Рерик

– Возьми гривну в руки, дедко, – сказал Сокол. – Она нагревается!

– Нет! – резко ответил старик. – Вижу я, это очень сильный оберег, да не тебе он предназначен.

– Я и сам это понял. Но почему Доброгаст отдал гривну мне, а не продал ее?

– Обереги не продаются. Их передают из рук в руки. Своим родичам он не рискнул ее подарить, а тут ты подвернулся. Конечно, Доброгаст зла никому из членов рода не желает. Просто он уверовал, что тебе покровительствует Велес, а это значит, что злая сила чужеземного колдовства, заключенная в гривне, может быть побеждена с его помощью.

– И что мне теперь делать? – растерянно спросил Сокол.

– Носить гривну, – ответил Чтибор. – От доли не уйдешь. Значит, так решила Макошь, богиня судьбы. Только сделаешь, как советовал кнез, – наденешь гривну, когда станешь воином. Но прежде я попытаюсь обезопасить тебя от зла, которое заключено в ней. Я чую его, как добрый пес спрятавшуюся в траве дичь! Получится ли, не знаю, но я попытаюсь. Оставь гривну на печи, а сам иди, погуляй…

Бажен все-таки сманил Сокола порыбачить на линей. Он больше не рискнул отправиться в одиночестве к Черным скалам, лишь постоянно манил друга небывало богатым уловом.

К осени рыба нагуливала жирок, и запеченный на вертеле линь, чрево которого набивали разными пахучими травками, был чрезвычайно вкусной едой. В конце концов Сокол махнул рукой на всяческие предосторожности, благо стояла хорошая безветренная погода, а Днепр катил свои воды тихо и сонно, словно уже готовился к зимней спячке подо льдом, и поддался соблазну.

Челнок друзья, конечно же, умыкнули у старого рыбака Волоха, который по причине старческой немощи редко оставлял берег. Теперь он ловил в основном сомов, закидывая в омуты – любимое место обитания крупных рыбин – бечевы с большими крючьями. Однажды огромный сомище едва не утащил старика на дно, да его спас большой рыбацкий опыт, – проверяя удочки, он предусмотрительно обматывал бечеву вокруг талии и привязывался к дереву.

Волоху пришлось проторчать в распятом виде полдня, пока на него не наткнулась рыбацкая артель, тянувшая невод. Сом буквально растерзал старика, едва не переломив его в пояснице. Хорошо, он сообразил прислониться к дереву, которое помогло ему устоять в неравной схватке.

О том, чтобы обрезать бечеву и отпустить сома, Волох даже не мыслил. Еще чего! Он готов был умереть, но не отпускать знатную добычу. А сом и впрямь оказался настоящим страшилищем длиной больше десяти локтей. Его едва вытащили на берег объединенными усилиями всей артели.

У Черных скал бурлили водовороты. Конечно, они не были такими большими, как ранней весной и в начале лета, но от этого опасность оказаться на дне не уменьшалась. Бажен, ловко лавируя между воронками, добрался до прохода между скалами, и они наконец очутились в обширной тихой заводи, поросшей вдоль прибрежной кромки камышом и русалочьими цветками[28].

Нужно сказать, что Сокол изрядно струхнул, пока Бажен преодолевал водную преграду в виде коварных омутов-водоворотов. Конечно, плавал он, как все дети полян, выросшие на Днепре, великолепно. Но из водоворотов выбираться могли очень немногие. Для этого требовались незаурядная храбрость, опыт и большая сила.

Оказавшись в заводи, Сокол первым делом подивился ее размерам и красоте. Со стороны берега заводь охраняли высокие обрывы, поросшие ползучими растениями, кустарником и разноцветным мхом, а остальное прибрежное пространство представляло собой песчаный пляж. Песок там был очень чистый и на фоне черных камней отливал золотом. А уж русалочьи цветы и вовсе казались богатым венком, похожим на те, что делали девушки в ожидании купальской ночи, только очень большим.

Цветы были настолько красивы, и Сокол так увлекся созерцанием дивной картины, что даже вздрогнул, когда Бажен толкнул его в плечо.

– Ты что, уснул? – спросил он сердито. – Зову, зову… Ты глянь, глянь! – указал он на воду.

Сокол перегнулся через борт лодки и посмотрел в глубину. Посмотрел – и невольно ахнул. Бажен не соврал!

