Стихотворения, красивые в профиль. Избранное

Андрей Сен-Сеньков

Стихотворения, красивые в профиль. Избранное

© А. Сен-Сеньков, 2018

© А. Долин, предисловие, 2018

© Е. Павлов, послесловие, 2018

© ООО «Новое литературное обозрение», 2018

Стихи и вещи

Название «Стихотворения, красивые в профиль» кажется случайным, ничего не значащим. Но только тому, кто еще не открыл книгу.

Андрей Сен-Сеньков, наверное, единственный поэт, готовый придать названию текста большее значение, чем самому тексту. Собственно, иногда текста нет, только картинка под разросшимся названием. «Молния: престижное кладбище для карманных фонариков, особенно для тех, что бесплатно раздают во время рекламных акций», например. Разве нужно тут еще какое-то продолжение?

У текста нет, не должно быть третьего измерения. В профиль он обязан быть никаким, исчезнуть без следа. Но стихотворение – не просто текст. Оно никогда не равно себе, и чем меньше в нем знаков, тем больше на странице пробелов. Через них, если развернуть в профиль – оставить набор этих слов в голове после прочтения, не перелистывать сразу, – и проявляется новое измерение: другой, не написанный, невидимый образ. Об этом – и провокационное название первого текста в сборнике: «Книжка, а давай мы не будем тебя читать». Ее и не надо читать, ее надо смотреть. Будто картины Магритта, которые тоже теряют многое (возможно, важнейшее), если не читать подписи.

Вся поэзия Сен-Сенькова – об изменении ракурса, об умении увидеть невидимое, а плоскому придать объем.

* * *

«Красиво» у Сен-Сенькова то, что неожиданно, что застает врасплох. Сам он называет это «перефокусировкой взгляда». Ходячая печь Емели тут вдруг оказывается маленьким мальчиком; город Будапешт – человеком, который ночью голым идет по своей квартире; брови домиком превращаются в настоящий дом; могила старого художника становится листком бумаги, подложенным под ножку стула; автобус и троллейбус отбивают друг у друга маршрутку; двенадцатизначное число обретает облик и разум.

Взгляд Сен-Сенькова сродни взгляду ребенка, одушевляющего окружающий мир. Или бога, можно пофантазировать в эту сторону. Но это бог безответственный, чьи путаные речи лишены пафоса и назидательности. Бог мелочей.

* * *

На самом деле Андрей Сен-Сеньков – практикующий врач. Об этом я узнал не сразу. Мы познакомились, когда я составлял книгу о кинематографе Джима Джармуша и искал поэтов, которые согласились бы написать туда стихотворение. Многие отказывались с негодованием или недоумением. Другие приняли вызов. Сен-Сеньков оказался единственным, у кого уже были стихи о Джармуше. Они будто ждали своей минуты и совпали с моим замыслом. К жизни книгу вызвал «Патерсон» – фильм Джармуша о поэте, водящем автобус. С тех пор я не могу отделаться от этой связи: Сен-Сеньков – Джармуш – Патерсон. Тем более, что один из невидимых героев фильма, существовавший в реальности американский поэт Уильям Карлос Уильямс, тоже был практикующим врачом.

«Мои врачебные слова» (не врачующие, заметьте) – говорит о себе Сен-Сеньков. Хороший врач обладает даром остранения по Шкловскому: он должен увидеть любое явление, болезнь, пациента будто впервые. Через стихи этот метод распространяется на весь мир. Больница, в свою очередь, становится таким миром – может быть, даже загробным, где есть свой Данте и своя Беатриче. Как не вспомнить чудесное румынское кино о смерти и вознесении одного пенсионера – «Смерть господина Лазареску»; его героя тоже звали Данте, а врача – Вергилием. И все они – поэты.

* * *

В этих стихах очень много кинематографического. Большинство похожи на короткометражки – иногда документальные (наблюдения), иногда игровые (бывает, что остросюжетные): эти чаще всего почему-то напоминают картины Эдварда Хоппера, за которыми угадывается нерассказанный сюжет. Бывают и полнометражные, почти поэмы. Встречается анимация. Но воображаемая: экранизировать – ни-ни.

