Тропою волка
Ирина Сербжинская
Тропою волка
Глава первая
ГАДАЛКА РУМИТА
Если бы утром Румите сказали, что вечером того же дня ей придется бежать из родного города, опасаясь мести одного из самых известных людей Доршаты, она бы, скорее всего, решила, что кое-кто хватил лишку в кабаке у старины Фитча. Знатные люди мало интересовались судьбами гадалок, которые промышляли в грязных портовых кабаках. Уж они-то наверняка не будили по утрам двоюродного братца оплеухами – иначе братца, выпившего накануне больше обычного, ни за что не добудишься. Им вряд ли приходило в голову проводить вечер в кабаке, где за столами галдели матросы с кораблей, дожидавшихся в бухте попутного ветра. И уж конечно знатной даме никогда не доводилось сидеть у моряка на коленях, пылко его обнимать, стараясь в то же время незаметно определить, туго ли набит кошель у него в кармане.
Как бы то ни было, вечером Румите стало ясно: пора уносить ноги из города, и как можно быстрее. Человеку, чье имя в городе на слуху, достаточно пальцем шевельнуть – и глупую девку найдут завтра с перерезанным горлом где-нибудь возле гаваней.
Убийц, конечно, никогда не отыщут – уж об этом он позаботится...
Румита по привычке называла его про себя «человеком», хотя тот, от которого она спасалась, человеком не был.
Вначале вечер ничего особенного не предвещал: Румита отправилась в кабак старины Фитча. Кабатчик был человеком опытным: стоило посетителю появиться на пороге, в нерешительности оглядывая грязный зал с низким потолком и деревянными длинными столами – заходить или нет, а Фитч уже знал, сколько денег он принес с собой. Если сумма казалась ему приличной, он незаметно давал знать девушке, что можно приступать к делу.
Румита уже давно сидела в шумной компании моряков и портовых девиц. Она отхлебнула из кружки, не подав виду, что пьет не крепкое пиво, а воду, взглянула на моряка-джалала, которого приглядел Фитч, и ласково улыбнулась, прикрыв глаза длинными ресницами. Ей было скучно: работа предстояла привычная, хоть и хлопотная. Теперь нужно было клиента напоить, посулить ему золотые горы, прозрачно намекнуть на одинокую холодную постель, потом вывести на улицу. Там его с нетерпением поджидали братец с дружком, ловко освобождали от денег, иногда присовокупляя к этому две-три крепкие оплеухи, а утром, когда моряк просыпался в придорожной канаве, он почти ничего не помнил про вчерашний день. На мгновение Румита задумалась, что за зелье мешает в пиво старый Фитч, но тут же тряхнула кудрявой головой: нечего терять время! Моряк заказывал выпивку уже в шестой раз, девушка бросила быстрый взгляд в сторону: Мелфин, двоюродный братец, многозначительно прикрыл глаза и снова уткнулся в кружку. Он сидел в углу неподалеку от двери вместе со своим дружком Бретеном: оба искусно делали вид, что пьяны в доску. Кабатчик, разливая за стойкой пиво по кружкам, еле заметно подмигнул девушке: напоминал, что с каждого клиента ему причитался небольшой доход. Старый Фитч закрыл кран бочки, вытер руки грязным полотенцем, подхватил несколько полных кружек и понес к столу. Одну из них, медную, с погнутой ручкой, он брякнул перед Румитой, которая болтала с моряком.
Пьяный джалал, уроженец южных берегов, судя по буйным кудрям и густому загару, брызгая слюной, втолковывал Румите то, что она знала и без него: пока на море третий день бушует шторм, ни одно судно не рискнет покинуть бухту. Потому-то все кабаки в гавани который день полны матросами: все они дожидаются, когда наконец закончится непогода.
Румита ненастью была только рада: заработок сразу же пошел в гору. Накануне, когда около полудня ветер утих и небо стало проясняться, она даже расстроилась: корабли из гавани уйдут, моряков будет гораздо меньше, значит, и денег в ее кармане поубавится. Но к вечеру снова наползли черные тучи, засвистал ветер, срывая с крыш черепицу, и на город обрушился ливень.
