусственного дыхания.

Издалека вижу знакомый цвет, интуитивно чувствую, кого увижу.

Диана лежит на спине с закрытыми глазами. Лицо иссечено мелкими порезами, но голова не разбита.

– У нее болевой шок, – тихо говорит медсестра. – Ушиб внутренних органов. Сотрясение мозга. Сломана правая рука. Сейчас спит под воздействием успокоительных…

– Серьезные травмы есть? – хрипло спрашиваю.

– Нет, раны быстро заживут, но…

– Что «но»?

– Не может ничего вспомнить: кто она, как зовут, откуда приехала.

– Ее зовут Диана. Она из Владивостока, – говорю, прошу: – Можно возьму ее за руку?

– Вообще-то нельзя, но я отвернусь, – понимающе улыбается медсестра, демонстративно отворачивается.

Осторожно беру девушку за руку, чувствую, как тихо пульсирует венка. Смотрю на израненное лицо. Чувствую непреодолимое желание прикоснуться к губам. Хочу, чтобы из её тела ушла боль. Наклоняюсь, нежно целую. Делаю так, как она любит: чуть прикусываю верхнюю губу, тяну своими. Рука девушки чуть вздрагивает. Встречаюсь с беспомощным взглядом. Взгляд фокусируется на моём лице. Кажется, она меня узнала. Охватывает необыкновенная нежность, шепчу:

– Все будет хорошо, девочка. Я рядом. Я тебя не брошу.

Диана слабо улыбается и, закрыв глаза, погружается в сон.

– От такого лечения быстро пойдет на поправку, – слышу над ухом голос медсестры.

Выхожу из палаты в коридор.

– Ну что, опознали? – равнодушно спрашивает полицейский.

– Да. Ее зовут Диана.

– А фамилия? – будничный вопрос. С удивлением осознаю, что почти ничего не знаю, кроме имени и квартиры, которую та снимает. Так и говорю полицейскому.

– А откуда знакомы?

– Жили вместе. Свободные отношения…

– А что еще можете о ней рассказать? – с интересом уточняет страж закона. Рассказываю то, что знаю, умолчав о поисках сокровищ. Записав показания, полицейский протягивает протокол. Читаю, расписываюсь, отдаю ручку. Прошу рассказать о подробностях аварии.

– Странная авария, – бурчит. – Свидетелей нет. Скорее всего, заснула за рулем. Звонок поступил на пульт в 4.49. Из проезжающей мимо машины увидели разбитую иномарку. Остановились, спустились с обрыва. Увидели, что в машине кто-то есть, вытащили наружу. Странно, что никаких документов и вещей не обнаружено, кроме сотового телефона и вот этой вещицы.

Чуть не теряю сознание, когда вижу в руках собеседника искореженный кулон, подарок Дианы. Который лично расплющил на дороге и выбросил в лес после общения с Шаманкой. Сейчас искореженный камнем кусок металла лежит на ладони полицейского.

– Что с вами? Вам плохо? Вам эта вещь знакома? – вцепляется взглядом, как клещ в собаку.

– Да голова закружилась, – слабо улыбаюсь. – Этот кулон Диана мне дарила. Как он у вас очутился?

– Висел у нее на шее. Странно, характер повреждений кулона не совпадает с характером аварии.

– А где произошла авария?

– Не доезжая до Анучино, со стороны Уссурийска, недалеко от АЗС.

– Понятно.

Пазл в голове складывается в неприятную картинку. Диана едет ко мне. А Шаманка за это наказывает. Мою лесную жену могут обвинить в попытке убийства. Не осуждаю её действия, но и не одобряю. Задумавшись, прослушиваю, о чем спрашивают.

– Что? – переспрашиваю. Сосредоточиваюсь, осознав, что лишнее слово может принести вред любимой девушке, ждущей от меня детей.

– Вы знаете, где живет потерпевшая?

– Знаю. Дом, где снимает квартиру, мне известен. Но ключей нет.

– Странно. Вроде живете вместе, а ключей нет. Когда виделись в последний раз с потерпевшей?

