Не перебивай мёртвых (сборник)

Чего желал Лотфулла Хасани? Чтобы люди вдохнули горизонта и ветра. Чтобы в них вновь взыграла кровь кочевых, недосягаемых предков, когда вся надежда – на коня и саблю. «А ну, дети, попробуйте догнать татарина!.. И не пробуйте – вовеки не поймаете: у него конь быстрее моего Чёрта», – как вы помните, так говорил отчаянный смутьян Тарас Бульба. И потому те, кто шёл за Лотфуллой Хасани, слышали дикую музыку ветра, наблюдали чудовищно красивый горизонт, рассекаемый надвое хлыстом, их души заполнял топот копыт, и всё это умещалось в одном чувстве, в потрясающем, обескураживающем, сводящем с ума чувстве свободы.

Итак, как гласит легенда, через три луны место для новой жизни было найдено. Что это было за место? Два холма, что издали напоминают женскую грудь, рядом Чёрный лес и небольшая речка, которую можно перейти вброд.

Это место было выбрано не случайно. Выше я делился с вами соображением о том, что в характере моего народа есть трагическая безысходность, и начало она ведёт от места проживания. Нет гор, где можно спрятаться. Нет тайги, куда можно уйти. Нет моря, где твой парус бесследно растаял бы в голубоватом мареве.

Думаю, что когда Лотфулла Хасани выбрал место для будущей деревни, в нём сидело вечное желание смельчака уйти от этой вездесущей, удручающей безысходности. Два холма были для него словно высокие горы, Чёрный лес был нескончаемой тайгой, а речка – безбрежным спасительным морем.

В тот день люди читали молитвы, ходили с одного холма на другой, глаза их были полны предчувствия, того ёмкого предчувствия, в котором умещалось не только собственное счастье, но счастье детей и потомков. Когда стемнело, зажгли костры, запели песни, эта ночь означала конец многолетних странствий, начало новой жизни, и люди долго не могли уснуть.

А затем кто-то спросил: «А как мы назовём нашу деревню?» Говорят, Лотфулла Хасани посмотрел на реку, где отражалась луна и, недолго думая, сказал: «Луна. Мы будем называть так и реку, и деревню». Почему он так сказал?

Он был застигнут великой правотой этого мгновения. Два холма, которые напоминают материнскую грудь, это наша земля. Странствия закончены, и они сделали нас сильными. Наша песня восходит от самой души прямо к небесам. А там, в небесах, – луна, которая когда-то меня мучила, а теперь – друг.

Лотфулла Хасани ещё раз посмотрел на луну, на холмы, на лица людей, ещё раз произнёс имя деревни, и вдруг сердце его забилось, готовое выпрыгнуть. Он вспомнил слова старика: «Она станет родиной для тебя и твоих потомков».

И тогда он понял, что путь его был верен.

Так гласит легенда. Но есть и другие мнения о происхождении названия нашей деревни. Некоторые, например, утверждают, что деревня была так названа для того, чтобы подчеркнуть неприятие политики насильственной христианизации, творимой в ту пору властями. Название «Луна» звучало вызывающе, поскольку по-татарски слово «луна» имеет ещё и значение «полумесяц». Деревня маячила на карте как полумесяц на минарете, в то время как большинство мечетей в крае было разрушено согласно царскому указу.

Однако у меня есть ещё одна версия о происхождении названия деревни. Подозреваю, что человек, который так её назвал, будь то Лотфулла Хасани или кто-то другой, обладал даром предвидения, а быть может, обычной человеческой мудростью. Он знал, что жителей её будет бросать по всему свету с той неизбежностью, с какой приходит страшная тёмная вода и уносит отсюда мужчин. Но где бы ты ни был – в Германии или Сербии, Австралии или Венесуэле – ты всегда можешь взглянуть в ночное небо и вспомнить. Твоя деревня – она не только в твоём сердце, но и в небе.

