Обратная сторона зеркал

– Извините… – пробормотал я. – Я не хотел вас…

В этот момент открылась дверь с полукруглым верхом. В помещение ворвались бородатые здоровяки в шлемах и в кольчугах. Они обступили меня со всех сторон. Из-за трона сразу же выскочил мужчина, который прятался от меня. На нём были одеты красный кафтан, украшенный драгоценными камнями и такого же цвета сапоги. Хотя было тепло, на голове его была шапка, отороченная мехом. Солнце отражалось от его золотого ожерелья, солнечные зайчики прыгали по стенам. Я сразу понял, что этот человек здесь главный. Про себя я назвал его «князь».

Князь крикнул что-то здоровякам в кольчугах, в следующую секунду меня чем-то ударили по голове сзади, и я погрузился в темноту.

Я пришел в себя от того, что мне мокро и холодно. Голова раскалывалась от боли. Напротив меня стоял мужичок с козлиной бородкой, в драном кафтане. В руке он держал деревянный бочонок, обшитый металлическими полосками с большими заклепками – некое подобие ведра. Из ведра на пол капала вода. Рядом с мужичком стоял князь. Мы находились в каком-то подвале, я был абсолютно голый, меня подвесили цепями за руки к потолку. Помещение освещалось факелом и светом, пробивающимся через маленькое зарешеченное окошко под потолком.

– Мужики, я не причиню вам зла, – прохрипел я, дрожа всем телом. Каждое слово болью отдавалось в голове. – Я из будущего. Я – ваш потомок. Отпустите меня, пожалуйста…

Князь сказал что-то мужику в кафтане. Тот посмотрел на меня и повторил слова князя. Я понял, что это был вопрос, обращенный ко мне, но не разобрал ни слова, потому, что их язык был смесью украинского, белорусского и черт знает, какого языка. Язык похож на русский, но мне совсем не понятный.

«Старославянский», – всплыло в моей памяти. Я вспомнил, как учился в юридическом институте, изучал историю государства и права России. Когда делал курсовую работу, мне пришлось два дня просидеть в библиотеке. В одной из книг я видел Новгородскую судную грамоту, написанную на старославянском языке. Как бы я не старался вчитываться в текст той грамоты, я понял только две вещи: во-первых, старославянский язык примитивнее современного русского. Во-вторых, и потратил уйму времени и ни черта не понял, что написано в этой судной грамоте.

Вот и сейчас я не понимал, что хотят от меня те двое мужчин. Сначала они просто кричали на меня, а потом тот, что был с козлячьей бородкой, стал бить меня палкой. Как он меня лупасил! Я орал так, что сорвал горло. На палке, зажатой в руке мужика, но полу и на стенах была моя кровь. Всё моё тело горело от боли. А потом он взял в руку плётку.

После пары обжигающих ударов плетью, я опять выключился. Пришёл в себя я, как и в прошлый раз, от ведра холодной воды. В десяти сантиметрах от моего лица были раскаленные до бела клещи. Я закричал. В этот момент князь что-то сказал, в подвал заскочили дюжие мужики в кольчугах, сняли с меня цепи и утащили в другую камеру, где не было света вообще. Я не знаю, сколько там провалялся на холодном полу, но в один прекрасный момент со скрипом открылась дверь, вошли два «витязя», «реанимировали» меня пинками по животу и по ребрам, натянули на меня рубаху из грубой ткани, похожей на мешковину, заковали в оковы и вывели из темницы на свет Божий.

