– Да, я понимаю, – кивнула она. – Юных девушек обычно пугают такие вещи. Даже те, кто выходит замуж по большой любви, побаиваются брачной ночи. Но, Мейбл, поймите, не так уж это все и страшно.

– Я понимаю, – солгала я, не поднимая глаз. Страшно было до безумия. – Но будь он хотя бы чуть-чуть моложе…

– Как раз молодой мог бы вас измучить, – не согласилась мисс Уэлси. – А ваш жених – это идеальный вариант. Учитывая его годы, не думаю, что его вообще станут интересовать подобные глупости. А если даже и станут, то крайне редко.

Меня передернуло от одной только мысли, и я прикрыла глаза, чувствуя себя крайне неблагодарным существом.

Наставница тяжело вздохнула.

– Если вас настолько беспокоит этот вопрос…

Она встала, подошла к двери, резко ее распахнула и, убедившись, что снаружи никого нет, возвратилась на свое место.

– Я могу дать вам одно зелье… Это магический отвар, который отобьет у супруга желание беспокоить молодую жену, – с некоторой неохотой произнесла она. – Обычно я подобного не предлагаю, не считаю это правильным, но в вашем случае… Однако это должно остаться между нами, – строго добавила она. – И вы пообещаете мне не злоупотреблять подобными средствами.

– Спасибо. – Я судорожно сглотнула. – Я непременно это обдумаю.

– Не за что. Думаю, встреча на балу многое расставит по местам. Постарайтесь не переживать прежде времени. Брак – это не всегда так хорошо для женщины, как принято считать. Но не стоит видеть в нем жизненную трагедию.

– Мисс Уэлси… – Я бы никогда не задала этот вопрос, если бы не выпитое несколькими минутами ранее «успокоительное». – Скажите, а вы… были замужем?

В том, что наставница не замужем сейчас, я не сомневалась. И дело было даже не в обращении «мисс», общепринятом, когда речь шла о преподавательницах. А в том, что леди жила в пансионе, проводила здесь практически круглые сутки. Трудно было представить себе мужа, которого бы устроило такое положение вещей.

К счастью, мисс Уэлси не оскорбилась, даже улыбнулась.

– Все верно, Мейбл. Я действительно никогда не была замужем. Не из-за нехватки предложений. То был мой личный выбор. Основанный в немалой степени на недостатках супружеской жизни. Правильное ли это было решение… На этот вопрос у меня нет ответа. Не уверена, что объективные ответы такого рода вообще существуют. Но в одном я убеждена: прежде чем сделать такой же выбор, молодая современная девушка непременно должна тщательно взвесить все за и против.

– Благодарю вас, мисс Уэлси, – проговорила я, поднимаясь из-за стола. – Вы мне очень помогли. Я никогда не забуду ваших уроков и ваших советов. И постараюсь всегда им следовать.

– О, вот с этим вам стоит быть очень осторожной, мисс Фэйтон. – Наставница тоже вышла из-за стола, чтобы проводить меня до двери. – Какие бы советы вы ни получали и кто бы ни был автором этих советов, старайтесь всегда делать собственные выводы и принимать собственные решения. Это самый главный урок, который я могу вам преподать.

Амелия

– Черт, черт, черт! – Под удивленным взглядом соседки по комнате я скомкала письмо от родителей и запустила им в стену, даже не стремясь скрыть свое раздражение. Еще бы мне не злиться! В этом послании родители извещали меня, что на балу я должна буду познакомиться со своим женихом, которого в глаза не видела.

Вернее, видела. На собственных крестинах, в возрасте сорока дней от роду. Моих, конечно же, самому жениху тогда было лет двенадцать. Единственный сын ближайшего соседа, он был просто обречен обручиться со мной, чтобы объединить земли двух родов. Граф Рейнард Аттисон.

Достигнув возраста тридцати лет, он до сих пор не был женат, что вызывало во мне массу подозрений на его счет.

Мейбл неодобрительно поджала губы, но ничего не сказала. Это разозлило меня еще больше. Терпеть не могла тихонь, а уж соседка по комнате и вовсе напоминала мою гувернантку: такая же молчаливая, чопорная и правильная. Благодаря той даме любая моя проказа становилась известна родителям, и наказание следовало незамедлительно.