– У меня своя квартира, – резко отвечаю. – Ключей нет, потому что мне их не давали. И не надо подначивать. С Дианой виделся, наверное, неделю назад. Я могу идти?

– Скажите адрес, где снимала квартиру потерпевшая?

Называю адрес, решительно встал со стула. Оставляю визитку медсестре, иду на свежий воздух. Захотелось курить, хотя давно бросил. Несколько глубоких вдохов и выдохов. Голова работает в привычном режиме, позыв к сигарете исчезает.

Звонит сотовый. Отец спрашивает, как дела. Обещаю прийти вечером в гости.

При возвращении домой хожу по комнате, словно по лабиринту, из которого нужно найти выход.

Что гложит? То, что не могу найти доказательств пребывания в тайге? Стоп. Я знаю, что там жил. Почему должен кому-то доказывать? Самому себе? Нет смысла. Чётко помню, что происходило в гостях у Шаманов. Кусок кедра лежит на груди, обдавая необычным спокойствием. Тело помнит боль, удовольствие, ощущения, боевые движения.

Закрываю глаза, делаю движение, которое показал Шаман. Тело привычно выполняет команду. Раз, другой. Усложняю упражнение. Достаю из ниши два зачехленных мачете фирмы Desperado. Тяжесть холодного оружия мобилизует. Смертельно отточенное лезвие при правильном движении отсечет голову врагу, хотя по классификации изделие относится к туристическому снаряжению. Не снимая защитных чехлов, выполняю вращательные движения, делаю боевые удары и блоки, выполняю вращения, описывая круги. Кисти рук ноют от нагрузки. Продолжаю делать движения, то максимально замедляюсь, напрягая каждый мускул, то, наоборот, двигаюсь с максимальной скоростью. Зазевавшись, делаю неправильное движение, сильно ударяю плечо. Матюгнувшись, разминаю ушибленное место. Принимаю душ. Сажусь за перевод таежных записей.

Технология перевода примитивная. В Интернете скачиваю словари удэгейского языка. Распечатываю сотни листов. Старенький лазерный принтер Canon обиженно нагревается от интенсивной печати, но работу выполняет, словно понимает, что это важно.

Сортирую слова и фразы. Понимаю, что никто не поможет разобраться с переводом.

Когда спину ломит от непрерывного сидения на одном месте, смотрю на часы. Занимаюсь расшифровкой записей более четырех часов! Быстро собираюсь.

В гостях у родителей наслаждаюсь тем, что нахожусь в доме, где прошло счастливое детство. Ощущение, что снова вернулся после вуза, после долгой учебы в другом городе. Поездка в тайгу даёт такое странное ощущение времени.

Прошу у отца гравер, миллиметровые сверла, маленькие тиски. Набираю на балконе с десяток кедровых шишек.

Дома, разложив на столе газету, надеваю хлопчатобумажные перчатки, счищаю с кедровой шишки живицу. Кедровая смола чарующе пахнет, напоминает о таежных приключениях. Отпиливаю от ветки круги. В одной из кругов сверлю десяток отверстий для вентиляции, а во втором – высверливаю лишнее, делаю ёмкость для смолы. Засыпаю ёмкость живицей. Проклеиваю по диаметру и плотно сжимаю две половинки. Через минуту из тонких отверстий сочится нежный запах тайги. Получается ароматизатор в автомобиль.

Аккуратно разделяю чешуйки и орешки, вручную потрошу кедровую шишку. Вспоминаю, как шишкари в тайге перекручивают шишку на примитивном аппарате, полностью разрушая структуру.

Обмотав резиновой губкой орех, креплю в тиски. Взвизгивает гравер, делает миллиметровое отверстие в орешке. Переворачиваю орешек, снова делаю отверстие. И так 54 раза.

Наступает полночь, когда вдеваю леску в каждый просверленный орех, завязываю узелки. При свете настольной лампы с удовлетворением смотрю на результат – четки из кедровых орех. Рисую эскизы поделок из кедровых шишек: подушка из шелухи, украшение из смолы, подставка под посуду из кедровых орешек, бусы.

