Серое зеркало (сборник)

– Чертовщина какая-то, – произнес я вслух.

Мама, как на грех, услышала.

– Что такое, сынок?

– Ерунда. Программа сложная попалась.

– Какая программа?! – мама выговаривала мне больше по обязанности. – Выходной день! Ну-ка выключай компьютер и иди погуляй!

Обычно на такой заботливый диктат я отвечал мягкой улыбкой, говорил: «Ага, пять минут…» – и снова погружался в монитор по плечи. Но на сей раз молча выключил компьютер (если честно – просто усыпил) и пошел одеваться. Вот тут мама забеспокоилась:

– Юрочка! Что случилось? Тебе плохо?

– Нет, мам… устал просто. Ты права, надо прогуляться.

Мама провожала меня округлившимися от изумления глазами.

Гулял я часа два, выветрил весь алкоголь, но ничего так и не надумал. Зато смог рассудить трезво – а что, собственно, случилось? Ну сорвало у Димона крышу. Жалко, конечно, но что тут поделаешь. Это теперь дело медицины. Кто-то вошел в сетку под его айпишником? Тоже, если подумать, не чудо. Люди правительственные сайты хакают, а уж IP подменить…

Но по возвращении компьютер решил пока не будить. Надо себя ограничивать. Я конечно, не Димон, по двадцать часов кряду монстров не гоняю, но все равно. Буду беречь здоровье.

5

В понедельник все проблемы с призрачным Димоном выдуло из головы нормальным производственным процессом. Кто-то где-то опять накосячил, тестировщики мышей не ловили, проект вместе не собирался, начальник орал на всех, кто оказывался в зоне поражения. Наорал и на меня. Я конструктивно возразил в том смысле, что раз так, то вот мое заявление об уходе. Он в течение пяти секунд подписал, разорвал, обозвал меня штрейкбрехером, одумался, заменил «штрейкбрехера» на «дезертира»…

Короче, не до мистики мне было. На этой неделе заканчивались все сроки по сдаче проекта, а америкосы – они тупые. Они не понимают, что «практически готово» – то же самое, что «готово». Им подавай, видите ли, работающий продукт, причем в те сроки, которые обозначены в договоре.

Четверо суток мы бились с проектом, как Гондор с Сауроном. Уходили в девять и возвращались в девять. Две последние ночи я и трое моих «правых» рук ночевали в офисе.

И сделали! Работал, как швейцарские часы! Всю пятницу тестеры гоняли его без жалости, но проект выдержал, не заглючил и был торжественно переслан заказчику! И знаете, что ответила эта американская морда? «О’кей, все получил, деньги будут переведены после проверки в течение двух банковских дней». Это вместо: «Парни, я в вас верил!», «Вы гении, русские программеры!» или хотя бы «Ну вы, блин, даете!»

Тупой прагматизм и монетизация духовных ценностей.

Зато шеф на радостях показал приказ – со следующего месяца я из и.о. превращаюсь в полноценного начальника! Наши все радовались, кричали ура и подбрасывали меня в воздух. Думаю, это было лишним. Два раза я ударился о плафон – потолки у нас чудовищно низкие. Вечером шеф угощал меня в кабинете представительским коньяком и философствовал: мол, штатовцы бездуховные, а у наших столько духу, что хоть на экспорт продавай. А в среднем получается нормально.

Он еще много чего-то умного говорил, но я не услышал – уснул прямо на директорском столе. Надо отдать шефу должное: до дома меня доставил на такси и лично передал маме из рук в руки. Она сначала перепугалась, увидев мое безжизненное тело на плече у представительного мужчины в два часа ночи. Однако начальник веско представился, объяснил причину моего пассивного состояния – и до кучи рассказал, какой я молодец, быстро расту и скоро займу его место. Во всяком случае, так его спич поняла мама. Я крепко спал.

В субботу дрых до полудня. Встал легкий и благостный, комп включать не стал. Сияющая мама поила меня зеленым чаем (сама упорно пила черный, сколько я ее ни приобщал) и вслух мечтала, как мы заживем, когда я стану большим начальником, куплю отдельную квартиру и женюсь. Я быстренько допил чай и смылся. Что-то мама в последнее время обильно на мозги мне капает насчет женитьбы.

В лифте ехать не стал, спустился по лестнице – неторопливой походкой никуда не спешащего человека. Вышел…

…и обнаружил нашего Лавтеррора, который изображал Пизанскую башню. В том смысле, что стоял под заметным наклоном, упираясь головой в стену дома. У его ног валялось что-то омерзительно кровавое. Сам Лавтеррор был бледен, как вампир на диете.

