Не только ракеты: путешествие историка в Северную Корею

Константин Асмолов

Не только ракеты: путешествие историка в Северную Корею

© Асмолов К. В., текст, 2018

© Асмолов К. В., Захарова Л. В., Хрусталёв В. В., фотографии, 2018

© Цыганкова А. А., дизайн и оформление обложки, 2018

© Русский фонд содействия образованию и науке, 2018

* * *

Вступление

Эта книга написана по мотивам путевых заметок, которые автор вел во время двух командировок в Корейскую Народно-Демократическую Республику, куда он ездил по приглашению Корейской ассоциации работников общественных наук (КАРОН).

Если в первый раз, осенью 2016 г., он ездил один, и вся поездка была оптимизирована под его запросы, то во второй раз, весной 2017 г., с ним было двое коллег и хороших друзей – Людмила Захарова и Владимир Хрусталёв. Людмила закончила МГИМО с красным дипломом и золотой медалью, написала кандидатскую по экономике за два года (при норме в три) и сейчас является одним из наиболее серьезных специалистов по северокорейской экономике, особенно по межкорейским отношениям и внешнеэкономическим связям. Владимир Хрусталёв – житель Владивостока, специалист по ракетно-ядерной программе КНДР и ядерной безопасности в целом. Эту тему он копает практически десять лет, и в течение долгого времени был среди тех, кто, в отличие от меня, придерживался не осторожных, а оптимистических оценок. Поэтому, когда в 2016 г. в КНДР случился большой ракетно-ядерный прорыв (два испытания и более двадцати успешных ракетных пусков), он мог честно и обоснованно сказать: «Ну, я же говорил!» – и вошел в группу признанных экспертов.

Программа включала как поездки по интересным местам, так и встречи со специалистами, проходившие в форме лекций или дискуссий. Исписав в сумме четыре блокнота мелким почерком, автор счел, что ограничиваться развернутыми отчетами в соцсетях неразумно, и если совокупного материала хватает на небольшую книгу путевых заметок и сопутствующих им аналитических размышлений/ комментариев, то отчего бы ее не написать, тем более что хороших популярных материалов о современной Северной Корее не так уж много.

С чем это связано, и почему некоторые отчеты путешественников оказываются собранием баек, страшилок или славословий? На взгляд автора, связано это с тем, как выглядит Северная Корея в массовом сознании, и какие факторы оказывают влияние на поведение россиян в стране и восприятие ими того, что они там видят и слышат.

• Мэйнстримные средства массовой информации не особенно дружественны к Северной Корее, и потому апологетические статьи встречаются в газетах весьма специфической направленности, зато антипхеньянские пропагандистские мифы встречаются весьма часто. Более того, нередко прилетевшие с Запада или Юга утки обретают дополнительные перья, крылья, ноги и хвосты.

• Отношение к Северной Корее довольно тесно связано с отношением к Советскому Союзу. Но хотя даже в лучшие годы Северная Корея была похожа на СССР хорошо, если наполовину, некоторые элементы деталей командно-административной системы представляют ее массовому сознанию полным клоном сталинского СССР. Причем это проявляется как у тех, для кого Север – это «последний островок коммунистической духовности» и «Спарта наших дней», так и у видящих в КНДР сталинский Мордор. Естественно, что и черные, и красные очки в разной степени загораживают реальность.

• По причине этого же сходства оппозиционно настроенные круги очень любят порассуждать про Северную Корею, раздувая пропагандистские мифы по принципу: «бичуя режим Кима, метим в режим Путина». В связи с этим их не очень интересует северокорейская реальность: КНДР в их рассказах просто иллюстрирует определенные тезисы.

• Среди условно левых в отношении к КНДР тоже есть сильные «разночтения», так как «евролевым» не очень нравятся разглагольствования «Ах, вы за социализм? Так езжайте в КНДР!». Отсюда жесткие дебаты о том, есть ли в КНДР социализм, и не является ли Северная Корея национал-социалистическим государством.