Румита улыбнулась и перевела взгляд на своего собеседника. Плотный, невысокий моряк-джелал с шапкой курчавых полуседых волос выпил уже прилично. Пора было пригласить его прогуляться, и тянуть с приглашением не стоило: старина Фитч незаметно для остальных дал знак, что последняя кружка пива для гостя была с сюрпризом. Хорошего мало, если хвативший сонного зелья моряк захрапит прямо в кабаке!
Только Румита подумала об этом, как моряк сграбастал ее с лавки, плюхнул себе на колени и смачно поцеловал. Девушка брезгливо пихнула ладошкой в небритую физиономию с мутными глазами и тут же поспешно улыбнулась, чтобы моряк, чего доброго, не обиделся. Но джалал, похоже, был не из обидчивых.
– Что это у тебя, красотка? – Он засунул лапу ей за корсаж. – Деньги? Точно, денежки! А?!
Румита ловко выхватила из рук моряка черный бархатный мешочек.
– Какие деньги! Кости это! Гадальные кости, понятно?
Гаданием она промышляла редко: дело было хлопотное, а платили за него мало. Пару раз, по глупости, когда только осваивала ремесло гадалки, Румита сболтнула клиентам правду, ту, что открывали ей кости, и оба раза люди были весьма недовольны. Торговец птицей плюнул себе под ноги и ушел, не заплатив, а женщина, которой она сообщила, что ее супруг давно приглядел себе молоденькую подружку, вместо благодарности чуть не выцарапала гадалке глаза. После этого Румита наловчилась привирать: она так хорошо угадывала, что именно от нее хотят услышать, что недовольных сразу же поубавилось.
По-настоящему гадала только себе самой, хотя прекрасно знала, что гадалкам кости правды не говорят. По крайней мере, ей, Румите, кости предсказывали самые странные вещи, которые произойти с девушкой из бедных кварталов Доршаты никак не могут.
Заниматься же гаданием сейчас, когда моряк уже почти готов к тому, чтобы вылезти наконец из-за стола и пройтись до дома красотки, ей совсем не хотелось. Она и мешочек-то с костями захватила лишь для того, чтобы по пути из кабака забежать к подружке: та ждала ребенка и хотела знать, кто у нее родится: мальчик или девочка.
Но раз клиент требует....
– Хочешь, расскажу о твоей жизни? – весело спросила она, перекатывая в бархатном мешочке гадальные кости.
Моряк фыркнул в кружку с пивом – брызги долетели до Румиты. Она незаметно вытерла лицо уголком красного платка, повязанного на шее.
– Лучше о будущем. – Моряк утер губы рукой. – Нагадай мне постель с кудрявой красавицей! – Он погладил девушку по пышным волосам.
Румита быстро глянула на Мелфина, братец незаметно кивнул, хотя вид у него был недовольный. Она выругалась про себя, но тут же улыбнулась, блеснув зубами, развязала шнурок мешочка и привычным движением выбросила на некрашеные доски стола кости – девять белых кубиков с красными точками. Дождалась, пока они прокатятся по столу и остановятся, и замерла, словно не веря своим глазам. Старый Фитч глянул на кости и скептически скривил губы:
– Да ты счастливчик, парень! Редко бывает, чтоб вот так повезло! Ждет, ждет тебя постель с кудрявой красоткой!
Румита поколебалась, потом твердо напомнила себе, что деньги на полу не валяются, и обвила рукой пьяного матроса, стараясь не обращать внимания на запах немытого тела.
– Ну, и золото, само собой, тоже ждет, и много еще чего... Кстати... а деньги-то у тебя есть? Без денег любое гадание – пустой пшик. Не сбудется, милый.
Матрос хлопнул по нагрудному карману куртки из грубой потертой кожи, потом со всего размаха – по спине Румиты, так что она едва не прикусила язык.
– Есть! Гадай дальше, сладкая!
