Сказ про Марью-Красу и актёра Виктора Тимофеевича

Сказ про Марью – Красу и актёра Виктора Тимофеевича.

Витька сидел дома и, допивая бутылку водки, думал о том, что отдыхать он не умеет.

– Вы совершенно не умеете отдыхать? – сказала ему как-то, женщина нарколог.

– Кто это – мы? – спросил тогда Витя, натягивая штаны после очень болезненного укола в ягодицу.

– Какое-то время поболит. – буркнула вторая медичка.

– А какое-то – это сколько? – нахмурился он.

– Вы – это мужчины. – продолжила первая врачиха, развивая начатую мысль.

– Дня два-три. – вторила ей ее коллега.

Эта полифония здорово сбивала с толку. Сбивает она, полагаю, и вас, мой читатель?

Тогда я по порядку.

Позвольте представить: Виктор Тимофеевич – главный герой моего дурацкого рассказа.

В данный момент он погружен в воспоминания о событиях почти годичной давности. Тогда, под влиянием родни, он решился на отчаянный поступок и дал согласие на кодировку.

Для тех кто не пьёт, или вернее было бы сказать, не впадает в запои, я должен пояснить, что кодировка это некая процедура из разряда коллективной терапии. Она производит успокаивающий эффект на родню и работодателей пьяницы. Вколов несколько кубических миллиметров жидкости, неясного фармакологического действия в тело пьющего, врач таким образом ослабляет давление на нервную систему всех заинтересованных лиц. Под этими лицами, как я уже сказал, подразумеваются коллеги и домашние алкоголика. На самого пьющего индивидуума, лекарство никакого действия не оказывает.

Сама по себе процедура хоть и неприятная, но довольно будничная и чем-то напоминает школьную вакцинацию. Но чтобы усилить психологический эффект на клиента, медики прибегают к древним шаманским методикам, известными как заговаривание зубов или разговору по душам.

– Вы, мужчины, совершенно не умеете отдыхать? – повторила первая женщина – врач. По специальности она была терапевтом, но в связи и по обстоятельствам, скорее материальным чем идейным, вынуждена была переквалифицироваться в нарколога. Процедура была, в сущности, окончена, но брать такую сумму за пару уколов, было неловко и она любила дополнять сеанс кодировки душеспасительными беседами.

– Посидите, пока лекарство подействует, а мы поговорим и понаблюдаем за вами. – сказала она голосом античной весталки.

Виктор и впрямь собирался сесть, но вторая докторша скорректировала этот привычное и доведённое до автоматизма движение.

– На правую половину садитесь. А то место укола болеть будет. – остановила она Виктора.

Сидеть так, конечно, было неудобно, но Виктор справился, и перенёс вес своего тела на правое полупопие.

– Вот как вы проводите свободное время? – лукаво поинтересовалась врачиха.

Витя задумался и погрузился в воспоминания. Видимо, приятная улыбка выдала его.

– Вот именно! – восторжествовала медик. – Пьёте! Ведь пьете?

Это был неожиданный поворот и Виктор застигнутый врасплох, да ещё в таком месте, решил чистосердечно покаяться.

– Нууу…, не то что бы…

– А в музее, когда были в последний раз?

Этим вопросом, его лихо уели, потому что в музей он последний раз выбирался почти три месяца назад.

– Давно. – сказал он и опустил покаянно глаза. – Вот когда Леонардо привозили…

– Это куда его привозили? – всполошилась докторша.

– Так в Пушку… уехал он недавно.

– Эх… Расстроилась женщина. – А я не попала.

Но тут же спохватилась и исправила положение.

– А в театр, например? – добавила она безжалостно.

– Вчера. – ответил Виктор уныло.

– Как? Что смотрели?

– Гамлета. Не смотрел, играл. Не самого, конечно. Так, второго стражника. А посмотреть всё никак не могу. Я же без второго состава играю.

Виктор Тимофеевич почти плакал от раскаяния, так совестливо ему было, что не посмотрел он Гамлета, до того как его ввели на роль стражника.

А врачиха всё неистовствовала.

– А за границу! За границу съездить, что вам мешает? В Париж, в город из романов Дюма и Гюго! Неужели в детстве не читали? Неужели не тянет? Или бутылка лучше чем Эйфелева башня?

И на этом вопросе бедный Виктор совсем раскис и отсчитав деньги в руки второму медику, поплёлся на выход.

– Не могу я в Париж. Не взяли меня. Туда Сашка поедет, а я в Нью Йорк завтра. Потом может поменяемся.