Лини и впрямь были размером со сковородку – длиной больше локтя. Местами они сбились в стайки и стояли совершенно неподвижно, словно впитывая в себя последние, все еще не по-осеннему жаркие солнечные лучи. У многих из них чешуя была зеленовато-серебристая, но встречались лини и темно-бурые, с золотым отливом. Некоторые рыбины кормились – копали ил, медленно передвигаясь по дну. Муть от их трудов садилась быстро, так как на дне было много песка.

– Держи! – сказал Бажен, вручая Соколу острогу.

Его отец делал лучшие остроги в поселении. Поэтому Сокол оставил свою дома, так как она не шла ни в какое сравнение с той, которую предложил Бажен.

Острога была не простой, а составной. Один конец кованого железного прута – зуб – был заострен, а для удержания пойманной рыбы на нем вырубили несколько зазубрин. Но и это еще не все – чтобы сделать острогу более «добычливой», стержень зуба имел колено. Верхний кончик прута был отогнут под прямым углом и вставлен в паз, прорезанный в древке. Рукоять остроги с вложенными в нее зубьями была обмотана не только лыком, но и проволокой – для крепости. Острога предназначалась для крупной рыбы, так как размер зубьев по длине был чуть меньше пяди[29].

У самого Бажена острога была куда лучше той, которую он отдал Соколу – многозубчатая. Она тоже была составной, но складывались из двух частей, каждая из которых имела по четыре зуба.

Местами глубина заводи достигала четырех локтей, но длина древков острог позволяла добывать рыбу даже из самых глубоких мест. Обленившиеся за лето жирные лини бестолково перемещались по дну, когда острога впивалась в тело очередной рыбины, но отплывали недалеко. Главным было держаться так, чтобы солнце светило спереди, тогда тень от лодки и человеческих фигур не пугала линей.

Вскоре живое серебро и золото закрыло дно лодки, она сильно отяжелела, и Сокол сказал:

– Хватит! Всю рыбу не заберешь.

– И то верно… – не без сожаления ответил Бажен, который все еще горел рыбацким азартом; он глянул на небо и продолжил: – А пора и отобедать. Ты не против?

– Спрашиваешь! Голоден, как волк.

Костерок разложили прямо на берегу заводи. Для того, чтобы набрать сухих дров, пришлось лезть на обрыв, но в этом деле Сокол, цепкий и быстрый, как белка, был куда лучше друга, поэтому Бажену пришлось заниматься рыбой, а ему досталось сомнительное удовольствие лазать по скалам, где малейшая оплошность могла стоить Соколу сломанной руки или ноги.

Вскоре они уже наслаждались вкусным белым мясом линей и непринужденно болтали о всякой всячине, наслаждаясь уединением, полной свободой и тихой прелестью теплого осеннего дня.

– Скоро к нам русы нагрянут, – вдруг ни с того ни с сего сказал Бажен.

Сокол нахмурился. Русы были суровыми, яростными и умелыми воинами. Чтибор рассказывал, что они приучали своих детей к мечу буквально с первых дней жизни. В колыбель только что родившегося ребенка отец клал меч и говорил: «Я не оставлю тебе в наследство никакого имущества, и нет у тебя ничего, кроме того, что ты приобретешь этим мечом».

Русы считались защитниками всех приднепровских славян. Но лучше бы они оставили их в покое. Русы были жестоки и не испытывали к своим «подопечным», с которых взимали дань, ни милосердия ни сострадания.

Полюдье русов было куда страшней хазарского. Если со сборщиками дани кагана Хазарии в голодные годы еще можно было договориться о снисхождении, пообещав рассчитаться сполна на следующий год, то русов не трогали ни просьбы, ни мольба. Им вынь то, что они требовали, да положь. А в случае неповиновения наказание за недоимку было страшным.

Русы проживали на собственной территории. Это был огромный остров, который они называли Русия. Они не утруждали себя земледелием, скотоводством или ремесленной деятельностью, отдавая предпочтение войне и торговле военной добычей.

Старому Чтибору довелось побывать на острове русов, и он рассказывал, что территория Русии покрыта лесом и очень обширна. На острове находились не только поселения, но и хорошо укрепленные города. А уж людей в них было – не счесть.

Владели русы и другими землями, где-то далеко. А всеми ими управлял вождь – главный хакан. Но где он находился, было великой тайной.

– Заплатить у нас есть чем, – буркнул Сокол. – Охота в этом году задалась. Куньего меха полно.

– Так-то оно так, да вот беда – кто знает, что русам в голову взбредет?