Мелфин понимающе прищурился, отхлебнул воды из пивной кружки, обменялся с Бретеном негромкими словами и чуть приметно кивнул Румите: пора было вытаскивать клиента на улицу.
Девушка стиснула зубы – моряк слишком уж настойчиво теребил ленты корсажа – и взъерошила грязные нестриженые волосы на его макушке.
– Красавица тебя заждалась, – промурлыкала она ласково и многообещающе. – Не пора ли?
Но проклятый моряк заартачился. Ему во что бы то ни стало хотелось узнать, будет ли его плавание удачным и когда наконец стихнет этот шторм? Фитч за стойкой сделал большие глаза и указал Румите взглядом на дверь, напоминая, чтобы поторапливалась: язык у моряка уже порядком заплетался, видно, начинало действовать зелье, которое кабатчик плеснул в пиво.
Румита прищурила глаза, ласково улыбнулась и провела рукой по груди джалала, пытаясь незаметно определить, толстый ли кошель у него в кармане. Добычу придется делить на троих: ей, братцу и Бретену. И еще Фитчу – небольшую долю... Нащупав кошель, Румита повеселела и заторопилась:
– Будет, будет удачным твое плавание! Не сомневайся! А шторм скоро стихнет. К обеду, пожалуй. Не веришь? А почему? Гадалкам верить надо... мы не соврем. Небо завтра будет голубое и тихое, ни облачка.
– Самое главное-то забыл... – Моряк снова хлопнул ее по спине. – Погадай, сколько я жить буду? – Дружки моряка одобрительно забубнили нестройными голосами. – Бросай кости еще раз!
Румита засмеялась, хотя больше всего ей хотелось хорошенько огреть упрямого моряка тяжелой кружкой по голове, потом покатала кости в ладошке, поболтала ногами в вязаных полосатых чулках. Братец в углу нахмурился: проклятый джалал!
– Нет, на жизнь опасно. – Она потрепала клиента по небритой щеке. – Боюсь, наворожу, а вдруг да сбудется?
Румита наклонилась к его уху и прошептала:
– Я тебе позже погадаю, а? Наедине. Хочешь? Все расскажу о твоей жизни!
Про себя она уже твердо решила, что если этот недоносок будет так настойчиво лезть к ней под юбку, то уж его-то судьбу она предскажет и без гадальных костей: в луже плавать и пузыри кровавые пускать.
– Всех-то вы, крысы портовые, боитесь, – пьяным голосом объявил вдруг мрачный бородатый моряк и выплеснул остатки пива себе под ноги. – Пугливы, как... – Он подумал, покрутил головой и сплюнул на пол.
Братец встал было, потоптался у двери и плюхнулся обратно на лавку.
Румита заметила его мрачный вид и заторопилась.
– Никого мы не боимся... Пойдем, милый, пойдем, я тебе дома погадаю, – настойчиво сказала она сквозь зубы. – Ну?
Тот согласно кивнул, но его бородатый дружок не унимался. Он тоже выпил больше, чем следует, но пиво не развеселило его, а, наоборот, сделало мрачным и раздражительным. Он сердито косился на тех, кто сидел за другими столами: и без гаданья понятно было, что сегодняшний вечер в кабаке старины Фитча опять закончится хорошей потасовкой.
– Не боитесь... – буркнул он, стискивая пустую кружку. – Слышали мы, как вы тут живете. Противно... До смерти норлоков боитесь! – Он в упор уставился на девушку пьяными глазами: – Скажешь, не так?
Румита замерла. Она бросила быстрый взгляд в угол, где сидел братец: тот насторожился, отодвинув кружку с водой, и навострил уши. Моряк, на чьих коленях она сидела, загоготал:
– А и точно! Мы тут уже сколько, а их еще и не видели! Надо было в город выбраться, поглядеть! Как думаешь, увидим? Румита сглотнула комок в горле и ответила почти весело:
– Доршата – свободный город. Здесь много кого увидеть можно. И с чего нам кого-то бояться? Норлоки в своих кварталах живут, а люди – в своих. Испокон веков так было... И что?