Солнце сначала ослепило меня, но потом глаза привыкли, и я стал видеть. Оказалось, что меня держали в подвале княжеского терема – большого деревянного дома с острой крышей. Рядом были такие же дома, но поменьше, похожие друг на друга, будто сделанные одним мастером. Всё поселение было огорожено высоким частоколом. В верхней части острые колья были заточены, напоминая мне гигантские карандаши. Женщины, мужчины и дети, одетые в древнерусские одежды, будто сошедшие с учебника по истории, показывали на меня пальцами, что-то кричали, кидали в меня палками и камнями, плевали. Потом мне на голову надели тёмный мешок, и больше я ничего не видел, только чувствовал, как меня затаскивают на телегу, потом долгое время слышал цоканье копыт и ощущал лёгкое покачивание. Жжение – последствие пыток – разбегалось по всему телу на каждой кочке. Я громко стонал, «богатыри» при этом сеялись, иногда награждая меня ударами. Судя по моим ощущениям, ехали мы долго. Я даже успел вздремнуть. Проснулся я от того, что меня скинули с телеги, потом спустили по лестнице куда-то вниз. Потом я услышал, как мои конвоиры, гремя броней, поднялись по скрипучей лестнице, послышалось удаляющееся цоканье копыт.

«Меня здесь оставили умирать! – страх змеей заполз мне в душу, обвился вокруг сердца, во рту появился металлический привкус. – Какой ужас! Господи, помоги мне! Не дай пропасть!»

В этот момент кто-то снял с моей головы мешок. Я сделал глубокий вдох и увидел перед собой покрытое глубокими трещинами морщин лицо старца с большой седой бородой, обрамленное белыми, как снег, волосами, разбросанными по костлявым плечам. Он долго разглядывал моё лицо, потом что-то сказал.

– Пошёл ты в жопу! – ответил я, усмехнувшись и отвернувшись от него.

Глядя по сторонам, я понял, что нахожусь в глубокой яме, на дно которой опущена длинная лестница, горизонтальные ступеньки которой привязаны к вертикальным жердям чем-то похожим на лыко. На старце была длинная рубашка, доходящая до ступней, обутых в дырявые лапти. Из дыр в лаптях на меня смотрели грязные пальцы ног с кривыми длинными ногтями.

Задрав мою рубашку, он обмазал моё тело какой-то липкой мазью. Оглядев меня с ног до головы после этого, он улыбнулся беззубым ртом, обдав меня запахом гнили, потом положил ладонь со скрюченными артритом пальцами себе на грудь.

– Велемудр, – прохрипел старик, потом вытянул ко мне грязные, сложенные лодочкой ладони.

– Иван, – я тоже улыбнулся в ответ и опустил голову, чтобы не дышать стариковской вонью. Только сейчас я увидел, что мало того, что на моих руках и ногах были кандалы, соединенные короткой цепью. Оказывается, уходя, добры молодцы в кольчугах – так тихо, что я даже не слышал – пристегнули к цепи округлую гирю, которая по моим прикидкам весила килограммов пятнадцать, а может больше. – Вот и познакомились… Слушай, Велемурд, может ты освободишь меня, а? Кандалы руки-ноги натерли. Я не убегу, честное слово!

Велемудр закивал головой, поднялся во весь рост, ловко взбежал вверх по ступенькам, потом, кряхтя, поднял наверх лестницу. Спустя какое-то время на округлый зев ямы рухнула деревянная решетка, сделанная из брёвен.

– Твою мать! – кричал я, глядя вверх, понимая, что моё пребывание в яме может затянуться надолго. – Козёл ты старый! Выпусти меня отсюда! Ну, скажи мне, куда я от тебя убегу? Я же ничего в твоём мире…

Поток ледяной воды оборвал мои слова. Так было всегда, стоило мне закричать.

Раны на теле быстро зажили. Но мне от этого легче не стало. То, что я стал заложником этого сморщенного от старости существа, не прибавляло оптимизма. Потянулась вереница похожих друг на друга дней – в жаре и в холоде, в грязи, с ощущением страха и безысходности.

Кормил меня Велемудр один раз в день. По утрам он оттаскивал в сторону решетку, спускал на веревке корыто с жидкой похлебкой – разбухшие семена, плавающие в воде.

