Суперагент Сталина. Тринадцать жизней разведчика-нелегала

Сикейрос кивнул.

– Ну а поскольку я уже посвятил вас в наши планы, – продолжал Григулевич, – то мне хотелось бы услышать от вас, амиго Сикейрос, твердый ответ: согласны ли вы лично участвовать в такой операции? Я не скрываю, что, возможно, придется рисковать даже тем, что принадлежит лично каждому человеку, – своей жизнью.

Сикейрос хотел что-то сказать, но Григулевич опередил его новым вопросом:

– А может вы как художник не готовы еще к участию в таких делах?

Сикейрос побагровел, большим и указательным пальцами он взялся за переносицу и, посмотрев с упреком на своего визави, твердо ответил:

– Не сомневайся во мне, амиго Мануэль. Я понимаю, что зло, исходящее от Троцкого, должно быть наказано, иначе оно породит новое зло и мы все утонем в нем. – Он снова задумался, потом вдруг спросил: – Но почему ты именно ко мне обратился за помощью в таком, как ты говоришь, рискованном деле? Разве у Коминтерна нет в Мексике своих людей?

Иосиф понимающе кивнул и, не колеблясь, ответил:

– Они, конечно, есть, но я хорошо знаю вас по боевым действиям в Испании. Вы доказали там преданность революционному делу и верность борьбе за справедливую жизнь на Земле. На вас можно положиться, а это – главное!

Сикейрос кивнул и, скорее обращаясь к себе, чем к Григулевичу, негромко проговорил:

– Это хорошо, конечно, что ты первым делом обратился за помощью ко мне. Я помогу тебе…

– Спасибо, амиго Сикейрос. Теперь важно, чтобы и впредь душа была тверда и чтобы страх не подавал совета.

– Страха не будет. Когда ты сможешь ознакомить меня с планом этой операции?

И хотя Григулевич еще не был посвящен в разрабатывавшийся Центром план операции «Утка»[12], он, чтобы выглядеть в глазах Сикейроса человеком компетентным, с уверенностью ответил:

– План окончательно пока еще не разработан. Насколько мне известно, в нем предполагаются два возможных варианта. Они оба приемлемы, но один из них мне представляется предпочтительным…

– И что же это за варианты? – заинтересовался Сикейрос.

– Я бы предпочел пока не говорить о них, – не растерялся, слукавил Григулевич. – Я сообщу вам все, когда будет утвержден в Москве детальный сценарий этого покушения.

– Так когда он будет готов?

– Думаю, месяца через два. Все будет зависеть от оперативности получения мною вспомогательных и очень важных для разработки операции сведений по койоаканскому объекту, то есть по вилле Троцкого… И, разумеется, по подбору людей, необходимых для реализации этого плана.

– И сколько же их нужно вам?

– Много! Человек двадцать.

– Национальная принадлежность участников операции будет иметь какое-то значение?

– Нет, не будет. В операции должны участвовать и мексиканцы, и те милисиано, которые после войны в Испании эмигрировали в вашу страну. Самое главное, чтобы люди были безграничной преданности, отважные и умеющие держать язык за зубами. Если у вас есть такие, то, пожалуйста, предлагайте прямо сейчас.

– Но имей ввиду, амиго Мануэль, что и техническое обеспечение этой операции станет не менее важной стороной дела. Оружие должно иметь стопроцентную гарантию.

– Давайте оставим этот вопрос на потом. Сейчас главное – добыть необходимые сведения о койоаканской вилле, о ее обитателях и охране. Потребуется общая схема расположения виллы, какой высоты ограда, из какого материала она сделана, общая ее протяженность, оборудована ли она системой сигнализации? Есть ли внутренняя охрана по периметру? Это во-первых…

– Позволь, я сразу отвечу на «это первое», – прервал его Сикейрос. – Вилла расположена на тихой, малолюдной улице Лондона, обнесена высоченной бетонной стеной. Особняк превращен в неприступную крепость с железными решетками на окнах и автономной системой сигнализации. По внутреннему периметру виллы задействован отряд из десяти полицейских и часовых из числа местных троцкистов. Всех входящих и выходящих проверяет наружная и внутренняя охрана.

– Откуда у вас такие подробные сведения? – усомнился Григулевич.

Сикейрос расплылся в улыбке:

– До прибытия Троцкого в Мексику я был не раз на этой вилле. А что касается охраны, то недавно мне рассказывал о ней брат жены. Он, как и я, тоже художник, и в числе других компаньеро занимался оформительскими работами в особняке Диего Риверы.