Сколько времени я провела за партой, либо переписывая строки из Писания, либо сочиняя очередное эссе на тему «Почему благовоспитанной девице не следует лезть на дерево, спасая котенка, прыгать в пруд за тонущим щенком и таскать за вихры деревенского парнишку, обижающего своего младшего брата».

Впрочем, в последние годы я старалась быть осмотрительной, и мисс Джонсон почти нечего было докладывать папеньке.

Последней моей шалостью было то, что я заперла калитку в сад, оставив нашего викария наедине с этой чопорной леди. Кто бы мог подумать, что на следующий день викарий с радостью сделает моей наставнице предложение, а она с такой же радостью его примет. После этого разразился скандал, мисс Джонсон уехала, а на семейном совете было решено не нанимать более гувернанток, а вместо этого отправить меня в пансион благородных девиц. Хотя вот чем кому-то могла помешать новая гувернантка, я не понимала: викарий-то теперь был женат!

Вздохнув, я подобрала письмо и посмотрела на соседку по комнате. Мейбл ответила мне спокойным взглядом.

– Что-то случилось дома? – вежливо поинтересовалась она.

Я покачала головой, не желая посвящать Мейбл в свои горести. Наверняка она тут же побежит рассказывать надзирательницам, тьфу, воспитательницам. Лицемерка, как и все здесь. Одно ее высказывание про многообразие рифм чего стоит!

– Мне прислали платье для городского бала, – коротко проинформировала я, подходя к кровати, на которой лежала красиво упакованная коробка.

Бесцеремонно разорвав обертку, я сняла крышку и застонала от досады. Ну скажите на милость, почему моя матушка считает, что юным девушкам положено надевать на бал лишь белое?

Меня, унаследовавшую от бабки-южанки золотистую кожу и горячий нрав, этот снежно-белый цвет просто убивал. Точнее, делал настолько смуглой, что даже самой себе я казалась крестьянкой, вернувшейся с полевых работ.

Погруженная в переживания, я и не услышала, как соседка подошла и встала за спиной.

– Какое красивое! – воскликнула она, заставив меня подпрыгнуть. Я недовольно покосилась на Мейбл, но та даже не заметила, с тихой грустью рассматривая нежную ткань, расшитую мелким речным жемчугом так, что на свету платье переливалось.

– Да уж, – проворчала я,

– Повезло тебе, – грустно улыбнулась девушка.

– В чем же? – Я все-таки достала платье из коробки и приложила к себе, взглянула в зеркало, скривилась и небрежно отбросила на кровать.

Мейбл с укором взглянула на меня и нежно расправила смявшуюся ткань.

– Да во всем. У тебя приятная внешность, хорошее приданое, любящие родители, которые тебя балуют, – начала перечислять она, загибая пальцы.

Я задумчиво посмотрела на соседку, гадая, она действительно такая дура или прикидывается в надежде выведать что-то по поручению наставниц. Удивительно, но сейчас Мейбл казалась абсолютно искренней. Я вдруг вспомнила, что сама она почти бесприданница, которую мачеха сослала в пансион. Девочки рассказывали, будто за два года Мейбл ни разу не получила весточки от родных. Что же касается нарядов, то я сама видела, как соседка недавно перешивала старое бальное платье в надежде хоть как-то его обновить. Надевать одно и то же на несколько балов подряд считалось дурным тоном.

Наверное, в глазах Мейбл я действительно выглядела избалованной богатой девчонкой. Я бросила на девушку задумчивый взгляд. А ведь ей это платье было бы к лицу. Фигуры у нас похожие, а вот цвет кожи – совершенно разный.

– Знаешь, если оно тебе нравится – бери! – заявила я.

Соседка, все еще любующаяся платьем, вздрогнула и быстро отошла на свою половину комнаты, потом внимательно взглянула на меня.

– Ты серьезно?

– Конечно.

– Но… Амелия, это очень дорогое платье!

Еще бы! Когда это родители покупали мне дешевые вещи!

– И что? – как можно более беззаботно ответила я. – Я все равно его не надену ни за какие коврижки!

В глазах Мейбл читалась внутренняя борьба. Ей действительно хотелось надеть это платье, но воспитание не позволяло принять мое щедрое предложение.

– А… – сделала она еще одну попытку, – что на это скажут твои родители?

– Они и не узнают, – отмахнулась я. – Ну же, Мейбл, хотя бы примерь его!