И уже спускаясь по лестнице, он всё ещё слышал яростные крики из кабинета врача.

– Лютая бабка. – пробубнил впечатлённый Витька. – Вот ведь, как за дело болеет.

И под впечатлением от подобного отношения к профессии , он и в самом деле не пил целый год.

Но спустя целых одиннадцать месяцев и две недели, если быть совсем точным, разговор с мудрым доктором стал у него из головы выветриваться а её наказы, из памяти стерлись. Вспомнил он её слова, только тогда, когда пол литра подходили к концу, а телефон несколько раз, на разные голоса отвечал, что провести сегодняшний вечер Виктору предстоит в одиночестве.

Телевизор показывал всякое тревожное и неутешительное, музеи были уже закрыты, а в театре в таком виде появляться было нельзя и бессмысленно. Ибо кроме начальства и охраны там, в связи с летним временем никого уже не было. Но охрана с Витькой пить отказывалась, зная его неудержимый характер, а начальство брезговало.

– Ну, можно конечно и в Париж. – рассуждал он. – Но ведь без знания языка и без билета … это Бог знает чем может кончится.

И он решил город Дюма и Гюго оставить в качестве резервного варианта, а для начала заглянуть к соседям, в поисках душевного разговора и поддержки. Пройдя все пять этажей, и постучавшись в каждую почти квартиру, он был отторгнут человечеством как инородное тело. Кто-то был в завязке, кто-то так пьян, что и не догнать, а где-то его перехватили бдительные жёны потенциальных собутыльников.

С последней, Мариной, он встретился уже на площадке между первым и втором этажей у почтовых ящиков. Взгляд её был так ужасен и подозрителен, норов так крут и бескомпромиссен, что Витька со страху, боясь встретиться с ней глазами, уткнулся в чужой почтовый ящик.

– Не пьёт больше Лёша! – зашипела она страшным звуком. – Не вздумай к двери подходить, алкаш! Как тебя ещё в твоем театре терпят?

– Что ты, Марин. – испугался Витя. – Я вот за газеткой вышел. Да за квитанциями.

И он стал судорожно вытаскивать из прорези для писем рекламную газету.

– Смотри у меня! – лязгнула зубами Марина и победно раскрыла дверь на втором этаже. В проеме, нервно маячил бледный и перепуганный дружок Лёша. На Виктора он так замахал ресницами, что мысли о том, что Лёха может быть, всё таки как-нибудь, сможет выбраться из квартиры, были вышвырнуты из головы потоком воздуха, от с грохотом захлопнутой двери.

"Убьёт она его, когда-нибудь" – подумал Витя шёпотом: – "Или он её" – и печально поднялся в свою квартиру.

Водка совсем уже закончилась, а идей о проведение досуга, по-прежнему не было.

От скуки он стал листать рекламную газету.

Ни анекдоты, ни кроссворд отвлечь от тоскливых мыслей, конечно, не могли и вариант с походом в магазин за добавкой, маячил неотвратимо как контролер автобуса.

Перелистнув ещё пару страниц, Виктор Тимофеевич уже почти тянулся к штанам, как его внимание привлекла страничка с заголовком "Интим"

Просматривая фото манерных дам, он вел, сам с собой, разговор о морали и совести.

– Это, конечно, – не дело. – рассуждал Витя, пересчитывая мысленно имеющуюся наличность.

– С другой стороны, – возражал он себе. – Скоро заплатят отпускные.

– Это стыдно! – находил он новый аргумент

– Это явление неистребимо много тысяч лет. И подобная форма отношений вполне естественна и описана ещё Карлом Марксом: Товар, деньги, товар.

– Женщина – не товар! – стыдил он себя.

– А это не деньги. – добавлял он же, глядя на кошелёк.

Виктор в отчаянии сел в кресло пред телефоном, и стал смотреть в газету, уже как простой любопытствующий, понимая что средств на отдых для щедрого господина, у него не хватит.

"Путешествие в сказку": гласило очередное объявление. С фотографии на него смотрело красивейшее девичье лицо, и даже длинная коса немного поместилась.

– Эх… – вздохнул, огорченно Виктор. – а ведь она могла бы сделать кого-нибудь счастливым.

И решение, что ехать надо непременно, чтобы спасти эту чудесную девушку из рук алчных дельцов, крепко засело у него в голове.