– Это ты о чем?

– Отец говорил, что по реке пошел слух, будто русы начали брать к себе в обучение отроков…

– А! – досадливо отмахнулся Сокол. – Похоже, все это не более чем досужий вымысел. Но даже если это правда, то что тут плохого? Хорошие воины всем нужны. А уж пройти обучение у русов – это прямой путь в дружину кнеза. Попасть в нее мечтают многие.

– Но вся беда в том, что отроки не вертаются домой, – рассудительно сказал Бажен. – Они должны какое-то время послужить хакану русов, тем самым оплатив за свое обучение. А так как русы постоянно с кем-нибудь воюют, то шанс возвратиться домой у повзрослевшего отрока совсем мизерный.

Сокол промолчал. Новость, конечно, была интересной, однако до приезда русов еще оставалось некоторое время (обычно они старались собрать дань до осеннего ненастья, когда в Приднепровье буйствовали сильные ветры), так зачем забивать себе голову разными сплетнями? Не лучше ли заняться потрошением линей, чтобы не возиться с ними дома?

Он так и сказал Бажену. Друг немного поколебался, все еще желая продолжить интересный разговор, но Сокол почему-то замкнулся (иногда на него находило такое настроение), и он тоже принялся за дело.

Глава 5. Бойники

Сокол с неподдельным интересом наблюдал, как кузнец Будивой добывает для своих нужд железную руду.

Мальчик наткнулся на него случайно. К осени в лесах появилось огромное количество боровой дичи – глухарей, тетеревов и рябчиков, и Сокол, великолепный стрелок из лука, не преминул возможностью пополнить запас продуктов на зиму. Дедко солил, коптил, а затем вялил птичьи тушки, но в небольшом количестве – мясо быстро портилось, даже приготовленное таким сложным и долгим способом.

Однако у Чтибора был особый секрет длительного хранения боровой дичи, который даже умудренные древним опытом волхвы хотели у него выведать, но старый кобник не поддавался ни на какие уговоры – что мое, то мое, извините, и на этом разговор прекращался. Такая несговорчивость старика зиждилась на том, что удивительный продукт, приготовленный Чтибором, служил для их маленькой семьи весомым подспорьем в меновой торговле. О нем были наслышаны даже заморские купцы, а уж про своих и говорить нечего.

Особенно ценен он был для дружинников кнеза, которые нередко уходили в дальние походы. Одной плитки этого удивительного продукта, когда невозможно было добыть иной еды, хватало на весь день.

Вяленую боровую дичь старый кобник сушил до каменной твердости, затем растирал в порошок, замешивал его на меду, добавлял измельченных, хорошо высушенных лесных ягод, обладавших целебными свойствами, а также некоторые травки, восстанавливающие силу, все это замешивал на барсучьем жиру, формовал в плитки и на два дня оставлял под навесом – чтобы ценный продукт «заветрился». Свежий осенний ветер, утверждал Чтибор, способствовал длительной сохранности плиток.

Сокол уже уполевал трех глухарей и тетерку, но красавец-самец, который попался ему на глаза, когда мальчик наконец вышел на звериную тропу (по ней он намеревался добраться до соснового бора, где идти значительно легче), поразил его до глубины души. Птица была просто великолепной, как по своему немалому размеру, а значит, и весу, так и по внешнему виду.

Черная голова и шея глухаря были с зеленоватым отливом, на спине отчетливо виднелись серые, бурые и красноватые пятнышки, зоб цвета воронова крыла отсвечивал металлическим блеском, зеленовато-сизые перья на груди гармонировали с ярко-коричневыми крыльями, а уж пышный черный с белыми пятнами хвост и вовсе был выше всяких похвал. Чтибор в своих гаданиях нередко применял перья из хвоста глухаря, но таких красивых Соколу еще не доводилось видеть.

«Пусть дедко порадуется…» – мельком подумал мальчик, наложил стрелу на тетиву и прицелился.

Но выстрелить не успел. Где-то неподалеку раздалось звучное «Ух!», что-то плеснуло, глухарь с шумом вспорхнул и скрылся в чаще. Сокол сплюнул в досаде и осторожно пошел в сторону непонятного шума, держа лук наизготовку.

Он еле продрался через кусты к источнику непонятного звука, и только когда увидел воду, понял, что впереди находится Русалочье озеро. Только он подошел к нему с другой стороны.