– О! Это уже интересно! – воскликнул Иосиф. – И как давно он там работал?

– В прошлом году.

– А не мог бы он по вашей рекомендации встретиться со мной и помочь мне в выяснении некоторых вопросов по вилле? Кстати, он – надежный человек?

На лице Сикейроса заиграла затаенная улыбка:

– Узнаю прежнего, испанского Хосе Окампо, – всегда цепкого, ловкого и схватывающего все на лету. Но давай все же покончим со всеми вопросами, касающимися виллы в Койоакане, потом уже поговорим о подборе кандидатур для проведения самой операции.

Григулевич кивнул.

– Нам хотелось бы выяснить прежде всего уязвимые точки в обеспечении безопасности койоаканского затворника и получить план расположения его спальни и рабочего кабинета.

– Вот это уже конкретика, – с удовлетворением отметил Сикейрос.

– А между прочим, вы так и не ответили на мой вопрос, касающийся брата вашей жены. Не могли бы вы все же назвать его имя и фамилию?

– Его зовут Леопольдо Арреналь. Когда мы с тобой воевали в Испании, он в то время занимался оформительскими работами Синей комнаты Диего Риверы. Думаю, что Леопольдо будет полезен в плане получения необходимой тебе информации.

– А вы уверены, что он захочет мне помочь? И вообще, я уже спрашивал вас, можно ли доверять ему так же, как вам?

Давид Сикейрос засмеялся:

– Я ручаюсь за него. Можешь встретиться с ним, сославшись на меня.

– Спасибо! Но было бы лучше, если бы вы сами намекнули ему, что с ним хотел бы встретиться Мануэль Бруксбанк. Не ошибитесь только с моей фамилией и именем, не называйте ему прежнее имя Хосе Окампо. И если можно, дайте мне его домашний телефон…

– Он сам найдет тебя в отеле. Я скажу ему об этом.

– Очень хорошо. А как насчет еще нескольких человек, которых можно было бы использовать в подготовке и проведении планируемой операции.

– Пожалуйста, записывай… Значит, так… Леопольдо Арреналь – раз. Его брат Луис – два. Твой бывший подчиненный в бою под Мадридом и мой хороший ученик по живописи Антонио Пухоль – три. Капитан республиканской армии в Испании Нестор Санчес Эрнандес – четыре. Он сейчас здесь, в Мехико. Майор той же армии Давид Серрано Андонеги – пять. Марио Эррера Васкес – шесть…

Григулевич, вскинув голову, спросил:

– Не помню Васкеса… Кто он такой?

– Это электрик из моей мастерской. Ты его не знаешь, но я за него ручаюсь… Так, кого бы еще назвать. – Сикейрос, сделав паузу, начал вспоминать, потом, взмахнув рукой, воскликнул: – Чуть не забыл твоего тезку Мануэля дель Вильяра Серко! Помнишь этого чилийца? Он тоже был в Испании…

– Да, хорошо помню. До невозможности был смелый человек! Итак он у нас седьмой по счету. Есть еще кто-то?

– А как же! Скрытный и благородный аргентинец Хосе Сааведра – восемь. Мануэль Родригес Бруксбанк – девять и я – Давид Альфаро Сикейрос – десятый. Хорошая компания, не правда ли?! Все, кроме братьев Арреналей и Марио Васкеса участвовали в гражданской войне в Испании.

– Но этого количества, однако, недостаточно… Надо еще столько же боевиков, не посвящая их в суть предстоящей операции. У нас найдутся другие кандидатуры?

– Найдутся. Дай мне какое-то время подумать, кого можно еще привлечь к этому делу.

– Хорошо, компаньеро Сикейрос. Теперь скажите, когда вы можете сообщить о них?

Давид Альфаро недовольно поморщился, но мягко и вежливо ответил:

– Подходи ко мне в мастерскую в это же время через пару дней. Нс раньше.

Григулевич кивнул и тут же попрощался с Сикейросом:

– Адиос. Фуэнте овехуна![13]

* * *

После встречи с Давидом Сикейросом Григулевич сам выехал в район Койоакана. Два часа он изучал расположение, подходы и подъезды к вилле Диего Риверы, у которого проживал изгнанник из России. Срисовав все, что можно было, Иосиф вернулся в отель. В тот же вечер его навестил посланный Сикейросом художник Леопольдо Арреналь. Он подтвердил, что не раз ему приходилось бывать на вилле Риверы, и по просьбе Иосифа тут же нарисовал схему расположения охраны по всему периметру виллы с показом контрольных вышек и помещений внутри особняка.