Я подошел поближе и вздрогнул. У ног Лава лежали растерзанные кошки. Две. Или три. По этим ошметкам понять количество бедных созданий было трудно.

– Это Катины, – сказал Лав.

Я вообще перестал что-либо понимать. Катька была объектом ухаживания Лава. То есть в чате они постоянно ругались, но потом Лавтеррор (в миру Никита Быстров, студент первого курса Политеха) всегда покупал букет и шел извиняться к Кэтти (в миру Катька Никанорова, студентка первого курса педа). И всегда был извиняем, напоен чаем… и, возможно, что-то еще у них было, но это не моего ума дело. А потом они опять ругались в чате. Иногда до матерщины.

Но чтобы Лав вот так расправился с любимыми котами любимой девушки!..

Видимо, я очень выразительно посмотрел на Никиту, потому что он торопливо замотал бледной (он кучерявый блондин) головой.

– Нет-нет! Это не я! – успокоил он меня, чтобы тут же огорошить. – Это она сама!

– Катя? – спросил я, чувствуя, что глаза от изумления расползаются по лицу.

Он кивнул.

– Выбросила своих котиков в окно?

– Сначала оторвала им головы, – прошептал в ответ Лав и отвернулся.

Я стоял и растерянно смотрел, как парня тошнит прямо под окна.

– Всех пятерых? – тупо спросил я.

Зря спросил. Лав не очень был расположен к беседе. Я повернулся к останкам, и меня самого замутило. Нет, кажется, кошачьих голов было все-таки две. Гадость какая!

– Только двоих, – ответил Никита, тяжело дыша, – остальных я отбил. Их… похоронить надо… а то чего они тут…

Мы вместе собрали в пакет, который обнаружился у Лава в кармане, останки и отнесли на помойку. Никита заикнулся было о могиле, но я его отговорил. Где мы их зароем? В песочнице? В общем, отнесли, постояли немного, а потом Никита вдруг заплакал. Я чуть не поперхнулся.

– Я ей нахамил… Она обиделась… Пишу – не отвечает. На мобилку звоню – сбрасывает. Я купил тортик, пошел… Она открывает, а у нее глаза…

Он несколько раз сжал и разжал кулаки, пытаясь показать Катины глаза. Не очень понятно, но я сразу догадался. Как у Димона.

– Стальные, – подсказал я.

Он вскинулся:

– Ты ее видел, да?

– Не ее. Ну, так она открыла, и что?

– Я прощения прошу. Она молчит. Я тортик протягиваю. Она не реагирует. А у нее кошки кричат. Она меня дослушала, к кошкам поворачивается и говорит так спокойно-спокойно: «Как вы меня все достали, поиграть по-человечески не даете!» Взяла свою серую…

Дальше он ничего уже не говорил. Только рот кривил и сопли растирал по лицу. Я отвел Лава домой (его родители, слава богу, где-то в гостях были), уложил, вернулся к себе.

Там я врубил комп и открыл чат. Ацкий Демон и Кэтти активно чатились.

Мне все больше и больше не нравился этот странный «Рефлекс».

6

В воскресенье зашел к Ване и начал осторожно расспрашивать – в какие шутеры народ режется, как вообще дела и не случилось ли с кем-нибудь несчастного случая? Ванечка выслушал меня с присущим ему хладнокровием, а потом сказал, не повышая голоса:

– Сука ты, Юрец. Ты почему меня сразу не предупредил?

Мне стало зябко. Я живо представил себе, как Ванечка запускает «Рефлекс», доходит до зеркальной комнаты, останавливается, всматривается в отражение… и наливается сталью. А потом… что потом? Крушит все вокруг? Я боязливо огляделся. Кругом царила разруха, но покрытая пылью и паутиной. Если Ваня тут и буянил, то уже довольно давно.

– Что башкой вертишь? Почему не предупредил, что игрушка уже ломаная?

Оказалось, что по моей наводке Ваня нашел эту «ацкую стрелялку», но не сел в нее играть, как сделал бы любой нормальный человек, а полез внутрь разбираться. Я, конечно, тоже люблю в коде ковыряться – но антиотладка… Это вещь для фанатов. Что-то вроде восстановления облика человека по форме его черепа.

