Слова: сказанные и прочитанные

Христианство уникальная религия среди прочих. Она с самого начала противопоставила себя традиционным ценностям, ценностям государственности, культуры, личностной основы существования индивидуальности человека и т. д., провозгласив абсолютный авторитет веры в сущее абстрактного начало. То же, впрочем, можно с известным приближением отнести и к буддизму.

И Ветхий и Новый заветы обеспечивают действенность своего существованяе непрерывными перетолкованиями своих канонических текстов. И сами тексты возникли как толкования самих себя в контексте изменчивой традиции. Эти толкования возникли в качестве актов сигнификации текстов в рамках семиотической матрицы действующей культуры. (См. Р. Барт)

Человек всегда погружен в мир истины. Но он об этом не подозревает.

Иисус настолько радикальным образом поставил Бога на первое место в своей жизни, что не оставил тому в ней место.

Бог есть потребность о необходимость нормального человека. И болезнь «просветлённого».

Христианство – это состоявшийся факт, не подлежащий объяснению. Единственно, что мы можем сделать – это проследить динамику формирования этого факта на фоне абсурдности и алогичности его догматов. Абсурд не может быть этичным, но он таковым стал.

Как могут «гоим» уничижающее и уничтожающее их, в буквальном смысле, положения принять в качестве предмета поклонения? Воистину, «верую, ибо абсурдно».

Говорить притчами обычно выражает стремление скрыть отсутствие реального содержания под прикрытием претензии на многозначительность.

Один из парадоксов христианства: Христос, крещенный Иоанном Крестителем, сам никого не крестил. Основатели его – апостолы, странным образом, не сподобились озаботиться собственным крещением. Для Павла крещение также не воспринималось значимым делом. Он крестил, по собственному признанию, лишь одного новообращенного. Крещение (и исповедь) стали значимой процедурой лишь для сформировавшейся церкви (?).

Внятного доказательства деятельности апостолов, по видимому, до сих пор не существует. Вклад Петра в распространение христианства неясен. В Риме, Петр, скорее всего, не бывал. Первое послание Петра оканчивается приветом из Вавилона. По «Тольдот Иешу» Петр закончил свои дни в том же Вавилоне.

Об остальных апостолах ничего внятного не известно. Кстати, никто из них не сподобился «видениям». Т. е. они не имели опыта «общения в духе».

Павел в этом отношении был исключением. Правда, возникает вопрос о зрительном образе, им виденным. Ибо сам он Иисуса до этого не видел, а изображений того ещё не существовала. Нельзя видеть то, о чём не имеешь понятия. Его присутствие можно только эмоционально переживать, чувствовать.

Не осталось также и свидетельств современников о деятельности Павла, о пользовании его посланиями и следов собственно его миссий. Собственно, он приобрел известность лишь с появлением Маркиона с его каноном Евангелия. Основные мотивы проповеди Павла также не были приняты ранним христианством: противостояние с Ветхим Заветом, отрицание роли «дела» сравнительно с верой, отсутствие интереса к личности Иисуса и т. д.

Первым шагом к христианством была греческая Септуагинта.

Христианская церковь основана Петром – «апостолом обрезания», – обряда, который церковь категорически отвергла. История обычно предпочитает парадоксы.

Свобода совести является, по существу, свободой выбора церкви, её регламентирующей. И успешность Спасения определяется готовностью верующего к конформизму в принятии установлений этой церкви.

Различие между Ветхим и Новым Заветами: в первом – родство «по крови», во втором – «по Духу».

Слово (Христос) – «вторая», виртуальная, реальность (по сути, утверждение социальной значимости жизни в качестве греховной), вытекающая, но единосущная, из «первой реальности» – внебытийного сущего (Бога).

Наиболее старыми, но самыми успешными, примерами психологического управления толпой являются религиозные методы. Время их воздействия, как показывает жизнь, практически неограниченно.

