Проще убить, чем…

Собираясь с мыслями, я помолчал и по-дурацки поскреб ногтем по обивке кресла.

– Между тобой, Маша, и мной существует эмоциональное и физическое влечение, которое можно называть по-разному, в том числе и любовью, если исходить из предпосылки, что любовь – это вариант позитивной психологической и физической зависимости одного человека от другого.

Машка совершенно обалдела от этой фразы, ее глаза недоуменно округлились, а я продолжал:

– Но, помимо этого, есть еще и вещественная правда жизни. Ее быт и законы. В силу этого я нахожусь перед очевидной дилеммой, определенным, но не богатым выбором. – В это время, слушая мои слова, где-то в глубине моей души кто-то, пахнущий серой, умирал от смеха. – Я не собираюсь заниматься банальным разбором того, чего бы хотелось мне, а чего тебе. Я продолжаю считать, что в нашем неопределенном жизненном положении наиболее правильным шагом является аборт, но вместе с тем не могу оспаривать и твое право на свободу выбора. Однозначным для меня является лишь то, что я не хочу, чтобы ты от меня уходила. Мне ужасно стыдно в этом сознаваться, но и жениться я сейчас не готов. Я вообще не уверен, что создан для брака. Что же касается твоих разговоров про помощь родителей, то это просто несусветная чушь. Ребенок, в конце концов, и мой тоже.

Машка тяжело вздохнула. Это было не лучшее, но, слава богу, наверное, и не худшее из того, что она могла услышать. Мужчина, соглашающийся жить с беременной от него женщиной, всегда остается потенциальным законным супругом.

Мы оба помолчали. А затем я перевел разговор на другую тему.

– Маш! Помнишь, в том году в конце декабря я ездил с друзьями к дядьке? Поедешь в этот раз со мной?..

Наша компания договорились съехаться у трех вокзалов. Пижон Кимирсен подъехал на джипе. Как же, как же… Купил специально для поездки в деревню. Но в данном случае это было удобно. Решалась проблема, как там, на месте, добираться до Гришкиного дома. Теперь это было просто: дядькиным «козлом» и корейским джипом КIA. В голове непрошенно мелькнуло, что джип-то дважды корейский – и хозяин, и машина.

Я с любопытством разглядывал незнакомых мне спутниц приятелей, а те мою Машку. Вы крыс когда-нибудь видели? Так вот, представьте себе самую симпатичную крысу на свете. Это трудно, но постарайтесь. А потом взмахом волшебной палочки сделайте из нее очаровательную женщину. Именно так выглядела подружка Кима. И я сразу его пожалел. Девушку звали Нелли. Нас познакомили, и мы перекинулись ничего не значащими фразами. Разговаривала она, по-южнорусски «гхыкая». Я, естественно, поинтересовался, откуда она. И все стало понятно. Из ростовской области. Казачка. И никогда она не была Нелли, не надо сказки рассказывать своим ребятам, а отзывалась просто на Нельку. Но, не боюсь повториться, девочка была супер-пупер. Я уже через мгновение перестал понимать, почему решил, что она крыса. Хотя, наверно, проинтуичил. А может, виноват ее чуть заостренный, но миленький носик, или, может, неприметная манера постоянно полу-сгибать пальчики маленьких изящных ручек. Видели, как это делают крысы? Бедняжка Ким. Такая деваха без проблем могла свить из него тоненькую, под стать ее фигурке, веревочку на поясок или, расплетая ее же на пальчиках, играть в детскую игру «Колыбель для кошки».

Выбору Духа я тоже слегка удивился. Хотя, по-честному, мне с моими деревенскими корнями меньше всего следовало бы критиковать его спутницу. У нее был, на мой взгляд, несколько утрированно лубочный вид. Крепенькая, но не толстая, губошлепистая с большущими глазами и пухлыми ярко-розовыми щечками. Как говорится, кровь с молоком, и все тут. А для нас, аристократов, моветон. Но взгляд у нее был хороший. Теплый и открытый. Увидев ее, я понял, что Дух все-таки фээсбэшник. Он искал и нашел себе бабу, с которой можно было бы пойти в разведку.

