Попроси меня остаться

Кейт Хьюит

Попроси меня остаться

Роман

Kate Hewitt

Engaged for Her Enemy’s Heir

Engaged for Her Enemy’s Heir © 2017 by Kate Hewitt

«Попроси меня остаться» © «Центрполиграф», 2018

© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2018

Глава 1

Похоже, что похороны для многих – лишь повод набраться, думала Аллегра Уэллс. Сама она весь вечер пила лишь минеральную воду. Поминки отца проходили в роскошном отеле Рима, и, стоя у стены просторного зала, девушка наблюдала за людьми, опрокидывающими рюмки. Не было ни горечи, ни иронии – лишь тупая усталость, пронизывающая все тело. Большую часть времени она даже не осознавала этой пустоты, удовлетворенная своей незаметной жизнью в Нью-Йорке. И лишь теперь, на поминках отца, окруженная незнакомыми людьми, Аллегра поняла, насколько одинока в огромном мире, на который она привыкла смотреть с безопасного расстояния. Правда, нельзя сказать, что со смертью отца многое изменилось, ведь это он отвернулся от нее, не моргнув и глазом.

Его вторую жену и приемную дочь Аллегра знала в лицо – не встречала, разумеется, но, в минуты слабости заходя в Интернет, чтобы поискать фото отца, частенько видела. Альберто Мансини, управляющий компании «Технологии Мансини», часто появлялся на страницах газет, потому что вторая его жена была молода и любила быть в центре внимания – так, по крайней мере, показалось Аллегре. И сейчас ее черный кружевной наряд и элегантный жест, которым она подносила к сухим глазам платочек, нисколько не обманули девушку. Разумеется, вдова и виду не подала, что узнала дочь своего мужа от первого брака, но это Аллегру не беспокоило. Здесь она была инкогнито, а если бы не звонок адвоката, она и не узнала бы о похоронах.

Люди вокруг сновали туда-сюда, о чем-то беседовали – Аллегра же размышляла над тем, зачем пришла. Что надеялась здесь увидеть? Что обрести? Отца больше нет, но для нее его нет уже пятнадцать лет – и так решил он сам. Ни одного сообщения, ни письма, ни весточки за все эти годы – ничего. Наверное, именно это, а вовсе не его смерть, заставляло Аллегру горевать о человеке, которого она потеряла давно и которого ей все эти годы не хватало. Так вот зачем она пришла? Найти выход своему горю? Разобраться в чувствах?

Мать Аллегры с негодованием восприняла новость дочери о посещении похорон, сочтя это личным оскорблением. При одном лишь воспоминании о ее леденящем душу молчании у Аллегры тревожно сжался желудок. Хотя между ней и матерью уже давно достаточно напряженные отношения. Дженнифер так и не оправилась от того потрясения, что испытала, когда муж отвернулся от нее и Аллегры – словно их никогда и не было в его судьбе. После жизни в тепле и роскоши началось выживание, полное лишений и одиночест ва. Аллегра не могла принять столь резкие перемены: отсутствие отца и скупые объяснения матери, которые не проливали свет на ситуацию. «Он решил, что нашему браку конец. Я ничего не могу поделать. Он не хочет больше иметь с нами дела и не даст ни копейки». Трудно было поверить в реальность происходящего. Да отец ее обожал, носил на руках, щекотал, называл маленьким цветочком. Долгие годы она ждала от него звонка, сообщения, письма – чего угодно. Но ответом было молчание. И вот она здесь – но зачем? Отца больше нет, и никто здесь не знает, кто она и кем когда-то приходилась умершему.

Краем глаза она поймала взгляд чьих-то янтарно-карих глаз, отблеск черных, как вороново крыло, волос – у противоположной стены стоял мужчина, оглядывая снующих вокруг людей. Выражение его лица задело Аллегру до глубины души – была в нем какая-то затаенная боль. Она не знала его, не знала, кем он приходился отцу и почему сейчас здесь, но что-то в его манере держаться, в осторожном взгляде приковывало внимание. Разумеется, не может быть и речи о том, чтобы заговорить с ним. Аллегра всегда была робкой, и после развода родителей это лишь усугубилось. Потому для нее и представить было сложно ситуацию, в которой она проявила бы инициативу и познакомилась с кем-то. Но она продолжала наблюдать исподтишка, хотя наверняка не было необходимости скрываться, ведь вряд ли он заметил ее, бесцветную, бледную полутень в старомодном черном платье с нелепыми рыжими кудряшками. Нельзя и помыслить о том, чтобы такой красавец – он-то как раз притягивал взгляды многих женщин – посмотрел на нее. Он был убийственно красив, его мужественность была вызывающей: высокий, мускулистый, излучающий мощь и силу. На этом угрюмом празднике смерти ему было не место, ведь он символизировал собой жизнь, неугомонную энергию – это можно было прочитать в его золотисто-карих глазах, осанке, кистях рук, готовых сжаться в кулаки, – казалось, он, точно боксер на ринге, вот-вот кинется в бой. Аллегру привлекала не столько его красота, сколько переливающаяся через край жизненная сила – такой противоположность ю казался он ей самой. Слишком долго ощущала она в себе пустоту – а скорее, опустошенность.