Озеро пользовалось дурной славой. Лет пятьдесят назад в нем во время купания утонули несколько девушек. Их подруги, которые находились на берегу, потом рассказывали, что озеро вдруг вздыбилось, посреди него образовался высокий бурлящий горб, затем он исчез, и на его месте появилась воронка, в которую и утащило всех купальщиц.

Вода в озере нагревалась гораздо раньше, нежели в Днепре и других водоемах (уж непонятно, почему), поэтому соблазн искупаться, едва появлялась первая трава, всегда был велик у жителей поселения, особенно у молодежи. Да только после трагедии с девушками волхвы строго-настрого запретили даже приближаться к заколдованному озеру. Тем более, что в лунные ночи утопленницы выходили на берег и устраивали свои русалочьи игры. Тем не менее в озере кто-то копошился. Оно было мелководным – большей частью по грудь человеку – и вода в нем местами казалась тронутая ржавчиной. Но была она чистой и прозрачной.

Сокол присмотрелся – и облегченно вздохнул. В озере ковырялся кузнец Будивой. Узнав его, мальчик ничуть не удивился тому, что кузнец пренебрег запретами волхвов. А что ему сделается, ежели ему в работе помогают даже бесы? К тому же кузнецы в чести у богов.

Это ведь бог-кузнец Сварог научил людей ковать железо. Да и бог-громовик Перун не чурался кузнечного ремесла – собственноручно ковал свои стрелы-молнии, да с таким азартом, что гром его молота разносился далеко по земле.

Будивой добывал в озере железную руду, это Сокол понял сразу. Найти руду в землях полян было не труднее, чем гончарную глину. Да вот только нужно знать места, где ее много. Видимо, в Русалочьем озере руда была особо хорошей, потому что вещи, которые ковал Будивой, отличались отменным качеством.

Другие кузнецы пытались выведать у него, где он ее добывает, да только нелюдимый лохматый Будивой, смахивающий на лешего, отмалчивался, не желая выдавать эту тайну собратьям по ремеслу.

Похоже, Сокол нечаянно раскрыл секрет кузнеца и теперь не знал, что ему делать: возвращаться назад не хотелось, он уже изрядно устал, плутая по чащобе, а идти по берегу озера побаивался, так как Будивой мог его заметить. В замешательстве он притаился в кустарнике и невольно стал свидетелем занимательного зрелища – добычи железной руды.

Сокол уже знал, что болотная руда чаще всего залегает в земле тонкими слоями, но иногда выходит на поверхность в обрывистых берегах рек или озер. Однако чаще всего она таилась на дне болот и озер.

Будивой разделся догола и, войдя в воду по пояс, прощупывал дно острым железным рожном. Найдя рудную залежь, он брал в руки черпак на длинной рукояти, вычерпывал плотные тяжелые комья красно-рыжего оттенка и нагружал ими плотик. Обычно кузнецы копали руду в конце лета и начале осени, два месяца сушили, затем обжигали на кострах и по санному пути доставляли к месту выплавки, которое находилось неподалеку от поселения.

Некоторые зажиточные поляне даже строили себе погреба и фундаменты жилищ из болотной руды плохого качества – той, которая была не нужна кузнецам. Большие камни обрабатывали зубилами и железными секачами, переделывая их в бруски, затем накладывали друг на друга и скрепляли глиной. Болотная руда была очень прочным и долговечным материалом.

Сокол присмотрелся и увидел на противоположном берегу ржавые кучки. Похоже, Будивой ушел из поселения с утра пораньше, до рассвета, чтобы его никто не видел. И уже успел сделать солидный запас ценной руды.

«Нужно возвращаться. Не хочется, конечно, но что делать?» – печально подумал Сокол и начал осторожно отползать назад, как вдруг раздался низкий басовитый голос Будивоя:

– А кто там прячется на берегу? Покажись, иначе стрельну!

Сокол глянул на озеро и обомлел – кузнец держал в руках большой мощный лук, и длинная тяжелая стрела, которая могла пронзить насквозь даже лошадь, была нацелена точно в его сторону. Видимо, лук находился на плотике; Будивой всегда отличался большой осторожностью и недоверчивостью.

Мальчик знал, что кузнец – отменный стрелок, а значит, ему несдобровать. Стрела куда быстрее человека. И укрыться от выстрела негде – поблизости нет ни одного дерева с толстым стволом.