– Ничего, – проворчал другой матрос и сделал знак Фитчу, чтоб тот принес еще пива. – Слыхали про них... разное. Рассказывают всякое... Мы ж частенько в Доршату заходим.
Он покрутил головой.
– Ух, чего только про них не говорят! Особенно про этого... как его? Сульг его зовут? Вот бы на кого ты, девка, гадала – долго ли жить ему? Боитесь все...
Румита поняла, что шутки кончились. Ей стало наплевать на клиента, и она сердито глянула на братца: деньги, конечно, хорошо, да своя шкура дороже! Если хочет, может сам дальше с моряками толковать!
– А что? – напористо продолжал пьяным голосом моряк.
Фитч торопливо, вперевалку понесся к их столу с тяжелым подносом, плюхнул кружки на стол и поспешил убраться за стойку: чутье на неприятности его еще никогда не подводило. Моряк придвинул одну кружку к себе, но пить не спешил.
– Вы же люди, чего ж вы боитесь всяких... тьфу... бросай-ка кости, узнаем, скоро ли он помрет, а вы – бояться перестанете? Что, неужели узнать никогда не хотелось?
– Не гадала, – сердито ответила Румита. – И не собираюсь!
Она собралась слезть с колен моряка (руки у нее чесались отвесить плюху волосатому уроду: столько времени было потрачено на него зря!), но рука ее внезапно дрогнула, словно кто-то невидимый толкнул под локоть, и гадальные кости вылетели из ладони. Мелфин и Бретен одновременно вскочили с лавки. Старина Фитч бросил грязное кухонное полотенце, которым вытирал посуду, и перегнулся через стойку, чтобы лучше видеть.
В это мгновение Румита поняла, кому сегодня придется плавать в луже с перерезанным горлом: скорее всего, ей самой, а не матросу, которого они так старательно накачивали пивом пополам с Фитчевым зельем.
– Семерка! – выдохнули братец с Бретеном. – Смерть!
Румита спрыгнула с колен моряка и кинулась к столу. Она быстро сгребла кости, пока до пьяных посетителей не дошло, что случилось, наступила впопыхах на чей-то сапог, заляпанный грязью, поскользнулась, едва не растянувшись, и взмахнула руками, пытаясь удержаться на ногах. Скользкие кости вылетели из потной ладони, и белые кубики снова завертелись на грязных досках стола, изрезанных непристойными словами. Братец, стоявший у входа, открыл рот.
– Семерка! – Старина Фитч исподлобья взглянул на Румиту. – Тебе, девка, жить надоело?
– Я ничего не делала! Это случайно! И вы все видели, это нечаянно!
Дураки-подельники – братец и Бретен – смотрели на нее такими глазами, что стало понятно: в живых они ее уже не держат.
Румита снова сгребла кости трясущимися руками, запихала в мешок, засунула его за пазуху и бросилась к Фитчу:
– Не говори никому, что было! Скажи, что не видел, коли придут!
– Уходи отсюда, – вполголоса проговорил старина Фитч, не глядя на нее. Румита видела, что ему сильно не по себе. – Давай, убирайся быстро из кабака! Я-то не скажу, другие скажут!
– Меня здесь не было, не было! – вдруг опомнился Бретен и мгновенно пропал за дверью.
– Исчезай, – посоветовал ей братец, оглянувшись на всякий случай. – И на улице не показывайся!
Румита выскочила в дверь и пропала. Мелфин вытер испарину со лба, переглянулся с кабатчиком и опустился на лавку. Матросы пьяно галдели за столом, позабыв и про гадалку, и про разговор, который только что вели. Мелфин посидел, подумал, разглядывая грязную столешницу, потом снова глянул на старину Фитча: оба нутром чуяли, что просто так все это не закончится. Фитч поджал губы, поскреб пятерней подбородок, заросший седой щетиной, и угрюмо уставился в окно. За мутными стеклами было уже совсем темно, бушевал ливень, и ветер с моря стучал полуоторванным ставнем. После этого случая Мелфин и Бретен двое суток не показывали и носа из своих нор. Лишь к вечеру третьего дня они выползли наконец наружу, поглядели друг на друга, потоптались в раздумьях и отправились навестить старину Фитча.