Соседка шумно выдохнула, решаясь.

– Хорошо, но только примерю! – строго сказала она, успокаивая, вероятно, саму себя.

Я закивала, с готовностью подавая наряд.

Мейбл действительно была хороша в этом платье. У нее даже глаза засияли, когда она оглядывала свое отражение в зеркале.

– Вот видишь! – продолжала искушать я. – Я никогда не буду выглядеть в нем так же хорошо! Так что – забирай!

– Спасибо, – соседка вдруг порывисто обняла меня, но тут же отпрянула, несколько устыдившись своих чувств.

Я только хмыкнула: а может, не такая уж она и лицемерка. Во всяком случае, сейчас она мне даже нравилась.

– А, ерунда, – отмахнулась я, подходя к огромному сундуку и вытаскивая оттуда несколько платьев. – Знаешь, пожалуй, сама я надену вот это, из золотистого шелка…

Чуть позже, вечером, мы стояли в коридоре, готовые к инспекции мадам Клодиль. Как рассказала Мейбл, директриса пансиона перед балом лично проверяла воспитанниц, и не дай Создатель было не соответствовать ее высоким идеалам о приличиях.

Во всяком случае, тем, кто не соблюдал строгие правила, на балы в этом сезоне можно было не рассчитывать.

– Девушки, запомните, на балу вы должны вести себя скромно, – напутствовала нас наставница. – Ваша задача – показать себя в выгодном свете перед теми лордами, которые ищут себе именно жен!

– А кого еще могут искать себе лорды? – донеслось откуда-то сбоку.

Несколько девушек рассмеялись.

– Они могут искать себе собаку, – предположила я, втайне надеясь, что за дерзость меня оставят в пансионе. Признаться, в свете родительского письма меня бы это очень устроило.

– Леди Амелия! – возмущенно воскликнула мадам Клодиль.

– А что? – я наивно захлопала ресницами. – Она ведь тоже покладистая, верная и, главное, умеет слушать, не перебивая… Я не понимаю, зачем лорду обязательно искать себе жену.

Судя по лицу директрисы, я была близка к тому, чтобы осуществить свой план, но одна из наставниц что-то зашептала. Почтенная дама прислушалась и кивнула.

– Мы не будем сейчас спорить, девочки, – снисходительно произнесла она, – у нас нет времени, ведь кареты уже поданы. А вас, леди Амелия, я попрошу к следующей неделе подготовить эссе на тему различий между женой и собакой.

От досады я закатила глаза, за что мне сразу же сделали еще одно замечание. Я поймала на себе взгляд Мейбл, полный молчаливого неодобрения, и фыркнула.

Наставницы предпочли сделать вид, что не заметили. Конечно: третье замечание автоматически лишило бы меня посещения бала, но, видимо, это не входило в планы директрисы, и мне пришлось чинно вышагивать в веренице остальных пансионерок в колонне, чтобы занять место в карете.

В экипажи мы садились по четверо, стараясь не помять пышные платья. Моими соседками выпало быть Мейбл, ее подруге Лизетте и еще какой-то долговязой девице, имя которой я постоянно забывала. Проведя в пансионе не один год, эта троица дружно щебетала ни о чем, я же предпочитала помалкивать, понимая, что злюсь и на этот бал, и на незнакомого мне жениха, и на щебечущих ни о чем пансионерок. Спутницы то и дело подозрительно косились на меня, и было понятно, что они умышленно щебечут о ерунде, поскольку опасаются, что иначе я могу донести на них наставницам. Даже Мейбл, прекрасно-воздушная в моем новом платье, предпочла переговариваться с Лизеттой.

Это оскорбило меня еще больше, чем неприкрытое презрение, и я сердито отвернулась к окну.

Глава 2

Девушки и платья

Бал в городской ратуше был одним из главных событий сезона хотя бы потому, что туда приглашались воспитанницы пансиона Святой Матильды, из стен которого выходили самые лучшие жены.

Девушек привозили к десяти часам, и ровно в полночь они уезжали обратно в пансион. Эта традиция не нарушалась никогда, впрочем, как и традиция, что с одним партнером девушка могла станцевать лишь один танец.

К половине десятого бальный зал начинал наполняться кавалерами: влюбленные юнцы, охотники за приданым, да и просто те, кому необходимо было найти покорную и добропорядочную жену.