Я поведал историю о происхождении нашей деревни, хотя сначала было повёл речь о Халиле и его необъяснимом даре. В моём рассказе, хочу я этого или нет, возникают новые имена, некоторые из них так или иначе остаются в поле нашего зрения, а некоторые, появившись раз, больше уже не появятся. Этих имён всё больше, одно имя тянет за собой несколько других. У нас принято хранить в домах родословные своих семей – шаджара. Это ветхий, бережно оберегаемый лист бумаги, где расписаны твои родственные связи до седьмого колена или выше. Там ты увидишь себя, затем, следуя по тонкой линии вверх, найдёшь своего отца, а дальше – деда, и, восходя, словно к вершине пирамиды, обнаружишь основателя рода или пращура, которого можно считать таковым, имя которого мерцает из недосягаемого прошлого. При этом ты переберёшь сотни побочных, знакомых и незнакомых тебе имён. Имена, обведённые кружочками, будут вставать перед тобой словно бесчисленные луны из темноты. Ткни в любую из них – и получишь страшную, кровоточащую и в то же время восхитительно красивую судьбу. Иди от неё влево, иди вправо, вверх, вниз, – тебе предстанут бесподобные жизни, влекущие одна другую из небытия бумаги. Ты можешь сказать – жил, понимаешь, когда-то некий Абдулкарим (после которого не осталось даже фотографии), ну что с того? А с того, отвечу я, что у него было, как минимум, два достойных нашего внимания события – это рождение и смерть. И ещё у него была любовь, соседствующая со свистом хлыста, запахом пота, пыли, лошадиного навоза, но в то же время бросающая душу в небеса, так легко бросающая, словно стрижа под облако. А чем нам интересна его жена Махфуза, спросишь ты? А тем, отвечу я, что, истекая кровью, она познала великую суть материнства. И познала её с лихвой, поскольку детей надо было рожать много, с учётом того, что мужчин из нашей деревни унесёт отсюда страшной тёмной водой. Тем более что двое сыновей попадут под рекрутский набор и уйдут воевать против Наполеона, о котором никогда и не слыхали.

Подозреваю, что мой рассказ может пойти по этому руслу, – я всё время рискую вовлечь сюда новые персонажи, число которых множится, как в фамильной родословной. И потому мне приходится ограничивать себя, иначе я буду говорить бесконечно, словно перемещаясь вдоль и поперёк ветхого листа бумаги.

Рассказчик остановился. Очевидно, ему надо было перевести дух.

– Давайте ещё раз заварим чай. Вы знаете, чтобы рассказ получил другое качество, надо сменить сорт чая. Всё, что мы рассказываем, зависит от чая, который мы пьём.

Он достал из чемодана полотняный мешочек, завязанный тонкой тесёмкой.

– Сейчас я заварю другой чай. В нём есть лёгкий привкус дыма, так как его сушат на кострах.

Он заварил чай, а затем, уже пробуя, произнёс:

– Ощути его вкус, и ты ощутишь вкус мгновения. Ты познаешь ёмкость мгновения, его скрытую тяжесть и красоту. Это, знаете ли, сродни вот чему. Наш поезд мчится в неизвестность, ты видишь за окном росчерк проносящихся перелесков. Но вот, представьте, поезд сделал неожиданную остановку, ты вышел из вагона в ночь – столь гулкую, столь непостижимую и огромную. Ты слышишь далёкие и близкие шорохи, чувствуешь запах сосновой смолы и земли, а из соседнего оврага пахнет сыростью, и ты догадываешься, что овраг этот столь глубок, аж дух захватывает.

Так вот. Я хочу сделать в моём рассказе остановку. Точнее, мне надо вернуться в ту самую точку, с которой начался этот рассказ, и там остановиться, чтобы вдохнуть того воздуха.

Итак, я стою на одном из холмов и называю имя своей любимой. Темнеет, Фатима отвечает мне с соседнего холма, мы спешим навстречу друг другу, я бегу вниз со своего холма, я падаю навстречу ей, а моё сердце в груди падает в сотню раз быстрей. А затем мы любим друг друга в высокой траве, меж двух холмов, там, где неподалёку журчит родник. Я зарываюсь в её грудь, что похожа на эти два холма, на которых расположена наша деревня, я хочу, чтобы она стала матерью моих детей. И вот – это то самое мгновение, которое имелось в виду, вот оно, я чувствую его вкус, оно пахнет кровью, женщиной и смертью.

Мы настолько близки к смерти, что слышим, как поют мёртвые в Чёрном лесу.

Волк-лунатик теперь приходит в деревню каждую лунную ночь.

Идёт какая-то война, никто в деревне не знает, как её назвать, но позже её назовут гражданской.

Та страшная тёмная вода, которая уносила из деревни мужчин, теперь остановилась, вскипела и закрутилась в бешеной воронке. И мужчины погибают здесь же, никуда не уходя. И это гораздо страшнее – когда убивают рядом. В этом нет ни капли печали, что ощутима в осеннем горьком ветре, в этом есть лишь голая правда небытия.