Неслучайные имена. От прибытия поезда братьев Люмьер до Фридриха Вильгельма Мурнау, от Кароль Буке с Джеймсом Бондом до Хичкока и от Линча до Каурисмяки, а потом обратно в прошлое, к безвестным русским комикам, нашим Чаплинам, которые сгинули, как не бывало.

И, конечно, монтаж, со времен Эйзенштейна – фетиш русского кинематографического сознания. Что превращает верлибр в поэзию, отделяет от прозы? Именно эта способность разрéзать строку и через разрыв соединить образы, слова, смыслы, найти вместо рифмы иное созвучие.

* * *

Но монтаж – еще и ритм, а ритм объединяет стихи с музыкой. Сен-Сеньков чувствителен к мелодии, ладу, тону, звуку как таковому, словесные эквиваленты которого так трудно бывает подобрать; его стихи – «музыка маленького роста». Eine kleine Nachtmusik для него – то, без чего не существует если не вселенной, то ее выражения в стихах. Напротив, человек, решивший от музыки отказаться, – чужак, изгой, диковина: этому герою даже посвящен отдельный текст. Порой музыка – фон для событий или размышлений: как писали раньше в соцсетях, current music, как в «Чья-то мама слушает R. E. M.». Иногда что-то более личное: мама поэта слушает другое – Джо Дассена, и «у нее классный вкус». Ну, а поэт, меж тем, вместе с самим Сатаной слушает плеск воды, омывающей камушки на берегах Миссисипи, и вспоминает о блюзовом гении Роберте Джонсоне, по легенде продавшем душу Нечистому.

Поэзия Сен-Сенькова, по его определению, «трансгенный рок-н-ролл», в котором регулярность грохота и танца выродилась в едва слышные шорохи, в мышиную и мушиную возню: нужно по-особому напрячь слух, чтобы их не пропустить, чтобы почувствовать их ритм. Чет Бейкер или Джон Колтрейн, мутировавший в сторону экспериментального free-джаза, возникают там и сям на полях free-лирики. Но пока играет эта едва уловимая музыка, жизнь продолжает продолжаться («Ручки радиолы как руки Венеры Милосской»).

Что там – за границей молчания и небытия? Как Саша Дванов в платоновском «Чевенгуре», Сен-Сеньков хочет узнать секрет вечной тишины у рыб, привычных инопланетян в домашнем аквариуме. А где-то на дне самых пытливых ждет «затопленная костница».

* * *

Элвис Пресли в новой жизни стал белым мышонком. А Карлсон тихо стоит на крыше, осознавая, что никакого Малыша не было. Или тот умер. Папа с мамой и фрекен Бок думали, что Малыш придумал Карлсона, но все было иначе. Наоборот. Призрачный мир проявлен, реальность разогнана, как туман.

Эта инверсия – возможно, самое магическое, что есть в стихах Сен-Сенькова. Здесь не художник Пиросмани рисует зверей, а они – художника. Вместо девушки со спичечной фабрики откуда-то берется спичка с фабрики девушек. История распятого бога рассказана с точки зрения забитого в его крест гвоздя.

Поэт переворачивает театральный бинокль и видит, как сцена и человечки на ней уменьшаются, превращаются в крохотных забавных существ, которых можно уместить на ладони.

Устройство снежинки становится темой поэмы. Большой дом строится из одной пылинки. Падение и растворение в чае крупинки сахара превращается в целую драму. Из всей экскурсии в Париж запоминается только сломанный ноготь. Бесконечные паломники идут к самой маленькой скульптуре в России – питерскому Чижику-Пыжику, – чтобы отдать ему дань. А ведь чтобы его увидеть, надо наклониться над парапетом.

* * *

Чтобы читать стихи Сен-Сенькова, кажется, тоже надо наклонить голову или принять странную позу, в которой вещи и явления встанут под необычным углом – а тот способ, которым с нами говорит поэт, окажется единственно возможным. Но, быть может, обойдется без эквилибристики. Патерсон у Джармуша водил автобус, Сен-Сеньков живет в Москве и ездит с работы домой на метро, по оливковой Люблинской линии. Не исключено, что эта книга идеальна для подземного чтения: спуститься, сесть в поезд, включить в наушниках музыку, открыть книгу и прочитать единственную на весь сборник рифму:

В Люблино – влюблено.