Однако передать эти сведения в Центр Григулевичу не представилось возможным: связь с нью-йоркской резидентурой, через которую осуществлялся выход на Москву, внезапно прекратилась. Это вынудило его направить гневное письмо в Нью-Йорк на подставной адрес резидентуры.

Но и после этого Москва и Нью-Йорк по-прежнему долго молчали. Не зная, что предпринять для налаживания связи с Центром, Григулевич продолжал со свойственной ему увлеченностью и активностью приобретать без санкции Москвы источники информации, которые он планировал использовать для выполнения операции по делу «Старик».

Собранные по заданию Москвы сведения по Троцкому и его близкому окружению Григулевич вынужден был хранить при себе, что было небезопасно лично для него. К тому времени у него закончились еще и деньги, которые присылал отец по его просьбе. Создавшееся положение настолько угнетало, что иногда у него стала возникать предательская мысль: плюнуть на все и уехать к отцу в Аргентину, где всегда был бы и сыт, и мил. Единственное, что удерживало его тогда от этого поступка, так это отсутствие денег на дальнюю дорогу. Не видя выхода из неблагоприятно сложившейся ситуации, молодой разведчик-нелегал от отчаяния решился на рискованный шаг: без санкции Центра поехать в Нью-Йорк и самому выйти на кого-нибудь из сотрудников резидентуры, чтобы выяснить, почему прервалась связь с Москвой и как ему теперь вести себя. Но Бог уберег его от этого опрометчивого шага: мексиканец Леопольдо Арреналь неожиданно запросил у него внеочередную встречу. На ней Леопольдо сообщил сногсшибательную новость о том, что Троцкий и его семья покинули виллу Диего Риверы.

Иосиф, обомлев, двумя руками схватился за голову:

– И куда же он мог сбежать от него?

– Не знаю.

– Получается, что все наши труды пошли коту под хвост?.. – медленно протянул Григулевич. Он был мрачен, подавлен и раздражен. – Хорошо, что не успел я еще отослать в Москву имеющиеся у меня сведения по вилле и твою схему… Но куда же он мог исчезнуть, кто мог приютить его?.. Попробуй все же, Леопольдо, поинтересоваться у Риверы, куда мог слинять его друг Троцкий?

– Теперь они уже не друзья, – раздумчиво пробормотал Арреналь.

Пропустив мимо ушей реплику Леопольдо о том, что Ривера и Троцкий уже не друзья, Иосиф с негодованием произнес:

– Неужели этот Иуда почувствовал или кто-то сообщил ему, что мы охотимся за ним?

– Возможно и почувствовал, но никто, кроме него самого, об этом не знает.

– Ничего не понимаю! У Риверы Троцкий как сыр в масле катался. Был на полном его обеспечении, имел надежную охрану, и вдруг он срывается с насиженного теплого места. Что бы это значило?

Леопольдо мягко улыбнулся и, как бы между прочим махнув рукой, обронил:

– Да это все кошечка виновата…

– Ну о чем ты говоришь?! – возмутился Иосиф. – Какая еще кошечка?!

– Наша, мексиканская. Молодая и красивая.

Иосиф еще больше разозлился и гневно выпалил:

– Перестань, Леопольдо, шутить! Мне сейчас не до шуток!

– Я вполне серьезно говорю о кошечке, которая пробежала между Риверой и Троцким. И зовут эту киску Фрида Калло. Она – известная в Мехико актриса и подающая надежды художница. И между прочим жена Диего Риверы. Под ее магическими чарами теряли и теряют голову многие мексиканцы…

– Но при чем здесь Троцкий? – вспылил опять Григулевич. – Он же по натуре – пуританин в семейных отношениях, придерживающийся самых строгих правил. Да и по возрасту он в отцы ей годится. Троцкому же под шестьдесят, если не больше. А ей сколько?

– Лет тридцать. Но ты, очевидно, забываешь афоризм любимого мною русского поэта Алехандро Пушкина: «Любви все возрасты покорны, ее порывы благородны». Поэтому и Троцкий не устоял перед красавицей Фридой Калло. Он не только публично восхищался ее умом и талантом, но и постоянно уделял ей повышенные знаки внимания. Дело дошло до того, что он стал писать и передавать ей тайно любовные записочки. Потом это стало известно Диего Ривере и супруге Троцкого Натали Седовой. Натали простила мужу все, когда он признался ей в этом, а Диего – не простил. Несмотря на попытки Троцкого уладить как-то этот деликатный вопрос, Ривера не пошел на это и отверг напрочь дружбу с ним. И личную, и политическую.