• Добавим к этому внешний эффект от северокорейской пропаганды, которая выглядела анахронизмом еще в 1980-е, а сегодня использует практически те же клише. В те годы фрондирующие интеллигенты выписывали журнал «Корея» или «Корея сегодня» в качестве заменителя юмористических или сатирических журналов. Отголоски этого подхода есть и сегодня, когда люди едут в Северную Корею как в зоопарк – экзотическая страна, заповедник забавных зверушек и фриков, над которыми можно вволю поприкалываться, если умело имитировать их ритуальные танцы.

• Еще Северную Корею у нас любят определенного типа политические маргиналы, для которых главная ценность Северной Кореи – это то, что она бросает вызов Америке. Враг моего врага – мой друг. И часто это сочетается с красными очками, отчего написанные этими товарищами тексты прекрасно иллюстрируют поговорку «С такими друзьями – и врагов не надо».

Оттого люди, которые едут в Северную Корею даже рядовыми туристами, очень часто или загружены предубеждениями настолько, что видят лишь то, что вписывается в их картинку, игнорируя всё, что туда не вмещается (неосознанно – могут и просто не замечать), или изначально держат камень за пазухой тем или иным способом.

Однако непрофессионализм не всегда позволяет правильно понять то, что ты видишь. Особенно если картинка, как тебе кажется, не может быть двояко истолкована. Но я в таких случаях вспоминаю историю, которую мне рассказал один выпускник Лесотехнического университета.

Есть технология засевания газонов, когда смесь семян и жидких удобрений под давлением разбрызгивается в разрыхленную почву. Для того, чтобы было видно, какой участок земли обработан, туда добавляется краситель – обычно синий или зеленый. Но если ты не знаешь, что именно происходит, ты видишь абсолютно понятную картину того, как проворовавшиеся коммунальщики красят землю в зеленый цвет, а потом еще пытаются глупо отмазываться. Я люблю рассказывать этот пример на своих лекциях по источниковедению, и потому повторяю его сейчас.

Вот вам пример из недавнего: рассказывая о том, что в Северной Корее почти не встречаются кошки, автору приходится специально разъяснять, что и ранее они были там чрезвычайно редки. И что боязнь и неприязнь к ним существует на Корейском полуострове по обе стороны 38-й параллели, – в Южной Корее котолюбие стало завоевывать позиции только в XXI в. Потому что без этого рассказ о том, что в Северной Корее нет котиков, немедленно обрастал комментариями вроде «Вот уродский режим, всех котиков перебил! Не может же быть, что в стране их не было! Значит, были, но их извели, а почему, неужели не понятно? Там и людей не жалуют…».

Большинство известных широкой публике рассказов о том, «что мы видели в Северной Корее», написано неспециалистами. Это не значит, что их надо выкинуть в корзину на фоне книги автора, но, читая их, принимайте во внимание возможный «цвет их очков» или то, что писавшие не могли или не хотели вдаваться в излишние детали.

А из профессионалов о том, как живет современная КНДР, на русском языке кроме автора постоянно пишут только Андрей Лань-ков и Олег Кирьянов. Первый был на Севере довольно давно, и его рассказы о современной КНДР отчасти базируются на рассказах перебежчиков. Однако это отнюдь не ангажированный пересказ, и хотя массовое сознание часто противопоставляет Ланькова Асмолову (один правый и проюжнокорейский, другой, наоборот, симпатизирует КНДР), общего в их позициях на самом деле больше, чем различий. И тексты Ланькова автор очень рекомендует читать хотя бы для того, чтобы точка зрения аудитории складывалась, опираясь на несколько источников.

Кирьянов – корреспондент «Российской газеты» и в этом качестве изъездил и Север, и Юг. Его книга о Республике Корея, выдержавшая несколько изданий под разными названиями[1], надеюсь, известна хорошо. Однако летом 2017 г. к ней добавилась книга о КНДР, написанная не менее увлекательно и тоже по материалам множества очерков[2]. Тем, кто читает меня, стоит поглядеть и ее, потому что, например, о том, что такое северокорейское пиво, лучше читать у того, кто его пил.

