Краткое жизнеописание великаго старца Феодора Козьмича. Из воспоминаний купца Семена Феофановича Хромова

Семена Феофанович Хромов

Краткое жизнеописание великаго старца Феодора Козьмича. Из воспоминаний купца Семена Феофановича Хромова

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования

«Томский государственный архитектурно-строительный университет»

Книга издана при финансовой поддержке Российского государственного научного фонда (РГНФ), проект 14-11-70001.

Редакционная коллегия:

Подготовка документа к публикации и вступительная статья докт. ист. наук, профессора В.П. Бойко (отв. редактор). Подбор иллюстраций и художественное оформление книги канд. архит., доцента Е.В. Ситниковой.

Рецензенты:

В.А. Есипова, доктор исторических наук, НБ ТГУ;

В.Г. Залесов, кандидат архитектуры, доцент ТГАСУ.

Предисловие

В современной России уже более четверти века активно возрождаются и развиваются различные формы предпринимательства, с которыми в той или иной степени связано множество людей. Это неизбежно ставит вопрос о преемственности отечественного опыта в этой сфере. Перерыв в 70 лет, обусловленный советским периодом отечественной истории, нарушил естественный ход событий, выбил страну из колеи буржуазного развития. Если строить, условно говоря, гармоничное здание современного предпринимательства, то нужно учитывать различные составляющие этого процесса – политику, экономику, культуру и др. Историческое осмысление прошлого является одним из фундаментальных блоков этого сооружения. Усиление интереса к истории отечественного бизнеса и главным его действующим лицам-торговцам разного уровня, заводчикам и фабрикантам, купцам и их приказчикам продиктованы логикой развития гуманитарных наук. Необходимо обращать внимание на существенно значимые для общества явления, которые до недавнего времени были к купечеству, например, несправедливы. Между тем региональное купечество было одним из главных, если не главным, сословием формирования местной деловой элиты.

Предлагаемые вниманию читателя записки принадлежат перу известного в Западной Сибири торгово-промышленного деятеля Семена Феофановича Хромова, что в нашей литературе по истории сибирского купечества встречается довольно редко. Предприниматели избегали оставлять после себя записки о своей жизни и деятельности, находили их излишними или не имели навыков к этому непривычному для них занятию. Если бы было иначе, мы бы располагали теперь массой богатых и интересных материалов. Редким примером или даже исключением из этого правила можно назвать мемуары И.В. Кулаева, озаглавленные им «Под счастливой звездой» и вышедшие в 1937 г. в Тяньцзине (Китай) и ныне переизданные, и воспоминания Н.М. Чукмалдина[1].

Более полная характеристика мемуарной литературы дана в книге Н.П. Матхановой, где делается вывод, что ныне обнаружено купеческих мемуаров и записок относительно немного[2]. Тем не менее можно надеяться, что со временем их список расширится и одним из таких источников станут записки С.Ф. Хромова. По своей форме эти записки напоминают, с одной стороны, жития святых, с канонизацией жизни и деяний главного персонажа повествования, с описанием многих чудес и исцелений, которые совершал описываемый автором старец Федор Кузьмич. Будучи ортодоксально религиозным человеком, Хромов, без сомнения, был знаком с литературой такого рода и многое взял оттуда в качестве образца. Наиболее вероятным источником подобного изложения можно назвать сказание об известном сибирском чудотворце Симеоне Верхотурском[3].

С другой стороны, записки являются мемуарами, так как автор многие события воспроизводит по памяти и, самое главное, львиная доля исцелений приходится на самого автора воспоминаний. С.Ф. Хромов поступает как типичный мемуарист, то есть ставит в центр повествования, кроме великого старца и себя любимого, свои многочисленные хвори и недомогания, которые универсально вылечиваются многократно проверенным средством – целебной водичкой, настоянной на «зубке старца» или взятой из ямки в его келье.

Многие представители купечества были талантливыми бизнесменами, основывали и расширяли большие предприятия, раскинутые по всей Сибири и за ее пределами, умели жить и работать, зарабатывать громадные средства, часть из которых жертвовали на благотворительность. Жизнь многих из них была интересной и поучительной с точки зрения историка и писателя, любого человека, интересующегося историей, и если хотя бы часть именитых купцов оставили после себя автобиографические записки, то мы бы имели возможность глубже и яснее представить историю экономического развития своего края и страны в целом. Записки С.Ф. Хромова, возможно, уступают по информативности и масштабу охвата событий указанным выше мемуарам, но тем не менее достойны того, чтобы быть изданными, так как дают возможность представить жизнь и деятельность типичного для Сибири купца, круг его повседневных забот, занятий и знакомств, мировоззрение купца, которое было не только глубоко религиозным и монархическим, но и не чуждо светским увлечениям. Наконец, главное, что привлекает в записках Хромова, – это его знакомство со старцем Федором Кузьмичом, его приглашение в Томск, которое тот встретил благосклонно, и последующее материальное обеспечение старца до конца его жизни. Записки дают возможность познакомиться с жизнью старца и чудесами, которые происходили при его жизни и после его смерти.

Данная публикация не ставит своей задачей определить истину в споре сторонников того, что старец был чудесно спасшимся императором Александром I, или их противников. Каждый, кто ознакомится с публикуемыми записками, может взять оттуда аргументы в свою пользу. Все-таки главным объектом публикации должен стать автор записок, купец Хромов, с его своеобразной манерой изложения материала, своим языком и отношением к событиям и людям. Он, на наш взгляд, главный герой этой повести, так как во многом благодаря ему в Томске появился местночтимый святой, которому поклоняются и от которого ждут чудес.

Итак, С.Ф. Хромов (1813–1893) прожил долгую жизнь, происходил из крепостных графини Борх и детство провел в деревне Мукреево Владимирской губернии. Именно из бойких владимирцев и ростовцев вели свое происхождение многие томские, да и не только томские купцы. Для их помещиков было выгоднее отправлять своих крестьян на оброк, так как почвы в центральной России бедные, тогда как в южных губерниях с тучным черноземом выгоднее было держать крестьян на барщине, с обязательной отработкой в помещичьем хозяйстве не менее трех дней в неделю. Судьба занесла Хромова в Сибирь, где еще раньше обосновались его земляки, и с 1830-х годов он служил на золотых приисках приказчиком. Набравшись опыта, он в 1837 г. стал управляющим Ачинских приисков и в 1842 г. выкупился с семьей и племянником на волю и вошел в томское купечество. Впоследствии по разным причинам Хромов записывался в нарымские, мариинские и енисейские купцы. В 1846 г. он купил дом в Томске и вступил в деловые контакты с крупным сибирским золотопромышленником и благотворителем З.М. Цибульским. С ним и другим, не менее крупным красноярским купцом С.Г. Щеголевым, составил компанию по разведке и добыче золота, а с 1852 г. приступил к самостоятельной золотодобыче.

Добыча драгоценного металла шла у него с переменным успехом, как и у большинства золотопромышленников, даже самых крупных. К их числу относился и «томский герцог», Философ Александрович Горохов, который, сосредоточив в своих руках административный и финансовый ресурсы, стал добывать огромные по тем и нынешним временам объемы золота – до 50 и более пудов. Однако компания Горохова вскоре потерпела жестокий крах, и поскольку одним из крупнейших кредиторов этой компании был С.Ф. Хромов, его потери составляли огромную по тем временам сумму-53 699 рублей[4]. Чтобы получить свой долг, нужно было прикладывать огромные усилия, ездить в столицу и «хлопотать», что купец исправно и делал. Всего же долгов на компании Ф.А. Горохова насчитывалось 3 249 672 руб. 54 коп., но и эта сумма далеко не полная, так как некоторые из кредиторов уже и не надеялись получить свои деньги и отказались от исков. Таким образом, сумма долгов Ф.А. Горохова возрастает до 3,5 млн руб., и седьмая часть этой суммы (ок. 15 %) принадлежала Хромову[5]. В результате в 1860 г. он был вынужден продать часть приисков другому крупному золотопромышленнику из чиновников И.Д. Асташеву, но в 1870-х гг. вновь поднялся и арендовал у В. Базилевского Семеновский прииск, дававший хорошую прибыль.

В это время, как и некоторые другие томские купцы, Хромов духовно сблизился с томским архиереем Афанасием (Соколовым), часто с ним беседовал, помогал пожертвованиями церкви, заботился о странниках и убогих. В 1852 г. познакомился в деревне Зерцалы со старцем Федором Кузьмичом и перевез его в 1858 г. в Томск. Последние 6 лет жизни старец жил в усадьбе Хромова, в специально для него выстроенной келье, или в загородном домике на заимке, получившей название Хромовка. Хромов записывал все, связанное с жизнью старца, уверенный, что это не кто иной как император Александр I, не раз пытался встретиться с Александром II и позднее Александром III, но безрезультатно. Часть записок Хромова, буквально несколько страниц небольшого формата, были опубликованы Е.З. Захаровым в виде брошюры под названием «Сказание о жизни и подвигах великого раба Божия Федора Кузьмича, подвизавшегося в пределах Томской губернии с 1837 по 1864 год» (М., 1894) с собственными комментариями.

Скорее, эта публикация похожа на статью или брошюру, чем на издание материалов. До знакомства с публикацией Захарова автор предисловия связывал определенные надежды, но после получения копии понял, что она не дает полного представления об этом ценном для истории купечества источнике.

С.Ф. Хромов пожертвовал на строительство Томского кафедрального собора 250 рублей (40-е место среди всех жертвователей, где первенствовал И.Д. Асташев -24 тыс. руб. Данные по списку жертвователей с 1842 по 1851 г.) и погорельцам Петропавловска[6]. В списке жертвователей на окончание строительства этого собора в конце XIX в. Хромов уже не значится, а возглавляет его с большим отрывом уже упомянутый З.М. Цибульский и его жена Феодосия Емельяновна – 150 тыс. руб. Вообще-то не только С.Ф. Хромов был скромен в своих пожертвованиях на благо города. Восточносибирские, особенно иркутские и красноярские купцы были в этом плане гораздо щедрее, но надо понимать, что и для купечества Западной Сибири важно было оставаться в глазах людей добрыми и щедрыми мирянами-единоверцами, хорошими хозяевами, которые своей выгоды не упустят, но готовы и поделиться своим богатством.

Западносибирские купцы тверже стояли на земле и не хотели жертвовать на женские Бестужевские курсы в Петербурге, исследование Северного морского пути и прочее, как это делали крупнейшие предприниматели Восточной Сибири, да и средств у них таких не было. Томские, тюменские и тобольские купцы хотели оставить образцовые по добротности и красоте постройки не только своим потомкам, но и строили здания для обездоленных – приюты, богадельни, сиропитательные дома, а также училища, школы и т. д. Кроме этого, они завещали большие суммы денег для раздачи бедным и нуждающимся, на поминовение завещателя и его родных, на нужды учебных и иных заведений. Однако благотворительность купечества не могла кардинально улучшить жизненные условия большинства населения края. Нищету и отсталость таким образом ликвидировать трудно, и нигде в мире благотворительность не дала настолько впечатляющих результатов, чтобы связывать с ней надежды на улучшение жизни.

Другим важным аспектом внутреннего мира сибирского купечества (менталитета, как принято сейчас говорить) является интерес и уважение к старчеству как явлению общественной жизни. В середине XIX в. зарождается интерес к этому явлению русской жизни не только у простого люда, но и у состоятельных и образованных людей и даже духовных лидеров нации – у великих русских писателей Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, Н.С. Лескова и других, менее известных деятелей культуры. Это была реакция на надвигающуюся революционную бурю, охватившую, прежде всего, умы молодежи. На одном из заседаний Кирилло-мефодиевских чтений был сделан доклад о старчестве и его противопоставлении радикализму, в котором содержались выводы о том, что в отличие от героических юношеских порывов, христианское подвижничество (старчество) является непрерывной борьбой с низшими, греховными проявлениями своего я, определенной аскетичностью духовных устремлений и ограничением материальных потребностей. Вслед за авторами печально знаменитых «Вех», можно сказать, что если для героизма характерны вспышки, поиски великих деяний и подвигов, то в подвижничестве, напротив, важно эволюционное, медленное течение жизни, в которой нет скачков и катаклизмов, а есть терпение, самодисциплина, выдержка и выносливость – качества, как раз отсутствующие у русской интеллигенции[7]. Именно таким святым представал перед народом старец Федор Кузьмич Томский, как и многие другие местночтимые святые, которые не могли отказать им в святости и мудрости, и становились объектами почитания и поклонения.

Проживая в Томске, С.Ф. Хромов с годами частично отошел от трудного и хлопотного дела по поискам и добыче золота в сибирской тайге и перешел на более легкий и традиционный купеческий промысел – торговлю разными товарами, выполнение поставок различных товаров на прииски, частным лицам и предприятиям. Например, в 1880-е годы он поставлял фураж (сено и овес) на постройку широко известного в Сибири Обь-Енисейского канала. Сохранилось несколько фотографических портретов С.Ф. Хромова. Один из них представлен дальней родственницей купца Е.А. Благовещенской в 2007 г., другой появлялся в нескольких изданиях, где купец изображен в полный рост. Портреты рисуют купца как мужчину небольшого роста, худощавого, естественно, с бородой, с умными, проницательными небольшими глазами, одетого в традиционную для купцов «сибирку» (сюртук, подбитый для тепла ватой), широкие, выпущенные на высокие сапоги брюки. Утверждение Н.М. Дмитриенко о том, что жена Хромова умерла рано, еще в 1873 г., не подтверждается его записками, так как и в более поздние времена она обращалась к нему с просьбой о собственном исцелении от болезней с помощью чудодейственных средств старца Федора Кузьмича[8].

Из текста записок С.Ф. Хромова вырисовывается его портрет – типичного представителя сибирского купечества первого поколения, который благодаря своему уму и деловой сметке, энергии и целеустремленности, смог сколотить первоначальный капитал, выкупить себя и своих родственников из крепостной неволи и крепко обосноваться в Сибири. Судя по всему, у него здесь появился широкий круг знакомств среди разных слоев населения, он положительно воспринял образ жизни сибирских купцов с постоянными разъездами, проживанием в глухих заимках и отдаленных приисках, с небескорыстными контактами с местным чиновничеством и многое другое. Он боготворит старца Федора Кузьмича, но, тем не менее, не слушается его совета забросить добычу золота и вести, как он, жизнь отшельника и аскета. К этому Семен Феофанович не готов, но проявляет настойчивость и активность в признании великого старца Федора Кузьмича святым и не сомневается, что это был император Александр I. С портретом старца Федора Кузьмича, который был воспроизведен на открытках, изданных П.И. Макушиным (рис. 1), Хромов ездил в Петербург, показывал его вельможам, помнившим этого царя, и некоторые находили сходство со старцем, другие это отрицали. Отметим, что для династии Романовых признание факта чудесного спасения императора и его последующие скитания по России было бы отчасти признанием грубой ошибки при захоронении праха настоящего царя Александра I, надгробие которого находилось на своем месте в Петропавловском соборе в Петербурге.

С другой стороны, если это не так, то существовала опасность самозванства, когда старец не утверждал и не настаивал на своем царском происхождении, но и категорически не отрицал его. Поэтому понятен интерес властей самого высокого уровня к запискам С.Ф. Хромова, но ход этому делу дан не был, то есть выяснение всех конкретных обстоятельств происхождения и жизни старца не проводилось. Такая ситуация сохраняется и по настоящее время, когда полную ясность может дать генетический анализ частичек мощей святого и крови реальных представителей династии Романовых, но это будет, по мнению заинтересованных сторон, нарушением устоявшегося порядка.

У С.Ф. Хромова был сын, который умер в детстве в 1847 г., и две дочери: Анна, вышедшая замуж за колыванского купеческого сына Оконешникова, и Зиновия, ставшая женой чиновника И.Г. Чистякова. Семья Чистяковых поселилась в Томске, и на земле в центре города построили два новых двухэтажных дома, один каменный, другой деревянный, фасад последнего выходил на Монастырскую улицу и виден на фотографии начала XX века (рис. 4, 5). Более полную картину сохранения раритетов, связанных со старцем Федором Кузьмичом и семейством потомков купца Хромова, можно проследить в очерке томского краеведа С.В. Харламова, который был связан узами родства со многими купеческими и дворянскими родами Томска. Текст очерка помещен в приложении и сопровождается иллюстративным материалом, частично представленным его автором.

Рукопись С.Ф. Хромова обнаружена в фонде великого князя Николая Михайловича, который не только интересовался историей, но и сам был незаурядным историком. Для его обширного наследия было создано небольшое Управление делами, материалы которого и составили отдельный обширный архивный фонд. Рукопись записок Хромова дается по копии 1899 г., которая была выполнена «Обер-Прокурору Синода Победоносцеву для передачи Государю императору. Списано Князю Долгорукову С.А. Статс-Секретарю по его личной просьбе»[9].

Рукопись представляет собой текст, написанный перьевой ручкой тушью черного цвета, бумага нелинованная, светло-желтого цвета. Почерк каллиграфический, писарский, без исправлений и помарок, что значительно облегчает чтение и копирование документа. При подготовке публикации орфография и пунктуация источника сохранены авторские, то есть такие, как писал купец Хромов, что передает его образ мыслей, стиль изложения и словарный запас. Единственно, что исправлено нами при подготовке к настоящей публикации, так это убран твердый знак в конце слов, оканчивавшихся на согласные буквы, «и» десятеричная (i) и буква «ять» заменены на «И» и «Е» современные.

Текст оригинала написан на 196 листах большого формата, заполненных с обеих сторон, разделен на 3 части: книга 1-я – 90 листов; книга 2-я – 52 листа и книга 3-я – 54 листа (рис. 2, 3). Нумерация страниц дается в тексте, как это принято, между разделительными чертами с указанием номера листа и его оборотной стороны (например, /3/, /3 об./ и т. д.). Сохранность документа хорошая. Поиска разночтений между первоисточником, написанным рукой С.Ф. Хромова, и копией не проводилось, так как это потребовало бы большого и кропотливого труда, а результаты были бы минимальные. Комментарии к тексту сделаны для достаточно известных лиц, сведения о которых удалось найти в справочной литературе, но большинство упомянутых в записках лиц – рядовые жители Томска и других населенных пунктов Сибири, и сведения о них обнаружить не удалось. Повествование ведется по хронологическому принципу, т. е. с момента знакомства купца Хромова с великим, по его словам, старцем, с ноября 1852 г. до июля 1890 г. с некоторыми отступлениями. Текст проиллюстрирован материалами, опубликованными в исторической и краеведческой литературе, некоторые фотографии сделаны с натуры.

Выражаем искреннюю благодарность за помощь в публикации аспирантке кафедры истории России и политологии ТГАСУ Ольге Викторовне Дворцовой, директору издательства ТГАСУ Галине Георгиевне Семухиной и редактору Екатерине Юрьевне Глотовой.

В.П. Бойко.

Хромов Семён Феофанович (1813–1893)

Портрет С.Ф. Хромова 1868 г. передан в ТОКМ Е.А. Благовещенской

Книга Iая

Краткое жизнеописание великого старца Феодора Козьмича. Из воспоминаний купца Семена Феофановича Хромова

Господи благослови меня, окаянного грешника, начать переписывать с первой книги жизнеописание великаго старца Феодора Козмича. Благослови, Пречистая Божия, благослови и ты, великий старец Феодор Кузмич, и помоги мне. Августа 4 дня 1889 года. Заимка Федоровская.

1

1852 года в Ноябре месяце, проезжал чрезъ село Красноречинское, желал увидеть старца Феодора Козмича: об нем сказал мне отец Парфений Афонский, который был после Гуслицким Игуменом, который живетъ на пасеке у Латышева по Чулыму ниже села в 2хъ верстах на берегу реки. Это было в первый раз моего свидания, /1 об./ пришедши к келии, я тихонько сотворил Иисусову молитву. Пошел в келию, дверь была не заперта, пришедши помолиться Богу, увидел старца, сединами украшеннаго; поздоровался, первый спрос его был: «откуда честь Ваша?» Я объяснился, он спросил: «куда едешь?» Я ответил: – в Енисейск, по делам золотопромышленности. Много он мне говорил, не могу припомнить, жалею, что не записал, но только припомню «напрасно занимаешься золотым промыслом, и без этого тебя Бог питает», и еще говорил, что мы прогневляем Господа и Пречистую Божию Матерь, но милосердие Господа Нашего Иисуса Христа и Пречистой Божией Матери для нас, грешных, велико; но если кто прогневляет Духа Святаго, то ни в сем, ни в будущем веке прощения не будет, и других поучений было ко мне, грешному, довольно.

2

После того я уже стал заезжать каждый раз, как только имел случай проезжать мимо, и при каждом посещении говорил «не старайся заявлять приисков: /2/ с тебя довольно», и утешал такими словами: «сыт будешь». Но всегда запрещал, чтобы в воскресные дни не работать, прибавляя: «эти работы все отнимают полезное, и величайший грех, и разсчет рабочим что бы был верен, ни убавляя из платы ни полушки».

3

Когда брат мой вздумал мне отказать во всем по торговле Канской, я передал мое прискорбие старцу, то он на это сказал: «что делать, беда от разбойников, беда и от сродников, надо терпеть, Господь перенести поможет, надобно молиться Богу и Пречистой Его Матери».

4

Раз я проезжал с приисков в Томск, будучи еще на разведке Митрофановских приисков, увидался с ним, старцем, и он ничего не заметил мне. Возвратился из Томска, заехал к нему: он был у старушек в Красной Речке в келии. При разговоре он мне заметил: «а что уже теперь туда не поедешь?» Я сказал – не знаю. Он повторил: «не следует». Тогда я понял, куда не следует ехать, это меня слишком удивило: за столько верст видел мое прегрешение.

5

В 1856 году, когда были поставлены работы на Митрофановском прииске, заехал я к старцу. Он предварял меня, чтобы вести дело честное, не касаться чужой собственности, т. е. не принимать с посторонних приисков золота, и я в этом уверял его, что меня Господь от этого и прежде хранил. По возвращению осенью заехал к нему. Он делает мне упреки и я оправдываюсь, но оправдания мои обнаружились по дару прозорливости великаго старца тем, что следовало при первом разе остановить управляющего, а этим, значит, дать повод к получению чужой собственности. Это вот какой случай был: управляющий был не чист на руку и был замечен мною при съемке золота не один раз, /3/ и зная, что он принабрал золотца на машине, и приходит ко мне раз и другой, и третий, что никак нельзя не брать, т. е. не покупать золота, потому что воруют и будут воровать свое золото, никак не удержать его, и сказывает, что сегодня приносили золота около 10 фунтов, и я знал, что никого не было посторонних на приисках, и подумал, что он успел сам приготовить его у себя, и чтобы оно действительно не ушло в другие руки, по настоянию его спросил я: «а как тебе приказано от компаньона?» Он и говорит – как же, велено брать и есть на это наличный капитал и еще пришлют. Тогда я сказал: «как, братец, хочешь, и я ни за что не отвечаю;» в чаянии том, чтобы он свое золото сдаст. Вот на утро он и посылает человека, и что оказывается, что он послал на чужие прииски. И тут Господь не допускает: он попадается и его изловили с чужим золотом на чужом прииске. Вот меня старец этим и обнаружил, что не следовало и это давать ему поводу, и как же он знает: /3 об./ этого ему никто не передавал, следовательно, и далеко жил, а все видел по дару прозорливости. Этот прииск был на разведке с богатым золотом, и начали работать богато. А после по работам пошел с большим убытком, так и бросили, и вот, что еще старец сказал: «и есть золото, и не будет», так и вышло.

6

Когда брат сделался нездоров, писала мне невестка из Канска, чтобы я непременно приехал в Канск, что и пожелал исполнить. Ехавши чрез Красную Речку, зашел к старцу Федору Козмичу. Он спросил меня: куда еду. Я сказал: «в Канск, писала невестка, чтобы я приехал, потому что брат сделался больным». Он, старец, мне говорит: «напрасно, любезный, едешь. Как хотят, пусть мертвецы мертвых погребут». Но я не послушался; приезжаю в Канск, и что же? Не застаю ни брата, ни невестки в Канске: они уехали опять в Иркутск. На обратном пути опять у старца был и сказал ему, что /4/ они уехали на богомолье в Иркутск.