Антон Долин

Книжка, а давай мы не будем тебя читать

герой русской сказкиедет на печидавит по дорогецветы с лицами третьеклассницмаленькие советские     автомобилиямы ямки и ямочкиот этого печь постоянно     подскакиваетона маленький мальчиккоторый чтобы не заплакатьзапрокидывает голову назад ичасто-часто моргает

Будапешт гуляет по берегу Дуная

ночью будапешт похож на     человекавышедшего из душаи идущего по коридору голымв полной уверенностичто никого не встретитбудапешт идет мимо комнатыгде когда-то жила братиславамы плохо с ним помним она     женщина город или кошкапомним только чтовсегда хотели купить ей шубкуно она в ней уже родиласьи умерла

Просто пациент, просто фотография старого человека

печально удивляется моим     врачебным словамделает брови «домиком»седымбелоснежнымбелым домикомпохожим на тот что ненавидят     в моей странеон наверное тожемне хочется чтобы под крышей     домикапоселились какие-нибудь     добрые смешные существаи прожили там оставшиеся ему     последние месяцына прощание он медленно     улыбаетсяи громко хлопает своей     маленькой дверью

Eine kleine Nachtmusik

внутри тишинызавязанное в узелоксладкое сухожилие крикаузелокмаленькийкак городв котором на свадьбах и похоронахиграетодин и тот же оркестр

Пешком по небу Брюсселя

над square de l’Aviationвсегда два небакак на одной из тех картинокгде видишь старую колдуньюно знаешь что есть имолодая красавицанужно просто     перефокусировать взгляднад square de l’Aviationдва маленьких небакрутятся как пропеллерырубяна пассажирские кускитех стюардесс что летят мимо     возрастаточно в аэрофлот

Маленький памятник Нильсу Абелю, поделенный на два

норвежский математикпишет в письме матери«одно из чисел разумно,я говорил с ним!»это число 10097531112.оно похоже на лонгдринк своим     черным хвостиком привкуса.если писать его охлажденным,оно будет делить тебя только на     «да».

Пляж на орбите

до белок-стрелок сначала     отправляли кошеккошки улетали но никогда не     возвращалисьпросто не хотелипросто не понимали зачемвыходили в открытый космоси нанизывали на когтисверкающие как мыши     в темноте звездывыходили осторожно красивокак тытрогающая ногой водуперед тем как войти в голое     море

Обычный поздний вечер московского человека, который не любит музыку

он находит на ладонилинию жизниона ему не нравитсякак и сама жизньстягивает ее пальцамии тянет влевопотом вправопотом кладет на неемаленькие предметыкиндер-сюрпризызамороженные ягодкиподрисовывает фломастером     веточкивсё не тоничего не меняетсяпотом притягивает к линии     жизнилинию любвии ониспутываются как проводки     наушников

Экологические подростки

девочка дождь и мальчик снегиграют в карты на раздеваниеотчаянно поддаются друг другусбрасывают свитера из оксида     азотадизайнерские майки из     аммиака и сернистого газабрючки из солей тяжелых     металловнижнее белье из     фотооксидантоввпервые нагиерастерянныедышат так частословно получили весь чистый     воздух одним файлом

Чья-то мама слушает R. E. M

розовому жуку,посаженному в спичечный     коробок,снится,как постепенно исчезают     ненужные крылья.испугавшись,он пытается расцарапатьсвою маленькую темноту.просыпается.и немного летит.с двадцатой недели     беременностиу человеческого плодафиксируетсяфаза быстрого движения глаз.значит, он начал видеть сны.и немного летит.