Со структурной точки зрения, нашу книгу можно разделить на несколько частей.

Нулевая часть – исторический экскурс: записи в блокнотах автора были рассчитаны на специалистов по истории Кореи, и перед тем, как представить этот текст более широкой аудитории, его надо снабдить хотя бы беглым рассказом о корейской истории. Тогда имена или события, которые автор будет упоминать при описании посещения исторических мест или встреч с коллегами, станут понятны любым читателям.

Первая и вторая – путевые заметки, посвященные тем или иным местам, куда нас возили на экскурсии, или аспектам повседневной жизни Пхеньяна и пхеньянцев.

Возможно, аудитория будет несколько раздосадована излишним вниманием к вопросам быта, однако, увы, это обусловлено образом «КНДР из массового сознания». Если применительно к иной стране возможность купить на улице мороженое вставлена в «настройки по умолчанию», отсутствие упоминаний об этом в путевых заметках не означает того, что мороженого в стране нет. Но применительно к КНДР эти настройки иные, и потому новости о том, что Северная Корея похожа на нормальную/среднестатистическую страну гораздо больше, чем кажется снаружи, нередко вызывают удивление: «Неужели в Северной Корее действительно можно просто взять и купить мороженое на улице? Там же голод!»

Третья часть – теоретические лекции или протоколы встреч, которые происходили между нашей делегацией и представителями КАРОН, старавшимися обеспечить нам ответы на заданные вопросы на максимально высоком экспертном уровне. Здесь автор будет излагать северокорейскую трактовку тех или иных событий «от первого лица», не столько вступая в дискуссии, сколько задавая наводящие или проясняющие вопросы.

Четвертая сформировалась в ходе ответов на вопросы во время лекций, с которыми автор выступал после поездок по стране, – некоторые из этих вопросов задавались так часто, что здесь будут приведены подробные ответы на них.

Но перед тем, как вы начнете чтение, автору хочется отметить две важных вещи.

Во-первых, надо сразу обозначить, чего в этой книге нет. Например, подробных исторических очерков[3]. Она будет посвящена именно современному положению Северной Кореи, которую автор видел осенью 2016 – весной 2017 г. Мы не будем углубляться в то, что было ранее, стараясь не заниматься пересказом с чужих слов. И если книга покажется кому-то более «бравурной», чем ожидалось, то это отчасти заслуга северокорейского руководства, стараниями которого в течение последних пяти лет страна сделала видимый и ощутимый рывок вперед и вверх далеко не только в ракетно-ядерной отрасли.

Да, так было не всегда. Некоторые книги и воспоминания знакомых автора, которые работали в КНДР в конце XX в. или на рубеже тысячелетий, рисуют иную, более мрачную картину, связанную с «трудным походом» и его последствиями. Многие образы того времени довольно сильно въелись в массовое сознание и не покидают его, но автор не раз говорил, что одной из важных ошибок при оценке ситуации в Северной Корее является недоучет того, что эта страна меняется и зачастую быстрее, чем мы представляем это себе, находясь «снаружи». Отчасти потому я пишу в основном про то, «как есть», лишь иногда обращая внимание на то, «как было».

Во-вторых, это не полный справочник. Есть много вещей, которые автору пока не удалось нормально посмотреть или изучить. Например, как выглядит жизнь за пределами столицы. Да, мы несколько раз покидали Пхеньян, но из машины, которая идет со скоростью 80+ км/ч, много не разглядишь, и, главное, – не успеешь сделать фото. Однако экскурсантов из регионов, посещавших различные торжественные места одновременно с нами, было достаточно, чтобы понять, – там по сравнению с Пхеньяном, конечно, проблем больше. Бедная и поношенная одежда, часто – грязь, въевшаяся в кожу (такое бывает, когда горячая вода – очень редкое явление), лица и телосложения показывают последствия «трудного похода» как долгого питания скудной, однообразной и недостаточно калорийной едой. Однако даже там видно, что дети помладше выглядят здоровее подростков, Это те, кого последствия «трудного похода» не задели.