Личное общение с Богом, по-видимому, впервые было артикулировано в текстах Благодарственных гимнов (?). Хотя и в позе покаяния и самоуничижения. Христианство унаследовало и позу, и тональность.

В ХХ веке искусство с презрением отвергло естественность природы и со сладострастием бросилось в бездну деструктивности. Выбираться из которой оно, похоже, не собирается.

Краеугольным камнем демократии является бочка Линкольна. С тех пор изменилась, разве, её цена.

В отличие от христианства индуизм снимает с верующего ответственность за свершенное им: за всё отвечает только Бог. /см. эпизод с Арджуной в «Бхагавадгите»./

В сущности все религии основаны на идее преображения, переходе от старого мира в новый, через смерть (обряд инициации).

И христианство, и йога видят подлинную жизнь в уходе в иное бытие, в приобщении к абсолюту, хотя и различному. Общим является переход в состояние «вне времени и пространства». /см. М. Элиаде/.

И у Павла, и в йоге после такого перехода в «инобытие» происходит отказ от «ветхого тела» и обретение «мистического».

Нужно лишь «умереть для мира», идти «против мира».

Общим между йогой и квантовой механикой является стремление выхода человеческого сознания за пределы «профанного уровня» в «необусловленное».

С развитием Просвещения Иисус перестал существовать как личность, в которую верят. Её заменил свод догматов о нём.

Религия – это человеческий ответ на «священное», существующее в нас на уровне подсознания.

Христианство снижает статус Бога до уровня личности, с которой можно общаться обыкновенному человеку в форме убеждения добровольной любви, не отрицая необходимости отлучения. Иудаизм никогда не мог позволить себе деградации статуса Бога до уровня хотя бы «квазиличности».

Вера в Бога определяет направленность нашего переживания воспринимаемой реальности. Вера придаёт личностный характер этому переживанию.

«Сострадание» есть сочувствие в переживании, но оно не является прощением. Сострадать можно и в грехе.

Угроза наказания висит дамокловым мечом над проповедью Иисуса о милосердии.

Дары Бога не зависят от качества дел. Он милосерден ко всем одинаково. Он награждает «не за дела» (см. Мф. 20: 1-15).

«Вина» большевиков состоит в том, что они попытались осуществить христианскую утопию на земле, не надеясь на Бога. И христианскими методами: «не мир принёс я вам, но меч».

Служение собственной идее для Иисуса единственно существующее. И здесь он нетерпим.

Жизнь человека в качестве человека начинается после изгнания из Рая. Взамен ему даётся иллюзия возвращения.

«Обрести свет» для Иисуса значит слепо следовать за ним. В своих претензиях он не одинок.

Иисус не доказывает свои положения. Он призывает верить ему. Он прав в действенности такой технологии: людей нужно увлекать в потоке своей проповеди; их разум всегда дремлет сном обыденности, просыпаясь лишь иногда задним числом. И далеко не всегда.

Для Иисуса богатство само по себе не несёт негативную коннотацию. Но привязанность к нему отвлекает от служения Богу. Этого Иисус допустить не может.

Любая религия – это система тоталитарного поглощения существования, в первую очередь духовного, человека.

Первоначальное Царство Божие для всех на земле оказалось весьма быстро и решительно приватизировано в Царство Божие для себя в раннем христианстве и перемещено на Небо в целях исключения возможных эксцессов.

Идея личного вечного блага – это победа действенности человеческого эгоизма. Ср.: «Себялюбие и стяжательство стали средством в борьбе против себялюбия и стяжательства». /Н. Е. Зубер-Яникум. Об Учителе праведности/.

Приоритет «даров духовных» над жертвами материальными скрывал подмену исходного социального радикализма Кумранской общины (и раннего христианства) социальным конформизмом ап. Павла. /См.: там же/.

Трапеза стала символом реально отсутствующего коллективизма в земном бытие общества. О бытии небесного общества христианство предусмотрительно молчит.