И как часто бывает в подобных отчаянных ситуациях в памяти всплыла картина, как Виктор Тимофеевич, ищет куда спрятать от самого себя стодолларовую купюру, которую он сэкономил на суточных ещё год назад. .

Купюра была тут же извлечена из кармана старого пиджака.

– Алло. – проговорил Виктор, робея. – Я звоню по объявлению.

– Слушаю. – ответил женский голос на том конце провода.

– Так вот я бы хотел… У вас тут написано, что как в сказке.

– Не как в сказке, а сказка и есть.

– Нет, ну это я понимаю… – совсем потерялся Виктор Тимофеевич. – Я же не спорю. Я готов… Сколько это будет стоить.

– Подъезжайте, договоримся. – решительно ответил голос.

И через сорок минут, Виктор Тимофеевич, в чистой рубашке, пиджаке, с цветами и шампанским, стоял перед обшарпанной дверью в Чертаново.

Его не сильно смутил непрезентабельная и даже рваная обивка входной двери, но вот хозяйка…

Старая, с бородавкой на носу, бабка никак не походила на ту, которая смотрела на него с фотографии.

Хмель из головы Виктора, начал испаряться.

– Извините, но я вот, по объявлению. – и он попятился назад.

– Я поняла, соколик. – проговорила бабка контральто.

Голос у неё был вполне приемлемым. Но, пока он был, только голосом из телефонной трубки, воображение дорисовывало прекрасное лицо, стройную фигуру и даже косу. А низкий с хрипотцой тембр добавлял всей этой картине очарования. Но вместе с бородавкой, косматыми седыми бровями и черным платком на голове, этот голос создавал отвратительное впечатление.

– Я, наверное, ошибся. – сказал Виктор решительно, и собрался уходить.

– Так ты разве не к Марье, которая краса? – полюбопытствовала бабка ехидно.

И Витя, также решительно, остановился.

"Ну, конечно!" – сообразил он: – "Она только деньги берёт, а девушка с косой, наверное в соседней комнате."

И он воспрянул духом.

Виктор Тимофеевич, не только воспрянул духом, но даже и добавил своему лицу и походке, некой мужественной вальяжности. Он собирался произвести положительное впечатление, на девушку, которую намерен был спасти и сделать счастливой.

– Как звать? – спросила бабка.

– Ну…

"Ишь чего захотела!" – думал про себя Витя: – "Может тебе ещё и паспорт показать?"

Не хотелось ему представляться незнакомому человеку, да ещё занимающемуся столь низменным ремеслом.

Он, конечно, был не шибко чтобы популярен, его и после спектакля зрители не узнавали, не говоря уже о том чтобы попросить автограф, но ведь всё может быть. Может что и прославится он когда-нибудь, и прогремит его фамилия. Так что незачем этой старухе знать, как его зовут.

– Иван. – соврал Виктор.

– Ну, Иван так Иван. Вы для меня, все – Вани. – она пошамкала губами, повторяя его выдуманное имя, как присказку на все лады – Ваня, Ванечка, Ванюта, Ваня, Ванюшка, Иван.

– Ну, чего в бутыль-то вцепился? – спросила бабка. – Барышне несёшь? Это дело. С шампусиком всё веселее. Хотя для вашего, для кобелиного промысла, коньяк пользительнее будет.

И она мерзко захихикала.

Ситуация становилась всё страннее и страннее. Можно было бы даже сказать, что она была пренеприятной. Но видя, что клиент недоволен, старуха решила ситуацию подправить

– Ну, ничего. Есть у меня. Пошли на кухню. Войдя на неожиданно опрятную кухню, Виктор Тимофеевич увидел приятно сервированный стол с чистыми стопками.

– Фужоров нет, так что не обессудь, соколик. Ну, поехали.

И она резво разлила по гранённым, старинным стопкам коричневую жидкость из бутылки с надписью Martell на этикетке.

Перед тем как опрокинуть коньяк в себя, она не выдохнула, а сплюнула: "Чтоб мне не подавиться, проклятой" проговорила она с чувством, и незамедлительно выпила.

Как же всё это пугало и расстраивало бедного Виктора, как отвратительно было ему в этом доме и в обществе мерзкой старухи, когда он подносил к губам стопку. Как муторно было на душе и тошнотворно было внутри, пока коньяк, или что-то на него похожее, продвигалось вниз по пищеводу. И как умиротворённо стало, когда он начал действовать, впитываясь в мозг и каждую клеточку его тела.