Я спал, думал, мечтал о возвращении домой. Чтобы время шло веселее, я брал в руки гирю и наматывал круги по дну ямы. Цепь между кандалами была короткой, поэтому я не мог вытянуться в полный рост. Но к этому можно привыкнуть. Руки и ноги под кандалами иногда стирались до крови и жутко болели. Тогда Велемудр спускался в яму, длинным металлическим ключом ослаблял оковы и смачивал мои раны какой-то зеленоватой кашицей, а потом также быстро затягивал кандалы и взбегал по лестнице вверх. Лекарство действовало: кровь останавливалась, боль проходила. Через три дня всё повторялось.

Иногда в яму попадали мыши, крысы, кроты, лягушки. По утрам я часто просыпался от того, что по мне ползают пауки, гусеницы, сороконожки, жуки. Шли дожди, по ночам я мёрз, дрожа всем телом. Но, когда я начинал чихать или кашлять, Велемудр добавлял что-то в «баланду», от чего та становилась горькой на вкус, и любая хворь проходила. Сначала меня это шокировало, но потом я и к этим неудобствам стал привыкать.

Кстати, об удобствах: их вообще не было. Нужду я справлял в дальнем конце ямы, а потом присыпал всё это землей. Хоть я и предпринимал меры предосторожности, уже через три дня моего пребывания в яме запах стоял такой, что дышать было нечем. А после дождя – вообще, хоть на земляную стену лезь.

Иногда я думал, что мне нужно было не подходить к зеркалу в том мире, где я богатый. Почему я не упился в тот вечер «вдрызг»? Останься я там ещё на месяц, ничего страшного не произошло бы. Пусть я разорил бы двойника, но не гнил бы в этой яме, чувствуя себя отбросом.

Время тянулось убийственно медленно. Сначала я рисовал на стенке ямы палочки, отсчитывая дни, но хитрый старик, когда спускался ко мне, старательно стирал их. Вот козёл!

Чтобы хоть как-то скрасить себе жизнь, я убивал гирей мышей, кротов, крыс, попадающих на дно ямы, складывал их трупики в правом углу ямы. В какой-то момент там образовалась целая куча «трофеев», источающая неприятный запах, что отнюдь не улучшало мою жизнь. Точнее, это была не жизнь, а существование. Я бы давно удавился цепью от тоски и от чувства безысходности, но длины цепи не хватало, а умирать, размозжив череп об гирю, не хотелось. Вот я и жил, тянул лямку.

Однажды мне на голову свалилась гадюка. Я заорал, отбросил её от себя. А она свернулась напротив меня клубком, смотрит своими глазками-бусинками, раздвоенный язык высовывает. Я вдруг замолчал. Я подумал, что будет неплохо, если гадюка укусит меня, я умру, и моим мучениям придёт конец. Я раскинул в разные стороны ноги, погремел цепью и стал ждать. Но не тут-то было. Деревянная решетка сдвинулась, на дно ямы упала лестница, едва не убив гадюку. Испуганная змея отползла к куче «трофеев». В этот момент с лестницы скатился – а по-другому и не скажешь – Велемудр. В руке у него была рогатина, за поясом – дубинка. Прижав голову змеи рогатиной к земле, он несколько раз ударил её дубиной, потом взял обмякшую гадюку за хвост и стал выбираться из ямы.

– Эй, чмо старое, а меня по голове тресни! – крикнул ему вслед я. – Добей, чтоб я не мучился.

На это старик ничего не ответил, но облил меня холодной водой.

– … твою мать, стручок ты сморщенный, козлина драная! – Я разразился ругательствами. – Сука!

Весь день, бродя кругами по яме с гирей в руках, я думал, а почему он меня не убьет? Что ему нужно от меня? Зачем держит в заточении. Напрашивались только два логических объяснения: или хочет продать меня кому-нибудь, или…

Ответ на свои вопросы я получил на следующий день, точнее, следующей ночью. Когда на звёздном небе взошёл полный диск луны, квадратиками осветил дно моей ямы. Именно тогда в моей душе что-то зашевелилось. Или я нужен им для очередного путешествия в зазеркалье, или меня ждёт что-то по-настоящему плохое, о чем даже думать не хотелось.

