Нашествие Батыя на Северо-Восточную Русь

В походы владимиро-суздальские дружины водили два человека, которые пользовались исключительным доверием великого князя – его младший брат Святослав и племянник Василько Константинович. Помимо того, что были они хорошими воинами, их объединяло ещё кое-что общее. Дело в том, что тот и другой, в меру возможностей, украшали главные города своих уделов: Святослав – Юрьев-Польской, а Василько – Ростов. В 1230–1234 годах князь Святослав Всеволодович построил в столице своего княжества Георгиевский собор, ставший последним белокаменным строением на Руси перед монгольским нашествием. Что же касается Василька Константиновича, то при нем в Ростове было закончено строительство белокаменного Успенского собора, которое продолжалось целых 17 лет.

Василько удостоился от летописцев самых восторженных отзывов: «Был же Василек лицом красив, очами светел и грозен, храбр безмерно на охоте, сердцем легок, с боярами ласков. Кто из бояр ему служил, и хлеб его ел, и пил из его чаши, и дары получал, тот из-за преданности Васильку никакому другому князю уже не мог служить. Крепко любил Василек слуг своих, мужество и ум в нем жили, правда и истина с ним ходили. Был он сведущ во всем и искусен, и княжил он мудро на отцовском и дедовском столе» (Из Лаврентьевской летописи[6]).

Не менее ярко нарисовал образ этого легендарного князя и другой ученый книжник: «Был же Василек лицом красив, очами светел, грозен взглядом, необыкновенно храбр, а сердцем легок» (Из Тверской летописи). Ещё более восторженным панегириком разражаются составители Никоновского летописного свода: «Василко Констянтиновичь Ростовский храбр зело, и лицем красен, и очима светел, и телом велик, и мужествен и крепок зело, и к священником много почитателен, и иноком любезен и советен, и к всем милостив, и щедр и даровит, и к боаром и слугам ласков, и бе всякому рукоделию изучен и хитр зело, и бе отнуд памятозлобен, и к согрешающим прощателен, и никто же по животе его можаше служити иному князю, не могуще забыти любви и ласки его» (т. 10, с. 112).

Недалеко ушел от летописцев и В.Н. Татищев: «Сей князь Василько был телом велик, лицом красив, очи светлые, храбр в воинстве и силен, весьма знающим был многие писания, рукоделия и хитрости, милостив ко всем и незлопамятен, виновных, наказуя словами, прощал»[7] (с. 730). Что и говорить, все характеристики сугубо положительные, и далеко не каждый князь на Руси столь лестных слов удостоился. В Ростове Василька действительно очень любили, и это особенно проявилось после его трагической гибели, когда скорбел весь город. Перед нами образ рыцаря без страха и упрека, щедрого князя и храброго воина. А ростовская дружина всегда была одной из лучших в Северо-Восточной Руси, недаром в ней служили такие прославленные воины, как Александр Попович.

К началу 1237 года Владимиро-Суздальское княжество находилось на вершине могущества как в военно-политическом, так и экономическом плане. Но все эти успехи не пришли сами по себе, а напрямую были связаны с именем того, кто стоял во главе государства – великого князя Георгия Всеволодовича. «Был Юрий милостив безмерно, помня слово господа: “Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут”. Поэтому он не дорожил своим имуществом, раздавая его нуждающимся; он строил церкви, украшая их иконами бесценными и книгами, и много городов основал, прежде всего Новгород второй на Волге в устье Оки, и многие церкви воздвиг и монастырь святой Богородицы в Новгороде. Особенно же почитал он иноков и священников, наделяя их всем необходимым. Поэтому и бог выполнял его просьбы, и было мудро правление его» (Из Лаврентьевской летописи). Но самое главное заключается в том, что возразить против этого абсолютно нечего, поскольку двадцатипятилетние правление князя Георгия действительно было временем наивысшего расцвета и подъёма Владимиро-Суздальского княжества. Однако…