Уставший, но с чувством выполненного долга, забираюсь в душ. Добравшись до постели, пробую выполнить методику выхода из тела во сне, но усталость выбивает сознание на втором десятке внутреннего счета.

* * *

Звенит будильник. 7.30. Переодевание, бег по городскому парку. «Трешечка» даётся нелегко. Чувствую, что неделю не бегал. После пробежки на стадионе выполняю силовые упражнения на рукоходе и брусьях. По возвращении домой выполняю боевые упражнения и работу с холодным оружием. Мачете с тяжелым свистом кружится над головой, заставляет концентрироваться на каждом движении. Разгоряченное тело с удовольствием принимает холодный душ.

Плотный завтрак. Яичница с колбасой. Кофе с сырниками и медом.

Достаю из тайника рабочие тетради. Расшифровываю таежные записи.

От работы отвлекает телефонный звонок. Медсестра из клиники говорит, что Диану переводят в обычную палату.

Надев бахилы, бесшумно шагаю по коридорам поликлиники, к женской палате, куда перевели Диану. Постучавшись, вхожу. В меня впиваются пять пар женских глаз. Здороваюсь со всеми, решительно направляюсь к кровати Дианы.

– Привет, красавица, – улыбаюсь, присаживаясь на край койки.

– Привет, врунишка, – отвечает без улыбки. – Выгляжу ужасно, видела себя в зеркало. Можешь не врать.

– Хорошо, – улыбаюсь. – Буду резать правду-матку.

– Гинеколог будет резать, – резко обрывает. – Ты кто?

– Э-э-э-э, – теряюсь, переспрашиваю: – Ты что, не помнишь?

– Помнила бы – вспомнила бы, – беззлобно отвечает. – Кто ты такой? Почему пришел ко мне? Я тебя не знаю.

– Ну и отлично, – начинает раздражать холодный тон и враждебное отношение. – Не хочешь общаться – ухожу. Будет хорошее настроение – позвонишь.

Достаю визитку, кладу на тумбочку, встаю с кровати, ухожу. Диана смотрит, не ожидая такой реакции, пытается решить, как себя вести.

– Стой. Не уходи, – слышу у дверей палаты. – Давай поговорим.

Молча возвращаюсь, сажусь на краешек койки.

– Ты всегда так поступаешь с беззащитными девушками? – пытается надуть губки и сыграть очередную роль больная.

– Будешь кривляться – уйду, – сухо обещаю. – Будешь развлекаться с соседками.

– Упрямый, – обиженно поджимает губы. Молчу, выжидая. Собеседница после паузы нехотя просит: – Если ты меня знаешь – расскажи. Чувствую себя героиней в дешевом сериале.

Спокойно рассказываю то, что знаю. Диана молча слушает. Закрывает глаза, словно переваривает услышанное. Резко открыв глаза и пристально глядя в лицо, задаёт ожидаемый вопрос: «Мы спали с тобой?».

– Да, – киваю.

– Не верю, – мотает головой, словно это дело первостепенной важности.

– Можешь не верить, – улыбаюсь, наклоняюсь, шепчу: – У тебя под левой грудью родинка и на лобке тоже, а на правой ягодице маленький шрам в виде крестика. Можешь проверить, когда уйду.

– Да могу и сейчас проверить, – злится, распахивает больничный халат, демонстративно смотрит на обнаженную грудь.

– Можешь не беситься, – миролюбиво говорю, с трудом отвлекаясь от вида аппетитной груди. – Я на тебя не претендую. Мы расстались недавно.

– Почему? – искренне удивляется.

– Я тебя недостоин, – с легкостью вру. – Ушел к другой.

– Фу, – облегченно вздыхает. – Думала, что будешь меня «топтать». А раз расстались, почему пришёл?

– Проблема в том, Диана, – спокойно, тщательно подбирая слова, отвечаю, – ты попала в автомобильную аварию и ничего не можешь вспомнить. Я – единственный, кто оказался в твоём телефоне. Мне позвонили из больницы. Кроме меня, никто не знает, кто ты и откуда.

– А, так ты сердобольный мальчик, – усмехается, – герой на белом скакуне. Примчался спасать.