– Ну, что, молодец, – спросила бабка, похрустывая капусткой из хрустальной вазочки. – Хочешь сказки? А сколько денег-то принёс, красавчик? – спросила она.

Витя достал купюру с американским президентом.

На стодолларовую купюру бабка глянула с радостью, но без удивления и не забыла добавить. – Невелика сумма, но и этого хватит.

– Пошли. Веник только оставь. Ей он без интересу, а мне на кухне в радость будет. – и она вырвала из рук Виктора букет.

Он ей так понравился, что она даже потянулась губами к Витиной щеке, но передумала.

– Ещё нацелуешься. – и она толкнула его в открытую дверь.

И с этого момента Виктор Тимофеевич потерял голову.

В буквальном, то есть, смысле.

А нашлась она, голова то бишь, когда чей-то шершавый язык теребил и слюнявил ему щёку.

– Эй. – прохрипело сверху. – Ты это… Ты вставай. Я чего тут около тебя весь день стоять должен.

Открыв глаза Витя увидел над собой мохнатую морду.

– Ты Ваня? – спросила морда.

Удивление Виктора было так велико, что он решил немедленно закрыть глаза, в надежде проснуться ещё раз, при других обстоятельствах. Но заснуть не удавалось. Он попробовал для проверки приоткрыть один глаз, увидеть, что-то более приятное. Морда никуда не делась.

– Ты, хорош в гляделки играть. – проворчала морда. – На вот.

И перед носом у Виктора замаячила стопка с прозрачной жидкостью.

– Вы в сказку, только похмельные или пьяные приходите, от этого она только хреновее делается. – резюмировал податель водки. – Пей уже и пошли.

Открыв оба глаза и сфокусировав их, Витя понял, что если у него и двоится в глазах, то предмет двоящийся, сути своей менять не хочет.

– Ты волк что ли? – спросил он в изумлении, которое было так велико, что его размер уже роли не играл, поэтому и обращать внимания на него вовсе не стоило.

– Ну, это спорный вопрос. – задумчиво протянул волк. – Говорят в роду, и сенбернары были, и гиены, но точно не жираф.

– А почему ты говоришь? – спросил Витя, оттягивая тот миг, когда придётся самому себе признаться в полном и окончательно сумасшествии.

– А как ты меня иначе поймёшь? – резонно возразил ему серый волк.

На это ответить было нечем. Ведь как известно: правильно сформулированный вопрос содержит и ответ. Так вот вопрос был глупый.

– Я вообще первый раз. – начал свою историю Витя. – Я это дело не одобряю, но решил попробовать и вон чего вышло. На Париж денег не хватало, и я пошел неверной дорогой. Так куда же мне теперь?

– Как куда? За мной иди. Только выпей сначала. А то в ближайший кабак, не факт, что открыт.

Виктор покладисто выпил, обрадованный таким демократизмом и приготовился к появлению санитаров.

– Ну, – нетерпеливо переминался серый с ноги на ногу. – Чего расселся-то? Пойдём уже, а? Что же вы за народ такой: сначала напьётесь, потом по бабам, а как до дела дойдет, об смысле жизни начинаете размышлять. Вам бы составляющие местами поменять, так сколько бы сил и денег сэкономили бы.

– Да я же говорю…

– Не надо говорить! – рявкнул волк. – Идти надо. Может и склеиться у вас чего, я тогда в зоопарк пойду сдаваться. А то сколько можно в мои-то годы по лесам, с вами кобелями похотливыми шастать.

– Нет, ты не понял, – Виктор уже шел уверенней и от своего проводника не отставал. – Я же говорю: в целом доме ни одного человека, чтобы выпить, музеи закрыты, театр в отпуске, а в Париж далеко, ну я и решил…

– Это я, как раз, понял. Только если уж ты решил, то идти надо.

В этот момент они оказались на распутье, и как водится, там был камень с указателями.

– Так, тут все просто: "Направо ехати – коня теряти, налево ехати – женату быть, прямо ехати – убиту быть". – процитировал волк наизусть.

Виктор, просмотрев все варианты и тщательно взвесив, повернул решительно налево.

– Эй, – остановил его строгий голос волка. – Ты женат?

Витя покачал головой.

– Девушка есть?

–Нет, конечно. Чего бы я тогда к Марье-то пошел бы?

– Значит ты туда не можешь. – решительно постановил серый. – Как можно ходить налево, без жены или любовницы? Это никак невозможно.

– Но тут написано:"… женату быть"

– А это без разницы. Они все жениться обещают.