Безлошадный Дух со своей Тасей загрузился ко мне в машину, и мы тронулись. Нам, мужикам, дорога была знакома, потому было скучно. Девчонки же крутили головами по сторонам и доставали нас частыми просьбами остановиться и выйти на минуточку. На нервной почве, что ли? Отходить далеко им было лень, тем более, что было холодно. Они усаживались поблизости, прячась чисто символически, и развлекали проезжающих автолюбителей видом вполне симпатичных женских попок.

Наконец, мы добрались до деревни. Я, как обычно, оттаранил свою тачку к Кузе и загрузил того антидепрессивной водкой. Мы чуть передохнули. Дух со своей девчонкой перебрался в машину к Киму, а я, как всегда, к Гришке, но на этот раз с Машкой. А дядьку надо было видеть. Я звонил ему перед отъездом, предупредил, что мы приедем с дамами, и попросил его что-нибудь придумать, чтобы те не скучали. Гришка, по-видимому, загорелся идеей и рассудил просто. Глухомань – так глухомань. Он, похоже, дня три не брился и был одет в какой-то несусветный ватник и валенки. Его чернявые глаза смотрели нарочито мутно и хмуро. От него попахивало водкой. Девчонки от него слегка заробели. Я бы – тоже, если б не знал, что это Гришка. Машка удивленно на меня посмотрела: «И это твой дядя?» Тася с Нелькой зачудили по-своему. Нелька стала жаться к Кимирсену, а Таська, наоборот, «пошла на абордаж», пытаясь дурацкими городскими разговорами завоевать Гришкины симпатии. Мои же пацаны, знакомые с дядькой, отворачивая наглые морды, ржали.

Ким покатил первым, он знал, как ехать, да и вообще любил руководить. Мы свернули на проторенную Гришкой дорогу, когда машина Кимирсена, проехав метров сто, неожиданно остановилась. Мы выскочили узнать, что случилось. Неужели нельзя было потерпеть еще десять минут?

По обе стороны дороги на высоких, выкрашенных в красный цвет шестах висели вперемешку коровьи и лошадиные черепа, перемежаясь похожими на волчьи, а, скорее всего, собачьими хвостами. Еще через несколько метров на каком-то импровизированном постаменте из пней была установлена шестиконечная звезда с распятой посередине вороной, а под ней на чем-то вроде алтаря лежали какие-то птичьи головы, перья и скрюченные лапки. Снег вокруг этого лесного святилища был забрызган чем-то красным.

– Фу, какая гадость, – дружно сказали девчонки, но в их глазах мелькнула тревога.

А Гришка с извиняющимся видом зачесал затылок.

– Места тут, знамо дело, колдовские. Вам, городским, не понять. А мы от греха по старинке охраняемся. Вот звезду-то и поставили. Царь Соломон давненько ее придумал от сатанинского глаза оберегаться.

Девчонки пожали плечами, хотя было видно, что тревожный осадок в их душе не растворился. Машка за весь остаток дороги больше не произнесла ни слова.

Мы вошли в знакомую избу. Гришка продолжал нас, знакомых с этим местом мужиков, развлекать. Дверь во внутренние комнаты он завесил шкурой. И теперь прихожая выглядела точь-в-точь, как палаты бабы яги из фильма Роу. Вдобавок на полу кучей валялось какое-то замызганное тряпье.

– Вы, гости дорогие, не стесняйтесь, располагайтесь, – не очень дружелюбно пробормотал Гришка. – А я пойду водицы наберу и костром займусь.

И он исчез. Мужчины остались стоять, ожидая продолжения спектакля, а девчонки расселись на кривоногих табуретах, глядя на нас округлившимися глазами. Неужели здесь мы будем жить? Немая сцена, как сказал бы Николай Васильевич.

