bannerbanner
Имам Шамиль. Книга третья
Имам Шамиль. Книга третья

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 5

– Хайдакцы и табасаранцы – люди истинной веры, чести и совести. Большой грех мы берём на душу не откликаясь должным образом на их просьбы.

– А разве ты не знаешь, что получилось в первый раз, когда я сразу откликнулся на их зов?

– Льва, который по собственной воле полез в железную клетку, нельзя было спускать с цепи, а цепь выпускать из рук. Ты знал Хаджи-Мурада, не надо было его посылать туда.

– Не думай, учитель, что я не нахожу человека, которому могу доверить этот вилает. Дело в том, что Хайдак и Табасаран на севере граничат с даргинцами, на юге – с лезгинами, на западе – с агулами, на востоке, в районе Дербента, – с азербайджанцами. Как тебе известно, во всех этих округах квартируют в старых, достаточно укреплённых аулах и крепостях регулярные войска Аргута. Ни один наиб с немногочисленным отрядом и местным ополчением не утвердится там.



– И всё-таки надо попытаться кого-нибудь послать. Я не сомневаюсь и уверен, если бы этот хунзахский разбойник, явившись туда, повел себя соответственно требованиям шариата, низама и долга, Аргуту не удалось бы так легко его выбить оттуда.

– Ты можешь порекомендовать человека, которому можно доверить должность наиба в Хайдаке и Табасаране?

– Могу, Бук-Мухаммеда Казикумухского. Как тебе известно, он человек учёный, из хорошей семьи, а главное – у него много добрых друзей и кунаков в лезгинских селениях, которые могут поддержать его.

Бук-Мухаммед – лакец, ученик шейха Мухаммеда Ярагского, пользовался большой известностью в аулах Южного Дагестана. Не так давно перешёл на службу к Шамилю преподавателем права в Веденском медресе. Устад Джамалуддин-Гусейн переговорил с Бук-Мухам-медом, тот дал согласие, и кандидатура его была утверждена решением меджлиса.

Собрав отряд, в основном из лакских, лезгинских и даргинских мухаджиров, Бук-Мухаммед двинулся к Хайдако-Табасарану. Жители этих обществ приняли посланцев Шамиля приветливо, окружили вниманием, стали помогать в деле утверждения шариата, организации войск.

Когда до Аргутинского дошёл слух об учреждении нового округа на юге Дагестана, он направил туда генерала Суслова с отрядом. Были также разосланы приказы начальникам гарнизонов Дербента, Кубы, Ахты о выделении определенного количества личного состава и туземной милиции для наведения порядка среди обществ Хайдака и Табасарана.

Узнав о походе противника, Бук-Мухаммед укрепил подступы к аулу Шелахи. Объединённые отряды трех гарнизонов обошли все завалы и преграды, устроенные на дороге к селению, и атаковали аул. С возвышенной стороны без особых потерь они прорвали оборону и вошли в Шелахи. После короткого уличного боя местное ополчение разбежалось. Бук-Мухаммед с небольшим числом мюридов заперся в трёх прилегающих друг к другу домах. Солдаты с воинами туземной милиции, окружив дома, стали выбивать окна, двери, проламывать плоские крыши саклей. Мюриды не сдавались. Они разили каждого, кто осмеливался заглянуть в пробоину или отверстие. Только с наступлением темноты русские отошли, выставив караулы вокруг селения. Осаждённые решились на вылазку. Бук-Мухаммед вышел первым. Раздались два выстрела. Бук-Мухаммед упал. Выскочившие вслед за наибом мюриды бросились на часовых. Несколько человек подбежало к раненому Бук-Мухаммеду. Положив наиба на бурку, они хотели унести его, но солдаты перерезали им путь. Опустив раненого на землю, оголив клинки, горцы бросились на солдат, но на помощь им подоспела милиция. Несколько мюридов были подняты на штыки. Лишь немногим удалось скрыться у жителей селения.

В ту же ночь Бук-Мухаммеда вместе с другими двумя ранеными мюридами на арбе отправили в Дербент. Русские врачи в Дербенте принимали все возможные меры к спасению шамилевского наиба, но раны оказались тяжёлыми – Бук-Мухаммед на третий день скончался.