Решетка отодвинулась в сторону, лестница опустилась на дно ямы, и в мгновение ока передо мной предстал Велемудр. На нем была чистая белая рубаха, борода была причесана, а длинные волосы затянуты в хвост на затылке тесьмой. Даже лапти на его ногах были новыми.

– У тебя что, праздник? – задал я вопрос, оглядывая старика. – Аль девок клеить собрался?

Он ничего не ответил, только улыбнулся и несколько раз качнул головой. Нагнувшись, он отвязал от пояса ключ, освободил от кандалов мои ноги, потом – руки. После Велемудр указал на лестницу и сделал взмах рукой.

– Понятно… – Я встал, ощутив, как хрустнули позвонки, а по всей спине пробежала тупая, ноющая боль. Какая-то сила мешала мне разогнуться и делать широкие шаги. Эта же сила качала меня из стороны в сторону, когда я поднимался по лестнице, и я упал бы, если бы Велемудр не подстраховывал меня снизу, периодически подталкивая в нужном направлении. Оказавшись наверху, я вдохнул полной грудью ночную прохладу, улыбнулся. Глядя на стоящего рядом старика, я готов был расцеловать его. Радость от того, что мне наконец-то удалось выбрался из ямы, переполняла меня и готова была разорвать грудную клетку.

– Ах, хорошо-то как! – произнес я.

Озираясь по сторонам, я увидел покосившийся дом, окруженный лесом.

– Как здесь можно жить? – спросил я, но, как всегда, не получил ответ на свой вопрос. Дернув за мешковину, старик повел меня мимо дома, держа в руке факел. По извилистой дорожке мы стали углубляться в лес. Мы шли молча. Я озирался по сторонам, покачиваясь из стороны в сторону, иногда спотыкался и падал. Мои ноги отказывались слушаться после длительного пребывания в кандалах. Старик хихикал, глядя на меня. Мне казалось, что он может пройти по этой тропинке с закрытыми глазами и ни разу не запнуться.

Спустя некоторое время я услышал шум воды, воздух стал влажным, и мы вышли к большой реке. Велемудр протянул мне «мочалку» – пучок пожелтевшей травы, показал мне жестами, что я должен снять с себя рубашку и помыться. Только сейчас я заметил мешок в руке старика.

– А раньше нельзя было это сделать? – Я стал входить в воду, с удовлетворением отметив, что вода была не сильно холодной, а дно было песчаным.

Я немного поплавал, потом стал тереть своё тело мочалкой, отметив, что после того, как к коже прикасалась мочалка, тело начинало приятно пахнуть. Появилось давно забытое ощущение свежести. Когда Велемудр махнул рукой, я выбрался из воды. Как только моя рука потянулась к мешковине, дед жестом остановил меня. Достав из мешка рубашку, штаны и лапти, он протянул их мне. Натянув расшитую узорами рубашку, которая доходила мне до колен, завязав узлом завязки на широких штанах, я удивился, до чего комфортно мне было в этой одежде, которая, несмотря на её мешковатость, приятно прилегала к телу. Тепло, удобно и красиво. А вот лапти оказались мне малы и натирали ноги. Но это были мелочи. Я надеялся, что лапти разносятся, и я смогу бегать в них, как в кроссовках.

– Спасибо, – искренне поблагодарил я Велемудра. Тот сморщился, став похожим на сухофрукт, когда засовывал мою старую рубашку в свой мешок.

Дом Велемудра состоял из одной комнаты. У самого входа, как штора, висела рыбацкая сеть. Рядом, на веревке, свитой из стеблей каких-то растений, сушилась рыба. Из мебели были только стол и скамья. На полках стояли мешочки, деревянные коробочки и кадушки. На полу, у стены, выстроился ряд туго набитых мешков. На столе я увидел ложку, миску и чарку, которые были вырезаны из дерева. В дальнем углу дома лежало несколько шкур, заменявших старику кровать.