Но Гришка был не бессердечен. Минут через десять в комнате из-за занавешенной двери появился чисто выбритый, благоухающий хорошим одеколоном далеко не старый мужчина в нормальном цивильном свитере и джинсах. Девки удивленно на него уставились, и лишь через некоторое время до них дошло, что это Григорий.

Мы от души смеялись, глядя на их удивленно-дурашливый вид. А потом заговорила Нелли, точнее, живущая в ней казачка. Поверьте, ее стоило послушать. Никого из наших родственников в своей насыщенной идиомами речи она не пропустила. А мы смеялись только сильнее.

Гришка, бросив прикидываться, наконец, провел женщин внутрь избы, в совершенно по-современному обставленные и оборудованные комнаты, показал, где душ, туалет и т. п., и женская половина нашей команды успокоилась.

Как положено, мы хорошо посидели и выпили, и дядька пошел топить баню. Прошла пара часов, прежде чем она нагрелась до кондиции. Мужчины уже были достаточно тепленькие и не были расположены в нее лезть, зато женщины, наоборот, рвались в бой и вскоре нас покинули. Мы же продолжали мирно сидеть за столом, наблюдая, как убывает содержимое очередной бутылки, и слушать, как время от времени девчонки выскакивают на мороз остыть и оглушительно при этом визжат. Дух не выдержал и подошел к окну подглядеть. И присвистнул.

– Мужики, хотите перед сном посмотреть эротическое кино? Девчонки-то выскакивают голыми.

Гришка никогда на других женщин ни при Ольге, ни после ее смерти не смотрел. А мы с Кимом отмахнулись. Что мы, голых баб не видели? Но в это время снова повторился визг, и звучал он по-другому. Мы встревожились и побежали к бане. Все оказалось в порядке. К нам выглянула накинувшая на себя шубу Тася.

– Все в порядке, мальчики. А твою квадратную голову в окне, – обратилась она к покрасневшему Духу, – мы заметили. Не подглядывай. Глаза вытекут.

– А что это вы вдруг завизжали как резаные? – спросил Гришка.

– Да ничего, пустяки. На мороз вылезли и на собаку нарвались. Здоровенную такую, на волка похожую. Вот и перепугались. Только она, кажется, больше нас испугалась и убежала.

– А-а, – протянул фальшиво бодрым тоном Григорий, – это, небось, Тимофея пес. («Какой-такой Тимофей?» – подумал я.) Вечно он везде шляется. Да и ко мне вот повадился. Не пойму, любопытный, что ли, такой? Но не бойтесь. Не тронет. Только не забывайте, что он не городской. Его ни приманивать, ни гладить нельзя. Может кинуться. Просто нужно не обращать на него внимания, и все. Сам уйдет.

Гришка оттарабанил эти слова и странно на меня посмотрел.

Утром мужчины поднялись с трудом, даже несмотря на морозную солнечную погоду. Все, кроме Гришки, вчера сильно перебрали. Дамы же, наоборот, были бодры и полны сил, хотя и сердиты на нас. Дядька тоже рвался в бой, хотя остальным мужикам с большим трудом давался даже простой процесс открывания глаз.

– Вставайте, бездельники, – Григорий бесцеремонно поскидывал с нас одеяла.

И мы увидели себя. Процедура раздевания, очевидно, оказалась для нас чересчур трудна. Дух был без носок, гол до пояса, но почему-то в джинсах. Кимирсен – в трусах в цветочек, но свитере и носках, а я, видимо, перепутал в голове тумблеры и был одет как для зимней прогулки. Разве что лыжи не надел. В наш мужской отстойник заглянула Таська. (Гришка устроил нас в разных комнатах, а сам спал в бане.) Она брезгливо сморщила носик.

– Фи. Картина неизвестного художника «Стойбище диких козлов», – сказала она и убежала.