Сделав глубокий вдох, Аллегра направилась к бару и, заказав бокал красного вина, удалилась в нишу подальше, желая отстраниться от суматохи. Вино мягким бархатом обволакивало горло и, казалось, склеивало острые льдинки внутри.

– Вы что, прячетесь? – раздался мелодичный, низкий мужской голос.

Подняв глаза, Аллегра едва не поперхнулась от неожиданности, увидев, кто перед ней – незнакомец, что был напротив. На миг показалось, что воображение сыграло с ней злую шутку, наверняка ей все это кажется. Вот только у мужчины в глазах горел дьявольский огонек и губы были слишком решительно сжаты. Так он не сказочный принц, а змей-обольститель? Не в силах вымолвить даже пары связных слов, Аллегра лишь смотрела на него. Он и впрямь выглядит сногсшибательно: темные волосы чуть длиннее, чем положено, янтарные глаза блестят, на четко очерченной челюсти темной тенью проступает бородка. Темно-серый костюм, темная же рубашка и серебристый галстук. Так мог бы выглядеть Мефистофель – воплощение необузданной энергии, власти и тьмы.

– Так да или нет? – повторил мужчина игриво, но в голосе его слышались коварные нотки приглушенной опасности. Звук этот завораживал, обволакивал, доставлял чувственное наслаждение. – Прячетесь?

Аллегра с трудом заставила себя прийти в себя и принять приличествующее случаю выражение лица.

– Вообще, да, прячусь. Я здесь никого не знаю. – Она глотнула еще вина. Может, оно хоть немного придаст уверенности.

– Это у вас такое развлечение – приходить на похороны незнакомых людей? – весело спросил он, и Аллегра напряглась, не желая открывать ему правду.

– Только если вижу бар, – пошутила она, поднимая бокал под пристальным взглядом незнакомца. – Вы знали Альберто Мансини? – решилась спросить она.

Имя отца словно застряло в горле, и в глазах мужчины мелькнуло странное выражение. Аллегра не назвала бы его, но оно было столь же мимолетно, как вспышка молнии.

– Не то чтобы близко. Мой отец работал с ним давным-давно. Я лишь хотел… отдать дань уважения.

– Ясно.

Она чувствовала себя растерянной под этим словно сонным, но внимательным взглядом. Незнакомец будто раздевал ее глазами. Никогда прежде Аллегра не испытывала похожего чувства – и это после первых минут знакомства. Может, сказывалось эмоциональное напряжение мрачного дня, однако же никогда, никогда ей не доводилось ощущать ничего подобного.

– Очень чутко с вашей стороны, – поспешила ответить она.

Мужчина улыбнулся и промолчал.

– Как, вы сказали, вас зовут?

– Я и не говорил. – Он снова окинул ее взглядом – так ястреб смотрит на свою жертву. – Рафаэль.

Рафаэль Витали понятия не имел, кто эта очаровательная незнакомка, но был покорен ее тициановскими кудрями, огромными серыми глазами – прозрачными, точно стекло, и ясными, словно небо в погожий денек. По ним можно было читать ее всю: даже стоя у противоположной стены, он безошибочно узнал усталость, грусть, горе. Кто она? Кем приходится Мансини? Не то чтобы это сейчас имело значение. Сейчас его дело наконец завершено, справедливость восторжествовала, но все же любопытно. Просто друг семьи или что-нибудь совершенно иное? Любовница? Она определенно направилась в бар не для того, чтобы просто выпить. Так что она скрывает?