Кабатчик встретил друзей неприветливо. Он был хмур и неразговорчив: то ли из-за недавнего происшествия, то ли потому, что вчера вечером пьяные посетители устроили драку и проломили деревянную перегородку между общим залом и кладовой. Лохматый плотник, такой же сердитый и неприветливый, как Фитч, забивал дыру, держа гвозди во рту. Спотыкаясь о доски, пахнущие свежей сосной, приятели пробрались в свой угол и устроились за столом. Спустя пару минут старина Фитч поставил перед ними кувшин с пивом, брякнул на стол кружки и удалился, не вступая в разговоры.
Народу в кабаке, несмотря на вечерний час, было совсем немного, три полупьяных моряка возле окна: ветер вчера ненадолго утих и многие корабли сразу же покинули бухту, а местные жители кабак Фитча не жаловали и заглядывали к нему редко. В помещении стояла непривычная тишина, только плотник стучал молотком да возле черного входа хлопотал возница, приехавший забрать пустые бочки из-под пива.
– Кажись, повезло, – проговорил наконец Бретен, отвечая на свой собственный незаданный вопрос, и поскреб в голове. – А могло бы....
Мелфин кивнул. О том, что «могло бы», говорить не хотелось.
– А куда... – помолчав, начал было Бретен. Он хотел спросить у приятеля, куда же делась Румита, но договорить не успел.
Дверь с размаху ударилась о стену, словно ее открыли ногой. Мелфин глянул и тут же почувствовал, что его сердце рухнуло куда-то в желудок. Бретен проследил за его взглядом и замер с открытым ртом, держа на весу кружку с пивом.
На пороге стояли двое. Оба высокие, неуловимо похожие друг на друга, с темными, мокрыми от дождя волосами, в одинаковых форменных серых плащах. Дверь заскрипела, покачиваясь, ворвался ветер, пахнущий морем и мокрыми водорослями. И вместе с ветром влетел страх.
«Норлоки, – промелькнуло в голове у Мелфина. Он боялся пошевелиться: ему мгновенно захотелось оказаться как можно дальше от этого проклятого кабака, а может, и от Доршаты. – Они. Их ни с кем не спутаешь. С людьми тем более».
Бывало, конечно, что приезжие по первости путались и ошибочно принимали их за рунонцев, темноволосых и сероглазых жителей города Рунон, что на Восточном побережье, тем более что выглядели норлоки совсем как люди. Но те, кто жил в Доршате, таких опасных ошибок никогда не допускали.
– Где гадалка?
Мелфин и Бретан обмерли – вот угодили! Принесла же нелегкая норлоков именно сегодня! Нагрянули бы они вчера – этой встречи, пожалуй, и не случилось бы.
Впрочем, у них, как известно, так просто никогда ничего не бывает. Бретен, услышав про гадалку, осторожно опустил кружку на стол и тихонько отодвинулся от приятеля на край лавки.
Старина Фитч со второй попытки выдавил севшим голосом:
– Исчезла она... Ушла...
Плотник, по-прежнему сидя на корточках, торопливо закивал головой, хотя понятия не имел, о чем идет речь.
Один норлок повернулся к Мелфину:
– Когда ушла?
– Э... – начала было он и почувствовал, как холодные мурашки пробежали по спине: увидел, как блеснули клыки. Не такие, как у зверя, конечно, но побольше немного, чем полагалось бы обыкновенному человеку. На левой скуле у каждого норлока татуировка, словно легкий росчерк черной тушью.
«Волки» Сульга... еще того не легче. Вот ведь с кем приходится делить Доршату людям! А что делать? С давних пор так повелось: и люди, и норлоки считают Доршату своей землей.
– В тот вечер и ушла... – пробормотал Бретен и тут же прикусил язык: один из «волков» глянул в его сторону.
