Полная версия
Долгий путь к январской реке (из дневников разных лет)
В Баку в те времена все учились музыке. Плюс ко всему я брал частные уроки у жившего через двор от нашего нового дома преподавателя – Соломона Давидовича, обитавшего в хибаре, почему-то называвшейся финским домиком. Может быть, потому, что там постоянно было очень холодно. Подобные дополнительные занятия были непременным условием воспитания будущего Моцарта.
Пианино, помню, стояло прямо на земляном, покрытом линолеумом полу. Запомнил я это прекрасно, потому что даже сейчас, когда вспоминаю о тех уроках музыки, чувствую озноб, постоянное ощущение холода, веявшего от пола. Как же у меня стыли ноги! Я не мог даже попасть по педалям фортепиано. Как Соломон Давидович затащил этот чертов инструмент в свою крохотную комнату, никто не знал. Мама очень уважительно, понизив голос, говорила, что это фортепиано учитель музыки привёз аж из побежденного Берлина.
В общей сложности лет шесть посвятил музыке. Однако просиживать часами за роялем я был не готов. А потому и в этой школе стал ходить на шатал.
И полностью провалился на очередном концерте, которые раз в полгода устраивали для родителей, – это был своеобразный экзамен, как бы отчёт о проделанной работе.
Мама с бабушкой, очень красивые, в праздничных нарядах, пришли на концерт. И отца с собой зазвали. А когда я с треском провалился, они с немым укором посмотрели на моих педагогов. Те развели руками:
– А что вы хотели, он давно уже не ходит на занятия.
– Как не ходит? Мы же исправно подвозим его к школе…
Они даже представить не могли, регулярно провожая меня до дверей музыкалки, что я проделывал то же самое, что и в обычной школе: смотрел в окно, чтобы родители исчезли из поля зрения, – и прямиком на бульвар или в парк Кирова, где всегда было чем себя занять: есть вкусное мороженое или горячие кутабы. Тем более, что никогда не был один – всегда находились такие же любители шатала.
А ещё мы обожали фильмы про индейцев с Гойко Митичем – «След Сокола», «Чингачгук – Большой змей», «Апачи» и прочие. Нравились нам и красочные индийские ленты – «Зов крови», «Зита и Гита», «Слоны – мои друзья»… Сегодня, с высоты своих лет, мне всё это кажется немного смешным. А в мальчишеском возрасте это было приятным времяпрепровождением, во многом познавательным.
Мои фортепьянные эксперименты после этого закончились. Собственно, до этого папа не вмешивался в мои занятия музыкой. Но после того концерта взял за руку – и отвел в секцию бокса в большом здании бакинского «Динамо».
Ничего не происходит в нашем мире просто так, случайно. То, что мама заставляла меня заниматься музыкой, неожиданно помогло мне в спорте. Когда я перешел в фехтование, то Марк Петрович Мидлер, наш великий тренер, сразу дал определение моему стилю ведения боя – музыкальный. Это когда у тебя абсолютный слух, ты способен ритмически разложить бой и успеваешь нанести укол в долях секунды чуть раньше, чем твой противник.
Между прочим, Азиз «завязал» с музыкой ещё раньше меня. Но его папа отвел в другую динамовскую секцию – в дзюдо. Правда, на одной из тренировок он неудачно приземлился на спину после подсечки, и врачи порекомендовали ему сменить вид спорта. Так старший из нас первым стал фехтовальщиком. Причём, папа решил, чтобы Азиз занялся шпагой. Кстати, и младший брат у нас тоже музицировал, сам научился, без специального образования. Эльхана отец сразу определил в фехтование. Но чтобы мы никогда не пересекались, младшему досталась сабля. Но это было гораздо позже. Я же стал боксёром.
Можете себе представить, что было дома, когда узнали про поступок отца. Мама даже схватилась за голову:
– Что?! Мальчика в мордобой? Да у него такие тоненькие ручки…
Руки у меня действительно были тонкие. Я и сейчас не ширококостный. Но папа отрезал:
– В боксе руки окрепнут. Там быстро становятся мужчинами.
Почему не в фехтование, тем более, что к моим 11 годам папа уже несколько лет был старшим тренером республиканской команды по фехтованию? Наверное припомнил, что когда-то давно также начинал свой спортивный путь именно с бокса. Но «мордобой», по образному маминому выражению, мне нравился. И даже после полутора лет занятий в боксёрском зале, перейдя в фехтование, в рапиру, я продолжал после своих новых тренировок время от времени заглядывать к боксёрам. Надевал маленькие перчатки, которые назывались почему-то «блинчиками», а кто-то стоял на «лапах». Потом устраивали спарринги между собой, лупасили друг друга. Интерес был у нас к этому детскому «мордобою». И, как оказалось, мне это однажды пригодилось. Причём, эпизод случился не где-то на улице, а непосредственно в «Динамо».