Однако всегда находятся люди, которые по определенным причинам стараются исказить реальное положение дел. Как это не покажется странным, но Георгию Всеволодовичу очень не повезло в историографии. С лёгкой руки историков XIX века за ним утвердилась слава человека недалекого, обуянного гордыней и с пренебрежением смотрящего на весь белый свет: «Великий Князь, надменный своим могуществом» (Н.М. Карамзин, с. 507). В дальнейшем Николай Михайлович, опять-таки подразумевая Георгия, отметит, что «Провидение, готовое наказать людей, ослепляет их разум» (с. 507). Говоря современным языком, налицо головокружение от успехов. Впрочем, и В.Н. Татищев именно Георгия Всеволодовича считал главным виновником постигшей Северо-Восточную Русь катастрофы. Получалось, что историки решили назначить князя ответственным за все беды Руси во время монгольского нашествия.

Досталось владимирскому князю и от Н.И. Костомарова. У Николая Ивановича подход к проблеме вообще интересный, поскольку Мстислав Удатный, главный виновник страшного разгрома на Калке, по его мнению, «лучший человек своего времени». С другой стороны, говоря об обороне Северо-Восточной Руси от полчищ Батыя, историк отмечает, что «защита эта была бестолковая и потому совсем безуспешная»[8] (с. 113). Рассказывая о гибели Рязанского княжества, Николай Иванович пишет, что «все города этой земли были истреблены дотла; страна обезлюдела, а между тем суздальско-ростовская земля не выручала её из беды и вслед за нею подверглась тому же жребию» (с. 113). А кто стоял во главе Владимиро-Суздальского княжества и, соответственно, нес персональную ответственность за случившееся, понятно и без комментариев.

В советское время эта негативная тенденция была продолжена. Основной причиной успеха монголов была объявлена феодальная раздробленность, а князь Георгий был назначен главным поджигателем междоусобиц на Руси и единственным виновником кровопролития на Липице. Зато фигура главного смутьяна и крамольника Мстислава Удатного выпала из поля зрения историков. Исходя из реалий советской эпохи, именно личность Георгия Всеволодовича должна была служить наглядным примером того, как алчность и эгоистичность князей, не думающих о благе простого народа, а заботящихся только о собственных корыстных интересах, привели Русь к катастрофе. Что нашло отражение и в художественной литературе, достаточно вспомнить замечательный роман Василия Яна «Батый». В наши дни некоторые продвинутые исследователи также не дают князю покоя. То изобразят наивным дурачком, которого мудрые монголы легко обводят вокруг пальца, то нарисуют образ трусливого и подлого человека, бросившего страну на растерзание врагам и убежавшим в глухие леса. Всех глупостей не перечислишь, да честно говоря, и не хочется.

Потому что со страниц летописей перед нами предстает совсем другой образ. Мудрого правителя и рачительного хозяина. Градостроителя и устроителя земли. Всё остальное есть лишь фантазии и домыслы, не более.

* * *

Летом 1237 года на Руси было страшное знамение, предвещающее великую беду. «Августа 3-го около полудня начало солнце темнеть от запада, а на востоке осталось его, как луна пяти дней, и была тьма: потом с запада показался свет, а к югу потемнилось все. И после долгого часа просветилось все. От сего был страх и трепет видевшим и слышавшим людям по всей Русской земле» (В.Н. Татищев, с. 723).

И выведет в своей келье летописец следующую запись: «Того же лета погибе солнце по всей земли» (Львовская летопись, т. 20, с. 156).

2. «Пришли безбожные измаильтяне, которые раньше бились с русскими князьями на Калке…» Осень 1237 г.

В то лето придоша иноплеменьници,

глаголемии Татарове, на землю Рязаньскую,

множьство бещисла, акы прузи.

