Сарифия

Невеселые, конечно, размышления, но время такое. Хотя, на самом деле еще и не такое смутное и трудное, как вскоре будет. Куйбиде, которой считает меня своим учеником, предстоят еще более трудные времена. Он не знает, что его ждет, и всем своим видом показывает: «Покажи мне все, что умеешь. Не подведу тебя».

Есть у Куйбиды талантливый ученик – Омеля, по прозвищу Хватько. Парень действительно хваткий. Все в руках спорится. Тело гибкое к нагрузкам привыкшее, а вот с головой проблемы. Тямы мало. Вначале делает, а потом думает, что же с этим делать. Смотрю на него и себя вспоминаю. Я, когда чудил, меня хоть отец или батька могли подстраховать. Его же некому. Куйбида всем необходимым, чтобы на уровне подстраховать, не обладает. Впрочем, отдаю себе отчет в том, что во многом это не его вина.

А рассказать я хотел, глядя на учеников Куйбиды, случай, который произошел со мной в молодости, когда я только-только вернулся на Сечь, вырвавшись из окружения под Солоницей, где много казацкого люда полегло. Описал ту битву и свое участие в ней в записках. Мне тогда двадцать шесть было. После поражения для казаков настали тяжелые времена. Хотя, оглядываясь в прошлое, скажу, что тогда все же было лучше, чем сейчас.

Батька тогда, как только я отдохнул и в себя пришел, вызвал меня к себе. В то время он на Хортице проживал, хотя имел еще несколько мест, где вполне мог жить, даже зимовать. Да и какой же казак, если у него в голове что-то есть, а в карманах еще и что-то звенит, себе не приготовит убежище в преклонные годы, когда не очень быстр, хотя сознание работает, шустрее, чем у молодого? Нет таких. Казацкое братство братством, приютят тебя в курене или в казацких лагерях, если нужно, в беде не оставят, но каждый сам за себя думать должен. Поэтому Вернидуб с некоторого времени с двумя своими помощниками, Кульбабой и Медунцом, а также с их учениками, которые травниками и лекарями учились быть, в разных местах имел жилища, где хатку, а где и пещеру, про шалаши не говорю. Их несколько десятков было разбросанных по Запорожью и за его пределами в укромных местах.

В свои девяносто лет не выглядел Вернидуб стариком с трясущимися руками, которого жизнь согнула, да так, что он на свет белый посмотреть не может. В девяносто два года выглядел батька на лет шестьдесят. Сам ходил не по одному часу по степи и лесочкам, травы собирал, веслом управлялся, твердой рукой направляя лодку в бесконечном сплетении рек, заливов, озерец и речушек, которые начинались сразу же за порогами, начиная от Хортицы. Все заливы и речушки знал на Базавлуке (имеются в виду Конско-Базавлукские плавни), но не в этом дело. Казацкая наука, впитанная с детства, сделала батьку умным, крепким, а еще больше тямущим.

Зачем я Вернидубу понадобился, я не знал. Взглянув на меня, когда я прибыл на Хортицу, батька хитро прищурился, удержал усмешку вот-вот готовую появиться на лице и заметил: «Ты вовремя. Завтра отправляемся». Как я не расспрашивал его и помощников, они все отнекивались, усмехались в усы или говорили, что мне знать об этом еще время не пришло, укоряя в торопливости. Оставалось ждать. Хорошо только, что недолго. Я же по натуре любопытный был. Все меня интересовало. Мимо не проходил, чтобы не расспросить. Вернидуба мой нрав задевал. Он только головой водил, когда видел, как я в очередной раз проявляюсь, говорил, что я за свой упрямый характер, который надо менять, еще сполна получу все, что дадут…