Мы играли в баскетбол на динамовской площадке. И тут появились какие-то ребята, борцы, кажется, или дзюдоисты. И один из них нагло приказал: «Эй вы, фехтовальщики, валите отсюда! Мы теперь будем играть». Я спокойно объяснил, что через несколько минут мы закончим. И в ответ услышал брань в свой адрес и в адрес всей нашей команды. Ну и что я должен был делать? Вступать в перепалку, отправлять, как и он нас, по известному адресу?
Пришлось легким боксёрским приёмом урезонить нахала. Тот не успокаивался, продолжал двигаться на меня. Ну а фехтовальщику негоже попадаться на подсечку или ещё какой-то приём, важно было сохранять дистанцию и продолжать начатое, раз противник лез на рожон.
Вообще в детском возрасте в подобных потасовках больше жестокости, особенно, если в рукопашной сойдутся девочки. Короче, уступать я не мог, тем более, что был постарше остальных «соратников по оружию». Важно было отстоять честь и собственную правоту. И проявить себя, ведь я был уже мастером спорта и призёром Кубка страны.
Удар справа, хук слева – и соперник уже опустился на колено. Понятно, его забрали друзья. Мы продолжили тренировку.
А в общей душевой после занятий он вновь подошёл и намекнул, что разговор не закончен. Договорились пообщаться позже. А поскольку я уже был призёром всесоюзных соревнований, то мне разрешалось переодеваться не в раздевалке вместе со всеми, а в тренерской. И тут прибежал какой-то мальчик и сказал, что подслушал разговор борцов, которые собрались бить фехтовальщиков.
Пришлось на всякий случай «вооружиться»: у нас для этого во все времена были, есть и всегда будут сломанные клинки. Вполне солидные, сантиметров по пятьдесят. Прикручиваешь к ним ручку – и получаешь вполне серьёзный оборонительный «инструмент». Ну, я на всякий случай засунул в сумку этот предмет. Выхожу на улицу – он ждёт. «Пойдём?» – «Пойдём!» И направляется в сторону бульвара. А мальчонка тот меня предупредил, что ждать меня будут именно там. И я сказал, что мне надо в противоположном направлении – к станции метро:
– Ты хочешь поговорить? Вот по дороге и пообщаемся. Тому ничего не оставалось, как последовать за мной. Оказался нормальный парень. Правда, на словах отношения выяснили. Но он признался, что после первого моего удара уже ничего не видел и не понимал, где находился и что происходило. Потом пожали друг другу руки и разошлись.
А потом я увидел его года через три в зале, когда была встреча с олимпийскими чемпионами Сеула, и я рассказывал про нашу победу на Играх-1988.
К чему я так подробно рассказал про этот эпизод? Просто я решил, что боксёрские упражнения очень полезны и для фехтовальщиков. Особенно, если речь заходила о тактической подготовке. И сегодня я беру перчатки и даю возможность ребятам работать с «грушей».
Про знакомство с фехтованием
Но я забежал далеко вперёд. Потому что мои первые уроки фехтования прошли вовсе не в «Динамо», а совсем в другом месте. Наша улица – Дружба молодёжи упиралась в стадион имени Ленина. Под трибунами этого стадиона работала фехтовальная Кировская детско-юношеская спортшкола. И самую первую тренировку я запомнил навсегда. Дело в том, что у нас с братом был один и тот же размер. И когда я впопыхах, как всегда, собирался на тренировку, перепутал кроссовки. Хватился только тогда, когда папа привёз меня на стадион и познакомил с тренером. И в раздевалке я пришёл в ужас, поняв, что у меня две кроссовки на правую ногу. Что было делать? Кое-как натянул одну из правых на левую ногу и так провёл своё первое занятие.
Правда, в этой секции я надолго не задержался: тренер оказался чрезмерно строгим. Если он давал индивидуальный урок, а ты ошибался в каком-то движении, он бил тебя по бедру рапирой с захлёстом. И на бедре оставался рубец. Практически все его ученики ходили с такими рубцами: чтобы выдерживать дистанцию, чтобы правильные рефлексы вырабатывались. Но этот тренер, его уже нет в живых, поэтому и не называю его фамилию, часто уезжал на соревнования. И завещал на время его отсутствия тренироваться в «Буревестнике», который находился в центре города. Кстати, в то время только в Баку было очень много фехтовальных секций. Многие из них «квартировали» неподалеку друг от друга. И когда на первой же тренировке в «Буревестнике» я встретил своего одноклассника из 23-й школы Игоря Олейникова, я оттуда уже не уходил. Так до августа 1979-го – почти два года – мы занимались вместе.