В этом был свой резон и Витя повернул направо.

– Опять же погодь. – снова вернули его. – Машина есть? Права есть?

– Нееет. – удивлённо протянул Виктор Тимофеевич.

– Тогда куда ты прёшься, если безлошадный? Совсем мозги пропил? Раз нечего терять, то и не твоя дорога. Там и посты стоят, и в ломбарде проверят. Тоже ведь не дураки писали. – и он кивнул на камень. – Бывали такие деятели, что мне предлагали конём побыть. Но я – пас. А то сегодня – конём, а завтра – царевной. Ну вас нафиг, с вашими фантазиями.

– Так ведь голову же потеряю, если прямо. – засомневался Витя.

– Ты про эту что ли? – волк с пренебрежением ткнул лапой по Витиному лбу. – Большая потеря.

Крыть было нечем, и они пошли прямо.

–Ты кто по жизни есть? – поинтересовался серый.

– Ну, я Иван, вроде как.

– То что ты – дурак я и сам вижу. Я спрашиваю: чем на жизнь зарабатываешь?

– В театре служу.

– Значит и по жизни дурак. – резюмировал волк. – И что же вас все сюда-то несёт? Нормальные люди к Снежане едут, или к Карине, а вам всё сказку подавай. Вот у тебя – он махом развернулся к Вите. – В театре утренников не бывает? Сказок на каникулах не играете? Зачем тебе и после работы сказка?

Опять возразить было нечего и Виктор Тимофеевич поплелся за своим проводником.

– Когда мы уже к Марье придём? – спросил он тоскливо.

– Когда надо, тогда и придём. Ты не в борделе. Сначала приключения.

И вдалеке раздался свист.

– Это соловей разбойник? – спросил Витя.

– Ну, насчет соловья – это вряд ли. – ответил волк. – Но то что он разбойник: у него на лбу написано.

Дорога вывела их к озеру с избушкой на берегу.

Хотя, сказать, что перед ними стояла избушка, означало бы безбожно переврать действительность. Перед ними была стройплощадка, и почти полностью возведённый коттедж. По стройплощадке бродили гастарбайтеры, а на крыльце недостроенного дома стоял пьяный человек в форме и со свистком.

– Он кто? – спросил Витя.

– Он всегда при исполнении, а это главное, что ты должен знать.

– Странно, мы ведь в сказке, а тут…

– Конечно в сказке. Только не мы, а он. Ты посмотри на метраж избушки. И народу сколько работает. Причём без регистрации ведь, у некоторых даже документов нет.

– Это кто это к нам пожаловал? – завопил молодой человек с погонами старшего лейтенанта. – Серый, ты что ли?

– Начинается. – проворчал волк. – Сейчас начнёт, и про серую зарплату, и про серый рынок… А ты знал, что серые – это мужики на зоне?

– Заходите мужчины. – пригласил старший лейтенант. – Выпьем.

– Ну вот тебе и первое испытание. – вздохнул волк.

И они поднялись в дом.

В большой комнате стоял накрытый стол, на котором с бутылками Абсолюта, Амаретто и разрезанным ананасом, соседствовала килька в томате и армейская тушенка.

– Тушенка волку, а остальное нам. – доложил старлей и разлил водку по фужерам для шампанского. – За честь мундира – до дна.

"Испытание – так испытание" – мужественно принял Виктор свой фужер и выдохнул так, чтобы воздуха в легких, не осталось совсем.

– Вот ты, значит, – артист? – переспросил старший лейтенант и взял в руки гитару.

– Расскажу тебе историю, про героизм. Ты думаешь, что подвиг – это бандита с автоматом голыми руками скрутить? Или маньяка поймать? Фига тебе. – и он ткнул грязный кукиш Вите под нос.

– Терпи. – прошептал волк, на ухо. – Испытание началось.

– Настоящий подвиг – это когда участковый из Когалыма, смог перевестись в Москву, в главное управление собственной безопасности.

И старлей протянул гитару Вите.

– Крокодил, играй.

Дальнейшие события смешались у Виктора в памяти, и волку пришлось не только нести его на себе, но и рассказывать всю историю в подробностях.