– Теперь мне понятно, – вздохнул Иосиф, – почему в печати стали появляться статьи за подписью Риверы, в которых он с резкой критикой обрушивался на Троцкого. Да и президента Мексики за связь с этим коллаборационистом начал поливать в печати грязью.

– Меня это не удивляет, – скривился Арреналь. – Я давно знаком с Риверой, этот человек довольно неустойчивых политических взглядов, он может дружить с кем угодно. Не исключено, что пройдет какое-то время и он поменяет свою политическую окраску, отшатнется от троцкистов и заявит о своем желании снова возвратиться в компартию Мексики[14], в которой он раньше состоял.

– Бог с ним, это его проблемы! Нас сейчас больше всего должен интересовать Троцкий. Надо срочно узнать, куда он мог деться? Как теперь найти его? – Григулевич кисло взглянул на Леопольдо, ожидая от него обнадеживающего ответа.

И он получил его – Арреналь ободряюще произнес:

– Завтра вечером я все узнаю от самого Диего Риверы.

Через два дня Леопольдо сообщил Иосифу хорошую новость:

– Никуда наш коллаборационист не исчезал. Он переехал на соседнюю улицу Вены.

– И кто же пригрел его на улице Вены?

– Никто. Троцкий сам приобрел для себя не менее прекрасный особняк.

– А кто же помог ему в этом?

– Меня этот вопрос не интересовал, но Ривера сказал, что виллу на улице Вены он купил с помощью американских единомышленников, которые отстегнули ему энную сумму долларов. Кроме того, Троцкий получил от иностранных издательств солидный куш за незавершенную книгу под названием «Сталин». А перед тем как купить этот особняк, он продал свой архив за несколько тысяч долларов Гарвардскому университету…

И тут Иосиф вспомнил о своей беседе в Москве со Шпигельглассом, который обсуждал с ним вопрос не только о покушении на Троцкого, но и об уничтожении его архива. Подергав недоуменно мочку уха, Григулевич снова спросил:

– А откуда стало тебе известно о продаже архива?

– От знакомого мне Боба Шелдона Харта.

– Кто такой?

– Американец. Недавно он был принят в охрану Троцкого. Летом прошлого года я познакомился с ним на одной из улиц Манхэттена в Нью-Йорке. Там я продавал тогда свои картины. Он подошел ко мне и поинтересовался: «Не мог бы я написать его портрет?» Я спросил, сколько он может заплатить мне за это? Когда мы сошлись в цене, он представился мне Робертом Шелдоном Хартом и попросил называть его просто Бобом.

Когда я сделал портрет, он пригласил меня к себе домой, в гости. Сказал, что его отец тоже хотел бы иметь портрет, исполненный мною, и даже похвастался, что отец его дружит с директором ФБР мистером Гувером. Именно этим мистером он тогда и отпугнул меня. Я, естественно, отказался идти к его отцу в гости. А где-то через два дня Харт снова пришел к тому месту, где я продавал картины, и сообщил, что он остался без портрета. Он подарил его своей любимой девушке и стал уговаривать меня написать новый портрет. Но я и на этот раз отказался, сказал, что это будет уже другой, непохожий на тот первый портрет… После этого мы надолго расстались. А вчера совершенно случайно встретились в центре Мехико, выпили текилы за нашу встречу, и за непринужденным разговором Боб рассказал, как он попал в охрану Троцкого. Оказывается, его рекомендовал в охрану сам мистер Гувер. Кроме него самого, сообщил Боб, на вилле есть охранники из Англии, Германии и США…

– А ты не спросил, почему в охране Троцкого так много иностранцев?

– Харт объяснил это тем, что Троцкий после разлада с Риверой перестал доверять мексиканским троцкистам и полиции. И поэтому попросил США заменить ему охрану и обустроить безопасность его нового убежища.

– Что-нибудь в этом плане уже сделано на его вилле?

– Боб рассказывал мне, что вместо деревянного забора, окружавшего патио на улице Вены, уже поставили бетонную стену с колючей проволокой и сигнализацией по всему периметру. Сейчас там заменяют входные деревянные ворота на железные и началось сооружение высокой наблюдательной башни с мощным прожектором.