Мы с трудом поднялись. Мужики дооделись, а я частично разделся. Мы выползи в общую комнату. На столе стоял чайник и какая-то простенькая утренняя еда: творожок, масло, хлеб, кусок колбасы. От вида этих продуктов нас дружно потянуло в ригу. Дух даже прикрыл рот рукой. Но сердобольный Гришка, понимающе оглядев нас, куда-то выскочил и вернулся с тремя бутылками холодного пива. Мы почувствовали себя лучше. Дядька снова куда-то отвалил, мы подумали, что пошел еще за бутылками, но не тут-то было. Он притащил три пары лыж. Мы застонали.

– Гриш! Ты что, офонарел? Какие лыжи? У нас в ботинках-то ноги разъезжаются, – запротестовал я от имени всех.

– Ничего не знаю, – Гришка отрицательно покачал головой. – Приехали на зимний отдых, так будьте любезны.

– Гриш! Ну, сам подумай, – продолжал увещевать я, – куда нам сейчас на прогулку? Полежим еще пару часиков, глядишь, тогда и сможем выползти.

Стоящие кучкой в сторонке женщины презрительно и осуждающе на меня посмотрели. Я только сейчас обратил внимание, что в углу приготовлены лыжи и для них.

«Лыжницы хреновы», – и это было самое нейтральное из того, что я про них подумал.

А Гришка с напускным удивлением спросил:

– А с чевой-то ты вдруг решил, что я вас на прогулку позвал? Гулять и отдыхать сюда дамы приехали. – И он сделал галантный поклон в сторону наших девушек. – А мы для них пойдем лыжню прокладывать по живописным местам, километра эдак на три-четыре. А потом пусть себе гуляют, наслаждаются природой.

Мои ребята выпучили глаза.

– Ким! – строго спросил я. – Ты машину вести сможешь?

Тот не без сомненья кивнул.

– Так, может, ну их. Поехали обратно к Кузе. У него поживем, здоровье поправим, а этого лесного джентльмена оставим нашим дриадам. Пусть поживут с ним маленько.

Все три клуши одновременно закудахтали. Я даже не понял, что они мне, а точнее, нам сказали, но вряд ли похвалили. В итоге мы поперлись вереницей чемпионов зимней олимпиады вслед за бодреньким Гришкой, волоча лыжи, как каторжники гири. Но на морозе минут за тридцать остатки хмеля выветрились, и хотя было нелегко торить лыжню в глубоком снегу, наша команда вскоре начала получать удовольствие.

К нашему приходу девчонки приготовили вкуснейший чай. Гришка из своих закромов достал варенье, и мы все с наслаждением чаевничали за импровизированным столом во дворе. Жизнь показалась прекрасной. Каждый глоток свежего, пахнущего хвоей воздуха очищал и оживлял наши городские, отравленные бытовой химией и смогом тела.

В удобный момент я отозвал Гришку в сторону.

– Слушай, ты вчера не переборщил со своим «святилищем». Кровь, птицы убитые эти.

Дядька усмехнулся.

– Во-первых, не кровь, а кетчуп. Как в кино. А насчет птиц еще проще. Кур на обед вы же сами за милую душу съели. Не побрезговали. Или ты хотел, чтобы я, к примеру, их в перьях подал? А дохлую ворону на дороге нашел. Так что не волнуйся. Да и бабы у вас хорошие, не истеричные.

Он хотел было отойти, но я удержал.

– А Тимофей с его псом – кто такие?

– Кто-кто? – передразнил меня Гришка. – Дед Пихто. Сёма это был.

– Какой Сёма?

– Сёма. Волк, – терпеливо, как дебилу, объяснил мне Гришка. – Он часто ко мне в гости приходит.

Я в очередной раз подумал, что странно это все. Вначале дед, потом дядя и теперь я родились с необычным даром общаться с волками. Ничего себе семейка. Но почему Гришка дал ему такое имя? Я спросил дядьку, а тот чуть засмущался.

– Глупо, наверно. Назвать каким-то собачьим именем, вроде Полкана, не рискнул. Вдруг обидится? Поэтому назвал по-человечески. А Семенов здесь в округе нет. Никто не откликнется и на себя не подумает.

– А гостям ничего не угрожает?