Из других источников я знаю, что провинция в целом живет хуже Пхеньяна, но хуже по-разному. Районы, приграничные с Китаем, крутятся за счет параллельной экономики. Во внутренних всё сложнее. Однако те из моих коллег, которые ездили по стране, говорят, что ситуация там тоже потихоньку налаживается. Но потихоньку, так что там можно встретить и буйволов как тягловую силу, и машины с газогенератором, которых в Пхеньяне и окрестностях я не видел ни одной.

Я не видел откровенной показухи, – видимо, потому, что товарищ Пак, который был моим главным сопровождающим, еще в Москве слышал мои рассуждения о том, как должна меняться северокорейская пропаганда, и почему излишняя закрытость или «потемкинские деревни» оказывают противоположный эффект.

Я почти не видел промышленных и сельскохозяйственных объектов: в экономике и технике я разбираюсь плохо, и, если привести меня на металлургический завод, я просто не смогу оценить контекст и детали.

У меня не было возможности много общаться с простым населением. Значительная часть экскурсий проводилась специально для кого-то одного из нас или только нашей группы, и часто меня или нас сопровождал специально приставленный локальный гид, не считая сопровождавших. Однако мы были на нескольких массовых мероприятиях – начиная от похода в зоопарк, специально назначенного на праздничный день, и кончая вечерним походом в парк аттракционов, где я не мог разговаривать с местными посетителями, но внимательно смотрел и слушал.

С другой стороны, нехватка общения была частично компенсирована беседами со специалистами очень высокого ранга. При этом только в одном случае со мной пытались разговаривать «цитатами из газеты “Правда”». В остальных случаях это были ответы на вопросы и даже дискуссия, если позволяло время.

Я не особенно гнался за числом фото. Фотографии парадных мест КНДР встречаются в изобилии, и качество их лучше, чем те, что мог бы сделать мой относительно простой фотоаппарат Sony. К тому же Пхеньян, как и любая иная столица, предоставляет много возможностей для того, чтобы сделать подборку как парадной, так и непарадной части города. Поэтому я фотографировал лишь то, что казалось мне интересным по той или иной причине. Сожалею лишь о том, что категорически нельзя было снимать в музеях. Вот там было очень много интересного – и с точки зрения артефактов и, особенно, с точки зрения подписей к таковым, поскольку изучение северокорейских трактовок истории и особенностей командно-административной системы было, пожалуй, главной целью моих путешествий.

Во-вторых, есть еще одна цель, которую автор считает очень важной. Информирование окружающего мира о реальной ситуации на Севере является очень важной задачей, поскольку теоретически имеет шанс хотя бы насколько-то снизить вероятность неверных решений, принимаемых на основании неверных данных и способных привести к катастрофическим последствиям.

В одном из «антипрогнозов», который автор делал для некого ролевого проекта, Россия ввязалась в военную конфронтацию с Америкой и проиграла по следующей причине. «Патриотические аналитики», кто из лизоблюдства, кто из корысти, кто из искренней веры, убедили руководство страны, что Соединенные Штаты доживают последние дни и вообще населены даже не янки, а «пиндосами». Воевать, однако, пришлось не с пиндосами из фантазий, а с куда более серьезным врагом, но отступать было уже невозможно. Эйфория первого периода Русско-японской войны «Закидаем макак шапками» или добро, которое дала Москва на начало Корейской войны после того, как Кремль убедили в том, что «200 тысяч коммунистов немедленно поднимут восстание» – это та же ситуация.

Сегодня, понимая, как описывают Северную Корею не столько российские, сколько западные аналитики, автор видит, насколько «мультяшная» Северная Корея подменила настоящую. У этой подмены есть несколько причин: сложившиеся стереотипы массового сознания, из-за которых люди подгоняют реальность под штампы, закрытость страны, благодаря которой непрофессионал действительно очень мало что увидит на Севере, фатальная зависимость от ангажированных источников, навязывающих свое видение проблемы, не имеющее отношение к реальности.

