Оперативный псевдоним «Ландыш»

Дома Оля почти всегда была одна: хозяйка пропадала на работе.

– Анна Семеновна! – спросила Оля как-то. – А где вы работаете?

– Я тебя не спрашиваю, откуда ты знаешь товарища Николая. И ты не лезь в мои дела. Работаю. Честно и добросовестно. А ты бы лучше газету почитала. Сегодня была интересная статья…

Оля начала читать газеты.

– Учись понимать, что хотели сказать читателю. Что, так сказать, донести в массы. На что нацелить. Комсомольцы должны готовиться к новой жизни, понимать ее задачи, видеть врагов. Иначе нельзя.

И вскоре девушка действительно научилась правильно читать, понимая, что ждут от нее Родина и партия.

– Придет время – дам тебе рекомендацию в партию. Если не скурвишься, конечно. Вот скажи, почему сейчас, когда страна наконец пришла в себя, обнаружилось столько врагов нашего дела? Почему столько лет мы доверяли этим людям? Не знаешь? А должна. Помни, враг всегда незаметен. Нужно быть бдительным. Иначе…

Первое время Оля думала, что Анна Семеновна так проверяет ее, потом поняла – нет, это была глубокая вера ее хозяйки – искренняя и выстраданная. Хватило ума не возражать.

– Ты что-то странное во сне бормочешь, – сообщила ей Анна Семеновна через какое-то время. – Слов не разберу.

У Оли упало сердце.

– Это я к занятиям готовлюсь, учебник под подушку кладу.

– Ну-ну.

Анна Семеновна была уверена, что слышала немецкие слова, язык она еще хорошо помнила, но ничего не выспрашивала. Товарищ Николай в письме намекнул, что девушка непростая, лишних вопросов задавать не надо.

А Оле пришлось учиться засыпать после Анны Семеновны, которая долго-долго ворочалась, вставала покурить в форточку, отчего сон вообще исчезал.

Когда деньги испарились, Оля пала духом.

– Так. Понятно, – вынесла вердикт Анна Семеновна. – Убираешь комнату, в очередь коридор, а я тебя кормлю. Кстати, отоварь-ка мой паек.

В пайке нашлись тушенка, сахар, папиросы, чай и зеленый кофе.

– Ну вот и живем. Кофе в другой раз не бери. Лучше папиросы. И сгоняй в деканат. Тебе стипендию должны платить повышенную. Напомни, кто твой отец. А то окопались всякие, забыли, кто за них кровь проливал, жизнь отдавал.

Теперь денег хватало на хлеб, трамвай и даже на кино, куда они сходили вместе с Анной Семеновной.

К декабрю группа научилась читать на немецком. Стало еще тоскливее. Было просто невозможно слушать исковерканные слова.

«Как она терпит, – думала Оля, разглядывая молодую симпатичную преподавательницу. – У нее, наверное, все кипит внутри».

– Камрад Ольга, – тотчас раздался голос женщины. – Вы бы внимательнее слушали. Скоро и до вас дойдет очередь. А вы, может быть, еще хуже будете произносить слова.

И куда подевалась теплая улыбка и симпатия преподавательницы? Откуда взялось столько неприязни?

– Слушаем вас, камрад Ольга. Прочитайте тот же абзац. Вы знаете, что такое абзац?

Оля кивнула и начала что-то испуганно лепетать.

– Громче, не стесняйтесь! – ехидно сказала преподавательница. – У вас только что было такое хорошее настроение. Что же вы?

«Действительно, – подумала Оля. – Что это я?»

Но голос не подчинялся ей.

– Вы не готовы? Жду вас после занятий!

Преподавательница отвернулась от Оли, продолжая так же улыбаться.

«За что она меня так?» – пронеслось в голове у Оли, а вслух она сказала по-немецки:

– Я хорошо готова к занятию. Но с удовольствием приду к вам еще раз. Уточните, пожалуйста, время.

Женщина вздрогнула, но промолчала. Лишь в конце занятия, когда Оля проходила мимо нее, неожиданно спросила на немецком:

– Вам, вероятно, очень скучно на занятиях? Я поговорю о вас на кафедре. Вы стараетесь, это заметно.

– Благодарю вас. Но меня все устраивает, – ответила Оля и ушла.

Это слово – «стараешься» – неслось отовсюду. Результаты были не так важны. Главное, чтобы было заметно старание, которое, как известно, легко имитировать.