Сделав глоток из своего бокала, Рафаэль продолжал наблюдать за ее выражением лица. Смущение, надежда, печаль… определенно любовница, решил он. Хотя и достаточно молода – настолько, что могла бы приходиться усопшему дочерью. Вдова и приемная дочь Мансини стояли напротив с кислыми минами, обеим явно было скучно. Рафаэль непременно выразил бы соболезнования, если бы не знал, как отчаянно вдовушка гонялась за деньгами богатого мужа. Завтра она узнает, как ничтожно мало было завещано ей… Где же справедливость?! Разве не так же точно Мансини поступил с матерью Рафаэля? А его отец… Рафаэль никогда не позволял себе думать о нем, и это было скорее мерой предосторожности, способом защититься от боли. Эти воспоминания хранились в глубине души за тщательно запертой дверью. Но сейчас, после смерти Мансини, эта дверь вдруг со скрип ом приотворилась, и боль, острая и безжалостная, как прежде, вновь дала о себе знать. Так молния разрезает прежде спокойное небо на две части, предупреждая о скорой буре. В душе Рафаэля вот-вот готова была разразиться гроза – а тогда все чувства выплеснутся проливным дождем. Нельзя этого допустить! Нужно лишь захлопнуть дверь. Есть прекрасный способ это сделать, и очаровательная незнакомка ему в этом поможет.

– Надеюсь, бар оправдал ваши ожидания, иначе вы зря сюда пришли, – пошутил Рафаэль.

Девушка состроила гримаску:

– Я вообще-то не охотница выпить.

– Я так и подумал.

Рафаэль прислонился к стене плечом, придвинувшись к девушке ближе, – теперь ощущался едва уловимый цветочный аромат, исходивший от нее.

Легкая прядь рыжих волос, выбившаяся из прически, коснулась его плеча. Прямой носик, пухлые губы и шелковистая кожа с золотистыми веснушками дополняли образ прекрасной незнакомки.

– Кем вы ему приходились? – спросил он.

Красавица пожала плечами, отводя глаза:

– Скажем так, я давно его знаю. Но сомневаюсь, что он хоть иногда вспоминал обо мне.

Она усмехнулась, и в улыбке ее было столько печали, что Рафаэль ощутил, как в его душе шевельнулось нечто, напоминающее сострадание. Но он быстро подавил это тревожное чувство, уже решив про себя, что должен завоевать незнакомку. И потом, она, вне всяких сомнений, одна из любовниц Мансини – а значит, ничем не лучше сребролюбивой вдовушки. И все же… она такая хрупкая – точно малейший порыв ветерка может ее унести. Белоснежная кожа до того тонкая, что под глазами просвечивает синева, и веснушки золотой россыпью на щеках… Под свободным черным платьем угадываются соблазнительные изгибы точеной фигурки.

– Я не сказал бы, что вы из тех, кого легко забыть, – произнес Рафаэль.

Его слова произвели удивительный эффект: ще ки девушки окрасились румянцем, а зрачки расширились, словно его комплимент был для нее чем-то из ряда вон выходящим.

– И тем не менее, – с робким смешком отозвалась она. – А ваш отец какое отношение имел к… нему?

– Новые технологии в сфере мобильной связи, – коротко ответил Рафаэль, не желая воскрешать в памяти прошлое. – Ну, тогда, по крайней мере, они были новыми. С тех пор многое изменилось.

– О, во всем, что касается технологий, я полный профан. Даже с собственным телефоном управляюсь с трудом, – произнесла девушка, делая глоток вина.

Ее темные с золотистым отливом ресницы опустились на щеки, отбрасывая длинные тени. Рафаэлю внезапно захотелось погладить ее по щеке и ощутить под пальцами эту бархатистую кожу.

– Чем же вы занимаетесь? – спросил он, примерно определив возраст собеседницы как двадцать пять или около того. – Кем работаете?

– В кафе, что расположено в Гринвич-Виллидж, – в музыкальном кафе.

– Никогда не слышал ни о чем подобном.

– Другими словами, это магазин музыкальных инструментов и либретто, – пояснила Аллегра. – Ну и музыку можно там послушать. Но не все так просто. У нас проходят концерты подающих надежды музыкантов, уроки для всех желающих. Это нечто наподобие клуба по интересам для любителей музыки.

– А вы, я полагаю, принадлежите к их числу?

– Да, – тихо и проникновенно произнесла девушка. – Да, музыка играет в моей жизни важную роль.

Ее искренность, чистота задевали за живое, и это смущало Рафаэля. Ему не хотелось усложнять отношения с новой знакомой, которые он уже определил для себя как незначительную, но очень многообещающую в физическом плане интрижку.

– Полагаю, мне пора, – медленно произнесла Аллегра. – Мне в общем-то здесь делать нечего.