В результате Ванюша обнаружил в «Рефлексе» следы чьего-то вмешательства: некто (он почему-то подозревал меня) довольно варварским образом взломал защиту. А Ваня любил ломать защиту сам, причем аккуратно и красиво. Поэтому удовольствия от предвкушаемого взлома игрушки не получил, за что и ругал меня всякими заковыристыми эпитетами.

Ваня ругался, а я чувствовал себя все лучше и лучше.

– Ты чего ржешь? – хмуро спросил Ваня.

– Да так… думал, что там вирусы…

– Спокуха! У меня Нод!

Мы немного поспорили о сравнительных недостатках и несравненных достоинствах Касперского и Нода, потом Ванечка показал мне свой ноутбук, на котором одновременно работали три антивирусные программы.

– Смотри, сейчас Каспер Нода заборол… А вчера наоборот!

Это чем-то напоминало гладиаторские бои, на которых вместо гладиаторов по недоразумению выпустили львов – каждый из антивирусов обнаруживал конкурента, считал его злобным вирусом и бросался уничтожать. Конкурент отвечал тем же.

В общем, развлек он меня. Или я сам поскорее старался забыть весь этот ужас. Я так бы и ушел с легким сердцем, если бы Ваня сам не напомнил:

– Так чего ты там спрашивал? Какие такие несчастные случаи?

Пришлось рассказать. Я говорил осторожно, стараясь придать всему происходящему юмористический оттенок, но выходило не слишком убедительно. Ну нет ничего юмористического в отрывании голов собственным кошкам! Ваня не стал подозревать меня в сумасшествии. Наверное потому, что и сам был не очень нормален.

– Допустим, это не совпадения, – сказал он. – Допустим, и Демон, и Кэтти пострадали от программы… Гм… Психотропный шутер… Хотя… почему бы и нет?

Он задумался. Я ждал. Пока он рассуждал здраво, но почему-то споткнулся.

– Без пива, – вздохнул Ванечка, – совсем не думается.

Я спохватился.

– Я сейчас! Тебе какого?

– Ты не думай, – строго сказал Ванечка, – я не халявщик какой-нибудь! Следующий раз я проставляюсь.

«Ага, – подумал я, – с первой зарплаты». Денег у гениального программиста Ванечки не бывало по определению.

– Да ладно, – сказал я, одеваясь, – у меня и повод есть. Шеф приказ подписал.

– Так ты теперь начальник… – Ваня почесал переносицу. – Тогда пива не надо. Коньяк надо.

Принесенный коньяк подействовал на него исключительно ободряюще. Я даже бутылку еще не открыл, а Ваня уже сообщал мне свои соображения.

– Во-первых, два случая – еще не статистика. Надо выяснить, кто из твоих… и из моих уже прошел эту комнату. Поговорить с ними в реале. Поговорить с соседями…

– Где у тебя рюмки? – спросил я.

– Рю-ю-ю-юмки! – насмешливо протянул он. – Свою водку будешь из рюмок глушить. Вон там, в старом корпусе бокалы посмотри.

Действительно, в покрытом плесенью корпусе от компьютера нашлись два классических коньячных бокала. Тоже все в плесени. Я пошел на кухню мыть посуду. Ваня последовал за мной, но помощь не предлагал.

– Во-вторых… – Ванечка уставился в потолок и затих.

Я проследил его взгляд. По потолку по-хозяйски полз большой паук.

Я домыл бокалы и понес их в комнату. Хозяин двинулся за мной, упрямо рассматривая потолок. Я уже начал побаиваться, что Ванечка все-таки запустил игрушку и попал под шаманство зеркальной комнаты.

Налил. Протянул Ване бокал. Тот принюхался, очнулся и закончил мысль.

– «Во-вторых» очень сильно зависит от «во-первых». Надо собирать статистику.

И мы принялись собирать статистику. Я и не предполагал, до чего у Ванечки обширные связи среди админов городских локалок. Часа два мы коннектились с народом, выясняли, где уже появился «Рефлекс», кто в него играл, не было ли каких-нибудь происшествий с этими людьми.

Выяснилась странная штука: стрелялка появилась как бы сама по себе и сразу во всех сетях. Уже неделю ее гоняли по всему городу… и происшествий с людьми хватало. Кто телевизор из окна шуганул, кто мамины кактусы в капусту порубал… а один чел с красноречивым ником Slabak установил рекорд Медунивера по швырянию гранаты на дальность. Физрук пришел в восторг, а друзья откровенно офигели. Единственное, что мог Слабак бросить до этого – бычок в урну, да и то, как правило, недобрасывал.