Утром, после восхода солнца, пока не жарко было, мы на чайке (казацкая лодка) добрались до порогов, вышли на берег, где нас уже ждали давние друзья батьки. Путь наш лежал вверх по Славуте. Почему батька затеял такую поездку, понял я не сразу. На конях добрались мы до места, где снова в чайку пересели, а потом поплыли вверх по Днепру. Вышли мы на берег, не доходя до Чигирина. Путь неблизкий. Тут даже бывалые казаки устать могут, не говоря уже о Вернидубе. К тому же после поражения в урочище Солоница казакам путь вверх по Славуте был запрещен, но кто же запретов придерживается? Надо и все тут. А чего надо, я не знал, но батьке доверял. Он напрасно ничего не делает. Да и авторитет у характерника был такой, что слушались его остальные беспрекословно, хотя Вернидуб никому и ничего не приказывал, говорил только, что надо сделать. Сказанное батькой воспринимались казаками, как руководство к действию.

Вернидуб, а взял себе новое имя батька недавно, был известным казацким атаманом, знал Байду Вишневецкого и вместе с ним, руководя казаками, защищал еще замок на Малой Хортице, но потом отошел от дел, исчез и долгое время вообще не появлялся. Прежний казачий атаман умер, а вместо него появился характерник, который все знал, все видел и многое умел. Мог сделать так, что казаки пьянели, выпивая воду вместо горилки. И это только малюсенькая часть того, что умел делать Водопьян, – так звали батьку ранее. Впрочем, имен у него было не два и не три. Вернидуб же – самое последнее имя и самое распространенное имя батьки, как и дед Верник, который, как шутили казаки между собой, неизвестно откуда появлялся и точно также исчезал, как будто его и не бывало. Сказывали, что батька с нечистой силой якшается, может духов вызывать, а взгляд его такой тяжелый, что мелкие камни, послушные его воле, отрываются от земли. Да чего только люди не наговорят, округляя глаза и оглядываясь по сторонам, чтобы их кто посторонний не услышал.

Был Вернидуб добрым и отзывчивым казаком, с годами жизнь не ожесточила его, несмотря на то, что многое в ней он прошел и повидал. Его доброта и отзывчивость, как я вижу сейчас, были стержнем личности человека, обладающего необычайным жизнелюбием и спокойной удачей, знанием жизни, которое уже в наши времена редко в ком из казаков с такой силой проявлялось. Поэтому-то батьке были открыты многие тайны, об одной из которых я и расскажу.

Всех перипетий, как мы добрались до места, нет смысла рассказывать. На месте нас уже ждали два казака. Один из них, лет пятидесяти, стоял вместе с молодым сыном. Завидев батьку, Никита Ярыч усмехнулся в усы. Как оказалось, он, как и мой отец, был одним из учеников Вернидуба. Два казака отошли в сторонку, чтобы переговорить без лишних ушей. После приветствий батька спросил:

– Путь мы неблизкий проделали. Ты не ошибся, все так и есть?

– Скиф на меня трижды выходил. Один раз я с ним поговорил мысленно. Тебя ждет. Хочет тайну поведать. Больше, говорит, некому сказать.

– Припекло видать, если не ловушка это.

– Говорит, что нужно успеть. Времени немного осталось…

– Я еще в мир иной не тороплюсь. Здесь пожить охота. Да и помощников, видишь, всему еще не обучил, – слабо усмехнулся Вернидуб, едва заметным жестом указав на нас.

В общем, в конце августа мы дней на десять остановились в здешних местах. Всего нас было с батькой и двумя пришлыми двенадцать казаков. Вернидуб, когда мы ходили по местности, а курганов в здешних местах хватало, брал на поиски меня, Кульбабу и Никиту Ярыча. Нужный ему курган мы нашли на второй день, после прибытия в эту местность. Здесь никого не было, но мы, чтобы не привлекать к себе внимания, соблюдали меры предосторожности и скрывались в маленьких лесочках. Чего ждал батька, я тогда не знал, даже не предполагал, каким образом это может меня касаться.

