Полная версия
История противостояния: ЦК или Совнарком
Большевистские деятели учились финансовой премудрости буквально на ходу. 23 ноября 1917 г. ночью В. В. Осинский писал супруге: «Милая А[лександра] М[ихайловна], я пишу дома, а потому не на той чудесной слоновой бумаге, на которой излагаю свои распоряжения как комиссар Государственного банка. Я был так занят, что не мог в точном смысле слова ни минуты оторваться от банковских дел. Были дни, когда мы там сидели от половины девятого утра до 10 вечера, не обедавши, а потом ехали в Смольный. И все время распоряжения, сообщения, прием всяких людей и пр. Мы занимаемся не очень-то почтенным с виду делом: ломанием стачки чиновников банка, и с каждым днем выигрываем почву. Теперь уже у меня куча помощников, и их (чиновников) дело проиграно в принципе: мы овладели банком. Как это ни странно, обнаружились у меня, хотя и неполно, так сказать, но административные и организационные таланты. И то, что мы возьмем банк – большое завоевание, если до тех пор не лопнет все хозяйство. И то, и другое – вопрос двух-трех дней. Словом, мы в самом сердце хозяйства, как сказал сегодня на совещании банкиров, нами созванном один из финансовых тузов, и поэтому наша работа так лихорадочна»160.
Заметим, что национализация банков имела одно важное следствие: она предоставляла большевикам возможность ликвидировать мощную группу давления на власть. По признанию военного представителя Антанты в Российской империи – Республике А. Нокса, в начале 1916 г. М. В. Родзянко выдал ему нечто из серии: «Распутин никогда не сможет начать борьбу за мир, т. к. ему противостоит множество банков, которые делают на войне слишком большие деньги, отчего не могут остановиться и остановить войну»161.
Исходя из собственного административного опыт, а также своей теории, М. С. Восленский посчитал, что на народные деньги наложил лапу новый класс эксплуататоров, т. е. партноменклатура, однако такового класса в Республике Российской в то время не существовало. В действительности все финансовые вопросы были сосредоточены на данном этапе в руках не какой-либо социальной группы, а совершенно конкретного органа – Совнаркома и лично его председателя В. И. Ленина (первый централизованный бюджет и «единая касса партии» появились только в 1926/27 году162).
Именно контроль над государственным бюджетом и финансами обеспечивал Совету народных комиссаров властный приоритет, поскольку партийная касса, находившаяся в руках руководителей Секретариата Я. М. Свердлова и Е. Д. Стасовой, а затем одного Я. М. Свердлова, пополнялась весьма скверно, если не считать экстраординарных поступлений, о которых (немецкие деньги – разговор особый) историкам до сих пор известно то немногое, что, во-первых, таковые были, во-вторых, их ни на что не хватало.
Естественно, после прихода к власти большевики не всегда были готовы к занятию высоких государственных постов. 17 июня 1920 г. Н. Н. Крестинский, который, будучи членом и секретарем ЦК РКП(б), формально руководил финансовым ведомством вплоть до 1922 г., когда совсем отошел «от работы»163 в коллегии Наркомата финансов, признавался: деятельность возглавляемого им Наркомфина «разделилась с самого начала на две части – по ликвидации старых, ненужных учреждений и по строительству новых. При этом благодаря сложному финансовому учреждению капиталистического строя и самодержавной государственной машины, ломки [в НКФ РСФСР] было, пожалуй, больше, чем в других комиссариатах. Что же касается нового строительства, то здесь задачи были более, чем скромные. Когда я выступал впервые как наркомфин, я считал, что одной из главных задач нашего наркомата является подготовка ликвидации комиссариата, который в будущем развитом социалистическом обществе будет не нужен. И работа этих двух лет была большей частью ликвидационной. Когда мы унаследовали Министерство финансов от Керенского, то оно состояло из сложной сети общей канцелярии министра финансов, Государственного банка, Главного управления сберегательных касс и Департамента государственного казначейства, Железнодорожного департамента, Таможенного департамента, целой сети частных банков, которые не были государственными учреждениями, а были ведомственно подчинены, затем Московский народный кооперативный банк и бесконечное количество обществ взаимного кредита, городских общественных банков и т. д. и т. д. В настоящее время со всем этим министерством покончено»164.