– Диана, смени тон, – злюсь. – Не хочешь, чтобы приходил, скажи. Уйду. Пришел потому, что сказали, что ты ничего не помнишь, и не могут найти родственников. Не нравится – могу уйти. Уйти?

– Чуть что, сразу в кусты, – бормочет. – Поматросил и бросил. А теперь еще и шантажирует.

– Да кто тебя шантажирует? – удивляюсь, чувствую раздражение, что приходится оправдываться перед человеком, который меня использовал в своих интересах. – Короче. Вижу, тебе нужно свое бесилово на кого-то выплеснуть. Я блевотину выслушивать не буду. Или говори нормально, или я пошел.

– С тобой невозможно разговаривать, – бормочет. – Сразу переводишь разговор в другой сценарий.

– Хочешь, чтобы расплакался, упал на колени? – сухо уточняю. – В мужья не набиваюсь. В любовники – тоже. Друзья – не отличные. Справлюсь с потерей, когда выйду из палаты.

– А за что ты меня ненавидишь? – тихо спрашивает. – Что я такого сделала? За что ты так со мной сейчас?

– Не буду отвечать, – упрямо сжимаю губы. – Вспомнишь сама. Не хочу ворошить прошлое.

– Наше прошлое? – уточняет.

– Прошлое ушло и не повторится, – твердо отвечаю. – Нужно решить, как двигаться дальше.

– Ну и какие есть варианты? – невесело интересуется, думая о чем-то.

– Вариант первый. Ухожу и больше не прихожу. Разбирайся со своими проблемами самостоятельно. Вариант второй. Признаём, что знакомы. Не строим иллюзий. Пытаемся восстановить память и найти твоих родных. Ну и третий вариант. Говорю, что незнаком с тобой, «забываю» обо всем. Не пытаюсь помочь.

– А чем первый вариант отличается от третьего?

– В первом не отказываюсь от тебя. Давай полежишь, подумаешь, как жить дальше, а я пойду. Как решишь – позвонишь. Не позвонишь – значит, третий вариант.

– Жестко ты со мной, – вздыхает, замолкает.

– А если ничего не вспомню? – спрашивает, сжав кулаки, напрягается в ожидании ответа.

– Я помогу, – твердо отвечаю: – Без истерик, пантов и выкрутасов. Вместе решим проблему. Или будешь сама барахтаться.

– А есть выбор?

– Выбор есть всегда, – встаю. – Жду звонка. Сотовый заряжен?

– Заряжен.

– Думай. Звони. Или не звони. Выбор за тобой. Пока.

– Пока.

Выйдя из поликлиники, иду в агентство недвижимости. У меня хорошая репутация в городе. После объяснения ситуации с Дианой получаю телефон хозяйки квартиры, в которой жила девушка. Звонок хозяйке. Информация, что через три дня нужно вносить арендную плату. Сообщаю, что девушка в больнице и не сможет выплатить аренду. Вместо понимания ситуации слышу набор резких слов. Прошу о личной встрече на квартире, пообещав принести часть денег.

Договорились встретиться через час. Арсеньев – маленький город, и добраться с одного конца города до другого можно и пешком за час. Хозяйка не опоздывает на встречу. Внимательно изучает паспорт, смотрит фотографии на фотоаппарате, где мы с девушкой, приглашает в квартиру. Внимательно наблюдает, как укладываю вещи Дианы в чемодан на колесах. Вещей немного. Самое необходимое для деловой женщины, направленной в командировку. В ванной собираю косметику и предметы женской гигиены, складываю в отдельный пакет. Через полчаса покидаю квартиру с чемоданом Дианы. С хозяйкой договариваюсь, что если в течение трех дней не решится вопрос с деньгами, то договор считать аннулированным.

Конечно, можно проявить благородство и заплатить за квартиру из личных средств, но с финансами – проблемы. Лето. Количество запросов на бизнес-услуги сократилось до нуля, прогнозировать поступление новых доходов проблематично.

– Что это? – строго спрашивает Диана, увидев меня в палате с пакетами.

– В одном – твои личные вещи, в другом – фрукты и вода, – миролюбиво отвечаю.