Последнее касается даже не столько перебежчиков, сколько преимущественно южнокорейских разведчиков и аналитиков, а на самом деле – пропагандистов, которые очень стараются, чтобы мир воспринимал Северную Корею как разваливающийся режим, держащийся исключительно на ужасных репрессиях. Режим, в котором вот-вот, под влиянием усиленных санкций или более жестких мер, народ, наконец, обретет свободу.

Кто-то из этих аналитиков сам поверил в свои же сказки, кто-то грамотно врет, рассчитывая, что большие дяди «сделают всё за нас», а если что-то вдруг пойдет не так, то после определенного момента «рыбка задом не плывет». Но Северная Корея стоит на ногах значительно прочнее, чем принято думать. И хотя ситуация там безусловно остается неидеальной, строить планы, рассчитывая на скорый ее крах, может оказаться очень опасной иллюзией с непредсказуемыми последствиями, потому что если конфликт начнется, мало не покажется никому, вне зависимости от его исхода.

Но при этом автору представляется вполне реалистичной перспектива ситуации, при которой даже разумный американский аналитик, оценивающий вероятность превентивного обезоруживающего удара по ядерным объектам КНДР, может поверить в то, что подобные действия не встретят сопротивления и вызовут острый политический кризис с последующей сменой режима, поглощением Севера Югом и общим благорастворением. Он сделает это под воздействием информации, которая говорит о том, что «система дышит на ладан» и достаточно хорошенько пнуть, чтобы всё развалилось. Если бы этот человек знал, что потенциал врага серьезнее, и что при данной силе пинка он скорее отобьет себе ногу, чем что-то развалит, он, естественно, принял бы более верное или более выгодное своей стране решение с точки зрения последствий вызываемого его действиями кризиса. Но ему неоткуда это узнать.

А между тем кризис компетентности довольно сильно поражает властные и аналитические структуры. Читая материалы Викиликс по Корее, написанные аналитической службой Конгресса США и рядом других вроде бы серьезных ведомств, понимаешь, что ленивый и некомпетентный чиновник, который пишет доклады так, чтобы от него отстали, при помощи пары кликов в Интернете, – это явление, распространенное не только в нашей стране, как думают некоторые западники. Специалисты по стране подменяются «болтологами общего профиля», главная способность которых – бодро смотреться на экране, даже если то, что они несут, никак не соотносится с реальностью. Увлечение «аналитикой по открытым источникам» тем больше сдвигает экспертов в тень, потому что создает опасную иллюзию того, что любой школьник может сравнить фотографии в социальных сетях и прийти на основании этого к сногсшибательным выводам.

Не помню, чья фраза: «Это хуже, чем преступление – это ошибка». И действительно – для меня катастрофа, вызванная чьей-то злой волей, будет менее горькой, чем те же последствия, вызванные невежеством или непониманием, и как ученый и преподаватель я считаю просветительскую работу частью своего долга и предназначения. Тем более – сейчас, когда ситуация на полуострове во многом колеблется вокруг опасной черты (автор закончил работу над книгой в начале октября 2017 г.).

Часть нулевая. Исторический очерк

Краткая история Корейского полуострова до 1945 г.

И южная, и северная корейская историография разделяют тезис о «пятитысячелетней истории Кореи» – разница в том, что северокорейские историки считают, что предки современных корейцев всегда проживали на полуострове, а южнокорейские полагают, что предки корейцев откуда-то пришли (чаще всего предполагается, что из районов Алтая).

Если же подходить к этому вопросу с археологической точки зрения, то самые ранние следы человека на Корейском полуострове корейские ученые относят к позднему палеолиту (стоянка Комын Мору), а первое корейское государство, так называемый Древний Чосон, существовало на севере полуострова в I в. до н. э. и было покорено ханьским Китаем. Время возникновения этого государства и его географическое положение тоже остаются предметом научных дискуссий.