В Ведено в доме имама справляли свадьбу. Сын Шамиля Гази-Магомед – молодой наиб Караты – женился на дочери Даниель-бека – красавице Каримат. В день, когда новобрачные выехали в Карату, до Шамиля дошёл слух о событиях в Хайдако-Табасаране и смерти Бук-Мухаммеда в Дербенте.

Имам в беседе с устадом и Даниель-беком сказал:

– Поистине мы уподобились козлам, которые, увидев болотную зелень севера, увлекают отару вниз, оставляя альпийские луга южных высот.

– Ты прав, имам. До сих пор мы почти не касались правого фланга Лезгинской кордонной линии и горных магалов Джаро-Белоканского округа, от которых до бывших владений моих предков рукой подать, – согласился Даниель-бек.

– Жаждешь увидеть родимый край? Ну что ж, теперь у тебя есть надёжный помощник, связанный узами родства, – наиб Караты. Бери его с отрядом, присоединяй к своим силам – и следуйте в сторону Ахтов, – предложил Шамиль.

Бывшему царскому генералу Даниель-беку не чужды были нравы высшего света. Не хотелось ему разлучать молодых в период медового месяца, потому он сказал Шамилю:

– Может быть, в этом походе обойдёмся без Гази-Магомеда?

Шамиль с улыбкой ответил:

– Не думаешь ли, Даниель, теперь, когда мой сын стал зятем твоим, оберегать его от тягот походной жизни и бранных дел? Не забывай, что Гази-Магомед прежде всего воин – такой же, как и все остальные. Сладость меда ощущается острее, если его кушать не досыта.

Даниель-бек ничего не ответил.

Через неделю наибы Харахи и Караты с объединёнными отрядами двинулись к югу Дагестана. Ахты – большой лезгинский аул. Стоит он на правом берегу Самура, у места впадения в реку притока Ахты-Чай.



В трех верстах от селения в 1839 году было заложено укрепление Ахтынское. Гарнизон состоял из пятисот нижних чинов, восемнадцати офицеров с семьями и прочим людом.

Даниель-бек с Гази-Магомедом с четырьмя пушками и другим снаряжением подошли и осадили крепость. К ним присоединились жители Ахты. Во время штурмов повстанцы бросались первыми, и чем больше росло число убитых из местных жителей, тем ожесточеннее были атаки.

Около двух недель длилась осада и повторялись приступ за приступом. Даниель-беку стало казаться невозможным сломить упорство осаждённых, несмотря на то, что в крепости было много раненых, начиная с начальника гарнизона полковника Рота. К несчастью осаждённых, удачным выстрелом из мортиры был взорван пороховой погреб. Раздался страшный грохот, потрясший окрестные горы. Огромные камни, куски глины, человеческие тела в густых клубах дыма и пыли взлетали в воздух. Когда всё рассеялось, мюриды увидели широкую брешь в одной из крепостных стен. Но мюриды Даниель-бека и Гази-Магомеда, испуганные и оглушённые гулом, не решились броситься в открытый проход. Лишь один андиец осмелился подойти к пролому, но был тут же сражён. Осаждённые, воспользовавшись замешательством противника, не растерялись и тут же загородили пролом. В это время к лагерю Даниель-бека подошёл Шамиль со своим отрядом. Со стороны крепости вновь грянули орудия. Шамиль приказал сделать подкоп под другую стену подложить порох и поджечь. Вновь раздался грохот обрушенной крепостной стены. Мюриды валом хлынули к расколовшейся стене. Часть осаждённых, в основном женщины, дети и раненые, укрылись в домах, офицеры и солдаты бросились навстречу мюридам со штыками и клинками.



ОСМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ

1 – Кавказские укреплённые линии и даты их основания. 2 – Крепости и укреплённые пункты. 3 – Основные направления действий царских войск. 4 – Территории Имамата в 40-х годах. 5 – Основные направления действий Гази-Магомеда и Шамиля. 6–7 – Народно-освободительные движения.


Гибель защитников крепости казалась неизбежной. Солдаты, отступая к домам, бились с отчаянием, не желая дешево отдавать жизнь врагу. И вдруг, заглушая шум кровавой схватки, чей-то громкий голос донёс до слуха сражающихся слова:

– Идёт Аргут!