Нам с моей любимой нечего бояться огласки наших отношений. Её отец умер от тифа, мой – на принудительных работах.

И потому мы любим друг друга словно в последний раз. Но это и есть последний раз. Я этого ещё не знаю, но она знает.

Фатима Сакаева. Я вспоминаю её в разном возрасте, поскольку в деревне дети растут бок о бок, – я помню её вплоть до самого последнего мгновения.

Фатима предстаёт передо мной ещё маленькой девочкой, когда мы спорили с ней, чей сон легче, а затем бросали сны на ветер. Сейчас, столько лет спустя, ветер приносит эти сны обратно. Они полны знакомых тропинок, тополиного пуха, и ещё чего-то родного и полузабытого. А некоторые из них я не узнаю, но догадываюсь, что это сны маленькой девочки.

Она является мне в возрасте более старшем, когда дети обучаются грамоте. Я вижу её пишущую мелом на стене сарая: «Корова – животное. Лгать – нельзя. Жизнь – чудо».

Затем моя память преподносит её уже в возрасте начинающейся женственности. Она появляется в самом начале нашей улицы, она ещё далеко от меня, но душа моя возносится и падает, я успеваю сотню раз умереть и воскреснуть.

Но думаю, что этого лёгкого улетающего образа недостаточно, чтобы получить представление об этой женщине. И потому я вынужден рассказать о ней нечто большее, хотя опять рискую затеряться в дебрях её родословной.

Она обладала странным чутьём, она слышала больше, чем слышат другие, видела невидимое, предчувствовала появление гостя и покойника. В одну из лунных ночей несколько человек из нашей деревни стали свидетелями того, как она гладит волка-лунатика, который спокойно лежал у её ног. Говорят, это особое чутьё досталось ей от её прадеда Бату Сакаева.

Фамилия Сакаевых была знаменита на всю округу, и в первую очередь тем, что это была богатая купеческая династия. Её основатель Бату Сакаев разбогател на торговле чаем. Говорят, ему очень везло с самых первых его шагов в коммерции. Но это везение распространялось не только на коммерцию.

С его именем в нашей деревне связано множество историй и легенд. Для начала я хочу вам рассказать три из них, все они произошли в годы его юности, кроме того, все они так или иначе связаны с его увлечением охотой – во всех трёх он или охотится, или идёт на охоту, или возвращается с неё. Итак, вот первая из них.

История номер один о Бату Сакаеве

Как-то раз Бату Сакаев возвращался с охоты. Он вышел из Чёрного леса и поднимался в деревню. Был знойный летний полдень, стояла сильная духота. И вдруг Бату краем глаза заметил некое движение справа. Взглянув туда, он увидел, что рядом с ним, словно наперегонки, движется копна сена. Человек, хоть раз встречавшийся с нечистой силой, знает, что настоящий ужас начинается не в кромешной темноте, а напротив, в ярком солнечном освещении. Итак, Бату увидел это странное явление. Вы, наверняка, думаете, он должен был зажмурить глаза и открыть вновь, не веря своим глазам. Или ущипнуть себя за ляжку, не доверяя сознанию, которое могло перепутать явь со сном. Но вы зря так думаете, поскольку наш герой был настоящий джигит и доверял своим зорким глазам и твёрдому уму. Он пошёл вправо наперерез странному объекту, рассекая свой страх, словно высокую траву. Но копна при его приближении тотчас исчезла. Бату прочитал молитву и направился в сторону деревни. Пройдя шагов двадцать, он заметил, что впереди его путь пересекает женщина. Вид её был странен: ростом была не выше полутора аршин, волосы её были черны, как воронье крыло, и распущены, платье на ней было до самой земли. Передвигалась она неестественно быстро для своего роста, платье скрадывало шаги, она словно плыла по раскалённому воздуху. Бату прибавил шагу, но женщина вдруг превратилась в облако пыли, которое, заклубившись осело на земле. Сзади послышался храп коня и скрип телеги. Юноша обернулся. В телеге ехал его сосед Яхья Атнагулов со своей сестрёнкой, сидевшей за его спиной.

– Вы её видели? – спросил Бату.

– Кого её? – не понял тот.

– Её.