С виноватым видом, словно он сделал что-то нехорошее, Сокол выбрался на берег и оказался под прицелом острых глаз кузнеца. Конечно же, тот сразу узнал мальчика. После того как Сокол принес в поселение шкуру волкодлака, он сделался местной знаменитостью. Даже волхвы стали относиться к нему с некоторым почтением, несмотря на его малый возраст. И то верно: не может отрок, пусть и внук всеми уважаемого кобника Чтибора, быть обычным человеком. Встретиться с волкодлаком и остаться в живых не каждому дано. Значит, Сокол отмечен большой милостью богов.

– И что ты здесь делаешь? – после небольшой паузы строго спросил Будивой.

– Я нечаянно… Был на ловах… и вышел к озеру.

– Понятно. И как ловы, удачны ли?

– Вот… – Сокол показал кузнецу свою добычу.

– Знатно… – Будивой прищелкнул языком – похоже, от восхищения.

Сокол вдруг расхрабрился – неизвестно отчего. Он уже понял, что кузнец не злится на него, поэтому решил сделать ему подарок. Достав из сумки одного глухаря, Сокол положил его у ног кузнеца, который тем временем вылез на берег и облачился в длинную полотняную рубаху. Она была закопчена и вся светилась от прожогов.

– Это тебе на обед… – потупившись, сказал мальчик.

– Ну, одному мне целого глухаря не съесть. Ты небось тоже проголодался?

– Есть немного… – признался Сокол.

– Вот и добро. Испечем твою добычу и потрапезничаем вместе. Ты не против?

– Нет! – поторопился ответить мальчик.

– Тогда выпотроши птицу – только перья оставь! А я пока управлюсь со своими заботами.

Спустя недолгое время на берегу уже горел костер, а кузнец тщательно обмазывал толстым слоем глины выпотрошенную птичью тушку.

Сокол внимательно наблюдал за его действиями. Он знал этот древний способ готовки пернатой добычи, но никогда прежде им не пользовался – не было надобности.

Главным было отыскать подходящую глину. Она не должна была рассыпаться сразу после высыхания. Для этого обычно катали шарики и бросали их на угли – для пробы. Если шарики только трескались, значит, глина подходящая. Но за это можно было не беспокоиться – уж кто-кто, а кузнец хорошо знал, где найти нужную глину.

Пока Сокол таскал дрова для костра, он сходил куда-то в лесок и принес корзину красной глины. Из нее получалась отличная посуда, и Сокол отметил про себя, что гончары поселения понятия не имеют, какое сокровище находится неподалеку от их мастерских. Им приходилось ездить за этой глиной далеко, что было отнюдь небезопасно.

Но Будивой ревниво охранял свои секреты, что, конечно же, не делало ему чести. Однако таким уж он был человеком…

Сначала кузнец отрезал у глухаря голову, почти не оставив шеи, и удалил крылья вместе с хвостом. Мяса на крыльях было немного, а из-за перьев птица готовится долго и может подгореть в некоторых местах. Затем Будивой натер солью глухаря изнутри, набил тушку пряными травами (благо найти их возле озера не составило труда) и зашил ее тонким и гибким прутиком из лозы.

Когда костер прогорел, кузнец закопал тушку в горящие уголья и развел сверху маленький костерок – чтобы угли не затухли, ведь увесистая тушка глухаря будет долго доходить до полной готовности. Все эти процедуры проходили при полном молчании. Сокол не знал, о чем можно поговорить с Будивоем, а тот был чересчур увлечен своим занятием.

Сделав дело, он так же молча удалился, чтобы разложить добытую руду для сушки. Оказывается, в зарослях он построил просторный шалаш с непромокаемой крышей и открытыми боками – чтобы ветер гулял внутри его сушилки.

Вернулся Будивой к костру как раз вовремя. Вытащив из угольев глиняную болванку, которая скрывала тушку глухаря, он сначала дал ей немного остыть (у Сокола во время ожидания даже слюнки потекли, потому как запах печеного мяса пробивался через трещины в обмазке), а затем очистил мясо от спекшейся глины. Перья ушли вместе с глиняной обмазкой, и на листьях лопуха – импровизированном столе – осталось только хорошо пропеченное ароматное мясо.

– Налетай! – сказал кузнец и оторвал себе ножку. – Уж извини, соли больше нет. Посыпь мясо золой для лучшего вкуса.

Сокол так и сделал. Он был привычен к золе. На ловах Сокол сам не раз так делал. Этому научил его дедко.