Новгородская I летопись старшего извода

О том, что монголы готовят вторжение на Русь, Георгий Всеволодович знал. Для князя весь вопрос заключался лишь в том, куда они повернут своих коней. По логике вещей, главный удар степняков должен был быть направлен по Южной Руси. В пользу этого говорил тот факт, что в этом случае монголам не требовалось залезать в лесные дебри Руси Северо-Восточной, поскольку по степям они могли дойти до Днепра. Правда, в этом случае им пришлось бы воевать с половцами. Но, во-первых, воевать с ними Батыю пришлось бы в любом случае, и в данной ситуации не имело значения, раньше это произойдет или позже. Во-вторых, монгольские военачальники были привычны к боевым действиям в степи и вряд ли сомневались в успехе. Но была и другая сторона медали. Дело в том, что именно с князьями Южной и Юго-Западной Руси рубился на Калке корпус Джебе и Субудая, а это имело большое значение. Князь Руси Северо-Восточной с монголами тогда в военный конфликт не вступил, и по большому счету, претензий у сторон друг к другу не было. Поэтому была большая вероятность того, что орда Батыя пойдет на запад, а не на север. По крайней мере, до 1236 года в стольном Владимире и Рязани могли на это надеяться.

Завоевание Волжской Болгарии меняло картину в корне, поскольку теперь монгольские войска выходили прямо на рубежи Суздальских и Рязанских земель. «Тое же осени придоша отъ восточные страны в Болгарьскую землю безбожнии Татари, и взяша славный Великый город Болгарьскый, и избиша оружьем от старца и до уного и до сущаго младенца, и взяша товара множество, а город их пожгоша огнем, и всю землю их плениша» (Лаврентьевская летопись[9], с 437). Операциями против Волжской Болгарии руководил лично Субудай, и данный факт говорит о том, какое значение придавал Батый победе над «серебряными болгарами». Что же касается старого полководца, то у него был свой счет к этому врагу. Когда в 1223 году корпус Субудая и Джебе после победы на Калке вторгся в земли Волжской Болгарии, для монголов всё закончилось очень плохо. Болгарские военачальники перехитрили полководцев Чингисхана и заманили их в ловушку. Лучники из засад расстреливали степняков, а тяжелая конница местных феодалов изрубила мечами и растоптала конями доселе непобедимых монгольских нукеров. Сам старый лис Субудай еле ноги унес после такого разгрома! И вот теперь у него появился шанс сполна отплатить за свой давний позор.

Пока тумены Субудая громили Волжскую Болгарию, сам Батый начал наступление на земли мокшы, мордвы и буртасов. Об этом сообщает Рашид Ад-Дин: «В год курицы, соответствующий 634 г. х. (4 сентября 1236–23 августа 1237 г.), сыновья Джучи – Бату, Орда и Берке, сын Угедей-каакна – Кадан, внук Чагатая – Бури и сын Чингиз-хана – Кулкан занялись войной с мокшей, буртасами и арджанами[10] и в короткое время завладели ими»[11] (с. 38). Но успех на этом участке фронта ещё не означал, что боевые действия против народов Прикамья и Поволжья закончились. Отчаянно сражались башкиры. И хотя Батый считал, что Башкирия уже завоевана, это было не так: «Несмотря на то, что монголы тогда завоевали её, жители её снова восстали, и она ещё не вполне покорена» (Рашид Ад-Дин, с. 37). В Волжской Болгарии продолжали сопротивление захватчикам местные князья Баян и Джику.

Одновременно в степях развернулась грандиозная по своим масштабам война с половцами. Тумены чингизидов двинулись от берега Каспийского моря на запад и, опрокидывая во встречных боях половецкие отряды, погнали врага к Дону. Хан Менгу разбил на Волге половецкого хана Бачмана, который вел против завоевателей партизанскую войну, захватил в плен и казнил.

Все это происходило у самых границ Северо-Восточной Руси, и местные князья должны были обратить на эти события самое пристальное внимание. По сообщению В.Н. Татищева, ещё в 1232 году волжские болгары пытались заключить военный союз с Владимиро-Суздальским княжеством: «Болгары же прислали к великому князю Юрию объявить, что пришел народ неведомый и язык, коего прежде не слыхали, весьма сильный, и просили, чтоб послал к ним помощь, обещая все его убытки заплатить. Князь великий, собрав братьев и племянников, советовался. И слыша, что татар сила велика, а болгар обессилеть полезным полагая, отказали им в помощи» (с. 713). Как видим, великий князь Георгий это решение принимал не один, а собрал на совет своих родственников, поскольку вопрос стоял действительно судьбоносный. И ответ русских князей болгарам был взвешенным и обдуманным, а не принятым под воздействием эмоционального порыва. Потому что одно дело посылать войска на помощь своим соплеменникам, и совсем другое дело народу, с которым регулярно воевали твой дед и отец. К тому же совсем недавно закончилась очередная война между Суздальской землей и Серебряной Болгарией, и в свете этого военный союз между сторонами был невозможен по определению. Даже если бы он был заключен, то вряд ли привел к положительным результатам.