Бумажная грудь

есть в каждой маленькой     книжкетакие две точкиони очень стыдныеторчат обычно из последней     страницыони похожи вот на чтоумирает кто-то из родственниковтебе все соболезнуют тебя все     обнимаюти ты чувствуешь прикосновение     сосков жены лучшего друга

Мы правильно сделали, что проиграли эту войну

наши короткие военнопленные     предложенияв прилагательных шинелькахпошатываясь проходят мимоих спрячут подальше от     маленьких книгкак колющие и режущие     предметыа из горла нашей книжной     полки достанутеще не изобретенную бумагускатанную в шершавые шарики

Вермеер, свернутый несколько раз

в старой делфтской церквина могилу вермеераиз окнападает светточно такой жекак на холстах мастералюди подложили могилукак листок серой бумагипод ножку старого столастарого стуластарого мирачтобы онине качались

Девять утра

он снова ее прощаетснова прощает ей всёхочет целовать пальцы на ногахмедленноодин за другимглубоко вдыхает и почти     решаетсястоп говорит себетолько досчитаюдо десятиу нее нет одного мизинца

Наверное, хорошо, что у них не бывает детей

в час ночис балконасмотрю на последний автобусочень медленно и грустноразворачивающийсячтобы уехать тудагде можно спать сладкостояначинается дождьи на железной спинке автобусапоявляютсяпрыгающие серые прозрачные     точкиот прицелов двух снайперских     винтовоктроллейбусау которого увеликрасивую приезжую маршрутку

Cross Road Blues

роберт джонсонна пересечении шестьдесят     первой и сорок девятойпродает душу дьяволучтобы от звука его гитарыженщины увлажнялиськак камешки у берегов     миссисипидолго торгуютсяобязательные бумаги в двух     экземплярахпопсовая подпись кровьюдьяволу просто скучно со всеми     этими паганинион развлекается и тянет времяпотом возвращается в мотельмеланхолично сжигает бумагизакуриваетналивает стаканчик бурбоназакрывает глазаи слушаеткак камешки у берегов     миссисипивысыхают

Любимый певец моей мамы

вот семидесятыевот мама с ее ужасным вкусомвот год назад женщина роется     в кошелькечтобы набрать сто рублейи купить старый запиленныйплохоужаснозаписанный советский винилвот ты перечитываешьстихотворение своего рижского     другапро джо дассенаи его леопардовые плавкивот он уже в твоем mp3 плееревот уже ты вообще ничего не     слушаешькроме джо дассенавот греческий остров закинтосидет дождьты сидишь под дождем на     пустом пляжеджо дассенконечно джо дассен     в наушникахчерные проводкитекут по щекам вместе     с каплями дождякак слезыпривет маматы никогда не читаешь мои     стихотворенияу тебя классный вкус

Цифровая Колумбия

защитник андрес эскобарна чемпионате мира     в девяносто четвертомв матче с американцамизабивает гол в свои воротасборная колумбии вылетает из     турнирачерез десять днейэскобара убивают в медельинеубийца из наркокартелястреляет в него шесть разкаждый раз выкрикиваягол! гол! гол! гол! гол! гол!стихотворение это всегда     автоголпосле которого в теле умираютшесть сантиметровшесть секундили шесть других     стихотворений

Прогулка с карандашом

Антанасу, Пальмире, Руте

вильнюсские церквиэто запястьяна которых рисуют крестикичтобы вспомнить на следующее     утрочто-то важноеесли бы рядом с крестикамидождь рисовал ноликис ним можно было поспоритькто первымпрочертит молниюна вырванном из записной     тучкинебе

Каждый день хочется заблудиться

Николе Маджирову

луна идет за потерявшимся     ребенкомуже давноспотыкаетсяу нее совсем не осталось силона замерзаетребенок оглядываетсявспоминает телевизор     рассказываллучший способ согреть     замерзающеголечь с ним голымнужен кожный контакт против     гипотермииребенок раздеваетсявспоминает телевизор     рассказывал ещедети опасайтесь незнакомцевно все равно раздеваетсяобнимает лунупусть каждый из вас решит для     себязамерзнут они или замерзнут

Из Подмосковья с любовью

в пятидесятые лас-вегас     привлекал туристовне только своими казинов сотне километровот игровой столицы америкивоенные испытывали ядерное     оружиелюди сидели на балконахв барахлежали у бассейновнаблюдая за бокалом сухого     мартиникак после взрывовкрасиво вырастают ядерные     грибывсевозможные подберезовикиподосиновики сыроежкимухоморы поганкишампиньоны лисичкиразмножаются спорамио многом спорятнаступает дождливаянемного холоднаявойна