Яхья Атнагулов удивлённо хмыкнул, хлестнул коня и поехал дальше. Бату посмотрел ему вслед. За телегой поднималась дорожная пыль. И тут Бату пришлось ещё раз помолиться. В телеге, за спиной Яхьи Атнагулова, сидела не его сестрёнка, а та самая женщина. Она смотрела юноше вслед сквозь дорожную пыль.

Вернувшись в деревню, Бату Сакаев рассказал всё как было. Сельчане слушали и цокали языками. Яхья Атнагулов уверял, что ехал в телеге один, а сестрёнка в этот момент работала в огороде, это подтвердили сразу несколько деревенских жителей, которые видели девочку.

Однако нашлись бывалые люди, которые смогли объяснить, что произошло. Бату Сакаеву повстречалось существо, которого зовут «албасты». Чаще всего оно предстаёт в виде женщины ростом не выше полутора аршин, но может появляться и в других образах. Это существо может прийти к человеку, когда тот спит, и задавить его, поэтому не случайно оно так и зовётся (по-татарски «ал» – перед, что подразумевает грудь, «басты» – наступать).

Албасты связан с твоим прошлым. Если албасты приходит, знай, что ты должен держать ответ за свои прошлые поступки. Вот умирают старики. Ты думаешь, их скосила болезнь? Знай, что многих из них задавил албасты, упав на спящего с потолка.

У каждого есть свой албасты. Если ты плохо спишь, и тебе кажется, что некая чёрная масса давит тебя, проникая сквозь тело в сон и дальше, в твоё чёрное прошлое, а порой и туда, куда тебе и хода нет – в прошлое твоих предков, – знай – это пришёл твой албасты. Ясно, что для молодого человека это существо менее опасно, чем для старика, детям же оно вовсе не может причинить вреда (здесь я замечу, что через несколько поколений в нашей деревне появится человек по имени Минлебай Атнагулов, который расстреляет своего албасты, но об этом позже).

Пожилые сельчане вспомнили историю, которая произошла полвека назад. Тогда поссорились два деревенских жителя – пастух Минвали и один старичок, имени которого уже никто не помнил. Ссора возникла, кажется, из-за земли, но не это главное. Случилось так, что во время выяснения отношений пастух, разгорячившись, ударил старика. Что же тот предпринял в ответ? Ничего. Он умер. Скорее всего, причиной тому был даже не этот злополучный удар. Старик уже едва передвигал ноги и постоянно держался за сердце. А где-то через месяц произошло следующее.

Минвали пас деревенское стадо. В середине дня он, разморённый жарой, решил прилечь в тени раскидистой ивы и незаметно уснул. В это время от стада отделился бык, подошёл к пастуху и затеял с ним страшную игру: он подцепил его рогами, подбросил в воздух точно пёрышко, а затем опять же поймал на рога. Прибежавшие мужики – они неподалёку косили сено и видели эту картину – с трудом отвлекли быка и утихомирили. Минвали остался жив. Однако он полностью потерял память. Именно так и было – ещё здоровое тело, но памяти нет. Потом, через десяток лет, память вернулась, но тело уже никуда не годилось. Мужики же, рассказывая о том случае с быком, вспоминали подробности. Когда утихомиривали быка, среди стволов деревьев промелькнула женщина не выше полутора аршин ростом. Один из мужиков утверждал, что ещё до начала этой страшной сцены женщина подходила к быку и что-то шептала ему прямо в ухо.

Таким образом, не обязательно, что албасты рассчитается с тобой собственноручно, он может подговорить того, кто подвернётся под руку.

Но не всякий человек может видеть своего албасты, большинство видят его лишь перед смертью. Скорее всего, Бату Сакаев наделён даром видеть больше, чем другие. Маловероятно, что албасты хочет разделаться с ним, поскольку Бату ещё совсем юноша и не успел совершить никаких необратимых поступков.

Это говорит о том, что Бату Сакаеву дано многое, но он должен быть втройне внимателен на своём пути и соизмерять каждый свой шаг со своей совестью. Если же он использует свою способность во вред, ему придётся очень худо.

Это одна из историй, связанных с Бату Сакаевым. Другая история, в которой он замешан, произошла через год-другой после первой и тоже запомнилась в деревне, поскольку её рассказывали потом ещё через три поколения.