Но я ещё только-только начинал более-менее серьёзно относиться к фехтованию. И в школу ходил с сумкой, в которой вместо учебников уже лежали кеды, спортивные трусы, майка и перчатка. Меня привлекал азарт борьбы, само участие в соперничестве, возможность перехитрить соперника и продержаться на дорожке как можно дольше. А что ещё нужно было мальчишкам? Выяснить между собой, кто сильнее. Приходишь на тренировку, ещё даже не переодевшись, занимаешь очередь для спарринга – ив раздевалку. Само собой, тренеры давали уроки – без этого в фехтовании не бывает. Но я рвался на дорожку с непременным желанием победить во что бы то ни стало.
В «Буревестнике» я задержался на два года во многом из-за своего одноклассника и двух тренеров – Александра Фёдоровича Страшкина и Лейлы Арифовны Зейналовой, благодаря которым во многом и влюбился в фехтование окончательно. А с августа 1979 года началась настоящая работа – тренажёры, кроссы, растяжки: я вообще деревянный был, как Буратино. Всё это было уже в «Динамо» с Балояном. Понимал, что и мне, и моим тренерам будет со мной непросто – к 14 годам уже не было той эластичности, которая присуща юным созданиям.
Про первый сбор в Измаиле
На Всесоюзной Спартакиаде школьников 1981 года в Каунасе я уступил Анвару Ибрагимову за «вход в четыре», а наша команда оказалась второй – для Азербайджана очень высокое место, уступив очень сильной команде Казахстана. Мы проиграли – 4:5.
Так вот, тогда меня заметил Олег Леонидович Глазов, который был старшим тренером молодёжной сборной СССР, и пригласил в Измаил, что в Одесской области, на сбор национальной юношеской команды.
Хотел бы в этой связи сказать несколько слов про Глазова. Внешне строгий, он никогда не позволял себе несправедливости. Это был человек интеллигентный, с хорошим чувством юмора. Позже, когда уже не было Советского Союза, он стал старшим тренером по виду, позже работал главным тренером сборной России, возглавлял тренерский совет. А когда меня назначили главным тренером в 2013 году, обратился к нему с просьбой остаться на этом посту. Жаль, что получилось не очень долго. В день, когда мы вернулись из Будапешта, где после 11 лет смогли завоевать Кубок наций за общекомандную победу, Глазова не стало… Рано ушёл.
А в Измаил из Одессы добирались на «кукурузнике» минут сорок. Там и познакомился практически со всеми, кто был потом во взрослой сборной страны.
Привёз тогда с собой две рубашки. Зачем? До сих пор понять не могу – зачем на сборе вообще нужны рубашки. Причём, одна ярко-ярко салатовая, другая – ярко-ярко оранжевая. Наверное, мне – 15-летнему пацану, да ещё впервые участвующему в таком форуме, хотелось как-то выделиться, привлечь к себе внимание. Поэтому подобное излишество было простительно.
Но обе рубашки были мятые. Мне же надо было их погладить. Надо попросить кого-то из девчонок? Но я вообще никого не знал.
Услышал разговор двух подруг с фехтовальными чехлами, одна другую, как мне показалось, называла Лилей. Проследил, куда они пошли. Со всей мальчишеской прямотой, не раздумывая, постучался в дверь. Открыли, и я с ходу: «А Лилю можно?» Они в смех: оказалось, что это не Лиля, в Виля – так подружки Ольгу Величко называли. Вышла малюсенькая пигалица, а я опять с ходу: «Можно я принесу рубашку погладить?» Мне почему-то казалось, что все девочки должны уметь гладить рубашки.
Тут я уже совсем обнаглел – и принёс не одну, а обе своих рубашки. И она их погладила, уж и не помню как. Так и познакомились. А потом постоянно играли втроём в карты, в «подкидного дурака» – Ира Караева, Оля Величко и я. Кто проигрывал, тому били картами по ушам. Меня не жалели – и уши у меня были фиолетового цвета. Но и я в долгу не оставался – и у них уши были как у Маленького Мука.
Вообще, атмосфера на тех сборах была удивительной. И первая же тренировка по общефизической подготовке, которую проводил Владимир Жилкин, оказалась такой серьёзной, что все мышцы болели, и мы по лестнице поднимались и спускались спиной вперёд. С оружием мы тоже занимались. И меня прикрепили к Евгению Пикману, который в то время работал с молодёжью, но давным-давно живёт и трудится в Австрии. Как-то спросил, не помнит ли он парня, которому давал уроки на сборах в Измаиле? Оказалось, что нет…
Мы жили в комнате вчетвером, и был там здоровый амбал – двухметровый шпажист из Москвы Саша Шишкин. Ну и мне не понравилось, что эти ребята, разговаривая между собой, то и дело использовали ненормативную лексику, постоянно вспоминая близких родственников, чего у нас, на Кавказе, тогда было не принято. Ну, я раз попросил при мне не выражаться, потом второй. Понимал, что ребята пользуются таким лексиконом без какого-то умысла, а нехорошие слова срывались с уст автоматом. Но когда в третий раз услышал нехорошее выражение, влепил здоровенному парню оплеуху. Тот не ожидал такого исхода и стал извиняться.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.