Проездной слегка помялся в кармане

каждое утромое маленькое метрооткрывается медленнословно флешкакоторую упрямо много месяцевнеправильно вынимали из     компьютерамегабайты вагончиковеле-елепластмассовотудагде у тебя всегда крошечные     файлы

Легкое как атлетика

стихотворение всех победило     всех обогналобумагукарандашменяпальцыоно очень быломы не смогли догнатьтеперь его нетно оно делает круг почета

Какой красивый почерк

человек-невидимкачерез газету брачных     объявленийнаходит ту самуюпишет ейполучает через неделю ответпрозрачное письмодогадываетсячто там всего четыре словане хочу тебя видеть

Шпионаж за капитализмом

когда едешь в метро поздно     вечеромвесь уничтоженный     двенадцатичасовой работойтогда чтобы оправдать себя     перед своей женщинойза эти заработанные как бы деньгипридумываешь что твоявыкрашенная в оливковый цветлюблинская линияи есть та самая оливка в бокале     джеймса бондараздавленная дорогим     ботинком тогокто платит тебе зарплатупоэтому она такая вытянутаяна целых семь остановокс нестерпимо проездной     косточкой внутри

Пей, бейби, пей

высокаяпочти двухметроваяпочти бодлеровскаявеликаншаволейболисткапосле разгромного поражениясидит однаночьюв номере отеляоткрывает мини-барсмотрит на маленькие     алкогольные бутылочкиоткручивает одну крышечкупотом вторуюдве крышечки кажутсятеми двумя часами перед     регистрациейвозможно последнего в жизни     рейсаилиглазамипостепеннопривыкающимик темноте

Его женщина опять мертва

в мартенаходят подснежникиодинпотом ещеи ещемного «подснежников»замерзших зимой пьяных     и убитых человечкових находят но никогда не     опознаю́тв подвале больницыженщинато что от нее осталосьбеатриче наверноесамое обычное имя русских     девчоноксеверной алкогольной     божественной комедиизаканчивающий смену дантеперечитывает подснежникрешает что пару лепестков     в немследует переписатьпозжекогда поднимется на лифтеи примет душ в чистилище

Даже их надо обманывать, что любишь

по лежачему полицейскомупроезжают автомобиливдавливая его позвоночник     в асфальтему обещали что работа есть     любовьчто будут любитьпока нетникто из проехавших не     вернулся ни разуникто не захотел проехать по     нему сновалюбовь это же когда     возвращаютсяон так и лежитсо временем забудет слово     любовьу меня нет машиныно иногда я подхожунаступаю на негожду немногои наступаю снова

Красивые крылья Карлсона

растолстевший икартяжело дыша подходит к краю     крышипропеллер уже не тотпохож на крошечный     бесполезный вентиляторда еще эта бесконечная     аллергия на птичий пуха малыша малыш умера малыш больше не     придумываетсянужно все равно же немножко     куда-то назло лететьвот только надо выпитьнемного выпитьнадо вспомнитьнемного вспомнитьнемного выпитьчто слишком близко     к асфальтовому солнцу     приближатьсяопаснопотом окажетсячто у него был маленький но     успешный бизнессемьядве собакии что нас в детстве наебали

Затопленная костница

в одних рыбах костей многов других меньшепервые отращивают их     специальночтобы реже жить съеденнымивторые научились вытаскивать     из себя костии оставлять их на днечтобы стать съеденными чащеэти рыбы всегда мокрыев противоположные стороны

На ужин никто не придет

если падает нож значит придет     мужчинаесли падает ложка – женщиначайная брюнеткадесертная блондинканелепо взмахивая ручкойпытается за что-нибудь     зацепитьсяпадаетпадшая женщинасеребряная фамильная самкау которой положительный тест     на вилку