Она подняла глаза, и Рафаэль прочел в них нежелание уходить и немую мольбу, обращенную к нему. Он не преминул воспользоваться удачей.

– Еще рано, – возразил он, придвигаясь ближе и касаясь плечом ее плеча. – Не обязательно оставаться здесь. Скажите мне, какая ваша любимая мелодия.

– О… – удивленно протянула девушка, и на губах ее заиграла робкая улыбка. – Не думаю, что вы ее знаете.

– А вдруг.

– Ну, ладно. – Она улыбнулась – словно сноп солнечных лучей озарил его душу. – Это третья часть сонаты для виолончели Шостаковича. Знаете ее?

– Нет, но хотел бы услышать.

– Он не принадлежит к числу самых известных композиторов, но его музыка так трогает. – Глаза Аллегры засияли, казалось, она вот-вот заплачет. – Она действует на меня, как ни одна другая мелодия.

– Вот теперь я уверен, что мне необходимо ее услышать. У меня номер в этом отеле, а в нем чудесный музыкальный центр. Так почему бы вам не подняться ко мне? Мы могли бы вместе послушать эту мелодию. Можем выпить чего-нибудь получше. Бар в моем номере намного лучше, и в нем нет такой ерунды, что подают здесь. – Взяв бокал у Аллегры, Рафаэль поставил его на поднос подошедшего официанта. – Пойдемте.

Он протянул руку девушке. С этой красавицей он сумеет забыть об одиночестве, пусть и ненадолго, и ему будет хорошо. На долю секунды между ними воцарилось молчание. Аллегра не сводила глаз с протянутой руки. Но вот она сделала шаг, затем второй, пытливо глядя ему в глаза, ища поддержки. И он не заставил себя ждать – повел ее подальше от толпы. Несколько человек посмотрели на них с любопытством, были и завистливые взгляды. Рафаэль не обращал внимания ни на кого, включая женщин, не скрывавших своего разочарования. Сейчас он хочет лишь одну – и держит ее за руку.

Они вышли из зала, пересекли холл и направились к лифтам. Сердце Рафаэля готово было выпрыгнуть из груди. Уже давно он не испытывал такого сладостного предвкушения. Затаив дыхание, он нажал кнопку лифта. Казалось, любое резкое движение способно спугнуть это магическое притяжение, что возникло между ними. К счастью, в лифте никого не оказалось. Как только дверь за ними закрылась, Рафаэль повернулся к спутнице:

– У вас очаровательная улыбка.

Эти слова окончательно ее смутили.

– Да?

Он кивнул – и это было совершенно искренне. Улыбка девушки была уникальна – так раскрывается цветок, робко и медленно. По-видимому, ее невинность и робость – вовсе не искусная актерская игра. Конечно, что-то у них было с Мансини, иначе зачем бы она его оплакивала, но не с другими мужчинами.

– Да, – ответил Рафаэль. – Полагаю, это очень большая редкость и ценность. – Прислонившись к стене, он осторожно притянул девушку к себе, чувствуя, как между ними словно разгорается пламя. – Я бы хотел видеть ее почаще.

– На похоронах, – пробормотала Аллегра, опуская глаза, – как-то нет повода для улыбок.

Прежде чем Рафаэль успел что-либо возразить, двери лифта открылись. Они были в его пентхаусе. Аллегра окинула взглядом огромную комнату и изумленно протянула:

– Как красиво…

Неужели она прежде не видела ничего подобного, подумал удивленно Рафаэль, но тут же позабыл об этом, ведя гостью в номер. Двери лифта закрылись. Наконец-то они остались наедине.

Глава 2

Что она делает? Аллегра ощущала себя так, точно попала в параллельный мир. Жизнь ее была размеренной и спокойной: работа в кафе, почти никаких друзей, если не считать хозяина квартиры, восьмидесятилетнего старика, который считал квартиросъемщицу кем-то наподобие внучки. Но одно лишь прикосновение Рафаэля вскружило ей голову. Аллегра и представления не имела, что бывают такие ощущения: все тело горело от предвкушения. Она наконец снова обрела способность чувствовать после долгих лет, в течение которых душу сковывал лед. Это было одновременно радостно и больно – это было пробуждением после сна.

Девушка прошлась по огромной комнате, осматриваясь. Номер был роскошным: парящие потолки, мраморные полы, затейливая резьба, шелковые и атласные подушки на многочисленных диванчиках.