На следующем занятии Олю попросили сходить за мелом в преподавательскую. В тесном кабинете Олю уже ждали.

– Проходите, Ольга, – на немецком начал разговор мужчина. – Представьтесь и расскажите о себе.

Отступать было поздно. Мужчина задавал вопросы, женщина попросила почитать и написать под диктовку.

– Как писать? Могу готическим шрифтом. Могу простым…

– Дома говорили на немецком? – спросил мужчина.

– Нет. Что вы! Я в школе ходила в кружок. Почти каждый день…

«Это ты, положим, врешь, – подумал мужчина. – но неважно».

Мужчина говорил на правильном немецком, без акцента, очень просто. А вот женщина знала язык потрясающе.

– Ты слышишь разницу между нами? – спросила она Олю.

– Да. Вы говорите на каком-то диалекте…

– Правильно. А какой диалект у тебя?

– Не знаю.

Это тоже была ложь. Оля знала, что говорит даже не на немецком, а на швейцарском немецком, который отличается и произношением, и выражениями, и даже некоторыми словами и оборотами.

– Я хочу предложить вам, Оля, позаниматься языком на нашей базе. С институтом я договорюсь.

– А как же сессия?

– Если вы окажетесь нам полезной… Неважно. Будет видно. Жду вас в воскресенье возле станции метро «Арбатская» в девять часов. А сейчас идите на занятие. И никому ничего не рассказывайте.

– А как же мел?

– Ах, да! Мел! Пожалуйста.

Мела никто в классе не ждал, вопросов не задавали.

Анна Семеновна на отъезд отреагировала спокойно.

– Вещи все забирай. Не хочу, чтоб приезжали и рылись тут у меня. Не подойдешь – хорошо, возвращайся.

В воскресенье рано утром к дому Анны Семеновны подъехала машина. Оля, увидев знакомого мужчину, вышла сама.

– Слушай, Оля, – напутствовала ее Анна Семеновна. – Я таких номеров машин не знаю. Будь осторожна.

Больше они не встретились.

Ольгу привезли за город, на какую-то дачу: небольшая территория, высокий забор, бревенчатый дом.

– Вы сразу с чемоданом? Может, и правильно, – в машине сказал мужчина. – Вопросов не задаете – тоже правильно.

В доме было несколько человек, но их присутствие скорее угадывалось.

– Вот ваша комната. Располагайтесь. Скоро позовут пить чай.

К чаю спустились трое: Оля, ее провожатый и средних лет женщина. Разговорились на немецком.

– Предложите нам чай. Будьте хозяйкой, Ольга, – произнесла женщина – несомненно немка.

Оля сделала все так, как делали бабушка и Матильдочка. Она аккуратно размешала заварку ложечкой, нашла салфетку, вдела ситечко в носик чайника. Приятным, как любила повторять бабушка, голосом Оля позвала всех к столу, слегка поклонившись. Стоя налила чай в чашки, открыла сахарницу и взяла в руки молочник.

– Может быть, фрау желает сливки? Не уверена, что они есть, но могу спросить. Еще сахар, герр?

Мужчина вопросительно посмотрел на женщину.

– Безукоризненно, – ответила она. – Как в лучших домах Германии. Даже голос меняет за столом. Кстати, что вы будете делать с этим пятном на салфетке? – уточнила она у Оли.

– Замочу в холодной воде, потом капну перекись. Она всегда есть в аптеках.

– А потом?

– Накрахмалю и поглажу.

– А если пятно останется?

– Вышью что-нибудь белыми нитками.

– Вы свободны, – сказал мужчина.

Обед Оле принесли в комнату, вернее, поставили поднос под дверью. Вечером позвали гулять.

– Самое время познакомиться, – начал мужчина, когда они отошли от дачи метров сто. – Меня зовут Олег Михайлович. Мы с вами пройдемся немного и поговорим. Если не возражаете, на русском.

Только тут Оля заметила, что за ними следует человек, да и впереди идет мужчина с собакой.

– Итак… Вы владеете немецким. Знакомы с их культурой быта. Про семью не спрашиваю, мы уже навели справки. Меня интересует другое – кто дома говорил на немецком?

– Соседка, – Оля ответила так, как научил ее дядя Николай.

– Допустим. А она откуда знала?

– Я не спрашивала. Мне казалось, что это обычное дело, что ли. А ей было приятно с кем-то поговорить.

– А писать, читать? – продолжал расспросы Олег Михайлович.