Дом освещался мерцающим светом, источником которого было большое зеркало, стоящее у дальней стены. Подойдя к нему, я понял, что это настоящее зеркало, а не шлифованный металл, как в палатах у князя. В верхнем углу зеркала была небольшая трещина. Своего отражения в зеркале я не увидел. В чугунной раме я увидел густую темноту, в центре которой пульсировало оранжевое пятно. Тихо играла знакомая музыка.

– Где ты его взял? – Я посмотрел на Велемудра. Тот развел руками, в глазах его сверкнули хитрые огоньки. Вцепившись мне в руку, он потащил меня к зеркалу. – Оно рабочее! Оно работает… Так ты ждал полнолуния, чтобы пройти сквозь стекляшку?

Старик пожал плечами, губы его тронула виноватая улыбка.

– И ради этого ты держал меня в яме? – продолжал я. – В этих нечеловеческих условиях! Какой же ты урод!

Старик молчал, подталкивая меня к яркому цветку, излучающему тепло. Хватка у него была, на удивление, крепкой.

– Ладно, пошли, – вздохнув, я перекрестился. Велемудр сделал то же самое, и мы синхронно шагнули.

Огонёк света увеличился в размерах, превратившись в стену огня, через которую мы пролетели. Потом я увидел женщину в белой ночной рубашке со свечой в руке. На её плечи был накинут плед. Мы летели прямо на неё и, если бы она не отошла в сторону, сбили бы её с ног.

– Прошу прощения, – сказал я, приподняв голову и улыбнувшись. Рядом стонал и кряхтел Велемудр. – А какой сейчас год?

Женщина закричала, прижав ладонь ко рту.

– Спасибо! – Вскочив на ноги, бегло оглядев старую мебель (диван, шкаф, комод), я пришел к выводу, что опять попал в прошлое, в революционную Россию.

Взгляд мой уперся в приоткрытую дверь, и я устремился туда, в полутемный коридор. Старик вцепился в мою рубашку, от крика женщины до рези в ушах вибрировали барабанные перепонки.

Длинный коридор граничил с множеством дверей. Одна из них открылась, и у меня на пути оказался лысый толстяк в полосатом халате.

– Что произо… – начал он, но не договорил, потому, что я втолкнул его в комнату и захлопнул дверь перед его глуповатым лицом.

Миновав темный подъезд, я выскочил на улицу, чувствуя цепкие руки Велемудра на рубашке. Я словно тащил его на буксире. Было холодно, шёл снег с дождем. Увидев свою длинную тень, я понял, что этом мире наступил вечер. Я бежал вперед, ведомый каким-то внутренним чутьем, и была уверенность, что мы с Велемудром следуем в правильном направлении.

За спиной послышался оклик:

– Стоять! Не с места!

Оглянувшись, я увидел того же комиссара, но уже с другими красноармейцами, теперь уже с тремя. Он указал пальцем на меня пальцем, и красноармейцы устремились за нами. Раздались выстрелы. Велемудр отпустил полы моей рубахи, упал на мостовую. К нему тут же подбежали красноармейцы, скрутили ему руки за спиной, а я побежал дальше.

– Стоять!

Грянул выстрел. От стены дома в разные стороны разлетелись кусочки штукатурки и кирпича. На уровне моей головы образовалось глубокое отверстие от пули.

Обогнув угол дома, я увидел знакомое крыльцо. Вот она, пивная!

– Стоять! – Опять послышался крик за спиной.

Тут же дорогу мне перегородил усатый мужчина в шинели и в папахе. Я оттолкнул его в сторону, он стал падать. Послышался скрип тормозов. Обернувшись, я увидел старый автомобиль, очень похожий на «Руссобалт».