– Здесь очень красиво, – произнесла она, и собственный голос показался ей нервным и визгливым. – Какой вид! – Она указала на огромные, от пола до потолка, окна с трех сторон комнаты, открывающие обворожительную панораму города. – Это Колизей?

Рафаэль подошел ближе и встал позади, так близко, что Аллегра ощущала жар его тела. Стоит сделать шаг назад – и можно прикоснуться к нему. Смешанные чувства овладели ею: желание и страх. Никогда прежде ей не доводилось оказываться в подобной ситуации, и незнакомые ощущения пугали. Но… Если подумать – чего опасаться? Рафаэль не может причинить ей боль, да она ему и не позволит. Непривычно, конечно, но стоит ли бояться?

– Да, это Колизей, – произнес Рафаэль, положив руки на ее плечи. Дрожь пробежала по телу Аллегры, и она знала, что он это почувствовал.

Желая хоть ненадолго задержать этот момент, девушка отклонилась назад, легонько прислонившись к своему новому знакомому, спиной чувствуя сильные мускулы его груди. С минуту они стояли так, слушая сердцебиение друг друга. Аллегра закрыла глаза, отдаваясь этому моменту, наслаждаясь ощущением неведомой доселе близости. Всю жизнь она прожила одна – в школе была слишком робкой, чтобы заводить друзей, позже опасалась довериться немногочисленным парням, с которыми встречалась, даже с матерью не смогла наладить отношения, будучи абсолютно потерянной после ухода отца. Но сейчас… впервые в жизни… кто-то ею заинтересовался, напомнив тем самым, что она живой человек, а не тень. И когда настанет пора уйти, она сможет это сделать, не пострадав.

– Выпьем шампанского? – раздался мелодичный голос Рафаэля, и Аллегра кивнула.

Не то чтобы она любила выпить, но сейчас ей хотелось отпраздновать это новое открытие себя.

– Звучит прекрасно, – отозвалась она, отчаянно желая унять бешено бьющееся сердце.

Хлопок, с которым пробка вылетела из горлышка, заставил ее вздрогнуть. Рафаэль налил шампанское в два бокала. Пена перелилась через край на пол.

– За нас, – тихо произнес он, внимательно глядя на девушку и протягивая ей бокал.

– За нас, – ответила она.

С двенадцати лет она не произносила этот тост, и не без причины. С ним были связаны тягостные – и одновременно сладкие – воспоминания. Сочельник в кругу семьи – тогда они жили в поместье Абруччи, и вокруг дома высились горы со снежными шапками. Отец тогда впервые дал ей попробовать шампанского. Шипящие пузырьки покалывали язык, и таким Аллегра запомнила вкус счастья – огромного, точно надувающийся в сердце шар. Она была дома, с семьей, была любимым ребенком. Может, это был мираж? Возможно. А может, будучи ребенком, она тогда воспринимала все через розовые очки. И отец вовсе не любил ее так отчаянно… откуда ей знать?

Она сделала глоток – вкус был таким же, то же ощущение покалывающих пузырьков на языке – и усилием воли заставила себя не думать об этом. Не хватало только расчувствоваться перед незнакомцем.

– Расскажи мне о себе, – попросила она. – Чем занимаешься?

– Управляю компанией.

Аллегра удивленно приподняла брови:

– Какой компанией?

– Мы занимаемся недвижимостью, главным образом коммерческими объектами: отели, курорты и тому подобное.

Значит, он богат – возможно, очень богат. Хотя об этом можно было догадаться и по его уверенности, манере держать себя. Даже его туалетная вода – с чувственными нотками шафрана – пахла божественно. Что ж, Аллегра когда-то тоже была из состоятельной семьи, и ее баловали, как балуют очень любимых детей, а потом в одночасье все исчезло. Не то чтобы она горевала о пропавшем благосостоянии. Конечно, перемены были заметны: из огромной виллы они переехали в двухкомнатную квартиру в непрестижном районе города, пришлось ходить в обычную школу, позабыть про путешествия. Частенько их выручали случайные дружки матери. Их нескончаемая череда не прекращалась, и Аллегра по возможности старалась избегать общения с ними. Мать злилась и негодовала, но Аллегра очень тосковала по утерянной любви отца. Тогда она приняла решение никогда больше не полагаться ни на кого, не ожидать любви.

– А тебе нравится то, что ты делаешь? – спросила она Рафаэля, чтобы поддержать разговор – просто чтобы продолжать болтать о чем угодно, лишь бы не встречаться с ним глазами.