– Это уже в школе. У нас был кружок, его вела учительница труда. К ней, кроме меня, никто не ходил. Вернее, сперва ходил почти весь класс, а потом осталась я одна.

– Ваша соседка и учительница общались между собой?

– Нет. Они даже не были знакомы. Я как-то не догадалась их познакомить. Понимаете, учительница думала, что это она меня научила так быстро говорить.

– То есть ты лукавила, – перешел на «ты» Олег Михайлович.

– Немного. Вы правы.

Они погуляли около часа, разговаривая о незначительных, по мнению Оли, предметах, и в полной темноте вернулись в дом.

Целую неделю Оля занималась с немкой: накрывала на стол, стирала, вышивала, читала…

– Помни главное: во всем должен быть идеальный порядок. Белый крахмальный передник. Хорошее мыло на видном месте. Обмылок – в стирку. Ничего не должно пропадать. Покупать надо всегда в одном месте. Сначала спрашивай цену. Качай головой. Все должно казаться дороговатым. Любуйся природой. Восхищайся чужими детьми. Понимаешь? Бесконечно хвали кошку, собаку… Так принято. И никаких серьезных разговоров.

– Дитя мое, – однажды вечером сказала фрау. – Я не стану рассказывать господину Олегу про то, что я поняла о тебе. Ты росла с прислугой – это очень заметно. У тебя дома все говорили на немецком. Ты росла в нашей культуре. Это не мое дело, но будь внимательна. Иначе к тебе возникнет слишком много вопросов. А мне почему-то кажется, что тебе не захочется на них отвечать.

– Спасибо, фрау.

– И еще. У тебя отчетливое швейцарское произношение. Очень четкое. И ты не склонна перенимать чужое. А это свидетельство того, что ты говоришь на этом языке с рождения. Я права?

– Не знаю, фрау. Я умею говорить только так.

Потом все куда-то исчезли. И Оля терзалась сомнениями. Через пару дней снова появился Олег Михайлович.

– Собирайся. Мы уезжаем.

– Я вернусь в институт? – обрадовалась Оля.

– Нет. Мы поедем на базу, где с тобой будут заниматься другие люди. Ради собственной безопасности не рассказывай, где ты была и что видела. Хорошо? Ни при каких обстоятельствах не узнавай нас.

– Простите?

– Я имею в виду на улице, где-нибудь еще. Если только на это не будет дополнительной команды. Это понятно?

– Да.

Бабушка еще в детстве научила Олю говорить кратко и отвечать только на поставленный вопрос: «Спрашивают на улице, куда идешь? Отвечай – в школу. И все. Без деталей: первый урок математика, второй – история».

Ехали долго, сначала через пригород, потом через всю Москву. Приехали за полночь. На крыльце дома, похожего на барак, Олю встретила грузная женщина и провела ее на второй этаж.

– Это твоя комната, – не слишком приветливо по-русски сказала она. – Туалет в коридоре. Стучись. Душ там же. Полотенце дам. Суши у себя. Раздетая не бегай. Все.

Душ… Это благословение божье для человека, который мылся всю жизнь в тазике, экономя каждую каплю теплой воды.

«Какое счастье! – думала Оля. – Жаль мыла нет хорошего».

Утром Олю вызвали. Встреча с куратором, так следовало именовать солидного и строгого дядечку в военной форме без знаков отличия, произошла в беседке. Наверное, вокруг было красиво. Но сейчас все утопало в огромных сугробах.

– Что ж, Ольга. Будем работать. Характеристики на вас получили. Ваши дядя с тетей – партийные работники. Отец – командир Красной армии, геройски погиб. Домохозяйка – член партии с дореволюционным стажем, знакомая дяди. Заниматься будете с профессором из Германии. Главное – это язык и его тонкости. А еще манера поведения. Я бы сказал – ожидаемое поведение. Это понятно?

– Да.

– Вопросы?

– Для чего все это? – Оля постаралась убрать из голоса тревожные ноты, у нее получилось.

– Думаю, вы догадываетесь сами. А тонкости – это потом. Еще слишком рано о чем-то говорить. Я только напомню, что при поступлении в институт вы подписали бумагу о том, что обязуетесь поехать по распределению в любую точку. Считайте, что вас досрочно распределили. Еще вопросы? Вы свободны.

И потянулись дни в беседах с господином профессором.

– Зови меня просто – герр профессор. Не засоряй память лишними именами, дитя мое.