– Как погадала... – добавил Мелфин и по быстрому взгляду старины Фитча, брошенному в его сторону, догадался, что про гадание лучше бы не говорить. – Так и...
Бретен торопливо закивал, тараща глаза. Мол, ушла, ушла. Исчезла. Кто ж будет врать, жизнью рисковать ради дуры, два раза подряд нагадавшей смерть Великому норлоку, да еще и при свидетелях? Теперь понятно, что дальше будет. Дуру эту из-под земли достанут, а свидетелей могут и того... Только сначала кожу на ремни порежут, чтобы помирали подольше. Говорят, по этой части норлоки большие мастера....
Мелфин угадал, о чем подумал приятель, и поежился.
Он опустил глаза, глядя в грязный дощатый пол, когда осмелился глянуть на порог, там уж никого не было. «Волки» Сульга исчезли. Дверь покачалась на мокром ветру и с размаху захлопнулась, отсекая черную дождливую ночь. Старина Фитч у себя за стойкой опустился на табурет и перевел дух.
В тот вечер Мелфин с Бретеном еще долго сидели в кабаке. На улицу, где шумел дождь и завывал ветер, они выходить боялись: все казалось, что эти двое стоят прямо за дверью.
Из Доршаты Румита скрылась той же ночью. Она ненадолго заскочила домой, выгребла из тайника под кроватью свои небогатые сбережения и заторопилась дальше. Дождь лил как из ведра, на мокрых улицах не было ни души. Еще утром такой погоде Румита радовалась, но сейчас слезы наворачивались на глаза. Если б не бушевал на море шторм, можно было бы добраться до гавани и купить место на корабле. На большом торговом пассажирские места, конечно, стоят дорого, скопленных денег вряд ли хватит, но ведь есть и маленькие суденышки, такие крохотные, что их даже не досматривают перед отплытием. Доршата – крупный порт, каждый день десятки кораблей отходят в синее море, так что и норлокам не удалось бы отыскать среди них тот, в трюме которого свернулась в клубочек глупая гадалка. А дальше – просто: в ближайшем порту сойти на берег, пересесть на другой корабль, замести следы и навсегда скрыться от страшных «волков» с их Великим норлоком. Румита всю свою недолгую жизнь прожила в Доршате, но никогда его не видела, а теперь, после того, что произошло, знала совершенно точно: лучше и не видеть, а удирать как можно дальше и быстрее.
Она на минуту остановилась, вытерла лицо и продолжила путь. Потянулись окраины Доршаты: маленькие дома с темными окнами, мокрые облетающие сады, пустые огороды с покосившимися изгородями. Вдали, невидимые в темноте, вставали горы. Через высокий перевал проходили сотни тропинок. Румита знала такую, которая была никому не известна, кроме нее самой.
«Пробраться по тропе, спуститься с гор – а там другая страна, – думала она, спотыкаясь на булыжниках, которыми была вымощена улица. – Там хорошая погода, солнце, там море и корабли, и там норлоки не достанут. Не догонят».
За пустыми, облетевшими садами начинался тракт, ведущий из города. Румита задумалась: нужна была лошадь, чтобы добраться до гор как можно быстрее. Крупные постоялые дворы девушка обошла стороной и направилась к маленькому, который стоял на развилке двух дорог, в стороне от торговых путей. Гадалке пришлось очень долго стучать в запертые ворота, пока наконец не проснулся хозяин. Зевая и почесываясь, ругаясь вполголоса на погоду, он вышел во двор, поднял повыше зажженный фонарь и разглядел промокшую девушку, у которой зуб на зуб не попадал от холода. Хозяин пожал плечами, нисколько не удивившись, словно каждую ночь к нему ломились мокрые девицы, требуя лошадь и немного еды. Жизнь у дороги давно отучила его удивляться чему бы то ни было, поэтому за умеренную плату он ссудил ей рыжего мерина, немолодого, но крепкого, выносливого и смирного, собрал кое-что из припасов, почесал под лопаткой, подумал и предложил обсушиться в доме: очаг был еще горячим. Девушка отказалась. Она взгромоздилась на коня и стукнула пятками по крутым бокам. Мерин покосился на ливень, хлеставший за воротами конюшни, и наотрез отказался выходить. Девица врезала ему сильнее и пробормотала ужасное ругательство. По лицу ее текли то ли капли дождя, то ли слезы. Мерин понял, что она не отстанет, и обреченно двинулся вперед.