– Откуда у тебя мои вещи? – удивляется. Терпеливо объясняю ситуацию.

– А я тебе разрешила от моего имени действовать?

– Давай рассмотрим ситуацию с практической точки зрения, без эмоций. Документов у тебя нет. Денег нет. Когда вернется память или объявятся родственники – неизвестно. С этими фактами согласна?

– Да, – нехотя отвечает.

– Я – не родственник. Никто тебе сейчас не поможет.

– Меня найдут, – бурчит.

– Найдут, если ищут, – улыбаюсь. – Я хочу помочь, но в разумных пределах.

– Что значит в разумных пределах? – хмурится.

– Пока не найдешь родных и не вернется память, придётся содержать тебя, – признаюсь. – С финансами напряг, если быть честным. Гарантировать роскошную жизнь не могу и не буду. Могу помочь трудоустроиться, восстановить документы, организовать розыск родных, решить вопрос с временным жильем…

– А твоя девушка не приревнует? – перебивает. – Мне было бы неприятно узнать, что мой молодой человек проводит время с другой девушкой.

– Свои проблемы сам решу. Меня волнует, где найти людей, знающих твою семью. Дома, наверное, волнуются.

– А как я буду расплачиваться за помощь? – хмурится. – Что мне нужно будет делать, чтобы рассчитаться? Ты сказал, что денег у меня нет. Натурой предложишь рассчитаться?

– Очень остроумно, – злюсь. – Похоже, привыкла расплачиваться телом, если ничего другого в голову не приходит.

– Подлец! – дёргается дать пощечину, задыхается от острой боли в ушибленных ребрах. От неожиданности замирает, закусывает губу. Но обида и боль оказываются сильнее и слезы капают на подушку. Никогда не видел её слез, инстинктивно тянусь, чтобы вытереть.

– Не трогай меня! – с угрозой шипит, отворачиваясь.

– Вместо того, чтобы беситься и шипеть, подумай, как двигаться дальше и чем заниматься, – тихо говорю. – Постарайся вспомнить, что умеешь делать, что знаешь. Ты же не все забыла. Сны могут помочь вспомнить. Полицейский сказал, что ориентировка по тебе ушла во Владивосток и по краю. Постараемся найти однокурсников, одноклассников. Узнаем фамилию – найдем адрес проживания. Если машина твоя – найдем еще быстрее. Главное – не отчаивайся. Я помогу.

– Почему ты помогаешь? – тихо спрашивает. – Что ты хочешь?

– Ничего, – тихо отвечаю. – Хотя нет – хочу.

– Ну и чего же? – взгляд словно впивается в лицо.

– Хочу, чтобы, когда вернется память, ты навсегда покинула мою жизнь.

– Почему? – изумляется. – Я такая гадина, да? Так сильно доставала, что хочешь избавиться? Я тебе совсем-совсем не нравлюсь?

– Отвечу, когда вернется память. Иначе будет нечестно.

– А ты всегда такой честный и правильный? – обижается.

– Стараюсь, но не всегда получается, – вздыхаю.

– Что, тяжело соврать?

– А чтобы ты хотела услышать?

– Ну, например, что безумно меня любишь, что мы хотели жить вместе, но из-за аварии пока не получится. Что сделаешь всё, что нужно, чтобы стало, как раньше.

– Очень интересно, – хмыкаю. – Однажды ты просыпаешься и вспоминаешь свою настоящую жизнь. С ненавистью смотришь на того, кто тебя обманул и жестоко использовал. Есть вещи и пострашнее.

– Например?

– Представь, ты – певица и всю жизнь пела. Потеряла память. Внушают, что ты по жизни – доярка. Сидишь в сарае, доишь корову и чувствуешь, что это – не твоя жизнь. Что должна жить по-другому. Эта мысль будет постоянно преследовать, омрачать каждый шаг, каждый день.

– Да, невеселая перспектива, – соглашается. – Не знаю, как и поступить. Меня никто не знает. Никому здесь не нужна. Быть с тобой рядом – хоть какая-то слабая надежда, что выкарабкаюсь из этой ситуации. Я постараюсь быть послушной девочкой.