– Даже очень. – Рафаэль поставил свой наполовину полный бокал на столик и сделал шаг по направлению к замысловатому музыкальному центру, что стоял рядом с мраморным камином. – Так, значит, Шостакович?

– Да, – подтвердила Аллегра, удивленная его внимательностью. – Но ведь у тебя нет этой мелодии на диске?

Рафаэль тихо рассмеялся:

– Боюсь, что нет. Но центр подключен к Интернету.

– Ах вот как. – Аллегра тоже засмеялась, смущенная собственной недогадливостью. – Я же сказала, что совершенно не разбираюсь в технологиях.

– Предоставь это мне. Я сейчас все найду.

Через несколько секунд послышались первые меланхоличные нотки произведения. Рафаэль повернулся к своей новой знакомой, протягивая ей руку:

– Пойдем.

Как всегда, мелодия затронула сердце Аллегры. Никогда она не допускала туда людей. Музыка была для нее всем: заменяла друзей, любовников, отца. Музыка не могла обидеть и бросить на произвол судьбы. Задумчивая песнь виолончели словно играла на струнах души. Очарованная, Аллегра протянула руку Рафаэлю. Они опустились на роскошный черный кожаный диван. Его рука обнимала ее за плечи, она прижималась к нему, ощущая аромат, исходивший от него. Никогда прежде она не была так близка с мужчиной, но сейчас, как ни странно, близость ощущалась как нечто само собой разумеющееся, правильное. Естест венное продолжение музыкальной истории. Вот Рафаэль притянул ее к себе еще ближе – теперь ее щека была прижата к его груди, и Аллегра закрыла глаза, всецело отдаваясь во власть музыки, шампанского и сильных рук, обнимающих ее. Теперь она хотела продолжения – хотела позволить вскружить себе голову. Она слышала, ощущала, как грудь Рафаэля мерно вздымается, как его пальцы гладят ее по плечу, его дыхание долетает до ее волос… Если бы они могли остановить время, навсегда остаться здесь, чувствуя дыхание и сердцебиение друг друга!

Музыка добралась до последней, самой высокой и отчаянной нотки, и воцарилось молчание. Прошло всего восемь минут, но казалось, будто пронеслась целая жизнь. Аллегра чувствовала себя опустошенной и в то же время словно заново рожденной. Оба молчали.

– Знаешь, – наконец заговорила она, – виолончель из всех инструментов имеет тембр, больше всего напоминающий тембр голоса человека. Наверное, потому она так на меня и действует.

– Удивительное произведение, – тихо произнес Рафаэль, большим пальцем нежно смахивая слезу со щеки девушки. – Хотя и разрывает душу на части.

Улыбнувшись сквозь слезы, Аллегра подняла голову… и встретилась глазами с Рафаэлем. Он тоже склонил голову, и девушка затаила дыхание, – казалось, весь мир вокруг на миг замер, – губы его коснулись ее. Этот поцелуй был одновременно вопросом и ответом, пробуждением и успокоением. Он заставлял хотеть большего и утолял желание. Одним легким движением Рафаэль подхватил ее на руки – и вот уже Аллегра лежит на кожаных подушках дивана.

– Ты такая красивая, – произнес он, не сводя с нее сияющих глаз.

Нежно отведя назад спутанные локоны, он провел пальцами по ее лицу. Аллегра закрыла глаза. Прикосновения были такими же нежными, как и поцелуй, пробуждая доселе незнакомые ощущения. Его пальцы скользнули ниже, к ключице, пока не нашли изгиб груди.

– Это тоже музыка, только другая, – прошептал он, проводя по шее девушки губами, и она рассмеялась дрожащим смехом.

Рафаэль тем временем ухитрился спустить с плеч ее платье и, наклонив голову, языком отодвинул ткань лифа. Аллегра громко ахнула, чувствуя, что по телу точно пробежал ток.

– О!

В этом коротеньком слове сосредоточилось многое: осознание того, что целый новый мир открылся ей, ощущение острого удовольствия. Руки ее обхватили его спину, повинуясь зову желания и настойчивого притяжения, ноги раздвинулись, ожидая прикосновения его руки. Его пальцы провели по трусикам, и Аллегра вздохнула… Она раньше и понятия не имела насколько это приятно! Рафаэль поднял голову и посмотрел на свою пленницу, прерывисто дыша. По всей видимости, его обуревало то же желание, что и ее. Понимание этого укрепило уверенность девушки. О да, она хочет этого – ощутить связь между ними, силу подлинного влечения.