Противники на миг оцепенели, одни – от радости, другие – от страха. И вот в минуту, когда победа казалась верной для одних, а гибель неминуемой для других, всё перевернулось. Мюриды стали пятиться назад, а воодушевлённые солдаты с удвоенной силой заработали штыками и саблями под восторженные возгласы победного «ура».

Действительно, командующий войсками Прикаспийского края генерал-адъютант Аргутинский быстро спускался от Чираха по направлению к войскам Шамиля. Русские артиллеристы, установив орудия на возвышенности возле дороги, открыли огонь по осаждавшим. Войска имама отступили к аулу. К великому удивлению Аргутинского и Шамиля, осаждённые солдаты, женщины и дети, выбежав из крепости, кинулись не к спасителям и не вслед за отступающим врагом, а в сторону, не обращая внимания ни на тех, ни на других.

– В чём дело, что это значит? – спросил Аргутинский, вынув длинный, давно погасший чубук изо рта. Это было единственным признаком волнения главнокомандующего, с сонливой физиономией и невозмутимым видом восседавшего на таком же толстом и приземистом коне, как сам.

– Ваше сиятельство, нет оснований для беспокойства, они бегут к воде, – сказал адъютант.

– Бедняги, значит, эти сукины сыны отрезали им воду. – Сказав это, Аргутинский вновь зажал чубук меж зубов и, прикрыв глаза, погрузился в дремоту.

Обратившись тылом к аулу, войска Шамиля остановились. Аргутинский тоже стал лагерем у подножия горы. Часть отряда, в основном кавалерию, он подвинул к крепости. Так стояли они два дня. На третий день к имаму явился посыльный, который сообщил, что мюридами наиба Эфенди Карахского, отправленного имамом для наблюдения за кубинской дорогой, обращён в бегство отряд, который должен был напасть на войска Шамиля.

Подхода кубинского гарнизона с фланга с нетерпением ждал Аргутинский. Командующий отряда, шедшего из Кубы, полковник Игреев на полпути от Ахтов сделал обеденный привал. Верховые кони были разнузданы, лошади обоза выпряжены и пущены на пастбище. Усталые солдаты кто купался в реке, кто уснул на зелёной лужайке. Мюриды, неожиданно выскочив с трёх сторон, напали на солдат Игреева. Началась резня. Побросав оружие, одежду и лошадей, солдаты в панике разбегались во все стороны. Сам полковник едва избежал плена. С богатой добычей боеприпасов и провианта, с большим количеством пленных Эфенди Карахский подошёл к лагерю имама. Так и не дождался Аргутинский условного пушечного выстрела – сигнала к наступлению на Шамиля с двух сторон.

– Теперь разреши пойти на него, – сказал Эфенди, указав рукой в сторону войск Аргутинского.

– Аллах в помощь! – ответил имам.

Оголив сабли и кинжалы, со свистом и гиканьем бросился конный отряд карахского наиба на позиции русских. Вслед за верховыми кинулись ополченцы. Женщины, дети, старики, взобравшись на крыши саклей, высоко подняв руки с зажатыми камнями, кинжалами, палками, потрясая ими, стали кричать. Их дикие крики, подхваченные громким эхом, наводили ужас на всех. Пехота Аргутинского попятилась к горе. Мюриды остановили коней у подножия. Кавалерия, отправленная к крепости, укрылась во дворе. Отряд Даниель-бека возобновил осаду крепости. Вновь назначенный начальник гарнизона капитан Смольников, выбрав несколько человек отступников-ахтынцев, велел им пробраться к аулу, чтоб усмирить жителей. Но они были схвачены мюридами ночью и отправлены в крепость Ырыб.

На заре следующего дня войска русских по приказу генерала Аргутинского вышли на равнину, расположенную недалеко от Ахтов, и стали строиться в ряды. Шамиль распорядился, чтобы то же самое сделали мюриды. Когда со стороны колонны русских послышалась команда сигнального рожка – «в бой!», Шамиль дал сигнал к атаке. Как буйные ветры понеслись навстречу друг другу всадники. Ударившись грудь о грудь, вздыбились, закружились смерчем боевые кони. Зазвенела, залязгала булатная сталь. Замелькали огненные взоры, оскаленные зубы обезумевших воинов и коней. Но многоголосое «ура-а-а» с нарастающей силой извещало об успехах русских. Мюриды отступали от окраины аула в сторону ущелья. Жители Ахтов выходили к ним с кувшинами воды и молока. Ахтынские старухи, одетые во всё чёрное, стоя на крышах, поднимая руки к небесам, восклицали: «Яллах!»