Румита ехала уже несколько часов, мокрая, совершенно окоченевшая от холодного ветра, то и дело погоняя коня, скользившего по размытой дороге: торопилась добраться до гор, пока не наступил рассвет. Доршата осталась далеко позади, но страх не отступал. Она надеялась, что слухи о гадании в портовом кабаке нескоро дойдут до норлоков, а может быть, и не дойдут вовсе, но дожидаться, чтоб узнать, так ли это, все же не стоило: следовало уносить ноги поскорее. Девушка еще раз оглянулась, проверяя, нет ли погони, и шлепнула мерина поводом, чтоб он прибавил шагу; тот сердито мотнул головой.
Серое утро застало беглянку уже возле перевала. Румита отыскала нужную тропу, круто уходившую в горы и, подгоняя уставшую лошадь, двинулась вверх. Дождь ненадолго прекратился, а потом снова зарядил с прежней силой. Гадалка, продрогшая до костей, была этому рада: ливень смыл все следы, и даже норлоки с их звериным чутьем будут бессильны, однако около полудня дождь снова перестал. Узкая тропка вилась почти по вершинам гор; внизу, в долинах, лежал туман, напоенный влагой. Там, невидимый за серыми облаками, на пологом морском берегу раскинулся небольшой приморский городок. Румита собиралась продать там мерина, вырученные от продажи деньги добавить к своим сбережениям и купить место на первом же корабле, готовом покинуть гавань. Она принялась мысленно пересчитывать свои небольшие капиталы, размышляя, какую часть можно будет отдать хозяину судна, а какую оставить себе на первое время, порадовалась, что успела, несмотря на спешку, захватить из дома гадальные карты – верный кусок хлеба в чужой стране – и постепенно успокоилась. Поеживаясь от холодного ветра, девушка закуталась в промокший насквозь плащ и начала было дремать, но тут уставший мерин поскользнулся на мокрых камнях и тяжело рухнул на передние ноги – Румита едва не вылетела из седла. Она дождалась, пока измученная лошадь поднимется, осторожно соскользнула на землю и тут же уцепилась за гриву коня, чтобы и самой не упасть: ей нечасто приходилось садиться в седло, а ездить верхом много часов подряд и вовсе никогда не доводилось.
– Ой-ой-ой... – проговорила девушка, разминая затекшие ноги, и медленно опустилась на корточки. Хотелось обогреться, обсушиться и поесть чего-нибудь горячего, но нечего было и думать о том, чтобы развести огонь. Поколебавшись, Румита решила все же немного передохнуть. Она встала, с трудом разогнув уставшую спину, привязала к чахлому серому кустику мерина, выбрала укромное место за выступом скалы и снова уселась на корточки, подперев рукой подбородок. Мысли ее беспорядочно перескакивали с одного на другое: то вспоминалась Доршата, то представлялся город, который лежал внизу, – по рассказам подружки, Румита представляла его довольно хорошо. Вскоре бессонная ночь взяла свое: незаметно для себя гадалка задремала. Сразу же завертелось все в каком-то черном, болезненном тумане: мелькали лица пьяных моряков, улицы ночной Доршаты, потом послышался хохот Мелфина, голос Бретена... и вдруг ее захлестнуло ужасом, словно холодной волной. Она дернулась, резко открыла глаза и не сразу догадалась, где находится, потом поняла, что проспала всего несколько минут. Уставший мерин стоял неподалеку, низко опустив голову, сырой ветер трепал его гриву. Начинал накрапывать дождик. Все вокруг было по-прежнему.