Согласно легендам, официально поддерживаемым как на Юге, так и на Севере, корейская государственность началась в 2333 г. до н. э., когда в мире появился Тангун – легендарный основатель корейской нации: несмотря на желание националистов обоих корейских государств сделать из него историческое лицо, личность его примерно равнозначна личности русского царя Гороха[4]. В китайских летописях основателем Древнего Чосона назван некий Киджа, выходец из Китая, а дата основания указана примерно на тысячу лет позже.

Затем сведения о первых государственных образованиях на территории Корейского полуострова относятся к I в. до н. э., хотя вопрос о том, с какого времени Три государства – Когурё, Пэкче и Силла – можно действительно считать государствами, а не союзами племен, иногда трактуется как дискуссионный[5].

Когурё со столицей Куннэсон на правобережье среднего течения р. Амноккан[6] было образовано в 37 г. до н. э. и имело самую большую территорию. Оно располагалось на севере Корейского полуострова и захватывало значительную часть Маньчжурии, включая весь Ляодунский полуостров. Наиболее известный памятник Когурё, так называемая Стела Квангэтхо-вана (имя вана означает «Расширитель земель», годы правления 391–412), установленная при его преемнике ване Чансу (413–491), находится в глубине китайской территории.

Когурё оставило след в истории и отражением экспансии Китая. Суйский император Ян-ди дважды организовывал поход с целью завоевания Когурё, но потерпел поражение. В 612 г. на покорение страны отрядили огромную армию, наголову разбитую предводителем когурёсских войск Ыльчи Мундоком.

Силла сформировалось на юго-востоке полуострова как племенной союз нескольких протогосударственных объединений, и его структура власти содержала значительное число архаичных элементов.

На юго-западе полуострова находилось государство Пэкче, которое уступало Когурё и Силла в военно-политическом отношении, но имело высокий уровень культуры.

С расширением территории государств между ними началась борьба за преобладание на полуострове. Вначале Когурё, Пэкче и Силла занимались присоединением окружавших их мелких государственных образований, затем Пэкче и Силла объединились, чтобы дать отпор общему врагу, а в VI в. на фоне подъема военно-политической активности Силла оно было вынуждено столкнуться с противодействующей коалицией Когурё и Пэкче, но сумело одержать победу над ними благодаря помощи нового союзника в лице танского Китая.

Объединение Трех государств имело три очень важных последствия. Во-первых, хотя большая часть когурёсских земель была безвозвратно утрачена, все последующие тринадцать веков своего существования Корея была единой страной. Во-вторых, начиная с периода Объединенного Силла (668–935), страна стала интенсивно вбирать в себя наследие китайской философии и культуры, особенно культуры административной. Вообще, надо отметить, что из всех государств конфуцианского культурного региона Корея была связана с Китаем наиболее тесно. В-третьих, объединение страны при помощи Китая закрепило ориентацию на «большого брата» и относительно подчиненное положение по отношению к нему.

Остатки когурёсской элиты бежали на северные территории и создали на базе местных племен просуществовавшее до 926 г. государство Бохай (кор. Пархэ), которое к VIII в. контролировало северную часть Кореи, Ляодунский полуостров и северо-восточную Маньчжурию.

С ослаблением государственной системы Силла на территории полуострова наступил кратковременный период раздробленности на отдельные государственные объединения, но период Поздних Трех Государств длился, в общем, недолго, окончившись после того, как Ван Гон, основавший в 918 г. государство Корё, вынудил последнего вана[7] Силла отречься от престола в его пользу.

В течение династии Корё (918–1392) китаизация политической системы продолжалась. В 928 г. в стране были введены государственные экзамены «кваго», что окончательно определило путь развития политической структуры страны как симбиоз чиновничества и аристократии. Однако окончательно китаефилы утвердились во власти только после неудачного мятежа монаха Мёчхона (1134 г.), который пытался превратить Корею из вассала Китая в государство, равное ему. Не сумев добиться своих целей аппаратными методами, он поднял восстание, но оно было довольно быстро подавлено.