Троица стала символом единства коллективного управления, единства его функционального существования. (Корни её, возможно, лежат в руководстве Кумранской общины тремя священниками – ааронитами.)

Смерть Христа отрицает существующую жизнь человечества.

Иисуса воскресила вера его последователей в исключительность его личности, их психологическая одержимость его «существованием».

Строки мирных договоров лишь прикрывают нерешенные проблемы военных действий.

Соотношение ε = hv, заданное абсолютно, столь же бессмысленно, как и попытки абсолютного определения качества общества (типа: справедливости, демократичности и т. д.). Ибо понятия справедливости, как и энергии, неопределённы для любого конкретного состояния системы. Смысл определённости качества они приобретают лишь относительно другого её состояния.

Реальность нужно не столько понимать, сколько воспринимать такой, как она есть.

Бог нуждается в человеке, чтобы узнать, что он, Бог, есть.

Мы судорожно пытаемся забыть о факте существования Октября. Но призрак его неизбежно возникает при попытке задуматься о смысле своего существования. Хотя бы, о справедливости в жизни.

Разум закрепощает свободу. Санкхья и йога утверждают, что абсолютная свобода достигается абсолютным отказом от неё, – погружением в абсолютное «безмыслие».

Абсолютная свобода имеет своим предельным состоянием либо «хаос деяний», либо «окаменелость недеяния». Что, в сущности, одно и то же.

Будущее всегда неожиданно. Иначе, оно лишь воспроизведение комбинаций обломков прошлого. Поэтому оно и непредсказуемо.

«… нелепости слишком нужны на земле. На нелепостях мир стоит и без них, может быть, в нём совсем ничего не произошло.»

Иван Карамазов /Достоевский Ф. Братья Карамазовы/.

Между первой и второй мировыми войнами принципиальная разница: если первая мировая война была традиционной войной за передел территорий, то вторая – за господство идеологий, территория могла быть необязательным призом.

Вера – указание направления; любовь – способ его осуществления; надежда – уверенность в осуществлении, модальность движения в настоящем в направлении ожидаемого будущего. /См. А. Бадью/ Функционирование веры несёт в себе оттенок рациональности обоснования, любовь – вне его.

Любовь есть эмоциональная потребность восприятия человека – себя или другого. Поступки актуализируют её в жизненном пространстве.

Любая истина в своих претензиях на абсолютность, в конечном итоге, апеллирует к вере религиозного толка.

Богу не служат, но «живут в нём».

«Жизнь в Боге» – экзистенция веры.

Святой Дух не является заменой соответствующего образования.

/Св. Августин. По: B. Ramm. Protestant Bibical Interpretation./

«Грех» – это индивидуальное отклонение от нормы.

«Зло» – всеобщая категория морального уровня. Оно изменяется только преобразованием всего общества.

Йога – своеобразная попытка осмысления множественности профанного мира в качестве сакральной целостности через изменение масштаба рассмотрения – от хаоса к необусловленной неизменности.

Но при достижении самадхи человек теряет возможность осознания «единства с целым», он – сама целостность. Хотя достигнутая им «свобода» достигается слиянием с Высшим Существом (Ишварой), внешним по отношению к нему.

Человек создаёт возможное, руководствуясь невозможным.

Функционализм развития у природы и человека различны в своём существе: природа творит «по случаю», человек – руководствуясь «проектом», основанном на систематическом знании. В идеале, когда не срабатывает интуиция.

Число для человека – способ организации физического пространства, слово – социального. Для природы нет ни числа, ни слова.

Число, как и слово, может существовать только в составе разворачивающейся множественности в пространстве и времени. Для пифагорийцев число пространственно.

Зло также трансцендентно, как и Бог. Оно – есть. И о нём больше нечего сказать.

Грех можно искупить, хотя бы, в сознании его совершившего, зло

– вне искупления.

Может ли существовать сознание вне смысла и содержания? Как поэзия? Искусство?