Разумеется, такого сборища женихов не могли пропустить и те матери, что воспитывали своих дочерей дома. Оттого к десяти часам в бальном зале просто нечем было дышать, а в глазах пестрело от черно-белых вечерних костюмов мужчин и ярких платьев женщин. Граф Рейнард Аттисон не любил суеты и предпочел появиться в зале ровно через четверть часа после начала первого танца. К этому времени бальные книжки дебютанток были расписаны, а Рейнард был волен проводить время так, как ему заблагорассудится, а не оказывать любезность очередной подруге матери, танцуя с ее робкой и юной дочерью.

Вот и сейчас граф Аттисон ожидал вместе со своими друзьями в закрытом экипаже и внимательно наблюдал, как девицы выпархивали из карет.

– Смотри, а они весьма недурны собой! – заметил Освальд Горринготон, один из близких друзей Рейнарда.

По всей видимости, он намеревался утешить друга, поскольку единственный из всех присутствующих знал об истинных причинах, заставляющих графа Аттисона сидеть в карете и уныло разглядывать юных пансионерок, вместо того чтобы провести вечер в клубе.

Подбадриваемый одарил друга мрачным взглядом.

– Возможно.

– Да ладно, друзья, я не понимаю, чего мы ждем? Неужели у кого-то из вас есть желание вытанцовывать затейливые па и пить вино? Между прочим, у Ватто сегодня большая игра, и поговаривают, что пришла новая партия контрабандного бренди! – воскликнул Джон.

Из всех троих он был самым заядлым игроком, и если бы не неслыханное везение, то приятель давно бы пошел по миру.

Рейнард задумчиво взглянул на Джона, словно решая, можно ли ему доверять.

– Видишь ли, – решился он наконец, – похоже, мне в ближайшее время придется жениться.

– Что? – выпучил глаза тот. – Быть не может!

– Увы.

– Это, должно быть, какая-то шутка!

– К сожалению, нет.

– И кто же она?

– Некая Амелия де Кресси. Юная девица, чье имение находится по соседству с моими землями.

Рейнард говорил с видимым безразличием, хотя внутри все клокотало от гнева.

– Амелия де Кресси? – Джон нахмурился, но имя было явно незнакомо. – Давно она выезжает?

– Она еще не выезжает. Ей недавно исполнилось восемнадцать, и она обучается в пансионе Святой Матильды.

– А, эта знаменитая школа невест! – фыркнул Джон. – Узнай, не преподавала ли ей некая мисс Клавдия. Если да, то тебе, мой друг, может оказаться весьма нескучно в супружеской спальне.

– Ты-то откуда знаешь?

Друзья в недоумении уставились на приятеля. Тот пожал плечами:

– Я встречался с ней… гм… в неформальной обстановке… никогда не думал, что у наставницы невест может быть такая богатая фантазия…

Рейнард невесело усмехнулся.

– Предлагаешь мне надеяться, что ученица превзойдет наставницу?

– На это я бы не рассчитывал, – после недолгих раздумий отозвался Джон. – Впрочем, почему бы тебе сразу не переключиться на мисс Клавдию?

– Потому что на кону честь Аттисонов… – Рейнард вздохнул. – Мой отец устроил помолвку много лет назад, закрепив магической клятвой, и отказаться от нее просто так невозможно!

– Но ведь твой старик умер три года назад! – возмутился Джон.

– Увы, помолвка была заключена гораздо раньше.

Рейнард вновь всмотрелся в стайку пансионерок, щебечущих на крыльце. В своих ярких платьях они напоминали экзотических птичек.

Несколько раз среди желтого и голубого мелькнуло белое. Рейнард невольно напрягся, но в темноте и издали деталей платья было не разглядеть.

Удивительно, но родители невесты не стали рассказывать про саму девушку, ограничившись лишь описанием ее бального платья. Просьба показать изображение невесты тоже не помогла: в парадной галерее имелся лишь семейный портрет де Кресси, на котором темноволосая девочка лет трех-четырех сидела у ног матери.

Рейнард попытался порасспрашивать соседей, но те предпочитали уклоняться от разговора, бормоча что-то по поводу «достойной юной леди».

Узнав, что жена викария была гувернанткой Амелии, граф Аттисон не поленился съездить к ней, дабы расспросить о невесте, но почтенная дама вдруг начала краснеть и лепетать нечто невнятное. Пришлось отступить.