Говорили обо всем: театр, книги, архитектура. Оля много читала, в том числе немецкие газеты.

– Немецкая девушка читает газеты, потому что сейчас так принято. И полностью одобряет действия фюрера. Даже если у нее уже погиб брат или жених. Они погибли за великую Германию и фюрера.

Профессор не очень нравился Оле. В нем была какая-то затаенная насмешка, прикрытая учтивостью и вниманием. Она это чувствовала, и ее часто охватывало раздражение и желание сказать какую-нибудь колкость. Однако, когда она уже была готова высказаться, профессор начинал интересный разговор, и Ольга переключалась.

– Ты умеешь сдерживать свои эмоции, – однажды сказал профессор. – Это очень хорошо. Плохо, что ты не слишком быстро переключаешься. Получается натянутость, что несвойственно девушке – беззаботной и легкомысленной.

– А почему я должна быть беззаботной и легкомысленной? – удивилась Оля.

– Потому что у тебя такой образ: простушка, «инженю» по-французски. И еще ты думаешь очень заметно. На лице видна работа ума. Это плохо.

База, именно так называл куратор дом, где обитала Оля, делилась на две части. В одной жила Оля и русские женщины, весьма неприятные, которые оживали, вернее, преображались, только когда появлялись мужчины.

– Ты довольна соседством? – спрашивал куратор при женщинах.

– О, да! – неизменно отвечала Оля, ласково улыбаясь теткам. – Мы уже подружились. Мне все так помогают!

– Вот и отлично. Попробуй сыграть сегодня роль гостеприимной немецкой хозяйки, к которой пришли неожиданные и такие желанные гости, но помни при этом: der Gast ist wie der Fisch, er bleibt nicht lange frisch[2].

– Ein froher Gast ist niemands last[3], – нашлась Оля.

Она начала улыбаться и хлопотать, вспоминая, как делала это Матильдочка, когда после командировки домой возвращался отец, но потом спохватилась.

– Простите, но это абсолютно не принято там.

– Умница, – хвалил куратор. – Молодец. Теперь давай посмотрим немецкие фильмы. Твоя задача не только все понять, но и вести себя за просмотром как подобает немецкой девушке. А потом ты перескажешь фильм, предположим, нашей буфетчице, так, чтобы она все поняла.

Оля пересмотрела десяток фильмов, поражаясь красоте съемок и банальности сюжетов. Теперь каждый вечер она пересказывала очередной тетке какой-нибудь фильм, не забывая в конце добавить, что все это враги, которые так удачно маскируются под хороших людей.

Добрались и до Закона Божьего, до отличий католицизма от лютеранства и пришли к выводу, что Оля должна позиционировать себя католичкой.

– Большинство немцев на самом деле католики. Не яростные, но весьма ревностные. Сам фюрер – католик. Поэтому будет проще ходить на мессы, чем в другие церкви.

«Спасибо, Матильдочка, и тебе, и твоим молитвам. – думала Оля ночью. – Не зря ты училась при монастыре. Меня подготовили ко всему, только не к жизни в Москве».

С другой стороны, институтская жизнь с бесконечными собраниями абсолютно не привлекала девушку.

«Sei es wie es Sei!»[4]

Начались занятия по топографии. Вел их сам куратор.

– Вот точка в Москве. Даю тебе пять минут. Найди кратчайший путь.

Задание показалось интересным, и решение пришло само собой. Когда Ольга научилась находить тайники в самых укромных местах, ее выпустили в Москву, где она должна была передать записку.

– Повтори задание, – сто первый раз предлагал куратор.

– Не привлекая внимания добраться до Москвы, найти Борисоглебский переулок, дом четыре, квартира два, второй этаж. Убедиться, что за мной не следят. Правая часть среднего окна должна быть зашторена. Это знак, что заходить можно. Пароль: «вам случайно не принесли мою почту». Ответ: «нет, вы ошиблись, я давно ничего не получал». Отдать записку и уйти, – отбарабанила Оля.

– А если штора не на месте?

– Подойти через час.

– Утром выезжаешь.

– Мне откроет мужчина или женщина? – спросила Оля.

– Неважно. Но если ответ на пароль не прозвучит, ты должна уходить. Смотри, чтобы не было слежки. Записку…

– Съем с аппетитом, если что-то пойдет не так. Я поняла.

– Действуй!

Когда Оля уже лежала в постели, к ней тихонько постучали.