От этого вопроса Гришка даже отмахнулся.

– Волки не глупее нас. Они знают, люди приехали ко мне. Не только не тронут, а если понадобится, будут защищать.

– А ты откуда знаешь? – спросил я.

Гришка удивился моему непониманию.

– Сами сказали. А хочешь, пойдем спросим у Сёмы.

Мои брови поползли вверх.

– Пойдем, пойдем, не пожалеешь.

Дядька потянул меня за рукав.

Под каким-то благовидным предлогом мы сказали, что собираемся ненадолго отойти, и углубились в лес. Вскоре мы вышли на небольшую полянку. Я думал, что дядька закричит «Сема, Сема!», но тот молчал, только лицо как-то напряглось. Минуты через две он удовлетворенно кивнул и обернулся. Сзади сидел волк. Я не слышал, как он подкрался.

Мне уже приходилось видеть эту сцену. Гришка и волк молча глядели друг на друга, хотя у меня возникло ощущение, что я играю роль глухого среди говорящих и слышащих. Наконец, Гришка обратился ко мне.

– Все. Извини. Теперь твоя очередь. Я объяснял Сёме, что ты тоже хочешь научиться общаться. Только учти, они плохо понимают речь. Издаваемые звуки служат им большей частью для выражения эмоций, радости, гнева и т. д. А ты просто сосредоточенно думай о том, что хочешь сказать или спросить, и все.

Я, по правде говоря, не был готов к какому-нибудь разговору с представителем волчьего рода. Ситуация была похожа на воображаемую встречу с пришельцем, диалог с которым, если вдуматься, при отсутствии плана и специфической подготовки бессмыслен. «Как тебя зовут», «откуда ты» и «какого хрена тебе здесь надо» – вот весь перечень вопросов. Как зовут волка, я знал, откуда он – тоже, а «какого хрена тебе надо» должен был спрашивать он, а не я.

Волк вдруг оскалил клыки в некоем подобии улыбки и кивнул.

– Бог ты мой! – подумал я. – Ты действительно понял мои мысли?

Сёма кивнул снова.

В моей голове стали складываться какие-то слова или символы, и я с удивлением сообразил, что это ответ волка.

– Да. Я понял тебя, как поняли бы многие другие животные.

Я обалдел.

– Ты хочешь сказать, что все животные телепаты?

– В той или иной степени, – прозвучал мысленный ответ. – Но, как и у людей, среди нас есть более умные и более глупые.

Вообще-то меня не так уж легко сбить с панталыку, но сейчас в голове царил хаос.

– Сёма, но ты ведь не философ, а хищник, живущий в дикой природе. Гроза мелкого рогатого скота. – И у меня в голове непроизвольно прозвучала песенка про серенького козлика.

Волк снова улыбчиво оскалил зубы.

– Я – волк и просто умело пользуюсь тем, что мне дано от природы.

– И поэтому, наверное, не побрезговал бы сожрать заблудившегося в лесу путника?

В ответ послышался отрывистый, похожий на собачий, хриплый лай. Я понял, что рассмешил животное.

– Есть две причины, по которым волк нападает на человека. Это – голод, и вторая, более «человеческая», – месть. У животных есть много причин желать человеку зла. Трудность в другом. Если мы нападаем, нам трудно остановиться.

– Почему?

– Это трудно объяснить. Человек, как и животные, обладает и разумом (мы тоже, оказывается, обладаем, подумал я), и инстинктами. Последние у вас часто подвластны разуму. А у нас голод, страх, гнев или влечение к самке легко подавляют разум. Из-за этого волк перестает думать, и он тогда – только убийца. Волчара! Так вы порой говорите.

Сёма вдруг снова засмеялся.

– Мы почти никогда не трогаем таких, как ты, умеющих понимать. Но если бы я был очень-очень голоден и ты мне попался в лесу… Но поверь, утолив голод, я вернулся бы в разум и горестно завыл над твоими останками.

Я в этом отчетливо уловил… насмешку. А волк неожиданно развернулся и убежал.