Основной проблемой Совнаркома изначально стало проведение многочисленных декретов в жизнь. На заре рабоче-крестьянской власти сложилось, а в начале 1920-х гг. все еще сохранялось такое положение, при котором значительный процент декретов оставался пустой тратой бумаги. Большевик Е. И. Бумажный в 1923 г. заметил на заседании XII съезда РКП(б), что член коллегии Наркомата Рабоче-крестьянской инспекции СССР и председатель специальной комиссии Совета труда и обороны СССР А. А. Коростелев «мог бы много интересного рассказать относительно того, как преломляются в жизнь наши декреты и как они искажаются»165. У Центрального комитета РСДРП(б) – РКП(б) и Совнаркома РСФСР и затем СССР как двух властных центров не было специализации: оба органа проводили назначения как на советские, так и на партийные должности, однако в повестке дня правительства все же было огромное количество мелких вопросов, которые приходилось систематически передавать в Малый Совнарком, справедливо прозванный «…разгрузочной комиссией Большого Совнаркома от административно-финансовой вермишели»166. У большевистского ЦК такой проблемы не было: в условиях отсутствия серьезного бюрократического аппарата от Е. Д. Стасовой и вплоть до И. В. Сталина второстепенные политические вопросы решались перегруженным до отказа Секретариатом ЦК – под бдительным присмотром его руководителей.
Как мы показали в нашей книге «Узда для Троцкого», 28–30 ноября 1918 г. в качестве аппаратной надстройки над Совнаркомом был создан Совет рабочей и крестьянской обороны: формально – высший чрезвычайный государственный центр власти, вставший над образованным 2 сентября Я. М. Свердловым и Л. Д. Троцким Революционным военным советом Республики; фактически – орган ленинский орган диктатуры167, что прекрасно осознавали большевики, принимавшие на общих собраниях членов РКП(б) и сочувствующих резолюции из серии: «1. Принимая во внимание постановление ВЦИК о создании Совета Революционной Обороны Раб[оче]-Крест[ьянской] Республики как органа Военной диктатуры, способного отстоять дело Международной Социальной Революции, – Общее собрание членов партии Сокольнического района приветствует это решение, обещает Рев[олюционной] Соц[иалистической] Кр[асной] армии всякую моральную и материальную поддержку. 2. Констатируя факт Корниловского набега на Германскую революцию и стремительный натиск стран согласия на удушение международной Революции, Общее собрание решительно призывает товарищей, членов партии и трудящихся всей Советской Росс[ии] и пролетариев всех наций, к активной поддержке Германской Революции и к готовности к последнему и решительному бою международного пролетариата за Междунар[одную] Советскую Республику, за братство трудящихся всех стран»168. Впервые после прихода большевиков к власти идея такого центра была выдвинута, как это ни парадоксально, в саморазоблачительном первоапрельском 1918 г. послании В. И. Ленину и. д. наркома по военным делам РСФСР Н. И. Подвойского169 (см. Документальное приложение, № 1).
В. И. Ленин признался 21 мая 1921 г. в том, что компетенция Совета рабочей и крестьянской обороны была практически никак не зафиксирована, а значит, неограниченна: «С[овет] т[руда и] о[бороны] (так Совет обороны стал называться с 1920 года. – С.В.) работал около года рядом с СНК, не имея в сущности никакой конституции»170.
Создание Совета обороны затормозило ведомственное раздирание правительства, хотя значительных успехов в этой области и не были достигнуты. Даже Главнокомандующий всеми вооруженными силами Республики беспартийный военный специалист И. И. Вацетис, который не производил впечатления государственно мыслящего человека, констатировал 25 декабря 1918 г.: каждое ведомство действовало будто и не было военного времени, как если бы «социалистическое отечество» находилось у него «за пазухой»171, а вовсе не было «в опасности», как это неоднократно декларировалось со времени наступления германских частей на Петроград в начале года. В марте 1920 г. Совет рабочей и крестьянской обороны был преобразован в Совет труда и обороны как особую военно-экономическую комиссию при Совнаркоме, сохранив огромное значение в системе высших государственных органов РСФСР172.