Пример такого неудачного сотрудничества был у всех перед глазами – битва на Калке, где половцы, призвавшие русских на помощь, внесли немалую лепту в общий разгром. А затем вылавливали своих союзников по степи и беззастенчиво грабили. С другой стороны, посылать полки в чужие земли и оставлять в такое тревожное время без защиты свою страну тоже было очень опасно. И наконец, принципиальный момент – религиозный. Мусульмане Серебряной Болгарии с большим недоверием относились к православным жителям Руси и наоборот. Поэтому ни о каком сотрудничестве в военной сфере и речи быть не могло, слишком велики были противоречия, в течение длительного времени копившиеся между двумя державами. Скорее всего, именно из этих соображений и исходили русские князья, когда ответили болгарам отказом.

Вряд ли Георгий Всеволодович с братьями и племянниками испытывал тогда страх перед монголами. Об этом свидетельствует тот факт, что когда в 1236 году Волжская Болгария была разгромлена полководцами Батыя и толпы беженцев хлынули на территорию Владимиро-Суздальского княжества, великий князь беглецов принял и расселил по городам и весям. И при этом ему было абсолютно всё равно, будет Батый его действиями недоволен или нет. Властелин Северо-Восточной Руси чувствовал за собой силу, и мнение хана его абсолютно не интересовало. Были печенеги, были половцы, теперь вот монголы. Справились с теми, одолеем и этих.

Тем не менее, размер опасности был очень велик, и князь Георгий был просто обязан принять меры для подготовки к возможному вражескому вторжению. Под 1236 годом у Татищева следует довольно интересное сообщение: «Тогда многие советовали ему, чтоб города крепить и со всеми князями в согласие войти к сопротивлению, на тот случай, ежели оные нечестивые татары придут на земли его, но он, надеясь на силу свою, как и прежде, оное презрел. О, зависть безумная, по Златоусту, ибо искал, когда татары других победят, великую власть получить, но за то от Бога сам наказан, ибо возгордившийся, по пророку, смирится» (с. 723). Трудно сказать, что имел в виду Василий Никитич, когда говорил, о том, что князь отказался города крепить, поскольку каждый русский город того времени и так являлся крепостью. Усиливать же небольшие города дополнительными укреплениями не имело смысла и вряд ли бы это помогло. Другое дело – столица…

Золотые ворота и земляные валы стольного Владимира

Фото автора

Существует мнение, подтвержденное археологическими раскопками, что земляные валы Ветчаного города, которые прикрывали стольный Владимир с северо-востока, были построены Георгием Всеволодовичем накануне монгольского нашествия. А не при Андрее Боголюбском, как считалось ранее. Скорее всего, при князе Андрее естественным рубежом обороны был берег реки Лыбедь, укрепленный деревянным частоколом. Однако затем всё изменилось. Во время раскопок так называемого Зачатьевского вала, который протянулся с запада на восток вдоль берега Лыбеди и прикрывал столицу с севера, был обнаружен ряд интересных находок, которые можно датировать XII–XIII вв. Это были бытовые предметы, инструменты, керамика. К этому времени от самого вала мало что осталось, за исключением его подножия, где под слоем глины были найдены деревянные конструкции, засыпанные щепой. Причем лежащие в основании вала бревна и плахи, по мнению археологов, раньше уже использовались как при строительстве, так и при мощении улиц. Новые оборонительные сооружения строили, можно сказать, из подручных материалов. При этом строители нарушили технологию возведения земляных укреплений, когда в основание вала ставились рубленные деревянные клети, заполненные утрамбованной землей и камнями. И только после этого вся конструкция засыпалась землей. Так же было высказано предположение, что новый вал проходил прямо по городской застройке.