Я удивленно посмотрел на Гришку.

– Что это он вдруг?

Тот махнул рукой.

– Они часто так. Захочется уйти – уходят. Без объяснений.

– Почему они подчиняются тебе?

Гришка задумчиво помотал головой.

– Не подчиняются, а любезно выполняют просьбы… Я сам над этим долго думал. Глупостей всяческих напридумывал. Мол, человек для них своего рода тотем. Фигня это. До меня потом дошло. Мы им интересны. Их частичное послушание – плата за общение. Своего рода благодарность. Короче, мы их развлекаем в их нелегкой волчьей жизни.

И дядька, деловито поправив куртку, сказал:

– Ладно, все, пошли к нашим.

Как-то незаметно в необременительных, но приятных хлопотах время подошло к обеду. А вы ведь и сами знаете, что на отдыхе время меряется промежутками между приемами пищи. Не буду вдаваться в подробности, но все было вкусно, а потом Гришка снова пошел топить баню. Мы достали новую бутылку. И тут возмутилась Машка.

– Нет уж. Хватит. Хорошенького понемножку, – она вроде бы обращалась ко всем, но гневно смотрела на меня. – Мы не хотим, чтобы повторился вчерашний день и чтобы вы опять напились до свинского состояния.

С этим никто и не спорил. Кому же охота так напиваться? Но что делать, если все-таки хочется выпить? Я лицемерно завозмущался.

– Девчонки! В чем проблема? Мы пропахали вам чудесную лыжню, а вы еще даже ее и не опробовали. Мы привезли кучу фильмов, а здесь есть DVD. У Гришки полно книжек, детективов и всяких бестселлеров. Ким натащил кроссвордов. Скоро созреет баня. Неужели вам нечем заняться?

Мы дружно с удивлением подняли брови.

Но дамы были категоричны.

– Фиг вам, – однозначно отрезала Тася. – Мы приехали сюда с вами и хотим быть с вами трезвыми, а не видеть пьяные рожи, воняющие перегаром. И тем более не желаем слышать ваш храп, от которого через две стены трясутся наши кровати.

– А вы хотели бы, чтоб кровати тряслись от другого? – нахально спросил Ким и плотоядно посмотрел на Нелли. А та призывно и загадочно улыбнулась.

– Так-так, – тут же отреагировал я. – Нашел-таки Гришкин недосмотр. Не приготовил он таблички «Ди. Эн. Ди.».

Как раз в это мгновение в избу заглянул Гришка.

– Это какое-такое «диэнди» я не приготовил?

– Таблички такие на двери в гостиницах вешают, – за всех ответил Дух. – «Do not disturb». Не беспокоить, значит.

Гришка с иронией нас оглядел.

– Тьфу, кобели чертовы, – сказал он и двинулся обратно к двери.

– Гриш! – крикнул я вдогонку. – Если мы, мужики, кобели, то как называются наши женщины?

И получил от Машки по шее.

Но вторую бутылку мы все-таки отбили. Девчонки еще не уговорили свое вино, а пить без нас им было неудобно. А потом они снова пошли в баню. Нам же как раз хватило выпивки на время их отсутствия. Из чистого нахальства я подошел к окну и вытаращился в ожидании, когда те выскочат остыть и растереться снегом. Наконец, долгожданное событие произошло, и я, не скрывая удовольствия и ни капельки не скрываясь сам, разглядывал эти чудеса природы. Там, в общем, было на что посмотреть. А в это время девчонки, делая вид, что меня не замечают, резвились в снегу, а потом, дружно показав мне язык, убежали.

Вдоволь попарившись, довольные, они вернулись в дом, и тогда наступила наша очередь.

В баньке у Гришки мы бывали и раньше. Он построил ее с любовью, и она верно служила ему, поражая несвойственным для таких мест уютом и искусно созданным ощущением древности. Какое-то время мы плескались и парились, а когда сопрели и стало невмоготу, выскочили на мороз в снег, нарочито не глядя на известное окошко. Наконец, Дух не выдержал.