На третью ночь пребывания в здешних местах мне приснился странный сон. В нем мужчина-скиф на коне стоял на возвышенности, потом, сойдя с коня, он обратил взор к солнцу и выкрикнул призыв, собрав ладони перед ртом для усиления. На его зов откуда-то с небес откликнулось и приблизилось к нему существо в виде белой кобылицы, внешне уж очень похожей на женщину. Скиф назвал ее Рия. Имя было длинное, но я запомнил только лишь три первых буквы. Рия что-то сказала скифу, по всей видимости, это был вождь, и исчезла. Скиф же после этого ускакал, но мой сон на этом не закончился.

Я увидел краем глаза несколько битв. После одной из них мужчина, уже знакомый мне, лежал на поле сражения убитый. Ему было лет пятьдесят. Скиф был умелым воином, о чем свидетельствовали погибшие рядом враги. Вот только потом я увидел мужчину, тоже скифа, который, хищно усмехаясь, смотрел со стороны на погибшего вождя. Это был жрец, судя по одеянию. И он, что было точно видно, не питал к скифскому вождю добрых чувств. Над жрецом кружил ворон, а также в воздухе над ним висело изображение черепа коня. Эта картина побудила меня проснуться. Сразу же, как только наступило утро, я уже говорил с Вернидубом. Батька, слегка усмехаясь, слушал мой рассказ. Когда я закончил, Вернидуб, подумав, сказал:

– С нами хотят побеседовать. Со мной пойдешь.

– Кто хочет беседовать?

– Тот, кто приходил к тебе во сне и себя показывал. А как, по-твоему, он еще мог дать о себе знать?

– Скиф? – уточнил я для себя.

– Либо ты недогадлив, либо совсем не соображаешь. Последнее, глядя на тебя, не скажешь. Сообразительным надо быть там, где нужно.

– А когда пойдем?

– Перекусим и двинемся, чтобы в животе не подсасывало. Побродить, возможно, придется.

– А о чем мы с этим скифом будем говорить? – спросил я и осекся, глядя на батьку.

Больше вопросов у меня не возникало.

Мы втроем: я, батька и Никита отправились, перекусив, на поиски. Кульбаба и Жертень, помощники Вернидуба, хотели с нами пойти, но батька жестом остановил их.

– Сами управимся, – вырвалось у него.

Помощники больше вопросов не задавали и себя в помощь не предлагали.

Как только мы отошли на достаточное расстояние от лагеря, батька остановился и повернулся ко мне. Какое-то время он смотрел чуть мимо меня, слегка щурясь, как бы взвешивая, говорить мне или нет, а потом сказал:

– К скифу идем. Он хозяин здешних мест. Их сторожит и за богатствами наблюдает. Зовут его Агнак. В прошлом он вождь племени. Что бы ни происходило, не удивляйся и не бойся, иначе дело не сделаем.

– Агнак нам вреда не принесет, – дополнил батьку Никита и усмехнулся.

– Ты его видел?

– Как и ты, – отметил Никита.

При этом усмешка с его лица сползла.

– Будет вам. Пошли, – распорядился Вернидуб.

– Может, я поведу? – предложил Никита.

– Нет, Василь дорогу покажет.

– Я?!

Удивлению и недоумению моему не было предела.

– Чего оторопел? – раздался голос батьки. – Учись. Тебе много в жизни сделать предстоит. Я помогу.

Пришлось стать впереди и, опираясь на чувства, вести за собой Вернидуба и Никиту. В такой роли я еще не выступал. Впрочем, дело свое я сделал, на место привел…

И тут мне видится необходимым кое-что пояснить потомкам, чтобы было понятно, о чем идет речь. Мне в дальнейшем пришлось некоторой мерой изучить скифские обычаи. Не чужие, а предки все-таки, как-никак… Только обучение мое шло, если так можно сказать, при непосредственном общении, а также посредством изучения информации, которую о себе оставили предки. Говорю очень кратко, чтобы прояснить суть вопроса. В полной мере скифские обычаи и нравы я привел отдельно, как и их взгляды на мир, на себя и на окружающее. Это были сильные и смелые люди. В будущем о них наплетут много небылиц, выставив этакими варварами.