– Выходит, он по-прежнему опасается за свою жизнь. Что ж, амиго Арреналь, придется тебе снова изучать обстановку вокруг его новой виллы, систему охраны, порядок оформления пропусков и план расположения жилых комнат, спален и рабочего кабинета. Я и Сикейрос очень рассчитываем на твою помощь…

Заметив в глазах Леопольдо искорки гордости за высокое доверие, Григулевич с пафосом добавил:

– Мы можем надеяться на тебя?

– Да, я беру на себя такое обязательство. Но мне не совсем понятно, почему Харт был так откровенен со мной? Почему он так доверчив[15] со мной?

– Так это же хорошо! – подхватил Иосиф. – Он видит в тебе надежного собеседника, с которым можно свободно общаться на английском языке и тому подобное.

– Может быть и так, – согласился Леопольдо.

* * *

В конце июня 1939 года, когда Григулевич потерял уже всякую надежду на связь с советской резидентурой, прибыл курьер из США. Он передал указание о необходимости его приезда в Нью-Йорк для встречи с новым резидентом Гайком Овакимяном.

Перед тем как отправиться в США, Григулевич встретился в обусловленном месте с Леопольдо Арреналем. От него он получил информацию о том, что Троцкий по-прежнему опасается за свою жизнь и, чтобы обезопасить себя, стал часто менять свою внешность и в сопровождении двух-трех телохранителей, не предупреждая их заблаговременно, уезжать вместе с ними надолго в горы. Иногда он не показывался на вилле целыми неделями. В койоаканскую резиденцию Троцкий возвращался только глубокой ночью или ранним утром, чтобы никто не мог увидеть его внезапного возвращения.

– Не раз Троцкий признавался Харту, что его мысли часто возвращаются к революции в России и к тем ошибкам, которые он допускал вместе с Лениным. Но чаще всего он высказывал недовольство тем, что к власти пришел Сталин и что злой дух его витает по сей день даже здесь, в Мексике, в каменном патио на улице Вены…

– Мне кажется, – прервал его Иосиф, – что Троцкий предчувствует свою гибель… Кстати, ты не задумывался, почему он доверяет свои мысли малоизвестному молодому американцу Харту?

– А доверяет он ему потому, что Харт не мексиканец, а американец, отец которого дружит с директором ФБР мистером Гувером.

– А может быть, Харт нам вешает лапшу на уши?..

– Нет, компаньеро Бруксбанк, он не обманывает нас. Недавно я ездил к Харту по его приглашению на улицу Вены и убедился, что Боб сообщал мне достоверную информацию. Я сам видел: на вилле заменили забор на высоченные бетонные стены с колючей проволокой и современной сигнализацией. Достраивается уже башня с прожектором и тому подобное.

– Что еще ты увидел там или узнал?

– Во-первых, значительно ужесточен порядок посещения виллы. Войти в убежище Троцкого можно только через единственную стальную дверь или въехать через массивные железные ворота, предварительно нажав кнопку электрического звонка. Все посетители, входящие и выходящие, проверяются внутренней и внешней охраной и допускаются туда только без вещей и только в сопровождении телохранителя. Проникнуть незаметно на территорию виллы практически невозможно.

– А если сделать подкоп под стены, ограждающие виллу?

– Бесполезно. Незваных гостей разорвут на части выдрессированные злые собаки. Они бегают там по периметру без привязи. Это во-первых. Во-вторых, Троцкий начал увеличивать службу внутренней охраны. Появились, как сообщил мне Харт, новые охранники. – Арреналь достал из нагрудного карманчика тенниски скомканный клочок бумаги, распрямил его и начал неторопливо называть их имена: немец Отто Шуисслер, англичанин Вальтер Карлей, американцы Чарльз Корнелл, Жак Купер и начальник внутренней и внешней охраны Гарольд Робинс.

– Спасибо тебе, амиго Арреналь. Дай мне твои записи, они могут пригодиться мне.

– Пожалуйста, – Леопольдо протянул ему помятый клочок бумаги.

Спрятав записи в карман, Иосиф еще раз поблагодарил его за полезную информацию и сообщил о ближайшем своем отъезде из Мексики на неопределенное время.

– Пока меня не будет здесь, ты постарайся, пожалуйста, – попросил он Арреналя, – и дальше отслеживать обстановку на вилле Троцкого. А чтобы ты не фигурировал в наших документах под настоящим именем, я предлагаю тебе взять какой-нибудь псевдоним. Например, Алехандро Моралес. Как ты на это смотришь?