Пансионерки наконец вошли в здание, и Рейнард постучал пальцами по стенке кареты, подавая кучеру знак трогать.

Друзья неторопливо поднялись по ступеням, вошли в здание и, вручив лакею трости и цилиндры, поднялись в бальный зал, откуда доносилась музыка.

Их появление было встречено недоуменными взглядами и шепотком за спиной. Все трое считались достаточно завидными женихами, а Рейнард, будучи дальним родственником короля, и вовсе занимал высокое положение в столичном обществе, так что их появление на «ярмарке невест» не прошло незамеченным.

– Я чувствую себя словно выставленным на витрине, – прошептал Освальд, невольно оглядываясь по сторонам. – Может быть, действительно лучше поехать к Ватто?

– К сожалению, я должен встретиться со своей невестой, – извиняющимся тоном произнес Рейнард. – Впрочем, вы вольны уехать…

– И оставить друга одного погибать под этими плотоядными взглядами? – возмущенно воскликнул Джон. – За кого ты нас принимаешь?! Мы готовы прикрыть тебя собственными спинами и броситься на амбразуру!

– Я принимаю вас за тех, кто всеми силами пытается избежать брачных уз. И поступает мудро. – Рейнард еще раз огляделся и вздохнул: – Тут ее точно нет.

– Откуда ты знаешь?

– Платье. В отличие от внешности, его мне описали достаточно подробно.

– И каким оно должно быть?

– Белым. С жемчугом и рюшами. Это такие оборки… – Рейнард еще раз покрутил головой и заметил, что одна из девушек, довольно смуглая брюнетка в золотисто-желтом платье, с интересом его разглядывает. Девушка была юна и прелестна, и в любое другое время граф Аттисон попросил бы кого-нибудь представить их друг другу, но сейчас он вынужден был отвернуться, не желая обнадеживать девицу. Показалось, или та презрительно фыркнула?

– Если вас так смущают плотоядные взгляды, предлагаю подышать свежим воздухом.

Рейнард уже отдергивал одну из портьер, прикрывавших маленькие балконы. Предназначались эти укромные места для пар или маленьких компаний, максимум – четверых.

– Здесь милый сад, – заметил Джон, опасно перегибаясь через перила.

– Сад? Да, вполне пригодный, – рассеянно согласился граф.

Природные красоты в данный момент волновали его меньше всего. Но внезапно он уловил внизу движение, присмотрелся, и степень его заинтересованности мгновенно возросла.

– Вот она! – воскликнул Рейнард. – То самое платье!

В этом он даже не усомнился: слишком точно каждая деталь соответствовала описаниям.

– Где?

На сей раз Джон по-настоящему рисковал свалиться в розовые кусты, что плохо повлияло бы на состояние его здоровья, равно как и на настроение местного садовника. Хорошо, если у последнего не мстительный нрав.

Рейнарду пришлось приложить некоторые усилия, дабы водрузить приятеля на место.

– Мне нравится твой порыв, но с девушкой я все-таки познакомлюсь первым. И предпочту сделать это именно сейчас, пока нас не окружила толпа сочувствующих и, того хуже, желающих посодействовать. Простите, господа, я вынужден ненадолго вас оставить.

Господа проявили понимание и следовать за другом не стали.

Сбежав по ступенькам, Рейнард поставил бокал на серебряный поднос, услужливо протянутый невзрачного вида лакеем, и вышел в сад. На дне еще плескалось вино, но не идти же на знакомство с выпивкой, в самом деле? После духоты бала снаружи оказалось неожиданно свежо, и он на пару мгновений просто стоял, наслаждаясь ночной прохладой, после чего решительно зашагал по дорожке. Гравий хрустел под начищенными до блеска туфлями с большими квадратными пряжками – писк этого сезона. Рейнард невольно пожалел своих слуг, которым придется назавтра полировать царапины, но не идти же на бал в сапогах! На прежнем месте девушка не обнаружилась. И где она, спрашивается?

Рейнард ухмыльнулся, на миг позволив себе предательскую мысль: а может, оно и к лучшему? В конце концов, он самолично выразил желание не видеть ее как можно дольше. Если она столь предупредительно старается ему угодить – что ж, это неплохое начало семейной жизни! Он поджал губы, похлопал себя перчаткой по бедру и все-таки продолжил поиски. Раз уж решил, не дело отступать. Тем более познакомиться вот так, в саду, тет-а-тет, намного лучше, чем на балу, в присутствии неутомимых матрон и под взглядами светских зевак.