Член Президиума и секретарь ВЦИК В. А. Аванесов озвучил на заседании Организационной секции VIII съезда РКП(б) в марте 1919 г. главную проблему, вставшую в конце 1918 – начале 1919 г. перед партийным аппаратом: «Мы перестали быть нелегальной организацией, мы вышли из рамок того тесного круга, в каком были раньше, мы стали государством, а вы (Осинский и другие децисты, выступавшие против размывания старых большевиков как руководящего ядра партии. – С.В.) хотите государство втиснуть в рамки нелегальные и сказать, что в этих рамках можно строить работу так, как мы строили ее раньше. Несомненно, формы изменились, и мы должны к этим новым формам приспособлять новый партийный аппарат»173. Как справедливо заметил секретарь и член ЦК РКП(б) Н. Н. Крестинский в марте 1920 г., «[всероссийскими] съездами [Советов] завершилось конституционное строительство советской власти и стала вырисовываться задача, как Коммунистической партии руководить этой конституционно устроенной Советской Россией»174. Член Политбюро ЦК КП(б) У Я. А. Яковлев (Эпштейн) выразился более лаконично: «спор за господство партии в стране»175. Идея о невозможности управлять огромной, даже после распада Российской империи, страной небольшой, крайне условно сплоченной находящимся в постоянной эмиграции вождем, группой лиц витала в воздухе.
На VIII съезде РКП(б) 1919 г. именно вопрос о примате партии или государства решали, когда обсуждали взаимоотношения «между партией и Советами». По сути к съезду оставались два центра власти, которые оспаривали лидирующее положение друг у друга – это прежде всего ЦК РКП(б) и СНК РСФСР с Советом обороны как его узкой коллегией, а также Президиум ВЦИК, члены которого сохранили определенные иллюзии в отношении своего места в советской политической системе. Вождю мировой революции пришлось выдержать серьезный натиск представителей второго эшелона большевистской верхушки, сгруппировавшихся вокруг Президиума ВЦИК и Секретариата ЦК РКП(б) и почти до открытия съезда объединявшихся персонально вокруг фигуры Я. М. Свердлова. В. В. Осинский, бывший в первом составе советского правительства председателем Высшего совета народного хозяйства, от лица оппозиции, оформившейся впоследствии в группу демократического централизма, настаивал на объединении всех трех властных центров под эгидой Президиума ВЦИК, в крайнем случае – на персональном объединении большевистского ЦК с Совнаркомом. В 1922 г., характеризуя деятелей оппозиции, вождь признал Осинского «громадной силой»176 и констатировал: «У т. Осинского сильная его сторона – с энергией и нажимом наступать на то дело, за которое он берется»177, но при этом слабая – склонность к сведению политических вопросов к аппаратным.
Если большинство членов ЦК войдут в состав Совнаркома, рассуждал в 1919 г. В. В. Осинский, будут достигнуты «следующие преимущества. Во-первых, Совет народных комиссаров превратится в правительство в полном смысле этого слова. Он должен будет постоянно руководить политикой, т. к. там будут наиболее ответственные политические работники. С другой стороны, ЦК всегда будет находиться на месте, ему даже не придется заседать для решения отдельных вопросов, так как эти вопросы будут решаться в заседании Совета народных комиссаров. А если нужно будет решать вопросы более общего характера, то не трудно будет созвать Центральный комитет. Такая конструкция Совнаркома гарантирует наличие настоящего правительства, живо работающего. С другой стороны, действительно будет существовать [ЦК]. Против этого могут возразить, что тем самым мы нарушим деловую работу Совета народных комиссаров. Сейчас [СНК] состоит исключительно из деловых людей, и если не исключительно, то в значительной степени, из людей, в политических вопросах разбирающихся очень плохо (курсив наш. – С.В.), но хорошо знающих свои отдельные ведомства. И надо понять, товарищи, что эта ведомственность-то и вредит. Если правительство состоит из деловых людей, если оно является деловым кабинетом, то совершенно ясно, что здесь все будут говорить об интересах своего ведомства и будут спорить о границах компетенции своих ведомств, а общего политического руководства не будет. Обыкновенно правительство бывает сконструировано следующим образом: во главе каждого ведомства должен стоять ответственный политический руководитель, а при нем имеются деловые товарищи-министры. Так обстоит дело за границей, так это было и у нас раньше»178. Таким образом, В. В. Осинский предложил взять за образец государственный аппарат буржуазных стран и «гнилого царизма», с функционированием которого вообще-то старый большевик был знаком понаслышке.