Археологи пришли к выводу, что эти укрепления Ветчаного города возводились в страшной спешке. Удалось установить, что порубочные сроки используемых в строительстве бревен относятся к 1206–1216 гг., а само возведение крепости происходило осенью. И если всё это действительно так, то можно говорить о том, что Георгий Всеволодович отдавал себе отчет в том, насколько велика опасность, нависшая над Суздальской землей. В этом случае упрек В.Н. Татищева в его адрес относительно бездеятельности несостоятелен. Вполне вероятно, что по приказу великого князя происходило строительство новых оборонительных рубежей в столице либо осенью 1236 года, когда гибла Волжская Болгария, либо осенью 1237-го, когда орда Батыя подошла к рубежам Руси.

Развивая тему о том, как великий князь готовился к войне с монголами, В.Н. Татищев сделал одно интересное замечание. Историк заявил о том, что для победы над врагом надо было Георгию Всеволодовичу «со всеми князями в согласие войти к сопротивлению». Однако возникает закономерный вопрос к Василию Никитичу, – с какими князьями? Если речь идёт о князьях Владимиро-Суздальской земли, то Георгий и так их держал на коротком поводке, и разногласий по поводу войны с общим врагом не предвиделось. В борьбе с ордой великий князь получил поголовную поддержку от всех своих родственников, которые в данный момент находились на территории княжества. Случай сам по себе довольно редкий для Руси той эпохи. Если же Татищев говорил о создании коалиции с князьями Руси Южной и Юго-Западной, то в то время это было просто нереально. Во-первых, расстояния между регионами были слишком велики, а во-вторых, политические интересы этих земель лежали в абсолютно разных плоскостях. Хотя, при определенном раскладе, даже коалиция только из рязанских, муромских и суздальских князей имела шансы остановить нашествие без помощи каких-либо союзников с юга. К тому же нельзя забывать о том, что в эту борьбу мог включиться и Господин Великий Новгород. В этом случае шансы русских на победу возрастали многократно.

* * *

В конце осени 1237 года в Суздале Георгий Всеволодович встретился с венгерским монахом доминиканцем Юлианом, который ходил на Восток в поисках прародины венгров. Именно у Юлиана есть информация о том, в какой тревоге жили русские люди накануне вторжения и что они знали о планах Батыя. «Многие передают за верное, и князь суздальский передал словесно через меня королю венгерскому, что татары днем и ночью совещаются, как бы придти и захватить королевство венгров-христиан. Ибо у них, говорят, есть намерение идти на завоевание Рима и дальнейшего. Поэтому он отправил послов к королю венгерскому. Проезжая через землю суздальскую, они были захвачены князем суздальским, а письмо он у них взял; самих послов даже я видел со спутниками, мне данными»[12] (с. 88).

Что можно узнать из текста этого рассказа? Прежде всего то, что именно Венгрия четко обозначена в качестве едва ли не главного приоритета похода Батыя. Однако в этом случае путь монголов опять-таки лежит через Южную Русь, но никак не через Русь Северо-Восточную. Где Венгрия и где Владимир-Суздальский! Опять же, задержав ханских послов, великий князь явно постарался узнать от них максимум информации о планах Батыя и организации монгольской армии. Правда, не исключено, что послы могли снабдить русских заведомо ложными сведениями и сознательно ввести в заблуждение.

В какой-то степени на это указывает сообщение Юлиана о планах монголов: «Они, как передавали нам словесно сами русские, венгры и булгары, бежавшие перед ними, ждут того, чтобы земля, реки и болота с наступлением зимы замерзли, после чего всему множеству монголов легко будет разграбить всю Русь, всю страну русских». Как видим, правящей элите Суздальской земли известны даже сроки вторжения. Однако никакой ответной реакции в виде сбора полков и выдвижения их на оборонительные рубежи княжества не происходит. Почему? На мой взгляд, это называется просто – горе от ума.

С князьями и воеводами дурную шутку сыграл многовековой опыт борьбы Руси со степной угрозой. Знание того, что степняки не воюют зимой, накрепко засело в их головах и мешало в данной ситуации здраво оценить обстановку. Веками длившееся противостояние русских с кочевниками наглядно свидетельствовало о том, что беда из степи зимой не придет. Так было с печенегами, так было и с половцами. Недаром в победоносный поход 1111 года на половцев Владимир Мономах отправился именно зимой.