Гуляющих было мало: празднество не так давно началось, и гости еще не успели устать от громкой музыки и пустых разговоров. Одна парочка, спешившая скрыться от посторонних глаз, один седовласый джентльмен, кажется представленный графу на каком-то приеме, но имени он бы не вспомнил даже под пытками, – вот и все, кто ему встретился. Рейнард уже решил было, что его загадочная невеста попросту вернулась в дом, и собирался последовать ее примеру, когда его внимание привлекло белое пятно между деревьями. Все-таки имелся кое-какой толк в платье, столь детально ему описанном. Будь невеста одета во что-нибудь более темное – и он бы попросту прошел мимо.

Искать подходящую тропинку граф поленился, и двинулся напрямик, сперва приминая высокую траву (в этой части сада она не была подстрижена), затем раздвигая ветки черемухи. Грозди белоснежных цветов с крохотными желтыми сердцевинками источали одуряющий аромат, отчего-то напомнивший Рейнарду о старом поместье, где он провел детство. За это он даже готов был простить растению свой фрак, перепачканный пыльцой.

Девушка сидела на узкой деревянной скамье, идеально выпрямив спину, но с несколько нервозным выражением лица, и безжалостно комкала девственно чистые рюши своего платья. Граф давно успел заметить, что от современных молодых леди, да и от юношей тоже, требовали правильной осанки, не считая, однако же, нужным привить им то качество, которое таковой осанке способствует, а именно – чувство уверенности в себе. В итоге получался диссонанс: гордо поднятая голова у человека, боящегося встретиться с окружающими взглядом.

Рейнард все еще стряхивал с плеч прилепившиеся к фраку лепестки, когда девушка заметила его присутствие и вопросительно приподняла брови. Что ж, по меньшей мере в одном он оказался не прав: прямо посмотреть ему в глаза леди не побоялась.

– Скучаете? – галантно полюбопытствовал он, заодно рассматривая невесту.

Не красавица, но весьма приятной внешности, стройная и, что самое главное, не блондинка. Рейнард терпеть не мог блондинок.

На лице девушки отразилась напряженная работа мысли. Граф Аттисон усмехнулся, читая ее сомнения, как раскрытую книгу. Сказать «да» – нескромно, ибо может быть понято как приглашение присоединиться и развлечь. Сказать «нет» – невежливо, ибо означает по сути «ваше общество нежеланно, пойдите прочь». Пансионерки порой такие забавные. Светские львицы столь виртуозно владеют правилами этикета, что могут себе позволить нарушать их направо и налево, удерживаясь при этом в допускаемых обществом рамках. Юные же девицы, только-только начинающие посещать балы, вынуждены соблюдать все указания наставниц до самой последней буквы. Рейнард выжидающе взглянул на собеседницу.

Та нетерпеливо повела плечом, будто и сама поняла, что чересчур много времени уделяет простейшему, в сущности, вопросу, и ответила:

– Не слишком. Я размышляю.

– Вот как? Вы позволите?

Он взглядом указал на скамью. Девушка кивнула, но, соблюдая приличия, передвинулась к противоположному краю. Рейнард сел там, где ему полагалось: смущать юную леди и нарушать ее личное пространство не входило в его планы.

– И о чем же вы размышляете? – искренне полюбопытствовал он.

Девушка сперва опустила глаза, видимо неуверенная, как подобающим образом ответить на такой вопрос. Но затем посмотрела на Рейнарда в упор.

– О договорных браках.

Это было неожиданно. Этикет предписывал беседу на более нейтральные темы вроде погоды. Что ж, во всяком случае, заключил граф, девушка точно знала, кто он такой. И, более того, бросала ему вызов. Рейнард ощутил азарт.

– И что же вы о них думаете?

– Что это очень дурно.

Она так и не отвела взгляда. Молодец, пансионерка! Ему даже захотелось поаплодировать невесте, но это было бы чересчур.

– А вы как полагаете? – поинтересовалась она, и по интонации можно было подумать, что разговор поддерживается сугубо абстрактный.

<1 2 3 4 5 >

На страницу:

Перейти

2 из 5