По отдельности каждый случай являлся курьезом. Но все вместе, как верно заметил Ваня, – это уже статистика. А еще из этой статистики торчало два совсем не курьеза: поджог автомобиля и избиение хулиганов. Поджог можно было еще списать на пьяное ухарство, хотя поджигатель вроде как был трезвый – стоял рядышком и любовался, как горит соседская машина. Даже не отпирался и на следующий день деньги за машину отдал. А вот избиение хулиганов выглядело сюрно: стояли мужики под окнами, пиво пили. И песни пели. Народные. В полночь. Жители первого этажа не выдержали, высунулись и начали задавать парням наводящие вопросы: знают ли те, который час, и все ли у них в порядке с мозгами. В ответ певцы-пивцы сообщили жителям первого этажа много интересного и значительно большей этажности. Словом, обычная бытовуха, которая обычно заканчивается приездом полиции. Но на сей раз традиционный сценарий был нарушен. В разгар полемики из подъезда выскочил пацаненок лет четырнадцати и молча ввалил таких люлей парням, что у тех пиво из ушей пошло. Для справки – парней было четверо, и не слишком они были пьяные. А паренек живет на восьмом этаже, и окна его выходят на противоположную сторону.

Самое для нас интересное: и поджигатель, и борец за ночную тишину играют в «Рефлекс». И уже прошли на четвертый уровень.

– Да, – сказал я. – Впечатляет.

Ванечка не отозвался. Он зачем-то полез на сайт «Городской скандал» и принялся шерстить ленту новостей.

– Не все люди, сидящие в сетке, – пояснил он, – в ней же и общаются.

Я согласился. У меня есть парочка вполне взрослых юзеров, которых в чате ни разу не видел. Хотя чужие файлы качают, свои папки шарят – короче, сетевые ребята, но необщительные.

Выяснилось, что в городе за прошедшую неделю произошло много чего непонятного, скандального и даже криминального. Но было ли это как-то связано с «Рефлексом»? Я уже готов был махнуть на эти поиски рукой, как вдруг в браузере мелькнула знакомая физия.

– Крутани назад, – попросил я Ваню. – Фак… Факин фак…

«Фак» относился к фотографии. На ней красовался давешний следователь. Фотка была серая, официальная, явно из личного дела.

«Факин фак» был вызван текстом, который эту фотографию сопровождал. В тексте рассказывалось, что Владилен Макарович Чунигин, майор, следователь прокуратуры, знатный семьянин и гордость отдела, отправился в зоопарк, пристрелил там из личного ПМ пять горных баранов, после чего застрелился сам.

Когда я пересказал Ване подробности нашей с товарищем следователем встречи, он помолчал, после чего разразился спичем, по сравнению с которым мой «Фак – Факин фак» можно считать посланием президента парламенту.

– Плесни-ка коньяку, – попросил Ванечка враз севшим голосом.

Тут выяснилось, что плескать больше нечего, по ходу мы выдули пол-литра «Арарата», даже не заметили. Как кефир.

– Ладно, – сказал Ваня все еще сипло. – Давай тупо подумаем.

Мы тупо подумали.

Идей было мало, и все безнадежные.

Сообщать в правоохранительные органы? В принципе можно, но хорошо бы прийти на прием к следователю сразу в смирительной рубашке, чтобы потом не тратить время на переодевание.

Поднять общественность? Все, чего мы добьемся, – тысячи идиотов бросятся искать «Рефлекс», чтобы своими глазами посмотреть, что это за комната такая.

Собственно, на этом идеи и кончились.

Была еще одна типа идея, которая мне показалась бредом. Ваня брался написать вирусняк, который охотился бы по сетке за «Рефлексом» и мочил бы его без жалости. Я сильно сомневался в успехе этого предприятия. Даже если получится создать такой хитрый вирус, который какое-то время не будут ловить ни Касперский, ни Нод, ни Доктор Веб – даже в этом маловероятном случае можно убить только установленные игры на компах, подключенных к сети.

– Умные люди, – заверил я Ваню, – записывают инсталляшки в облака. Ну сотрет твой вирусняк установленную игрушку, и что? Умный человек установит игру заново и будет играть, выдернув соску из сетевого порта.

– Чтоб они сдохли, – сказал Ванечка. – все эти умные люди с их облаками!

– Если ничего не делать, этим может кончиться…

…Домой я вернулся за полночь. Мама не спала, хотя я ей три раза звонил, объяснял, где я и с кем. К последнему сеансу связи пришлось даже привлечь Ванечку. Он искренне уверил мою маму, что я с ним, практически трезв и абсолютно здоров.