Вошла комендантша, потопталась у порога и протянула две папиросы.

– Возьми завтра с собой. Пригодится.

Утром Ольга убедилась, что папиросы набиты травой. А в одной была еще и вложена записка с цифрами.

«Вот гадость! И что мне делать? Порвать? А вдруг это и есть записка? Оставлю – скажут, что шпионка. Что делать?»

Оля приняла единственно верное решение: высыпала содержимое папирос в горшок с цветком, туда же зарыла и записку. А две настоящие папиросы украла у сторожа, пока он, сняв полушубок, пил чай под лестницей.

– Вот записка, Оля. Ты готова? Вперед, – скомандовал куратор после завтрака.

И Оля побрела к шоссе, потому что поняла: на станции ее будут ждать.

До города ее подвез на грузовике какой-то паренек. На автобусе добралась до центра. Немного поколесила и подошла к заветному дому. Все окна были плотно зашторены.

Только через час картина изменилась и окна приняли «правильный» вид.

Оля решилась. Она медленно поднималась по бревенчатым ступеням – в народе их называли «сломай ногу». Каждый шаг давался с трудом.

Дверь ей открыл Олег Михайлович, тот самый, что вместе с немкой устроил ей первый экзамен.

– Вам случайно не принесли мою почту? – весело спросила Оля.

– Ты чего, Оль? Какая почти? Заходи. Чаю попьем.

– Простите. Значит, почтальон ошибся. Мне сказали, что мои газеты по ошибке вам отнесли.

– Ладно, Оля. Молодец. Давай записку.

– Простите, гражданин, я вас не понимаю.

И Оля опрометью бросилась к лестнице, буквально скатилась с нее. На улице, стараясь не бежать, шла не оглядываясь до трамвайной остановки, где стояли люди.

«Там точно не тронут, – думала она, но, увидев черную легковушку у обочины, испугалась и зашла в магазин. – Так. Два выхода. Примерю туфли…»

Когда в магазин зашли двое мужчин, Оля уже стояла у зеркала.

«Это за мной. Что делать? Так, записку надо съесть. Она огромная. Что делать?»

Оля облизала ладошку и, развернув бумагу, провела по ней. Ладонь окрасилась фиолетовыми чернилами, текст был испорчен.

Потом она вышла из магазина и в последнюю минуту влетела в трамвай, где немного перевела дух. Вышла через две остановки и пошла пешком на вокзал.

«Отстали, – подумала Оля, дожидаясь электрички. – Выйду заранее, пойду пешком. Или проеду лишнюю. Еще не знаю. Aller Anfang ist schwer»[5].

Она плутала по железной дороге до сумерек. И только надвигающаяся темнота заставила ее пойти на базу.

– Докладывай, – коротко приказал куратор.

– Задание не выполнила. Записку уничтожила.

– Обыщите ее, – приказал куратор комендантше и отвернулся.

– Снимай платье, лифчик. Где папиросы?

– Какие? – делано удивилась Оля. – Те, что вы мне вчера дали? Съела вместе с запиской, что в них была.

– Хорошо. Достаточно.

Куратор рассмеялся.

– Почему не доложила, что нашла в папиросах шифровку? Почему, вообще, не рассказала о том, что тебе что-то дали?

– Думала, что это часть вашего плана.

И Оля начала подробный рассказ. У нее уже слипались глаза, но куратор все спрашивал и спрашивал. Оля не говорила главного – в явочной квартире она встретила Олега Михайловича.

– Ладно. Иди спать.

И она покорно побрела к себе.

– Олечка, я вам чаю заварила. Попейте. До утра далеко. И не обижайтесь на меня. Мне приказали – я выполнила. Служба такая, – комендантша говорила сладким голосом.

– Я понимаю. Конечно. Спасибо за чай, – прошептала Оля, сжимая от ярости кулаки. – Пойду душ приму. Пусть пока чуть остынет.

После душа Оля вылила чай в цветок и легла спать.

– Лучше поголодать, чем из твоих поганых рук что-то принять, – шептала она в темноту.

Сон слетел с нее – возбуждение было слишком велико. Через какое-то время дверь в ее комнату открылась.

– Спит она, не волнуйтесь. Все до капли выпила.

Это был голос комендантши.

– Хорошо. Ищи записку.

Это был куратор.

«Отлично! – подумала Оля. – Усыпили, как собаку, а теперь ищут эту бумажку. Не найдете. Не позволю!»