– Ну, что, выясним? Подсматривают или нет?

Мы повернулись. Все три валькирии равнодушно на нас смотрели, пренебрежительно показывая пальцами на некую важную часть наших тел. А это, между прочим, обидно. Ведь на самом деле все было не так уж плохо. Но даже и такая явная попытка оскорбления мужского достоинства не смогла сломать наш дух. Предусмотрительный Гришка не забыл выставить на снег пиво. Мы забрали бутылки и вернулись в баню наслаждаться жизнью.

Уже совсем вечером мы опять чуть не поссорились с девчонками. Спать еще не хотелось, а делать было нечего. Мы хотели было еще принять перед сном и, не напрягаясь, посмотреть какой-нибудь дурацкий фильм. Но нарвались на решительное «нет». Точнее, кино – yes, водка – no. Мы затосковали, а Нелька вдруг и брякни:

– А что мы так скучно и традиционно время проводим? Как в подмосковном доме отдыха. Лыжи, кино, выпивка и противоположный пол. Мы же в настоящем, глухом лесу вдали от цивилизации. Давайте что-нибудь поинтересней придумаем.

Я, как самый по характеру «добрый», и предложил:

– Нельчик! А давай тебя грохнем и съедим. Ты, наверно, сладенькая.

Я демонстративно облизнулся, а Ким чувствительно ткнул меня в бок своим тренированным в таэквандо суховатым кулачком и почти всерьез произнес:

– Нелочка! Не бойся, этого обормота мы съедим первым как самого ненужного члена команды.

А я, как ни в чем не бывало, продолжал:

– Не, народ, я в натуре предлагаю. Представляете, потом заголовки в газетах. Случай каннибализма в Тмутараканском лесу. Заблудившаяся группа туристов съела с голодухи вывихнувшую ногу очаровательную путешественницу.

Нелли чуть обалдела.

– Так я же ногу не вывихивала.

– Глупенькая! – нежно обратился я к ней. – Не волнуйся. Мы вывихнем.

– Ты заткнешься, наконец, коровье ботало? – Машка, ревниво на меня глядя, сделала решительный и угрожающий шаг в мою сторону. – Просто уши вянут от твоей болтовни.

Неожиданно в разговор влез Дух.

– Слушайте, мальчики и девочки, а ведь своей неуемной фантазией Зверек невольно подал идею. По крайней мере, в смысле того, чем занять вечер. Мы, конечно, вряд ли сможем конкурировать с ним в умении трепаться, но почему бы не попробовать и не посвятить пустые часы травле всяких баек. Правдивых или завиральных, лишь бы интересных.

Мы с сомнением на него посмотрели. Идея почему-то ассоциировалась с пионерским лагерем.

– Можно попробовать, – с чуть наигранным энтузиазмом поддержала своего кавалера Тася и, глянув на меня, спросила:

– А почему, собственно, «Зверек»?

– Мадемуазель! Позвольте представиться. Зверев Родион Николаевич, – я выпрямился по стойке смирно, залихватски щелкнув воображаемыми каблуками.

Но в тот вечер на подмостки сцены лесной избушки никто из нас так и не рискнул подняться, и мы просто посмотрели старый, но хороший детектив.

Следующий день был похож на предыдущие. Но мы еще только начали получать удовольствие от лесной жизни и не скучали. Даже не согласились на заманчивое предложение Гришки пострелять по мишени из его карабина. Это развлечение решили оставить на потом, на случай, если от безделья между кем-нибудь начнет назревать конфликт. Пальнуть по пустой бутылке и увидеть, как она разлетается вдребезги, совсем неплохой способ выпустить эмоции. Вместо этого Дух стал лепить снеговика. Вначале мы посмеивались, а затем присоединились к нему. Снеговик вышел кривоватым, но вполне симпатичным, особенно после того, как мы насадили ему на голову старую и драную ушанку Гришки, а вместо носа, отдавая дань традиции, вставили большую, шишковатую морковку.