И все-таки мама не спала.

– Слава богу, – сказала она, как только я перешагнул порог, – я так волновалась!

– Мама, – ответил я с тщательно выверенным мягким упреком, – я уже большой. Что со мной сделается?

И тут мама меня отчитала, как маленького. Оказывается, по городу уже поползли слухи. То ли какая-то банда орудует, то ли исламисты психотропное оружие применили – а только по улицам стало ходить небезопасно. Машины взрывают, людей избивают, а один маньяк из ФСБ с пулеметом ворвался в зоопарк и уничтожил там всех животных, а также часть сторожей.

Полчаса, не меньше, я объяснял маме, что оснований для тревоги никаких, не поленился даже найти оригиналы новостей, из которых городские сплетницы раздули такой психоз. Новости маму только убедили в ее правоте, и она ударилась в плач. Я напоил ее валерьянкой по брови, уложил, тяпнул из пузырька сам и свалился спать.

7

Просыпаться я начал только в кабинете у шефа. Как встал, как оделся, как оказался на работе – о том мог поведать только мой автопилот.

Просыпаться начал зря – шеф гундел что-то бесконечное о повышении производительности при улучшении качества на фоне сокращения себестоимости.

Чтобы не скучать, во время монолога начальства я пристально рассматривал иконки на рабочем столе его ноутбука. Иконки были все знакомые, сто раз пересчитанные во время бесконечных «пятиминутных» совещаний. Все, кроме одной. Новой. Но с известной мне картинкой. И названием.

Я, наверное, очень сильно отреагировал на иконку, потому что директор вдруг напрягся и спросил:

– Ты чего?

Я только помотал головой. Сказать ничего не мог.

– Белый весь… Плохо, что ли?

– Ага…

– А чего на работу приперся, если больной? Ты мне этот трудоголизм брось!

Еще пять минут назад я бы ухватился за эту идею, но сейчас ситуация изменилась.

– Ничего… С животом что-то… Извините…

И я очень натурально рванул из кабинета. Немного посидел в сортире, умылся и составил план действий.

Перво-наперво я устроил тотальную инспекцию компов. «Рефлекс» обнаружился на трех. Я тщательно удалил его, после чего построил группу (то есть крикнул: «Братья-программеры! Дело есть!») и провел небольшой инструктаж.

– Орлы! – сказал я. – У меня к вам огромная просьба. Не гамайте, пожалуйста, «Рефлекс». Вообще. Никогда.

У орлов немедленно разгорелись глаза, как при виде Прометеевой печени.

– А если замечу… – я выдержал паузу, обвел группу фирменным взглядом.

Есть у меня такой специальный взгляд, от которого стынет кровь в венах. И артериях. У некоторых даже в жилах, хотя там никакой крови никогда не бывало.

Испугалась только молодежь из числа студентов-тестировщиков. В глазах бывалых программеров читалось: «И че ты мне сделаешь? Выгонишь?»

– …не обижайтесь, – закончил я. – Тут же уволюсь к едрене фене.

Этого братья-программеры явно не ожидали. Получился удар под дых. Даже немного ниже.

– Юрец! – возмутилась одна из моих наиболее правых рук. – Что за наезды!

– Это не наезды. Это… просто просьба. Человеческая. Но если вы ее не выполните, то конкретно меня подставите.

Теперь орлы выглядели озадаченными. У Прометея обнаружился цирроз. Но поклевать-то хочется.

– Поэтому, будьте человеками, не гамайте, а? Даже дома! Спасибо за внимание, я вас очень люблю.

Программеры развернулись к компам в состоянии ошалелости. Я отчаянно надеялся, что моя проникновенная речь отсрочит неизбежное хотя бы на пару дней. А там… а там мы с Ванечкой что-нибудь придумаем.

Далее предстояла вторая часть Марлезонского балета. Я повторно – и по своей воле! – отправился в кабинет шефа. Судя по всему, мой стук оторвал его от важного занятия. Я скосил глаза на монитор… и немного расслабился: в панели задач ютилась милая безобидная косынка.

– У меня плохие новости, – сообщил я максимально замогильным голосом.

И понес пургу, которая сделала бы честь любой тундре: якобы появился новый вирус, который внедряется в некоторые компьютерные игрушки («В частности, в эту… как ее… “Рефлекс”, кажется»), и лечить его невозможно, и все подобные файлы надо немедленно удалить, и даже инсталляшки следует выбросить, и если вирус активизируется, то всем смерть, и бла-бла-бла, и ой-ой-ой.