– Маловероятно, – улыбаюсь. – У тебя взрывной характер. Не сможешь подавлять свою яркую эмоциональность и темперамент.

– Ты еще скажи, что я – монстр, – хмурится.

– Нет, не монстр. Яркая и сексуальная девушка, привыкшая быть в центре мужского внимания. Тебе это нравится. Привыкла, чтобы мужчины легко выполняли просьбы и капризы.

– Я правильно поняла, что мы встречались раньше, но ты ушел к другой? От меня?

– Правильно.

– И я не смогла удержать?

– Да.

– Что-то не сходится, – бормочет. – Говоришь, за мной мужики бегают, чтобы исполнить все капризы, лишь бы в койке очутиться. А ты отказываешься.

– Не хотел говорить. Ты меня не любила.

– Почему ты так решил?

– Не хотела иметь от меня детей.

Девушка дернулась огрызнуться, но, встретившись с моим взглядом, не выдерживает, отворачивается.

– Умеешь аргументировать, – мрачнеет. – А почему не хотела?

– Себя спрашивай. Не могу залезть в твою голову и разбираться с тараканами. Говорю то, что знаю. Не хочу обманывать.

– А ведь мог притвориться влюбленным или любящим мужчиной и сказать, что любишь…

– Я люблю тебя, Диана, – улыбаюсь и, встретив изумленный взгляд, добавляю: – Когда говорю – люблю, то вкладываю смысл не жить вместе, как любовники или как муж и жена, а давать свои положительные эмоции и энергию человеку, который рядом. Помогать ему радоваться жизни и получать удовольствие от каждого прожитого дня, от времени, проведенного вместе. Жизнь так коротка, и хочется потратить ее на позитив и радость. Понимаешь меня?

– С трудом, – честно признаётся. – Похоже на сказку. Привыкла жить и думать по-другому: «Ты – мне, я – тебе».

– Философия потребления, – киваю. – Мне проще. Ничего не жду взамен, когда отдаю. Думаю, как будет хорошо тому, кому отдаю свое тепло и радость. А не о том, как выкачать побольше благ из этого человека.

– Я тебе не верю, – возражает. – Так люди не живут. Так нельзя жить.

– Вот и объяснение, почему ушел, – улыбаюсь. – У нас разная философия жизни, чтобы быть вместе.

– Чувствую себя мерзкой на твоем ангельском фоне. Противно…

– И хочется немного извалять меня в грязи, – заканчиваю фразу и, увидев удивление в глазах, добавляю: – Проще очернить человека, живущего по-другому, чем пытаться изменить свою жизнь и жить по-другому.

– А я вегетарианка или мясоедка?

– Сердцеедка, – улыбаюсь. – Подпитываешься мужским вниманием и мужской энергетикой.

– Что, так заметно? Как определил?

– Я – мужчина, – терпеливо разъясняю. – Обращаю внимание на мелочи. Наблюдать за тобой интересно, но больно.

– Почему?

– Неприятно осознавать себя пешкой в игре, – признаюсь нехотя. – Вещью, которую используют. Мерзкое ощущение. Не хочу, чтобы ты испытала такие же чувства.

– Понятно, – замолкает, уставившись на руки.

– Есть предложение.

– Хорошее?

– Рабочее.

– Хорошо, послушаю, других вариантов-то нет.

– Пока идёшь на поправку, я – навещаю. Постепенно вернется память. Вспомнишь – решишь, как дальше жить. Не навязываюсь. Не буду потакать капризам. Помогу в трудную минуту и не брошу.

– А если попрошу, чтобы бросил?

– Сам решу, как поступить! Ты – не указ!

– То есть как?!

– Попадешь в беду – не буду стоять в стороне! Сделаю все, чтобы спасти!

– А с чего такое благородство? – пытается съязвить.

– Таким уродился, – усмехаюсь. – Принимай таким, какой есть. Другим не стану.

– А если начну себя несносно вести – будешь терпеть?

– Нет, – коротко отвечаю. – Скажу больше: подпишем договор о взаимном проживании и правилах поведения. Нарушишь – расстанемся!