В будущем всегда возможен фермер с топориком …

К революции готовы лишь те, кто верит в возможность изменения себя и условий своего существования. Большинство стремится сохранить существующее настоящее.

Социальность оформляет характер, обусловленный генетикой.

Человек формируется в виртуальном мире собственного самосознания. В реальный мир он лишь проецируется различными гранями своего «внутреннего человека», часто случайными.

Подлинное бытие для человека всегда вне времени. Небытие – всегда во времени. /См. все основные религии./

О переживании времени: В рае время отсутствует, но для человека он «всегда в прошлом». Будущее «никогда не наступает», но всегда связано с настоящем, т. е. – »вечное начало» времени. Бессознательное – вне времени, но лишь как ментальная конструкция.

Человек живёт в вечном процессе инициализации, следствием которого является изменение его социального статуса – его «вещной оболочки» при неизменности психологической основы происходящего.

Угнетает не одиночество, а самоощущение ненужности.

Абсолютность закона – такая же условность, как и традиции. Дело в привычности исполнения.

Суд Линча и суд присяжных – явления одного порядка. И там, и там, осуществляют исполнение непрофессионалы на основе эмоционального впечатления и традиции. Различие в уровне аффективности.

Время события, как минимум, есть продукт произошедшего события. Нет события – нет времени. Пространство всегда существует во времени? Или является сценой для развёртывания события?

Если общество не соответствует теории, то что-то из них нужно изменять. Или: и то, и другое. Примеры: деятельность Христа, Ленина.

Чтобы разрушить культуру, не надо атомной бомбы. Достаточно свободы и толерантности в бесконечности разговоров о них.

Современная философия и литература, по существу, выродились в разновидности игры в бисер, а журналистика – в поприще дилетантов «фельетонической эпохи», во взаимозависимой гармонии друг с другом.

Для греков будущее всегда оставалось за спиной, но к прошлому обращено было лицо:

В грядущее спинойпуть ищем в вечном страхе,Но прошлое творятглаза в истлевшем прахе.

Утопия – это всегда рационально сконструированное предписание к безусловному исполнению.

Люди создают и руководствуются в своих поступках иллюзией свободы при фактическом детерминизме неумолимой необходимости.

Реакция российского общества и её руководящей элиты на свои отношения с Западом всё больше напоминает стенания Расплюева в «Свадьбе Кречинского»: «Ну ударь раз, ну два, ну три! Но зачем же бить до бесчувствия?»

Физика уступила свою социализирующую роль биологии. И математика.

Наука пытается найти объяснения к случайностям бытия. Но говорит, в сущности, о самой себе.

Живёт не тот, кто дышит, ходит по земле и т. д., но тот, чье существование замечают окружающие, и отсутствие кого является для них утратой. Т. е. банальность: «Твоя жизнь есть отношение к тебе окружающих». Но признаётся с трудом.

Единственная программа развития культуры, направленная на развитие позитивного начала в культуре была реализована, несмотря на все издержки, в Советской России. Причём, на основе синтеза и традиции, а не деконструкции общественных смыслов.

Создав изначально ад, Бог сразу дал понять, что не намерен придерживаться провозглашаемой парадигмы христианской этики: воздай добром за совершённое зло. Здесь Он, скорее, согласен с ап. Павлом: делая добро, «ты соберёшь ему(грешнику) на голову горящие уголья». /посл. Римл., XII, 20/

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Исповедь – одна из форм контроля над верующими и, по-видимому, это практическое соображение перевесило над нравственными коллизиями проблемы. Церковь нашла выход в том, что провозгласила сам факт исповеди высшей формой проявления нравственности, инверсировав высшую форму безнравственности (противоречащую к тому же биологическому инстинкту самосохранения – сохранению всего живого) в абсолютную нравственность – чистоту помыслов перед Богом, который, впрочем, и так «всё знает». /Институт исповеди сформировался, по-видимому, достаточно поздно. В Евангелиях об исповеди ничего нет./