Директор мой тундрой не был. Он сочувственно покивал и поклялся на коробке с Нодом, что немедленно своими руками удалит со своего компьютера все подозрительное. А потом добавил с проникновенностью исповедника:

– Юра! Ты очень плохо сегодня выглядишь. Шел бы ты домой, а?

– Хорошо, – сказал я, – я пойду. Дома поработаю.

– Дома, – возразил шеф, – надо отдыхать!

Из директорского кабинета я отправился на кухню. Не то чтобы очень хотелось есть, но на кухне стоял телефонный аппарат и не было посторонних ушей. Я постоял немного перед телефоном, собираясь с духом. Все-таки не каждый день подкладываешь свинью родному директору. Но он сам виноват! Надо прислушиваться к предупреждениям о вирусных угрозах, а не улыбаться понимающе! И вообще, у него сыну четыре года, а дочке – вообще полтора. И если директор попадет в зеркальную комнату…

Я сверился с телефонной книгой мобильника и набрал номер на офисном аппарате.

– Добрый день, – сказал я приглушенно, хотя вряд ли жена шефа знала мой голос, – это с работы вашего мужа… Проблема в том, что он в последнее время активно общается в интернете с одной молодой особой…

8

Домой я не пошел. Во-первых, настроение было препоганейшее. Хотя вроде как благое дело совершил – теперь жена шефа будет пасти его у компа круглые сутки, но все-таки… Во-вторых, если заявлюсь домой так рано, мама инфаркт получит. Или я получу, пока буду ей объяснять, что не заболел, не уволился и вообще все нормально.

Пошел я к Ванечке. Уже по его остекленевшему взору было понятно, что человек работает. И действительно, Ваня работал. Точнее, пахал. Так пахал, как может пахать только фанат, пашущий сам на себя.

– Вирусняк готов, – сообщил он даже без гордости, – никто его не ловит.

И продолжил стучать по клавишам.

– А теперь что делаешь? – спросил я.

– Делаю так, чтобы и дальше не ловил.

Я сел рядом и немного понаблюдал. Честно говоря, мало что понял и поэтому начал гундеть:

– Да ладно, это все равно полумеры. Стоит ли на это время тратить…

В ответ Ваня мотнул головой в сторону уснувшего ноутбука:

– Почитай.

Я не стал спорить и почитал, что там Ванечка накопал в Нете. Стало еще хуже. Взрыв мелкого хулиганства. Несколько попыток суицида (удачных, тьфу-тьфу-тьфу, ни одной). Растерзанные бродячие собаки. Еще один случай применения табельного оружия сотрудником правопорядка.

– Прочитал? – спросил Ваня.

– А ты уверен, что все это?..

– Так что извини, я время тратить буду. А ты можешь пока решать глобальные задачи.

Крыть было нечем, кроме мата.

Поэтому я напрягся и подумал, причем вслух.

– Хрень какая-то… Мистика…

– Не мистика, а психотропное оружие! – поправил Ваня, не переставая колотить по клавишам.

Что интересно, русский текст он с такой скоростью набирать не умеет. Видал я однажды, как он какую-то заяву составлял, – обнять и плакать.

– Один хрен, – огрызнулся я. – Психотропное оружие – это тоже мистика. А раз мистика, то и бороться с ней нужно мистически…

Мое мыслеизвержение было прервано противным визгом.

Ваня в тон ему едва не застонал – Касперский, видимо, вынюхал его «вирусняк», несмотря на все усилия. Ванечка откинулся в кресле так, что спинка не выдержала и сложилась. Ванечка оказался в лежачем положении, но вставать не спешил.

– Совсем плохо? – спросил я.

Ваня не ответил, попытался нашарить что-нибудь возле клавиатуры и выругался. Возле клавиатуры ничего не было, зато под столом валялась свежая кучка пивных банок.

– Что ты там нес, – вдруг спросил он, – про мистику?

Я продолжил мысль:

– Раз это мистика, то и бороться с ней надо… мистически.

Ваня повернулся ко мне всем телом и стал ждать продолжения.

– А дальше я еще не придумал, – признался я.

– Тупой ты, – огорчился Ваня, – дальше не придумал, пива не принес…

Реплику про пиво я решил проигнорировать. Не хотелось мне бегать ни за каким пивом.