Докладчик по организационному вопросу Г. Е. Зиновьев назвал это «главной плоскостью трений», ибо «трудно найти такой благословенный город в Советской республике, где бы на этой почве не было тех или других конфликтов между партийной организацией и советскими органами». Я. М. Свердлов, вспоминал Зиновьев, «рассказывал мне из своей практики и я имел в своей целый ряд таких фактов, что, например, партийные организации считали себя компетентными делать ассигнования на 500 тысяч, и когда заведующий казначейством, не имевший соответствующего документа, отказывался выдать деньги, его арестовывали. Дескать, как ты смеешь не слушаться комитета партии! Ясно, что со стороны партийного комитета такой образ действий был абсолютно неправилен, он вел к полной разрухе, к полному смешению функций». Но самое интересное заключается в том, что ответ на жизненно важный вопрос не было готово дать даже высшее руководство РКП(б). Зиновьев образно пояснил: ответить на этот вопрос так же трудно, как на вопрос: «Что выше… – рабочий класс или Коммунистическая партия?»179
Съезд вынес абсолютно предсказуемое решение о взаимоотношениях партии и Советов: «Советы являются государственными организациями рабочего класса и беднейшего крестьянства, проводящими диктатуру пролетариата в течение того времени, пока отомрет какое бы то ни было государство. Советы объединяют в своих рядах десятки миллионов трудящихся и должны стремиться к тому, чтобы объединить в своих рядах весь рабочий класс и все беднейшее и среднее крестьянство. Коммунистическая партия является организацией, объединяющей в своих рядах только авангард пролетариата и беднейшего крестьянства – ту часть этих классов, которая сознательно стремится к проведению в жизнь коммунистической программы. Коммунистическая партия ставит себе задачей завоевать решающее влияние и полное руководство во всех организациях трудящихся: в профессиональных союзах, кооперативах, сельских коммунах и т. д. Коммунистическая партия особенно добивается проведения своей программы и своего полного господства в современных государственных организациях, какими являются Советы (курсив наш. – С.В.)»180. Таким образом, РКП(б) оформила собственный примат над государственным аппаратом, что, несомненно, и стало отправной точкой к оформлению партийно-государственной системы Советской России и СССР181.
В марте 1919 г. в целях еще большего изъятия власти у Центрального комитета В. И. Ленин, как известно, провел на VIII съезде РКП(б) решение о создании Политического бюро ЦК РКП(б) (Политбюро, ПБ). Созданием Политбюро ЦК РКП(б) В. И. Ленин по сути признал главный результат свердловской деятельности в партаппарате – перемещение властного центра из государственных органов из партийные, на высшем уровне – из Совнаркома в большевистский ЦК, однако, верный политике «разделяй и властвуй», вождь попытался все же разделить всю полноту власти в стране между партийным аппаратом во главе с Политбюро и советско-хозяйственным механизмом во главе с Советом обороны.
Казалось бы, съезд также признал необходимым освободить партийные организации от занятий чисто государственными делами, с тем чтобы дать возможность спокойно заниматься своей работой советско-хозяйственному аппарату. В резолюции съезда по организационному вопросу было четко прописано: «Смешивать функции партийных коллективов с функциями государственных органов, каковыми являются Советы, ни в каком случае не следует. Такое смешение дало бы гибельные результаты, особенно в военном деле. Свои решения партия должна проводить через советские органы в рамках Советской конституции. Партия старается руководить деятельностью Советов, но не заменять их»182. По более позднему (1922) свидетельству Г. Е. Зиновьева, «партия стала привеском к Советам, в Советах стал заводиться бюрократизм, и мы дали лозунг – “Назад в партию!”, чтобы партия как таковая могла начать бороться с болезненными явлениями советской власти»183. Тогда, в 1919 г., речь шла прежде всего о высших партийных и государственных органах184, и главным образом о взаимоотношениях ЦК РКП(б) с ленинским Совнаркомом.