История номер два о Бату Сакаеве

В этой истории Бату Сакаев опять возвращается с охоты, что, как я упоминал, не удивительно. Стоял такой же знойный полдень, в небе не было ни облачка. Войти в нашу деревню можно с нескольких сторон, как вы знаете, она расположена на двух холмах. Бату же вошёл по тропинке меж двух холмов, там, где бьёт родник. Юноша подошёл к роднику, положил рядом ружьё и опустил горячую голову в студёную, быструю воду. И он увидел сон этой воды. Сон пробрал его до самых пят. Вынув из воды голову, он вдруг обнаружил человека, который сидел позади него, привалившись спиной к стволу дерева. Незнакомец смотрел на Бату ни слова не говоря. Его взгляд ничего не выражал, морщины на загорелом лице были резки, словно высечены саблей. Бату опустил взор на воду и увидел, что вода не спит. Она проснулась. Затем юноша услышал, как в Чёрном лесу закричали мёртвые. Незнакомец так же, не отводя от него взора, встал и выпрямился. И тогда Бату схватил ружьё и выстрелил.

В тот день эта весть ходила из дома в дом. Бату убил человека, который пришёл попить из родника. Люди неодобрительно качали головами. Никто не хотел разговаривать на эту тему с самим Бату, поскольку тот, хотя и был молод, прекрасно владел саблей, стрелял без промаха и не прощал обидных слов. Вокруг него росло молчание, и куда бы он ни повернулся, его встречало молчание. И это молчание было столь сильным, что залетевшая в него птица падала мёртвой.

О чём же думал сам Бату? Когда стемнело, юноша лёг в постель и стал ждать своего албасты, поскольку знал, что тот непременно появится. Сердце его билось, готовое встретить неизбежность. Он прождал всю ночь. Затем рассвет прокрался в растворённое окно, послышалось пение первых птиц. Бату лежал неподвижно, уперев взор в потолок. Вскоре он увидел над собой паука, который, пробежав некоторое расстояние, завис прямо над его грудью. Любой житель нашей деревни знает, что албасты является человеку последний раз в образе паука, который, увеличившись до огромных размеров, падает сверху на свою жертву. Однако ожидания Бату оказались напрасны. Паук, повисев над ним некоторое время, убежал куда-то в угол и пропал из виду. Юноша прочитал молитву и успокоился. И тут к нему пришло странное ощущение. Он вдруг осознал, что в ногах у него кто-то сидит, и это – та самая женщина не выше полутора аршин ростом. Дрожь пробрала его до самых кончиков пальцев, Бату лежал ни жив ни мёртв, боясь пошевелиться. Это продолжалось довольно долго, пока он не решился посмотреть ей прямо в лицо. Медленно, съедаемый одновременно ужасом и любопытством, он перевёл взор в изножье своей постели. И проснулся. В комнате никого не было. Утренний свет обжил пространство. Бату встал и подошёл к окну. Ветер шевелил верхушки деревьев. Возле сарая мелькнуло что-то тёмное и исчезло за плетнём. Это была та самая женщина не выше полутора аршин ростом.

Албасты его не тронул.

Наутро из соседней деревни пришли следующие известия. Там накануне было убито несколько человек, в том числе женщин и детей. Незнакомец, которого повстречал Бату, оказался безжалостным убийцей. Его жертвами становились те, кто приходит к роднику, а это, как правило, женщины. Он убил много людей по разным деревням. Говорят, злодей дьявольски виртуозно владел ножом. Он мог метнуть нож с двух десятков шагов и попасть жертве точно в глаз. Разумеется, встретив возле родника Бату, этот негодяй имел фору в несколько секунд, но ему не повезло, что он встретил именно Бату. Такова вторая из известных мне историй о Бату Сакаеве.

Надо заметить, что все эти истории не сохранялись на бумаге, а передавались деревенскими жителями из уст в уста. Хотя последний случай зафиксирован в архиве уездной полиции, кроме того, о нём упоминает газета «Волжский вестник», откуда мы можем узнать, что «Сего 1842 года, июня 29-го, жителем деревни Луна Бату Сакаевым был застрелен известный душегуб Хамди Вадас». Разумеется, эти скудные строчки не дают нам никакой полноты картины, и мы можем почерпнуть отсюда лишь то, что некий Бату Сакаев выстрелил достаточно успешно.

Так же скупо выглядит, например, известие, напечатанное в той же газете десятью годами ранее: «Сего года, октября 14-го, крестьянами деревни Луна был забит до смерти известный конокрад Валюшка Взвесь». Что мы можем вынести из этого короткого сообщения? Мы ощутим в душе чувство сострадания и некий неприятный осадок, который оставляет после себя факт любого самосуда. Однако если посмотреть на этот случай из самой деревни Луна, то он может предстать перед нами совершенно в другом свете.