Можно было бросить клич и собрать все дружины и полки Суздальской земли в один кулак. Но если вторжения не последует, что тогда делать со всей этой огромной массой вооружённых людей, оторванных от своих домов? Содержание такого большого войска удовольствие очень дорогое. На одних поставках продовольствия можно было понести колоссальные убытки, не говоря уже о том, где всех ратников размещать и в какую сторону отправлять. А из этого вытекал следующий пункт – необходимо было точно определить направление главного удара монголов. Здесь тоже возникли проблемы. Свидетельствует доминиканец Юлиан: «Ныне же находясь на границах Руссии, мы близко узнали действительную правду о том, что все войско, идущее в страны Запада, разделено на четыре части. Одна часть у реки Этиль на границах Руси с восточного края подступила к Суздалю. Другая же часть в южном направлении уже нападала на границы Рязани, другого русского княжества. Третья часть остановилась против реки Дон, близ замка Воронеж (Ovcheruch), также княжества русских» (с. 86).

О том, где находится четвёртая часть монгольского войска, учёный монах почему-то не упоминает. Однако через несколько абзацев Юлиан вновь возвращается к этой теме и ещё больше запутывает ситуацию. Рассказывая о великом кагане Угедее, доминиканец отметит, что «другое же многочисленное войско послал он к морю на всех куманов, которые и бежали в венгерские края. Третье войско, как я сказал, осаждает всю Русь» (с. 87). Обращу внимание на то, что здесь речь идет не о действиях Батыя, а именно Угедея, который отправлял войска не только на Запад. На мой взгляд, здесь можно сделать вывод о том, что под третьим войском, которое «осаждает всю Русь», следует подразумевать только те воинские контингенты Батыя, о которых Юлиан рассказал до этого. «Другое же многочисленное войско», которое «воевало против команов», и есть та самая четвёртая часть, о которой доминиканец не упомянул. Оно подчинялось Батыю, но в походе на Северо-Восточную Русь не участвовало. Эти тумены вели боевые действия против половцев, а их командующие приглядывали за Южной Русью, где находился князь Ярослав Всеволодович, брат князя Георгия. В 1236 году Ярослав с помощью новгородских полков захватил Киев, и монгольское командование могло опасаться удара с этого направления.

Рискну высказать ещё одно предположение. Когда Юлиан расписывал дислокацию монгольских войск перед вторжением, он отметил, что «одна часть у реки Этиль на границах Руси с восточного края подступила к Суздалю». Вполне вероятно, что он имел в виду отряд, который нападёт на Суздальскую землю с востока. Но всё дело в том, что с этой стороны земли великого князя никто не атаковал. Вообще. Георгий Всеволодович смело снимал войска с восточного направления и посылал их на южное, что вряд ли бы делал, если б видел там угрозу. Косвенно об этом свидетельствует следующая информация. В Суздальской летописи (по Академическому списку, т. 1, с. 515) говорится о том, что когда сын князя Георгия, Всеволод, выступил с полками к Коломне, то в состав его войск входили и «Новогороци». Говорить о том, что это был отряд из Великого Новгорода, не приходится, поскольку вряд ли бы правящая верхушка города успела в столь короткий срок собрать и отправить рать на юг. С другой стороны, господам-новгородцам не было абсолютно никакого дела до того, что творится в Рязанских и Суздальских землях. Да и новгородские летописцы, рассказывающие о битве под Коломной, не упоминают среди её участников своих земляков. Но если предположить, что это был отряд ратников из Нижнего Новгорода, то ситуация становится легко объяснимой. Появиться в рядах великокняжеской рати эти воины могли только в одном случае – если с восточной границы никакой угрозы не было. Поэтому можно предположить, что находившееся там монгольское войско было незначительным и просто выполняло отвлекающий маневр. А затем Батый и вовсе перебросил его на юг. Распылять свои силы перед вторжением монгольские военачальники не хотели и стянули большую часть своих сил на направление главного удара.