По кислой гримасе на лице собеседника Григулевич понял, что предложение это не понравилось ему, и потому поспешно добавил:

– Пойми правильно, Леопольдо, это в наших с тобой интересах: никто не должен знать о твоей связи с Коминтерном.

Леопольдо опять состроил гримасу и после короткой паузы пояснил:

– Вы не так поняли меня. Моралесом я не хотел бы быть. Я готов стать в ваших документах просто Алехандро. Это имя созвучно с именем Пушкина, моего поэтического кумира.

– Это даже хорошо! – воскликнул Иосиф. – Имя Пушкина будет объединять нас. Итак, ты теперь Алехандро.

* * *

Уезжая в Нью-Йорк, Иосиф не знал и не мог даже предполагать, что он вернется в Мексику лишь через полгода и что за это время ему придется побывать в далеких друг от друга странах на разных континентах, пережить немало тревог, ожиданий и опасений за свою жизнь…

В Нью-Йорке ему сообщили, что Сталин без каких-либо замечаний одобрил план агентурно-оперативных мероприятий «Утка», разработанный с учетом его сведений из Мехико, и что по указанию разведцентра он должен теперь выехать в Советский Союз для получения инструкций по делу «Старик».

…В Москве новое руководство разведки высоко оценило работу Григулевича по подбору людей в Мексике для выполнения операции «Утка»; ему сообщили, что с планом мероприятий по «Старику» он будет ознакомлен в процессе беседы с наркомом Берией.

– Лаврентий Павлович в целом доволен вашей работой, – заметил новый начальник разведки Павел Фитин. – При этом он просил поберечь вас для других не менее важных дел в Латинской Америке. В данный момент мы ставим перед вами очередную, не менее важную задачу по созданию нелегальных подрезидентур в соседних с Аргентиной странах. После Мексики вы вернетесь в Буэнос-Айрес по своим прежним документам на имя Хосе Ротти. Надо вам закрепиться там. Для этого попытайтесь создать собственную фирму прикрытия. Например, по сбыту фармацевтической продукции вашего отца…

– А как же операция «Утка»? – задергался Григулевич. – Или вы отстраняете меня от этого дела?

– Нет, почему же, – улыбнулся Фитин и перевел взгляд на своего заместителя Павла Судоплатова. – «Утка» остается пока с вами, – шутливо обронил он. – Можете ее отстреливать через подобранных вами исполнителей. Так ведь, Павел Анатольевич?

– Да. Общее руководство операцией на месте будет возложено на известного вам по событиям в Испании Тома, – ответил Судоплатов. – То есть Эйтингона. А здесь, в Центре, ответственным за мероприятия по «Старику» назначен я. Обо всем остальном мы поговорим завтра в кабинете наркома внутренних дел…

* * *

На встрече с разведчиком-нелегалом Берия поинтересовался выполнением поручения по делу «Утка» и возникавшими трудностями в работе, потом нарком посмотрел на часы и, взглянув на Фитина, неожиданно для всех объявил:

– В час ночи я должен быть в Кремле, на приеме у товарища Сталина. Поэтому мы сейчас прервемся, а через два часа снова встретимся этим же составом у меня…

Возвратившись из Кремля, Берия пригласил ожидавших его в приемной Фитина, Судоплатова и Григулевича в свой кабинет, заказал всем чай и, обращаясь к разведчику-нелегалу, негромко заговорил:

– Я сообщил товарищу Сталину о вашем приезде в Москву и нашей незаконченной беседе. Вождь остался доволен моим сообщением об успешно проведенной вами подготовке операции «Утка» и поставил перед нами задачу по нанесению удара по всем центрам троцкистского движения за рубежом. При этом в который уже раз товарищ Сталин упрекнул меня в том, что чекисты, несмотря на его указание о ликвидации врага номер один, по непонятным для него причинам до сего времени ничего не смогли сделать с ним.

Берия, сделав паузу, посмотрел на Судоплатова. Тот приглушенным голосом сразу же отозвался:

– Но вы же знаете, что расправиться с ним нам длительное время не удавалось по ряду причин. Во-первых, он не задерживался подолгу ни в одной зарубежной стране: ни в Турции, ни в Норвегии, ни во Франции. Времени для проработки всех вопросов нам всегда не хватало. Во-вторых, у него надежная и большая охрана. Чтобы хорошо изучить ее слабые и сильные стороны, как это сделал сейчас Григулевич в Мексике, у нас тогда не было возможности…