Личность конокрада порой окутана ореолом романтизма. Но зададим следующий вопрос. Что означал конь для деревенского жителя? Обидно назвать его средством передвижения. Во время пахоты его пот орошает землю вместе с твоим, и вы равны в своём поте. Это друг, с ним можно говорить, он тебя поймёт, он встретит тебя радостным ржанием с другого конца поля. Это часть твоего сердца. А как поступить с тем, кто украл столь близкое тебе существо, а потом ещё и продал его неизвестно куда? И потому в случае поимки конокрада никаких переговоров быть не могло, и конец негодяя был предрешён.

Недавно мне попалась на глаза одна фотография, что украшала обложку известного советского журнала. На ней запечатлён деревенский мужик, который держит в руках гармонь. Его лицо иссечено морщинами, оно обветрено лютыми ветрами, это грубое лицо. На нём мятый пиджачок, какой носят в деревнях по праздникам. На груди – медали с войны. Мужик улыбается, но в глубине его взгляда я угадываю вечное страдание, в котором – та страшная тёмная вода, уносящая из деревни мужчин. Мне знакомы эти глаза, которые тысячи раз поднимались к небу – некуда бежать, а надо выжить. Мне знакомы эти руки на планках гармони, руки, жившие в земле, и потому ставшие как корни деревьев. Мне знакомы эти уши, грубые, несуразные, как лопухи, но чуткие, слышащие голоса мёртвых.

А рядом с ним – морда коня. А кого вы ещё ожидали увидеть рядом?

Более того, между любым жителем нашей деревни и конём есть таинственная, сакральная связь, что живёт ещё с тех далёких времён, когда вся надежда была лишь на коня, и которая запечатлена в словах Тараса Бульбы: «А ну, дети, попробуйте догнать татарина!.. И не пробуйте – вовеки не поймаете: у него конь быстрее моего Чёрта».

И потому конокрад – это человек, который пришёл украсть у тебя свободу.

Надеюсь, мне удалось объяснить вам мотивы поведения крестьян, забивающих кольями конокрада по кличке Валюшка Взвесь? Увы, я опять отошёл в сторону от основной линии моего рассказа, и этот уход был затеян с единственной целью – убедить вас в том, что какое бы то ни было документальное изложение событий, случившихся в нашей деревне, не даст нам о них полного представления. Что же касается множества историй, передаваемых из поколения в поколение, – их можно назвать летописью, написанной в душах. Разумеется, здесь мы тоже можем получить некое искажение действия. Если в реальности мы видим деревенскую улицу, в конце её – речку, то в легенде или истории улица может не вывести на речку, а привести к мечети. Там действуют другие законы, пространство может искривляться, заворачиваться, а иногда и вовсе перейти в лошадиное ржание. Крик может превратиться в птицу, слово может стать змеёй, а песня – преобразиться в огонь, отражённый в волчьем зрачке. Тем не менее истории, передаваемые устно, для нас более достоверны, поскольку именно по ним мы можем судить о тайной сердцевине событий.

И потому я перехожу к следующей истории о Бату Сакаеве, к той, где он увлечён процессом охоты. Как вы помните, я обещал рассказать три истории, связанные с его увлечением, и эта будет третьей.

История номер три о Бату Сакаеве

Однажды Бату, охотясь, увлёкся и, забыв себя и, соответственно, потеряв ощущение пространства, ушёл далеко от деревни. Ушёл так далеко, что попал в совсем ему незнакомую местность. Там он опять обрёл ощущение пространства, но пространство было другим – по пути ему стали попадаться чайки, и это означало, что где-то недалеко большая река. И впрямь наш герой прошагал столько, что добрался до берега Камы. Охотничий азарт привёл Бату на территорию, о которой ходила недобрая слава. Это были владения одного жестокого помещика. Говорили, что он ужасно обращается со своими крестьянами. Будучи человеком, не лишённым воображения, этот злодей изобрёл множество страшных наказаний для тех, кто чем-то ему не угодил. Например, он приглашал свою жертву в баню и там со своими подручными парил его вениками до тех пор, пока несчастный не отдавал Богу душу. Известно также, что злодей имел собственную тюрьму, где томилось множество невольников, по разным причинам вызвавших неудовольствие хозяина.