Вождю было выгодно балансировать между ЦК с надстройкой в виде Политбюро, с одной стороны, и Совнаркомом с надстройкой в виде Совета рабочей и крестьянской обороны – с другой. Обладавший феноменальной работоспособностью В. И. Ленин успешно решал вопросы в обеих властных институциях. Вождь «наслаждался чрезмерно», удерживая власть в партии, координируя действия по приближению мировой революции и руководя социалистическим строительством и, очевидно, искренне не понимая, что, взвалив на свои плечи совершенно непосильную ношу, он в лучших традициях ненавистного Николая I попросту загоняет себя в могилу. Самодержца, правда, хватило на 28 лет, но он и править начал в более раннем возрасте.
Впоследствии, в 1923 г., секретарь и член ЦК РКП(б), один из ближайших сталинских соратников В. М. Молотов справедливо объяснял решение 1919 г. следующим образом: в то время «…партийный комитет заменял советские органы», и было необходимо «…говорить (курсив наш. – С.В.) о разделении этих функций»185. Никакого разделения в действительности не произошло.
Изменения в верхах после создания Политбюро очень точно описал критически настроенный к ленинскому диктату и партийной бюрократии старый большевик В. В. Осинский в марте 1923 г.: «…в эпоху Гражданской войны […] была надобность в быстрых и смелых решениях. Тогда не могло существовать шестнадцатиголовое правительство, нужна была подвластная Директория (берем это слово отнюдь не как одиозную кличку, а как технический термин) из трех-пяти человек. Форма для нее была под рукой – Политбюро, которое может все решить. Другой ее ипостасью стал Сов[ет] труд[а и] обороны как малый военный кабинет. С тех пор положение целиком изменилось (с нэпом. – С.В.), а старые формы и навыки остались»186.
В условиях Гражданской войны замысел вождя все же был отчасти реализован. Наиболее секретные вопросы, связанные с основными направлениями внешней и внутренней политики, были сосредоточены в руках Политбюро, а Совет народных комиссаров осуществлял социалистическое строительство, которое во время войны по определению не могло быть приоритетным направлением в повестке дня партийно-государственной машины. По точному замечанию В. В. Осинского (1923), «С каждым годом “пожарная” структура становилась все [менее] пригодной для систематического планомерного строительства. Если она могла держаться, то только потому, что личный фактор колоссальной силы, присутствие исключительно гениального и исключительно сильного по характеру и по воле человека [Ленина. – С.В.] преодолевало сопротивление допотопного аппарата, преодолевало нарушение простейшей логики организационной структуры. Но какого напряжения, какой потери сил ему это стоило? Не раз говаривал он на заседаниях СНК, что у него голова кругом идет от советской вермишели [второстепенных вопросов. – С.В.] и “ведомственной драчки” [цитата из ленинского признания 1920 г. – С.В.]. Во имя чего? Нужно ли было ему, чтобы центральный аппарат был построен именно так? Ведь он-то и при всяком другом построении, при всяких обстоятельствах был бы единственным руководителем. На него инерция аппарата, инерция положения в аппарате не могли действовать. Но эта инерция сильнейшим образом действовала на его ближайших помощников»187. Тут, видимо, все же имела место недооценка ленинских замов: к 1921 г. – А. Д. Цюрупы, позднее – А. И. Рыкова, а с 1922 г. – также Л. Б. Каменева. Причины ясны: В. В. Осинский безусловно признавал авторитет В. И. Ленина, но не его соратников.