У меня когда-то была модель этого замечательного, красивого автомобиля, которую я, будучи ещё пацаном, купил в ЦУМе. Помнится, стоила он больше трёх рублей. Чтобы купить её, мне пришлось полдня собирать пустые бутылки.

А сейчас этот автомобиль стоял у меня за спиной, а из-под его днища торчали две ноги, обутые в сильно поношенные сапоги.

Осознание того, что я только что помог уйти из жизни чьему-то предку, и если меня поймают мои преследователи, то точно живым не отпустят, придало мне сил. Я побежал ещё быстрее. Что-то звало меня в пивную. Я нисколько не сомневался, что меня зовёт зеркало. Оно сейчас откроется.

Дверь пивной открылась, на крыльцо вывалился пьяный мужик в мятом сером костюме и в кепке. Прямо на крыльце он стал облегчать мочевой пузырь, качаясь из стороны в сторону.

– Стоять! – Снова послышалось за спиной.

Очередной выстрел эхом прокатился по улице. Пьяный мужчина дернул головой, упал лицом вперед, скатился с крыльца и замер, глядя остекленевшими глазами в небо. Под его головой во все стороны растекалась лужа крови.

Я перепрыгнул через тело несчастного, заскочил в пивную. Расталкивая толпящихся у входа мужчин разных возрастов, я нёсся к зеркалу. Моего отражения там не было, но был тренажерный зал. Радость наполнила мою измученную душу, и я прыгнул в проход. Оказавшись на мягком ковровом покрытии, я повернулся лицом к зеркалу. Мужики на той стороне озадаченно чесали затылки, переглядывались, пожимали плечами. Один из них, в рваной тельняшке, протянул руку, желая прикоснуться к зеркалу. Его очертания стали блекнуть, замещаясь чернотой, остальные посетители пивной тоже растворились, вместе с ними пропала и сама пивная. Зато появилось лицо обросшего бородатого мужчины, похожего на меня, на фоне тренажерного зала. До меня не сразу дошло, что я смотрю на своё отражение. Потом я прикоснулся к бороде, провел рукой по взъерошенной шевелюре, в которой виднелись вкрапления седины.

«Боже мой, как я постарел!» – подумал я, поднимаясь на ноги.

Оглядевшись, я понял, что опять нахожусь в том мире, где мой двойник живет в роскошном особняке. Не знаю почему, но я обрадовался. Можно будет подлечить раны, отдохнуть, опять покрутить «шуры-муры» со Светой, поесть бабушкиных пирожков. Во всем есть свои «плюсы». И потом, раз я опять оказался здесь, значит, так надо. Но кому?

На скамейке стоял поднос с полупустым стаканом сока. Пилюль не было. Значит, он был здесь и недавно ушёл. Но куда?

Выйдя из «качалки», я увидел Вадима.

– Вы уже закончили? – Взгляд телохранителя скользнул по моему лицу. – А что с вами…

– Побочное действие гормональных препаратов, – соврал я, проходя в ванную.

Найдя в шкафчике ножницы и бритву, я быстро избавился от бороды, принял тёплый душ. Глядя на своё лицо в зеркале, чуть не расплакался, увидев морщины – у глаз, от носа ко рту и на лбу. Раньше их не было.

– Ну что, поедем к бабушке? – усмехнувшись, спросил Вадим, оглядывая мой старорусский «прикид». – Где вы это взяли?

– В этом тренироваться удобно, – опять соврал я, не моргнув глазом. – Я этот костюм прятал в зале.

– А-а-а, – протянул Вадик, понимающе кивнув головой.

Через полчаса на мне был дорогой костюм, ядовито-желтый галстук. Я с полузакрытыми глазами сидел на заднем сидении лимузина и слушал классическую музыку, которой никогда не слышал ни в одном мире и никогда больше не услышу, предвкушая встречу с бабушкой, уже почти ощущая вкус пирожков с капустой во рту.