Соль в поселении ценилась очень высоко, ее было мало, поэтому люди сдабривали жаркое солоноватой на вкус древесной золой. У любой хозяйки всегда под рукой был горшок с густой и вязкой жидкостью, которую они делали из золы.

Горшок до половины наполнялся просеянной золой, затем в него наливали воду и некоторое время кипятили. После этого воду отцеживали, а полученный осадок выпаривали, пока он не сгущался и не становился как осенний мед. Только жидкость эта была не сладкой, а соленой и с успехом заменяла дорогую привозную соль.

– Поди, страшно было? – вдруг спросил кузнец, обжигая Сокола своими черными глазищами.

Он и сам был не только лохмат, но и черен, как галка. Будивой был пришлый. Какого он роду-племени, знали немногие. Дедко говорил, что кузнец – гречин, да только в это мало верилось. Что он забыл в лесных дебрях Приднепровья?

Впрочем, какого он роду-племени, людям было безразлично. Главное, Будивой был превосходным мастером своего дела. Выкованные им мечи обладали великолепными качествами и ценились наравне с мечами варягов. Их клинки были узорчатыми и долго не тупились.

Сокол понял смысл вопроса; кузнеца интересовала его встреча с волкодлаком.

– Угу, – признался мальчик. – Но только потом, когда залез на дерево. До этого я почти ничего не соображал.

– Честный ответ… – Впервые на темном, словно обожженном в горне, лице кузнеца появилась улыбка. – Пожалуй, и я бы в такой момент отпраздновал труса.

– Жаль, что я посеял лук, когда карабкался на дерево, – словно оправдываясь, сказал Сокол. – Я бы этого оборотня…

– Ну-ну, не храбрись. После боя руками не машут. Это первое. А второе, волкодлака не так легко убить. Пока ты достанешь его стрелой, он успеет разорвать тебя на части пять раз.

– Посмотрим! – резко ответил мальчик. – Пусть только еще раз попадется мне какой-нибудь оборотень!

Сказал – и похолодел. Они сидели у самой кромки воды, напротив друг друга. Позади Будивоя высились заросли лозняка, и Сокол увидел, как оттуда на них таращится страшная бородатая физиономия с огромными совиными глазами. Чужак глядел на них злобно, с ненавистью; у него явно были недобрые замыслы.

Сокол сразу понял, кто этот человек. В последние два-три года в лесных угодьях полян завелись бойники[30]. Где они скрывались, не могли выяснить даже самые опытные следопыты рода. Бойники не только распугивали дичь, но еще и шалили на Днепре, нападая на рыбаков и купцов, у которых не было воинской охраны.

Бойники собирались в братства и поклонялись Волку. В свои сообщества они принимали всех, кто по желанию или вынужденно отрывался от общины: изгоев, «храбров»-одиночек и прочее отребье. Выходя на разбойный промысел, бойники наряжались в волчьи шкуры. Их кровавые обряды были пугающими; они считали себя волкодлаками.

У бойников был обязательный ритуал обагрения оружия – убийство первого встречного при приеме нового члена в братство. Они приносили на алтарь Волка человеческие жертвы и поедали печень и сердце человека, тем самым забирая себе его храбрость и силу.

Похоже, в кустарнике притаился бойник; и возможно, не один.

Сокол принял решение незамедлительно. Чужакам нечего делать в землях полян! Лук, который лежал рядом с ним, словно сам прыгнул ему в руки, и стрела понеслась в цель. С такого небольшого расстояния трудно было промахнуться, о чем свидетельствовал яростный вопль, вырвавшийся из многих глоток. Страшная физиономия исчезла, но ей на смену из кустов вывалил добрый десяток бойников, горевших местью.

Кряжистый кузнец подхватился на ноги с юношеской прытью. Сокол даже не заметил, как у Будивоя оказался в руках увесистый ослоп[31], окованный железом, утолщенный конец которого был утыкан шипами. Видимо, грозное оружие было припрятано под травяной подстилкой, на которой сидел кузнец.

Пока бойники добежали до них, Сокол успел выпустить еще две стрелы. И они нашли свои цели. Мальчик отрешился от всего земного и действовал совершенно хладнокровно, словно бывалый воин. А затем в схватку вступил Будивой. Он был страшен. Его глаза горели огнем, а ослоп вращался с такой скоростью, что едва был виден. Вскоре три бойника легли у его ног, а остальные в страхе отступили. Их топоры оказались бессильными против длинной дубины, окованной железом.