– Ты, молодец, – хвалил он ошалевшего от водки Виктора Тимофеевича, и следил, чтобы тот не свалился у него со спины. – И то, что в кино хорошего мента играл, и то, что не спорил, пока он с тобой "Место встречи изменить нельзя" репетировал – грамотно себя вел. Я только в одном месте здорово напрягся, это когда вы сцену с побегом Левченко проходили – думал попадет в тебя, всё-таки. Но добил ты его Бродским. А ещё говорят, что от поэзии никакого толка. Я, правда, грешным делом надеялся, что на словах: "На Васильевский остров я приду умирать.", он наконец застрелится, но он просто заплакал и заснул. Ты вот только не засыпай. Во-первых, мне тебя тащить на себе надоело, а во-вторых, мы ко второму испытанию подходим.

– А кто там будет? – спросил Виктор, стараясь стряхнуть с себя хмель.

– Хрен его знает.. – выдохнул печально серый. – Странный типчик. Говорит, что Кот Баюн, но от кота в нём только страсть к спариванию. А вот балакает так, что никто его не понимает. Проще всего, согласиться с ним и не спорить. Правда он здорово научился всякое живое существо из себя выводить, а потом заводить в такие дебри, что и не выберешься.

В чаще леса, под камнем, зазвенел колокольчик.

– Привет! – раздался голос откуда-то снизу. – Всё про тебя знаю, вижу тебя насквозь, зовут тебя Вячеслав.

– Понеслось. – зевнул тоскливо серый. – Сейчас заморочит.

– Меня, вообще-то, Иваном зовут. – соврал Виктор, злорадствуя, что самонадеянный кот ошибся дважды.

– Не надо спорить! – рявкнул маленький человечек, больше похожий на гнома, чем на кота, вылезая из-под корней дерева. – Ты хочешь к Марье?

– Ну, в общем, хочу. – согласился Витя.

– Сильно? Имей ввиду: мне твои одолжения не нужны, я тебя уговаривать не буду, ты должен мне доверять. А иначе у нас ничего не получится.

Виктор испуганно закивал головой

– Значит, будешь Вячеславом. А если решу, то и самой Марьей будешь. – плотоядно улыбнулся маленький человечек. – Я тут всё решаю! Я главный!!!! Только я знаю дорогу к Марье!!!!!!!

Он почти парил над землёй от восторга, который вызывал сам в себе.

– Слышь, ты уже совсем заврался. – не выдержал волк. – Эту дорогу, каждый дурак знает. Я же по ней, двести лет хожу. И только ты, всякий раз, умудряешься заблудиться.

– Тогда может – ну его? – Витя тронул серого за плечо. – Сами дойдём. Зачем нам такой проводник?

– Кто? – рявкнул волк. – Он – проводник? Не смеши меня. Если бы дело было только в этом, то мы бы уже там были. Но это же испытание! Нам надо этого малахольного довести.

– Так в чём проблема? – оживился Виктор Тимофеевич. – Хватаем его и в путь.

– Не выйдет. Он орать будет. Сколько раз пробовали. Одна и та же фигня: на землю упадёт и припадок изобразит – гений.

– А чего делать?

– Сейчас он расскажет.

Кот Баюн расхаживал с важным видом, задрав голову к верху.

– Вот как я вижу эту ситуацию: ты рано остался без матери и теперь хочешь её найти. Но мир вокруг, он – твой враг. Поэтому ты …

– Чего он несёт? – Витя удивлённо посмотрел на волка.

– Я же говорю: мудрёно излагает – никто понять не может. У него задача такая: нести пургу, чтобы нас с головой укутало – испытание такое.

А Кот Баюн, между тем, продолжал.

– Чтобы двинуться дальше, ты должен увидеть не деревья, – он махнул рукой в сторону зарослей крапивы. – А стены из кирпича. Или цепь автоматчиков. Понимаешь?

– Кивай головой, – яростно зашептал серый. – Иначе, не отвяжется.

Витя замотал головой так, что казалось, она, вот-вот, оторвется.

– Ты чувствуешь холод в груди? Ты видишь вражеских солдат? Ты хочешь найти свою мать? Мать твою! – кричал маленький человечек страшным голосом.

Виктор Тимофеевич согласился и с этим.

– Я не вижу, чтобы ты видел! – продолжал вопить Кот Баюн. – Я не чувствую, чтобы ты чувствовал. Ты должен увидеть и почувствовать! Должен довериться мне!

Тогда Витя выпучил глаза и открыл рот в беззвучном крике, изображая подвиг Александра Матросова.

– Хорошо. – вдруг согласился кот, похожий на гнома. – Теперь верю. Значит можем идти. Но пойдем не на прямую. Человек должен идти за внутренним голосом, тем путём, которое укажет сердце. Пойдём через скалистые горы – так быстрее.