В условиях появления и первых шагов Политбюро ЦК РКП(б) как властного центра контроль над советско-хозяйственным механизмом попыталось установить и Оргбюро как сокращенный состав Центрального комитета и альтернативный, вплоть до поражения Н. Н. Крестинского и его товарищей по Секретариату в Профсоюзной дискуссии, центр власти в партии. 11 апреля 1919 г. Ф. Э. Дзержинский, не вошедший в состав Политбюро и, за неимением лучшего, сосредоточившийся на работе в Оргбюро ЦК РКП(б), поставил на заседании Оргбюро в составе И. В. Сталина, Н. Н. Крестинского, Л. П. Серебрякова, М. К. Муранова, а также технического секретаря ЦК К. Т. Новгородцевой, ленинского наркома В. И. Невского, члена коллегии НКВД и члена Малого СНК С. И. Канатчикова, совнаркомовского аппаратчика М. М. Костеловской, члена Президиума ВСНХ Н. П. Глебова-Авилова и самого Дзержинского вопрос «о необходимости поставить учет и распределение партийных сил, занятых в советских учреждениях (курсив наш. – С.В.)»188. На данном этапе Оргбюро не было способно поставить учет и распределение сил, тем более в советско-хозяйственном аппарате, на должную высоту, однако важен уже самый факт постановки масштабной задачи.
Вождь мировой революции старательно поддерживал дееспособность возглавляемого им советского правительства. 7 августа 1919 г. В. И. Ленин, у которого половина второ- и третьестепенных вопросов проходила под грифом «секретно», лично отредактировал и подписал постановление СНК РСФСР, широко пропагандировавшее деятельность советско-хозяйственного аппарата: «В целях распространения среди рабочего и крестьянского населения правильных сведений о деятельности комиссариатов и всех вообще советских учреждений и распространения статистических знаний о народном хозяйстве поручить Центральному статистическому управлению совместно с Комиссариатом народного просвещения организовать на площадях, [в] театрах, [на] вокзалах, в зданиях центральных учреждений Советской Республики и других местах сосредоточения населения сеть особо устроенных витрин и приборов с периодически меняющимися показателями о деятельности советских учреждений и статистических данных по социально-экономическим вопросам в форме картограмм, диаграмм, картодиаграмм, таблиц, картин, плакатов и т. п. изображений»189.
Для укрепления властных позиций Совнаркома В. И. Ленин использовал даже Центральный комитет РКП(б). В частности, именно высший большевистский орган, по свидетельству Г. Е. Зиновьева (1924), не позволил увеличивать число наркоматов и, соответственно, наркомов, обеспечивавших В. И. Ленину проведение его политической и экономической линии: «ЦК всегда отклонял планы образования новых комиссариатов. Никто так подозрительно не относился к образованию новых комиссариатов, как Владимир Ильич»190. Дело было не только в борьбе с бюрократизацией, но и в препятствованию «размывания» персонального состава Совета народных комиссаров.
После создания Политбюро наркоматы, как и царские ведомства, стали работать отдельно друг от друга, притом что и раньше без В. И. Ленина скоординированной деятельности не получалось. 11 декабря 1919 г. нарком по иностранным делам Г. В. Чичерин нажаловался В. И. Ленину на товарищей по рабоче-крестьянскому правительству: «Постановлением Совета народных комиссаров от 23 сентября на всех наркомов возлагается обязательство давать Народному комиссариату по иностранным делам не реже раза в месяц сообщения о своей деятельности для передачи по радио за границу»191, однако за все время было получено два таких сообщения от Наркомата по здравоохранению, одно от Наркомата социального обеспечения, ВСНХ и Наркомат просвещения перестали предоставлять сведения после выхода постановления, а остальные наркоматы «никаких сообщений для передачи по радио не представляли» вовсе192. В. И. Ленин распорядился внести запрос Г. В. Чичерина в повестку дня Большого СНК193. Связующим звеном в деятельности ведомств был В. И. Ленин как руководитель, который направлял их работу в нужное русло.
Эффективность работы аппарата Совнаркома, да и народных комиссариатов в годы Гражданской войны периодически вызывала у вождя приступы ярости. 22 июля 1919 г. он черкнул Л. А. Фотиевой: «Повесить: 1) секретариат Совета Обороны и СНК, 2) Компрод, 3) Компотель (Наркомат почт и телеграфов. – С.В.), 4) Комвоен – за волокиту и опоздание»194.