Инопланетяне

в детстве я зналчто аквариум придумали умные     рыбыэто линза через которуюим лучше видно людей и их     детейпроще изучать такчем через морские волныразмывающие точность     наблюденийпрошло сорок летученые рыбки по-прежнему     беззвучно умираютуплывают по канализационным     трубамс зашитыми в брюшкахрезультатами секретных     исследованийна родине их хоронят     с почестямив соленой воде

Разноцветное дзюдо подлости

черного пояса в подлости не     бываетлучший получает серыйдержит его в рукепродевает между пальцеви дергаетсловно включает что-то белое     на перемотку

Рентгеновский снимок дождя

Алексею Сысоеву

сегодняшний дождьбудто написанное от рукина кассете с демо-записьюимя начинающего музыкантадождь никому не известенникто не покупает на него     зонтики в первые рядыпотом он умирает     и заканчиваетсяот него остаетсянеизлечимо красивое     воспаление легкогои тяжелого

Второе пришествие

человек с молоткомдержит во рту гво́здикиодин он случайно проглатываетмаленький умный гастроскоп     в шляпкетеперь всё увидитудивитсяи всё металлически точно     запомниткогда станут вынимать из     желудкавспомнит забытые легенды     о том чтокогда-то мир принадлежал     гвоздями люди даже принесли им     однажды в жертву своего     богакогда вернется к своими расскажет что на самом деле     внутри у человекаему не поверятобольют святой гвоздиковой     водойи мы заржавеем

Сломанный в Париже ноготь

ноготь похожна улыбку у которой нет губна вырезанный из твердого     облакаелисейскими ножницамиманикюрный мостикс которого прыгают от счастья     внизи от несчастья тожевверх

Азия. Семидесятые. Жара

там внутри по кругу летаютжелтые самолетикиспят еле различимые людикогда проснутсяих не заставят разуваться     и снимать ремнимамы разрешают незнакомцамугощать детей куриными     конфетамиа у стюардесс в глазахсиние улыбкиночью в холодильникеяйцабелые уютно безопасныекак аэропорты в моем детствена сковородке

Новая Европа

маленькая француженка мышьвпервые приходит в мышеловкутуда где бесплатный сыргуляет осматривает     достопримечательностиартефакты скульптуры     и портреты предковпогибших за арриньи бель-де —     шан канталь нёшатель     и рокамадурона сыр не любит если честнода и как-то глупо его любить     в двадцать первом векепросто к понедельнику нужно     написать сочинение по     историиа так лучше бы туда где живые     друзья и пепси-колав которой дырочкии у которойсладкая плесень

Он никому не отдаст этот букет

к мужчине на свадьбеслучайно прилетает букетнеудачно брошенный невестойон удивленно смотрит на белые     цветыв их бледные лицалица тонких выращенных     людейс условно обозначенными     конечностямивспоминаеттаких он рисовал в детствена стенах подъезда жжеными     спичкамивспоминаеткогда в дом попала бомбаоказалось что здесь жило очень     много одиноких рукодиноких ногтихо идет к выходуприжимая к груди невесомо     целлофановуюинвалидную коляску

Гематома в форме колеса паровоза

никто не выбегал в ужасетолкаясьиз залагде братья люмьервпервые показали«прибытие поезда».об этом известно всемтем не менеелегенда продолжает жить.на ее заднем планеуже поселились ангелы.у них как у человековвместо крыльевмягкие локти.

Футбольный полуфинал головного мозга

феликс видвальд глубокий     стариккогда-то играл за «вердер»довольно успешно стоял     в воротахв свои восемьдесят восемьон уже многого не помнитплюс у него скверный характербродя по городу герр видвальд     всем надоедаеттихо но настойчиво бормочет     продавцу цветовтыча пальцем в круглую белую     хризантемувам нельзяне трогайтек мячу прикасаться может     тольковратарьникто его не слушаетот старика отмахиваютсяи заворачивают хризантему     в сетчатую тканькак видеоповтор белого     одиннадцатиметрового

Ноль градусов будущего

на улице нольникого ничего нетпри такой температуре     появляются женщины —     полицейскиепотом дети-полицейскиепостаршеи помладшепо ночамони вешают снежинки как     кошекна двухэтажной кроватке     термометра

Джудит Скотт трогала своими руками свои гены

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.