– Твою мать! – вдруг закричал Вадим.

Нас обогнала вишневая «девятка» жигулей, едва не задев, быстро скрылась в переулке. Когда мы заезжали в бабушкин двор, я опять увидел ту же машину, стоящую поперек дороги. Крышка капота была открыта, над двигателем склонился парень плотного телосложения в чёрной майке и в джинсах. Его глаза были скрыты солнцезащитными очками.

– Эй, уважаемый! – крикнул Вадим, приспустил тонированное стекло. – Ты перегородил нам доро…

Договорить он не успел, потому, что незнакомец стремительно подошёл к водительской дверце лимузина, в следующее мгновение я увидел в его руке пистолет с глушителем. Раздался негромкий хлопок, Вадим запрокинул голову назад, а его затылок разлетелся красными брызгами по обшивке салона.

– Выходи, – убийца распахнул дверцу, направив на меня дуло пистолета.

Не говоря ни слова, я подчинился его приказу. Сзади послышались тихие шаги, потом я почувствовал болезненный укол в шею, и силуэт парня с пистолетом стал расплываться и темнеть, превращаясь в сплошную чёрную пелену.

Я очнулся от того, что кто-то хлопает меня по щекам. Открыв глаза, я увидел перед собой убийцу Вадима и низкорослого широкоплечего типа, как две капли воды похожего на комиссара из революционной России.

– Я – Егор, – сказал убийца. – А это – Лёва, мой друг. Если ты дашь нам то, что мы у тебя попросим, мы тебя отпустим. А если нет, то ты присоединишься к своему охраннику.

– И что вам надо от меня? – Перед глазами плыли голые стены квадратной комнаты, лампочка под потолком, металлическая дверь. Я понял, что сижу на металлическом стуле, привязанный к нему толстым веревками. Избежав одного плена, я попал в другой. От этой мысли злость и обида переполнили меня. Но почему так? Почему это происходит со мной?

– Тридцать пять миллионов рублей.

– Какие миллионы? – удивился я.

– Те, что ты украл у моего отца, – лицо Егора побагровело от злости. – У Николая Николаевича Щукина.

– Не может быть! – ответил я.

В моем мире я знал только одного Николая Николаевича Щукина, начальника моего подразделения службы судебных приставов.

– Издевается сука! – Лёва искоса посмотрел на Егора. Тот сразу же ударил меня в челюсть.

Моя голова дернулась, во рту появился привкус крови.

– Пацаны, – прохрипел я. – Я не знаю, есть ли у меня такие бабки. Нужно съездить в особняк и пересчитать…

Последовал ещё один удар, потом – целая серия зубодробительных ударов.

– Мы сами заберем всё, что ты нам должен, – перестав бить меня, тяжело дыша, сказал Егор. – Ты только должен сказать нам код замка сейфа в центральном хранилище…

– И как отключить сигнализацию, – добавил Лёва.

Я мог бы им сказать код замка сейфа, спрятанного в гардеробной, но про центральное хранилище я просто не знал.

– Что-то подзабыл… – произнес я, сплевывая вбок кровавый сгусток. – Может, вы дадите мне телефон, и я позвоню Коле Дорогину?

– Знаем мы эти фокусы, – Егор улыбнулся. – Мы сейчас выйдем, а ты посиди и подумай. Когда я вернусь, ты должен будешь рассказать всё, иначе я буду отпиливать пилой от тебя по кусочку, а потом скормлю тебя псу. Ты понял?

– Понял, – ответил я, обливаясь липким потом, соображая, как выпутаться из этой ситуации. Увы, мой всё ещё затуманенный мозг отказывался думать. Внутренний голос тоже молчал.

– Время пошло… – Егор направился к выходу. Лёва поспешил за ним.

Вдруг из-под пиджака Лёвы что-то с грохотом упало на пол. Это был пистолет. Егор смерил Лёву презрительным взглядом, прошипел сквозь зубы: