Воин Русского мира

Большинство аборигенов страдали от патологической лени, но поднимались почему-то всегда рано, а после памятной встречи возле лесной копанки прошло уже более суток. Сильвестру был известен домашний адрес Беловолосой. Поздним вечером Киборг подтвердил важную информацию: и сама Беловолосая, и двое её младших детей находятся у родни, в Лисичановке. А это значит, что на пустопольской квартире должна быть – или не быть, кто предугадает военную судьбу? – лишь сама Виктория Половинка и её запойный отец, Иван.

Окраинные районы Пустополья, та их часть, что ещё не превратилась в зловонные руины, были застроены одноэтажными домишками. Улицы там широки и сплошь огорожены глухими заборами. Над заборами – шиферные крыши. За заборами – садики и грядки. В целом вполне приемлемо, но бедновато. Центр же Пустополья по странному местному обычаю целиком застроен трущобами.

Все окрестные городишки таковы: железобетонные параллелепипеды в три – пять этажей стоят рядами параллельно друг другу. Между домов – заросшие бурьяном дворы. Здесь улицы совсем уж плохи. Древний асфальт изрыт огромными, заполненными водой ямами, которые пересыхают в середине лета, а с началом осени снова заполняются водой. Дворовые проезды узки и местами густо заставлены транспортом жильцов – ни проехать, ни развернуться. Мины Киборга залетают и сюда, и тогда посреди выщербленного асфальта распускаются стальные цветы войны. Но аборигены не торопятся извлекать неразорвавшиеся мины из тротуаров. Закладывают меж железных соцветий хитрые кривые, смеются. Странно!..

Сильвестр припарковал «тойоту» на обочине одной из центральных улиц и прошел во двор пешком. Полосатая кошка шмыгнула у него из-под ног, скрылась в узком вентиляционном окошке домового подвала. Дом длинный, в пять подъездов и пять этажей. Соседние дома похожи на него, как единоутробные братья: такие же обшарпанные стены, такие же заваленные старым хламом балконы. В неопрятных дворах на веревках сушится постельное белье. Его полощет дождь. Угольная пыль садится на выцветший ситец, придавая ему сероватый оттенок.

Сильвестр быстро нашел нужный подъезд. Открыл железную, выкрашенную в странный, азиатский цвет ядовитой голубизны, дверь. В подъезде пахло пивом и мочой. Выщербленные цементные ступени вели на площадку первого этажа и далее – выше.

Сильвестр остановился перед первой ступенькой, прислушался. На втором этаже кто-то тихо переговаривался перед самой дверью. Надо торопиться. И он одним духом взлетел до третьего этажа, привалился спиной к обшарпанной стене, снова прислушался. Этажом ниже хлопнула дверь. Сильвестр достал из кармана и раскрыл небольшой самодельный нож. Но шаги неведомого жильца затихли на нижней площадке. Хлопнула, закрываясь, ядовито-синяя дверь.

Сильвестр продолжил подъем медленно, осторожно прикасаясь ладонью к перилам. Деревянная отделка перил давно истерлась в труху или была оторвана от сварной арматуры. Прикасаться к ним противно, неприятно топтать частые следы плевков на ступенях лестницы. Сильвестр начинал злиться. «Вихрь» пригрелся на положенном ему месте – под мышкой. Но сегодня он не хотел плеваться в противника крупным калибром. Дело следовало завершить по-тихому. А для этого сгодится и обоюдоострый нож, изготовленный местным мастером из стали хорошей закалки.

Сильвестр преодолел последний пролет. Вот она, квартира номер девятнадцать, пятый этаж. Ему удалось сохранить дыхание спокойным. Высоко забралась Беловолосая. Впрочем, сейчас за этой дверью её нет. Она в Лисичановке продает порошок или копает буряк, или белит хату матери. Жалкий, забитый и забытый зародыш жалости шевельнулся под желудком. Наверное, так чувствует себя женщина в начальный период беременности. Трепетание крылышек быстро затихло. Он стоял перед дверью в жилище Половинок. Ударил в дверь подошвой ботинка один раз, второй, третий.

Мужик навалился на него внезапно и, получив адекватный отпор, отлетел к стене. Межкомнатная перегородка содрогнулась. По ту сторону её, в комнате, что-то с грохотом сорвалось со стены. Кто-то завозился, зашлепал босыми ногами по полу. Кто-то застучал по батарее, снизу послышались глухие вопли:

– Эй, Половинка! Угомонись! – визжал пронзительный женский голос.

Сильвестр приложил палец к губам:

– Надо по-тихому, иначе…

– По-тихому не буде, – сказал противник, обдавая Сильвестра смрадом дешевого алкоголя.

– Мне нужна Виктория Половинка. Пчелка. Ты мне не нужен. Иди отдыхать.

В ответ жилец квартиры номер девятнадцать непристойно выругался, за что и получил нового нагоняя. Однако на этот раз ему удалось устоять на ногах. Подернутые недельным опьянением, глаза его прояснились, в них появилось знакомое уже Сильвестру, свойственное местному населению волчье выражение. Что ж, его противник намерен драться.

– Быть по сему! – проговорил Сильвестр.

– Та да, закордонна мразь! – был ответ.

Теперь Сильвестр мог рассмотреть противника. Грузный, сутулый, с беспокойным взглядом, его противник, тем не менее твёрдо стоял на ногах. Устрашающая рожа заросла недельной щетиной, рот оскалился двумя рядами железных зубов, под выпуклым животом болтались вытянутые на коленях, линялые портки. Он заполнял собой почти всё пространство крошечной прихожей. Кроме него, здесь нашли себе местечко узкий шкаф, вешалка и подставка для обуви под ней. И всё бы ничего, и нашлось бы где развернуться, если б не высокая, плотно спаянная куча хлама в углу: коробки, пакеты, связки журналов.

Сильвестр с изумлением покосился на красочные обложки: «Космополитен», «Эсквайр», «Вог». Чудеса! Они читают глянец! Сильвестр со стыдом припомнил соитие с Беловолосой. Спонтанное и стремительное, она оставило по себе ощущение неприятной, оскорбительной нечистоты. Воспоминание о её крупном, неповоротливом, голодном теле, о странном обычае употреблять бранные слова даже в минуты интимной близости, о чугунных, не по-женски тяжелых объятиях вызвали у него желание немедленно покинуть полутемную прихожую. Но добросовестность!

Нанимаясь на эту работу, Сильвестр не сомневался в собственной резистентности к ментальным импульсам чуждого ему народа. Доводить начатое до конца, ставить однозначно трактуемые цели, не отвлекаться на второстепенные задачи, не подменять реалии бесплодными фантазиями, не поддаваться лени, не заменять здравый смысл излишней чувствительностью, желая оправдать собственную недееспособность, не лезть на рожон – чего, казалось бы, проще? И вот он стоит на давно не мытом полу, в захламленной прихожей пустопольской трущобы и борется с неизведанным доселе желанием войти на такую же грязную, захламленную кухню, найти в переполненной мойке емкость почище, наполнить её прозрачной, обжигающей влагой, опустошить и…

– Поговорим? – предложил хозяин квартиры.

– О чем? – быстро отозвался Сильвестр.

– Водки? – вопросом на вопрос ответил хозяин.

Несколько невыразимо коротких мгновений потребовались Сильвестру на преодоление растерянности. Хозяин квартиры напал первым, ударил отработанным ударом в горло и промахнулся. Сильвестр ушел от удара и в прыжке задел хозяина дома по колену. Тот охнул и не только устоял. Он кинулся в атаку. Сильвестр уходил от ударов, совершая затейливые пируэты. Сейчас их схватка походила на сложный обрядовый танец, который мог бы длиться вечно. Но Иван начал уставать.

Нет, всё же Беловолосая плохая хозяйка. Жилище завалено хламом, самой нет дома даже ранним утром, мужа не уважает, плохо думает о нём, и потому он стал таким вот обрюзгшим, бестолково молотящим кулаками в стены собственного дома неудачником.

Не прошло и пары минут, как Сильвестр понял – он имеет дело с отъявленным уличным бойцом. Обычным драчуном-забиякой и не более того. Казалось, будто удары Сильвестра обладают чудодейственным свойством уменьшать массу тела. Грузный Иван Половинка порхал от стены к стене, сокрушая убогую обстановку. Каждое новое движение Сильвестра оставляло на теле Ивана очередную рану, в то время как сам нападавший оставался невредим. Совершая свой первый полет, хозяин квартиры задел головой низко свисающий, зажженный абажур и теперь тот раскачивался, орошая грязные обои, барахло, Сильвестра и его противника беспокойными тенями. И без того грязная майка хозяина квартиры разукрасилась алыми пятнами. Сильвестр ранил его несколько раз ножом, но все раны были всего лишь порезами, неглубокими и неопасными. Ивану пока удавалось избегать колющих ударов, а боли от порезов он, казалось, вовсе не чувствовал. Прибегая к однообразным приемам, Иван всё время пытался поразить противника в горло. Поразить наверняка или уж, как минимум, не пустить дальше прихожей, потянуть время.

Исход схватки был вполне предсказуем. Сильвестр нанес удар по самому выпуклому и уязвимому месту на теле Ивана – животу – и промахнулся. Противник ушел влево и, воспользовавшись случаем, извлек из груды хлама в углу длинный, узкий металлический предмет – заточку, слишком длинную для ближнего боя. Он вытащил его из-под связки журналов, зная наверняка её положение среди коробок и пакетов. О, Иван Половинка, бывший глава бригады проходчиков не так-то прост! Вид остро отточенного куска железа стал хорошей мотивацией для завершения схватки. Сильвестр сорвал со стены вешалку и ударил ею по голове противника, одновременно прижимая острый кусок арматуры подошвой к полу. В результате недолгой борьбы с теряющим силы противником, Сильвестр оказался сидящим у того на груди. Левую руку его пригвоздил к полу всё той же заточкой, правую прижал к боку коленом. Надо заканчивать дело.

– Налей водки, – внезапно попросил Иван.

Помутившийся его взгляд был устремлен куда-то в пространство мимо Сильвестра. Тот много слышал о муже Беловолосой. В Пустополье об Иване отзывались уважительно и… жалели. Жалели, как человека отжившего своё, но опустившегося и бесполезного даже для родной семьи. Местное население склонно к абстрактной жалости.

Сильвестр улыбнулся собственной, внезапно пришедшей на ум шутке.

– От Ивана Половинки осталась одна лишь половинка, – тихо сказал он.

– Ух ты! – оскалился Половинка. – Речистай пидорок. А модный какой!.. Почем значки покупал? Еврами платил чи нашими гривнами?

У бывшего проходчика ещё достало сил ехидничать над своим убийцей, нацепившем на куртку множество значков – наград за победы в европейских стрелковых турнирах.

Иван прижал подбородок к груди, верно угадывая намерения врага, пряча шею. Он беспокойно водил заплывшими глазами из стороны в сторону, словно прислушиваясь к чему-то. Ждал помощи?.. Пытался выиграть время?..

Из тесной прихожей внутрь квартиры вели две двери. Одна из них была приоткрыта. Сильвестр видел угол белой эмалированной плиты. Другая дверь, плотно прикрытая, видимо, вела в комнату. В ярко освещенной щели под нею, метнулась быстрая тень.

– Эй, девушка! Вичка! – позвал Сильвестр.

Иван дернулся и открыл шею. Сильвестр тут же махнул лезвием по щетинистой, стареющей коже. Быстро, точно, наверняка. Отпрянул, не стал смотреть, как замызганная майка окрашивается алым.

– Умереть ничего, если выпить немного…[2] – прохрипел Иван.

Сильвестр кинулся в комнату. Она, конечно, совсем недавно была здесь. Аромат «Тантейшн» ни с чем не возможно спутать. Но куда делась? Не выпорхнула же с пятого этажа? Сильвестр быстро оглядел комнату. Такую меблировку, или даже древнее, ему доводилось видеть очень давно, во время службы на Кубе. Ах, вот она!

Из-за запыленного стекла серванта на него смотрели внимательные глаза. Лицо, обрамленное причудливыми косичками. На груди, на белом фартуке, подобно цветкам ириса лиловеют банты. Это она, Виктория Половинка – самый отважный из бойцов бригады Землекопов. Присвоить фотографию – дело пары секунд, а потом – к окну. Что там? Действительно, пятый этаж, но дневной свет едва пробивается в комнату сквозь густую крону старого бука. Огромное дерево переросло пятиэтажную трущобу, разошлось вширь, распростерло необъятную крону. Сучья, обращенные к дому, частично обрублены и густо покрыты волчками. Все, кроме одного. На этом, единственном суку молодая поросль была обрезана. Сильвестр примерился. Если встать на балюстраду балкона, оттолкнуться, то, при известной ловкости, вполне можно допрыгнуть до этого самого сука. Наверное, девчонка так и поступила.

– Сильвестр! Здесь Киборг! – прохрипела рация на его плече.

Этажом ниже со стуком распахнулось окно, чей-то заспанный голос спросил:

– Хто-хто? Киборг тута? Ах ты, образина бандитская! Вася! Пастухи тута! Я грю на крыше Пастухи! А-а-а-а!..

Киборг, словно почуяв неладное, благоразумно утих.

Пришлось срочно покидать балкон и квартиру семейства Половинок. Он ещё не успел выскочить из подъезда, когда рация на его снова плече ожила.

– Сильвестр! Здесь Киборг! Выйди на связь!

– Киборг! Я – Сильвестр! Слушаю. Что случилось? – Он говорил, быстро сбегая по лестнице. Межэтажные площадки мелькали одна за другой. Четвертая, третья, вторая…

– Обстрел!.. – голос Киборга канул в треске помех.

– Киборг! Тебя вызывает Сильвестр! – пришлось приостановиться на площадке между вторым и первым этажом.

– …Нападение на объект ноль-один! Повреждена передняя подвеска! Мы застряли в поле! Окружены Землекопами! Нужна помощь!.. – Голос Киборга прорывался через треск помех.

– Объект не бросать! – Не помня себя, Сильвестр заговорил на английском языке. – Держать оборону!

На раздумья пара минут. В отряде Пастухов кроме него самого и Вестника есть ещё только один человек, способный взять на себя офицерские функции. И этот человек сейчас в затруднительном положении, окруженный врагами, обремененный той самой пусковой установкой, которая предназначалась для продажи Землекопам.

– Сильвестр вызывает Вестника!

Ответ последовал немедленно:

– Вестник на связи. Но я в квадрате зет сорок восемь.

Всё понятно. Вестник выводит конвой на обратный путь. Двумя этажами выше хлопнула дверь, вниз по лестнице загрохотали быстрые шаги. Кто-то приговаривал, не переставая, с частым придыханием:

– Проклятые Пастухи!.. Пастухи тута… Проклятые Пастухи…

Сильвестр явственно услышал характерный щелчок. Некто, страстно ненавидящий Пастухов, снял оружие с предохранителя. Нет, открывать стрельбу здесь и сейчас Сильвестр не собирался. Последние, выщербленные ступеньки, синяя дверь, влажный полисадник, лабиринты мокнущего под осенним дождичком белья, обочина улицы, ключ в замке зажигания. Ходу!

* * *

– Они в зеленке. Рассыпались в цепь, – голосом Матадора проговорила рация. – Короткими очередями, Пчелка!.. Внимательно! Конец связи!..

Конец связи! Какая там связь, когда Стас сидит прямо под ней, под броней бэтээра? Стоит только открыть люк, и она увидит его рядом с водителем или за рычагами управления. Но люк на ходу открывать нельзя. Случись чего, она успеет соскочить, или её отбросит в сторону взрывной волной. А там уж как повезет. Может, всё и обойдется. Куда хуже завалиться под «броню» и там сгореть.

Но Вике сейчас не хочется думать о плохом. Ей хочется думать о доме. Ей надо как можно скорее попасть домой! А для этого надо выжить здесь и сейчас. Сегодняшняя миссия бригады Землекопов должна быть завершена.

Вика попыталась остановить взглядом плывущую по правой обочине дороги полосу «зеленки». «Зеленка»! Одно название! Какая там зелень, когда листья облетели еще осенью и успели истлеть под снегом. А теперь и снега не стало. По серо-рыжему фону тут и там разбросаны белые лоскуты, и те скоро истают под ударами апрельского солнца. Но пока земля промерзла, тверда, свежих следов не держит.

С минувшей осени вся изгажена гусеницами бронированных машин. И прошлую весну не пахали, и в этом году на поле пахарю делать нечего, если хочет остаться жив. Бывшая пахота начинена неразорвавшимся железом. Какие она может дать всходы?

Сама «зеленка» – частокол голых стволов. В беспорядочном переплетении ветвей, конечно, можно укрыться, имея соответствующую сноровку. И враг такую сноровку имеет. Бог знает, где они прячутся! Неужто можно успеть за полтора суток нарыть столько щелей в неоттаявшей земле? Палят бог весть откуда. Пули визжат и стучат по броне, пролетают над головой.

Вика не боится их. Она полулежит на броне, её «кикимора» сливается с камуфляжной окраской бэтээра. На большой скорости её очень трудно рассмотреть из «зеленки». А она чует врага, время от времени поднимает приклад к плечу, отвечает «зеленке» одиночными выстрелами или короткими очередями. Случается – срежет веточку у дерева. Случается – отнимет жизнь у врага. Под броней Стас давит на газ. БТР движется быстро, замедляясь на ухабах и разгоняясь на гладких участках трассы до восьмидесяти километров в час.

Справа проплывает ярко раскрашенная будка. В мирное время здесь останавливался общественный транспорт, следующий из областного центра через Лисичановку в Пустополье. Сейчас площадка вокруг остановки обложена железобетонными блоками в три – пять рядов в высоту. За таким периметром, если придется, можно долго держать оборону. Но сейчас периметр пуст. Остановка – на ничейной земле. Здесь сражаться пока не с кем.

Дорога вырывается в открытое поле. Впереди дорожный знак – черные буквы на белом фоне: «Лисичановка». Если удастся благополучно миновать полуразрушенное село и совершить быстрый марш в пятнадцать километров по голому полю, то они окажутся в Пустополье, въедут в городок через свой блок-пост, с северной, безопасной окраины.

Передний люк открывается. Из отверстия высовывается до смешного круглая в защитной каске голова Стаса.

– Нам надо залить горючее, – говорит он. – Я вызываю Индейца, но он не отвечает. Будь внимательней.

Вика не слышит его голоса. Она смотрит в лицо Стаса. Разбирает слова по артикуляции. Их командир никогда не надевает балаклавы.

Лисичановка. В нос лезет запах нечистот. Тополя вдоль дороги все до одного изранены, кроны и стволы посечены осколками. Мимо проплывают искореженные заборы и проваленные крыши. Целых домов немного. Жители сбились по нескольку семей, ютятся. А кому не хватило жилой площади – сидят по погребам. Но сейчас, когда под охраной бригады Землекопов в село вкатилась фура с гуманитарной помощью, невзрачные тени стали появляться из-за заборов.

Вика смотрит на них через прицел, не снимая пальца со спускового крючка. Круглая голова Стаса исчезает, люк захлопывается. БТР резко притормаживает, движется медленно, словно ощупывая перед собой дорогу бледными лучами фар. Оба, и водила в прорези переднего люка, и Даниил Косолапов – позывной Терапевт, – сидя на броне по другую сторону от ствола пушки, неотрывно смотрят на дорожное полотно. Следом чадит выхлопом, порыкивая при переходе на нижнюю передачу, фура с продовольствием. Наконец Вика замечает пятнистую «Ниву» с пустым кузовом. Кабина джихадмобиля тоже пуста. Действительно, где же Индеец и Чулок? Вика всё время слышит голос Стаса:

– Чулок вызывает Матадор. Индеец вызывает Матадор.

– Индеец на связи, – отзывается рация. – Вижу вас. Дорога чиста.

– Чулок вызывает Матадор, – настаивает Стас.

– Индеец на связи. Чулок поотстал. Шакалит по огородам. На дороге чисто. Выхожу к вам.

Но вот из голых кустов акации выламывается Индеец. Вика смотрит на него в перекрестье прицела. Терапевт соскакивает с брони. Позади надсадно ахают тормоза фуры. БТР останавливается. Приехали.

Вика осматривает обочины. На броне лучше, чем внизу, на земле. Тут и там груды искореженного, горелого железа. «Двухсотых» жители Лисичановки прикрыли, чем Бог послал. Запах жженой резины и горелого мяса невыносим. Вика сглатывает горький ком. Несколько сутулых теней ковыряются в утробе недогоревшей «газели». Население Лисичановки стекается к фуре. Смурной водила выпрыгивает из кабины, ухватив за ремень, вытягивает наружу автомат, бредет к задней двери. Слышатся сдавленные причитания, плач.

Индеец, с видом нарочитой рассеянности оглядываясь по сторонам, подгребает ближе к ним. Ложе автомата покоится в его левой ладони. Правая накрыла затвор и спусковой механизм. Автомат Индейца – обычный АК. Но приклад! Приклад новейший, телескопический, затыльник регулируется по длине и высоте. Недешевая вещь. Ему цена – не меньше десяти тысяч. А про прицел и говорить нечего. Такая шняга стоит целое состояние.

Индеец экипирован лучше любого в бригаде и более других беспечен. Стас не любит его, непонятно почему, и терпит. Вот и сейчас командир в бешенстве. Румяные губы его вытягиваются в тонкую линию. Ах, если бы его синие очи не закрывали темные стекла! Наверное, тогда камуфляж Индейца уж задымился бы.

– Вы – мертвецы! – рычит командир. – Просто ходячие трупы! Ты – зомби, Индеец! Сколько раз я говорил вам: залогом живучести является строгое соблюдение воинской дисциплины! Не гулять по одному!

– Так мы ж на своей земле! – мямлит тот.

Тяжелый, крупный человек, он кажется беспомощным ребенком перед командиром бригады Землекопов.

– Твоя земля – микрорайон Выхино в Москве. А это – Лисичановка, и я не хочу ехать к твоей матери в Выхино, чтобы рассказывать ей, как ты погиб! Ты, парень, ещё не просох после субботних поминок, а уже снова готов напороться на заточку!

Командир прав. В прошлую прогулку по окрестностям Лисичановки они нашли своего бойца. Вернее, его труп. Пастухи не стали тратить на него боекопмлект. Проткнули десяток раз заточкой и бросили в лесополосе. Лисицы объели парню лицо. Парень родом из Лисичановки, но нехороший. Ходили слухи, будто приторговывает местной разновидностью наркоты – «зубным порошком». У Землекопов железная дисциплина: если курить, только табак. Выпивка – на большие праздники или поминки и то в меру. Но этот, заблудший мертвец, как же его звали?..

– Вепрь чи Кочет? – Вика в сомнении уставилась на Стаса.

– Вот, послушай Пчелку! – оживился тот. – На обоих – и на Вепря, и на Кочета, – враг не потратил ни одного патрона. Их просто закололи, как поросят. Но из скотины делают колбасу. А из таких, как ты, – корм для местных лисиц!

– Да. Кто-то из Пастухов совсем ополоумел. Хоть бы Киборг дал ему ножик. Можно ведь просто, – Индеец проводит себя ребром ладони по горлу. – Вжик – и пузо в крови.

Стас начинает снова, в который уже раз, излагать порядок движения разведывательной группы. В самый разгар воспитательной процедуры из-за забора вылезает второй «мертвец» – Чулок. Чулок совсем не москвич, хотя в «первопрестольной-белокаменной-нерезиновой» кого только не найдешь. Наверное, и таких вот чернооких, огненногривых, до бровей заросших бородами, хоть пруд пруди. Впрочем, Вике в Москве так и не довелось побывать. Крестный звал, но как-то не сложилось.

– Да я же только… – ноет Индеец.

– Не ходить по одному! Я тебе в сотый раз повторяю, Роман! – твердит Стас. – Вернемся на базу – устрою внеочередной тренинг.

– Какой тренинг, генацвале? – хмуро возмущается Чулок. – Мне до бабы надо. Сам знаешь. Без бабы я не человек.

– Не отпущу.

– В субботу.

– В субботу утром, как обычно, футбольный матч. Выигравшая команда идет в увольнение. Проигравшая – занимается чисткой снаряжения.

На голос командира потихоньку с «брони» и из-под неё собирается народ. С трассы подтянулась бригадная БМП.

Вика отошла в сторону. Ей любопытно: что ищут лисичанцы на трупе обгоревшей «газели»?

«Газель» тушили. Огонь не смог добраться до бензобака. Среди обуглившихся обломков кузова россыпью валялись консервные банки с разноцветными этикетками и синие, оплавившиеся пакеты – гуманитарная помощь. Несколько лисичанцев – старики да старухи – ковырялись в этом, по нынешним временам, драгоценном хламе. Один мужичок помоложе раскидывал вилами тлеющие головешки.

– Дьявола им в душу, – бормотал мужичок с вилами. – Горе-поджигатели. Подзапалили да и разбеглись ровно крысы. И толку не имают, что тож еда! Писча! Сами голодуют и нас жратвы залишають. Как набежали – мы хотели ж отбиця. Дак они троих положили.

Мужик шмыгнул носом. Глаза его увлажнились.

– Кто поджег? – спросила Вика.

– Та кто ж! – был ответ. – Таки ж бандиты як ви. Тольки без билих повязок.

– Ни! – возразил другой лисичанец. – Я бачив одного бандита. Приличный. На мотоциклетке импортной. Та вона його товарыщи.

Он махнул в сторону заборов, туда, где за частыми стволами тополей темнела лента истертого, источенного корнями вездесущих сорняков, тротуара. Там шныряли какие-то личности.

Вика насторожилась и даже сняла автомат с предохранителя. Яночку она заметила сразу. Именно вокруг неё крутился мерзкий типчик – то ли Колян, то ли Толян. Прибилась к бабе рвань, платяная вша, вцепилась жвалами, не отпускает. И кликуха у него отстойная – Волынка. И нудит он, и клянчит, и жалуется, и лезет повсюду, и язвит, как вредное насекомое. Откуда взялся – никто не знает. Почему ему Пустополье так глянулось? На шахту нынче не наняться. Другой работы нет. Зачем он здесь?

На сморщенном лице Волынки застыло свойственное ему, плаксивое выражение. Узрев Даниила, он забежал за придорожный столб и теперь выглядывал оттуда, шевеля неопрятными усами. Яночка крупная, на голову выше Вики, дородная, не первой молодости женщина, пыталась делать вид, будто не замечает бойцов бригады Землекопов – поджимала губы, отворачивалась, пряча досаду, но не уходила. Наверное, так же, как многие в Лисичановке, просто голодна и вот явилась посмотреть, чем можно поживиться от гуманитарных щедрот.