Она включила настольную лампу и громко сказала, почти крикнула:

– Achtung![6] В доме воры! Марш отсюда. И без стука не входить!

Куратор рассмеялся.

– А ты умнее, чем кажешься, детка. Спи. Пойдем, Маша. Угостишь меня чаем. Нам здесь не рады.

«Маша… – подумала Оля, – у нее, оказывается, есть имя».

Проснулась она только к обеду, и ее снова вызвали к куратору.

– С заданием вы справились. Я был уверен, что вы среагируете на Олега Михайловича.

Оля молчала.

– Кстати, где шифр?

– В цветке, – буркнула Оля.

– Это неправильно. Цветы сразу переворачивают. Придумай что-то другое. Итак?

– Запомнить? – рискнула предположить Оля.

– Да. Это надежнее. Но когда угроза минует, снова записать. Ты помнишь, что было в записках?

И снова начались учебные будни. Только теперь к профессору добавили рукопашный бой и обольщение, стрельбу и фотографию, вождение машины и бег…

– Значит так, – начал занятие небольших размеров дядечка. – Твоя задача не только отбиться от противника, но и, пардон, платье не попортить. Ферштейн?

– Это как?

– Это так, что будешь заниматься в туфлях и при полном параде, – не обращая внимания на Олино удивление, продолжал мужчина. – Куда надо ударить? Смотри внимательно…

«Обольщение» проходило не менее забавно.

– Давай краситься подручными средствами. Что у тебя всегда должно быть с собой?

И так изо дня в день.

Наибольшие сюрпризы преподносил профессор. Например, Оля иногда сознательно ошибалась. Профессор не исправлял.

«Как это странно, – думала она вечерами, – почему не поправляет? Нарочно? Или не замечает?»

Через четыре месяца куратор вызвал ее для беседы.

– Скажи, Оля, ты понимаешь, к чему тебя готовят?

– Думаю, да…

– И?

– Разведка, – выдохнула она.

– Какая догадливая! Твоя специализация еще не совсем ясна. И острой нужды в тебе тоже пока нет. Поэтому шлифуй язык. Начнем углубленно разбирать карты. А там посмотрим.

Женщина, которая вела «обольщение», была крайне сдержанна в оценке Олиных способностей.

– Задание на сегодня. Поцеловать в щеку всех мужчин на базе. Напоминаю, губами. Быстро. Словно клюешь. Телом не прижиматься.

Оля поцеловала профессора, куратора, тренера по стрельбе и сторожа. Все восхитились.

– Что ж, молодец, – наконец похвалила «обольстительница». – Теперь дай понять мужчине, что он тебе нравится. Руку на предплечье и перебери пальчиками. Но только один раз. Повтор – свидетельство нервозности. Если почувствуешь, что мужчина напрягся, – ты у цели. Но становишься уязвимой. Живот втяни. Будь готова…

На базе в другом крыле жили и другие люди, но о них можно было только догадываться. Занятия составлялись так, что только запах, чужой запах давал представление о присутствии людей.

Обслуга Оле больше не досаждала. Тетя Маша старалась даже угодить. Исключение составляла только буфетчица. Это был особый случай. Часто во время разговоров с куратором Оле казалось, что эта красивая полногрудая женщина стоит за дверью. А еще один раз она видела ее с профессором в беседке.

«О! Да у них любовь, – подумала она. – Как здорово!»

Профессор обнимал женщину и что-то тихо приговаривал. По крайней мере, губы шевелились. Олю они не видели.

При очередном посещении Москвы Оля снова встретилась с Олегом Михайловичем.

– Ты молодец. Все сообразила правильно. Поздравляю с крещением.

Он помолчал.

– Я хочу тебя предупредить. Понимаешь, в нашем деле очень важно, как ты сам готов выполнить задание. Никто не может этого знать. Только ты. Поэтому, если чувствуешь неуверенность, боишься, еще что-нибудь – честно откажись. Ты не штучный товар.

– Не знаю. Наверное, да. Просто…

– Просто поверь мне на слово. Все взвесь. Первое задание, обычно, бывает пустячное. Проба пера. Но все бывает. Проси запасной пароль, еще один выход. Выспроси все. Не стесняйся. Руководству часто кажется, что всего-то делов: зашел в лес и вышел. Куда? В город? Где взять одежду? Связной – кто? Если не пришел, что делать? Сколько ждать? Что потом делать? Понимаешь?

– Не совсем, – честно ответила Оля.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.