Скифов уничтожила магическая работа против них и внутреннее вырождение, а также, как это было и будет принято, предательство жреческой верхушки и некоторых вождей. Богов у скифов не было. Точнее сказать, часть скифских племен поклонялись и Папаю, и Небесной кобылице, но в основном скифы чтили родовод, зная своих дедов и прадедов, а также выдающихся вождей. Их культура сошла в небытие, но, что хуже всего, потомки окончательно уничтожат их, начав массово раскапывать могилы, алчно собирая все, что осталось от этой культуры, начиная с запонок и заканчивая оружием, предметами обихода. В наши времена скифы еще были сильны. Их мир еще не пропитался так темными энергиями, поэтому-то редко, но они еще выходили на лучших представителей казачества. Мы слышали их, но уже не могли помочь…

Касательно Агнака и его появления в моем сне скажу следующее. По законам скифского племенного союза вождю для перехода в иной мир требовалась энергия, особенно, если этот мир находился за пределами Земли. Скиф Агнак – представитель племени герриков, занимающих ведущее место в племенном скифском союзе, не хотел больше воплощаться, о чем и сообщил жрецам, чтобы те после его смерти совершили положенные обряды. Он желал, чтобы его дух и тонкие тела были препровождены в Сокал, место далеко за пределами Земли, в котором они могли, как скиф считал, находиться бесконечно долгое время, не подвергаясь распаду.

Сокал располагался в мирах Большой Медведицы, в самом главном и ведущем мире – мире Сварг. Агнак не знал, что к тому времени этот мир уже не выполняет прежних функций, что тела в нем точно также подвержены распаду, как и в других местах. Поэтому он настаивал на том, чтобы анары (скифские жрецы) препроводили при ритуале погребения его дух, энергии ума, разума и сознания в Сокал.

Жрец Пуртай, являвшийся главой анаров, обещал еще задолго до смерти Агнака все сделать так, чтобы тот попал в Сокал без помех. Агнак считал, что там с ближайшими помощниками он продолжит счастливое и беззаботное существование в обществе таких же, как и он, вождей. Поэтому смерть для него была лишь точкой перехода в иной, еще более счастливый мир, когда не надо носить физическую оболочку, где нет лишений и где ты, живя, не ослабляешься и не умираешь. Скифский вождь Агнак имел лишь начальную степень посвящения и не был осведомлен о действительном положении дел в космосе и на Земле. Его могилу сразу после смерти отметили, насыпав сверху курган.

Скифы шли к могиле длинной чередой, и каждый нес в мешке из шкур землю. Так повторялось до тех пор, пока верховный анар Пуртай не отдал команду прекратить насыпать холм. После того, как могила была полностью закончена, все мужчины по приказу Пуртая образовали вокруг нее несколько колец, взявшись за руки. По приказу Пуртая они сделали под священные слова столько взмахов руками, сколько говорил жрец. Смысл действа состоял в том, чтобы направить энергию людей на тонкие тела Агнака так, чтобы они были перенесены энергетическим потоком в место, где в дальнейшем должны были продолжить свое существование. Руководили всем этим действием Пуртай и его ближайшие помощники.

Вот только Пуртай обманул Агнака. Он не собирался переносить его туда, куда была намечено. Вместо Агнака в Сокал были перенесены тонкие тела других скифов, в том числе и друзей Пуртая. Энергия скифов, таким образом, была использована не по назначению. Ум, разум и сознание Агнака, другие его оболочки Пуртай намеревался распылить, но сделать этого у него не вышло. Агнаку помогли. Сделал это тайно один из жрецов за то, что при жизни Агнак помогал его отцу. Сартай, так звали жреца, укрыл энергии Агнака, но долго в таком виде энергии не могли существовать, поскольку быстро распались бы, да и Пуртай жаждал довести дело до конца, чтобы не оставлять следов.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.