С раннего утра до захода солнца длился бой. Усталые воины валились с ног. Отойдя к ущелью, через которое дорога вела в горы, Шамиль опустился на землю. Совершив молитву, сел на небольшой валун, склонив голову. Он не поднял глаз, когда к нему подошли Даниель-бек с Гази-Магомедом и стали перечислять имена павших. Но, когда сын сообщил ему, что в селении остался отряд ополченцев из числа жителей аулов, расположенных близ Ахты, чтобы захватить имущество погибших ахтынцев, Шамиль, бросив на сына гневный взгляд, сказал:

– Немедленно отправляйся с отрядом на тот конец дороги, куда должны пойти лезгинские ополченцы, не дай выйти из селения ни одному из тех, кто попытается вынести даже безделицу. Мы окажемся хуже нечестивцев, если не оценим искренней помощи и доброго отношения жителей Ахты, которые в отличие от некоторых наших соплеменников не ударили нам в спины в критические минуты, желая выслужиться перед теми, кто взял верх.

На следующее утро Даниель-бек по распоряжению Шамиля поехал к лагерю Аргутинского для переговоров в отношении обмена пленных и раненых. Командующий дал согласие обменять одного на одного, что и было сделано в тот же день. На исходе дня войска имама тронулись в сторону Аварской дороги. Аргутинский утром последовал за ними. Ночью, достигнув ближайшего перевала, Шамиль отделил от своих войск отряд Даниель-бека, дав ему мюридов и ополченцев телетлинского наиба Кебед-Магомы. Этот отряд пошёл вниз и скрылся в лесистом ущелье. Утром, когда Аргутинский следовал за имамом по дороге вверх, Даниель-бек повернул обратно на юг – к Джаро-Белоканам и Элису.

Шамиль перед выступлением в Ахты направил отряды Инкау-Хаджи и купца Мусы к Чоху. Когда Аргутинский снялся из Турчи-Дага и вместе с ополчением чохского ротмистра Ибрагима-Хаджи двинулся к Актам, Инкау-Хаджи занял Чох, а купец Муса – чохинское укрепление, малочисленный гарнизон которого бежал в Кази-Кумух. Оба наиба в ожидании отрядов имама приступили к возведению преград перед селением и крепостью.

Аргутинский продвигался к Чоху не спеша, расширяя тропы и дороги, особенно ведущие к чохскому укреплению. Когда Шамиль, достигнув Чохского вилаета, остановился на поле Хутиб, к нему прискакали связные от Мусы и Инкау и доложили: один из жителей Чоха, побывавший в Кази-Кумухе, узнал, что Аргут должен прийти в Чох.

– Мы знаем об этом, поскольку имели с ним столкновения и убедились, что он следует по пятам, – сказал имам. Затем спросил: – Все ли у вас готово для встречи с ним?

– Некоторые работы нами сделаны, – ответил посыльный.

Шамиль немедленно снялся с места. Подойдя к чохской крепости, он разделил своё войско на две части. Одну направил на позицию к горе Сугур, другую – к Али-Мамед. Между двумя этими горами и была расположена Чохская крепость. День и ночь работали воины имама, возводя земляные сооружения и завалы на подступах к этим горам и к крепости. Шамиль неустанно наблюдал за работой.

Когда появился авангард Аргутинского, Шамиль, расставив своих людей на позициях, пошёл с отрядом навстречу. Русские остановились, заняли одну из придорожных высот и стали ждать подхода огневых сил. Тогда Шамиль вернулся к своим позициям, поскольку не было смысла посылать людей к малодоступному узкому проходу, над которым засел противник и встречал сильным ружейным огнём пытавшихся приблизиться.

Соединившись с авангардом, Аргутинский стал на некотором расстоянии на холме, начал окапываться и строить гнёзда для пушек. На третий день его артиллерия открыла огонь по крепости во фронт. Пехота и кавалерия ударили во фланговые позиции гор Али-Мамед и Сугур. Штурм обеих гор удался, мюриды на второй день были выбиты и отступили к Чоху. Аргутинский установил орудия на вершинах обеих гор и с двух сторон вёл огонь артиллерии на крепость.

Урон, наносимый осаждённым, был настолько сильным, что мюриды вынуждены были прятаться в пещерах, не отвечая на огонь противника. Башни, возвышавшиеся над стенами крепости, были разрушены. С каждым днём все больше и больше становилось трещин на мощных крепостных стенах, и с каждым днём становились они ниже. В одну из ночей Муса вместе со своим гарнизоном покинул крепость через потайные ходы и пришёл в Чох. Когда Инкау доложил имаму о том, что Муса явился, оставив крепость, Шамиль велел собрать всех наибов, вышел с ними к Мусе, который стоял на сельской площади со своими воинами, и, показав рукой в их сторону, сказал:

– Посмотрите на этих вояк. Они пришли с опущеными рогами. В них ослабла храбрость. А может быть, их покинуло мужество?

– Имам, может быть, мы достойны войлочных нашивок, но, клянусь Аллахом, иного выхода не было. Мы уподобились полевым мышам в стогу, который подожгли, – попытался оправдаться Муса.

Шамиль ответил:

– Истинно гяуры день и ночь работают над усилением своей мощи. Они держатся за законы и приказы, издаваемые проклятым царём, зубами, руками и ногами. А вы – только мизинцем и большим пальцем держитесь за учение Пророка. Клянусь Аллахом, я не оставлю чалмы ни на одной голове, если вы сейчас же не вернётесь в крепость. А ты, Муса, – Шамиль обратился к начальнику гарнизона, – не забывай, что в немирные дни становишься воином… Если так легко думаешь отдать крепость Аргуту, можешь потерять не только чалму, но и неплохую голову.

Наиб Муса вернулся в крепость. На помощь ему Шамиль послал своего сына Гази-Магомеда с мюридами. Они понесли с собой много брёвен и шерстяных мешков. К утру мешками, наполненными землей, и бревнами они заделали бреши и возвели новые преграды. И так день за днём мюриды, работая по ночам, восстанавливали разрушения, а Гази-Магомед со своими людьми, укрыв надёжно орудия, посылал ответный огонь в течение дня в сторону противника.



Аргутинский пробовал поджечь бревенчатые преграды зажигательными снарядами, но мюриды тушили их, поливая водой из пруда, устроенного внутри крепости. Тогда главнокомандующий бросил часть сил к источнику, который питал крепость. Но Шамиль, заметив их, послал отряд навстречу и заставил повернуть русских смельчаков обратно.

Месяц продолжались осада крепости и стычки между отдельными отрядами Шамиля и Аргутинского. В начале второго месяца осады дозорные сообщили имаму об исчезновении войск противника. Как оказалось, генералу Аргутинскому из Тифлиса, через горы Анцуха и Капучи, доставили приказ Воронцова – немедленно выступить на юг в сторону Джар и Белокан, присоединив к себе полк генерал-майора Суслова, квартировавшего в Шуре. В приказе говорилось, что из Алазани на Закатал, во фронт Даниель-беку, ударит генерал Григорий Дмитриевич Орбелиани.

Аргутинский был взбешён тем, что его так ловко провел Шамиль. Манёвром в сторону Чоха имам дал возможность Даниель-беку проникнуть в южные магалы Лезгинской кордонной линии, находившейся на границе с Грузией.

Из долины Самура в Джары и Белоканы через Главный Кавказский хребет вели две дороги. Одна, разработанная русскими, – Военно-Ахтынская, через Салават спускалась в Шипское ущелье, откуда до Закатал оставалось пять трудных переходов. Другая, пробитая горцами, была короче и выводила к Элису.

Ни тот, ни другой путь не избрал Аргутинский, поскольку оба давали большую кружную петлю, а Даниель-бек за это время мог дойти до Кахетии. Он решил идти прямиком, на Главный Кавказский хребет, и через Гудур-Даг спуститься к Закаталу. Аргутинский думал, что достаточно будет одного его появления для того, чтобы Даниель отказался от своих намерений.

– Давайте покажем Шамилю, его наибам и мюридам, что русские могут пройти массою и там, где с большим трудом проходят горцы. То есть нанесём имаму и нравственный удар, – сказал Аргутинский на военном совете.

Избранный путь на запад поднимался на Дульты-Даг – один из высоких отрогов Главного хребта, а оттуда спускался к Кусуру. Хотя расстояние до Ихрех-ского ущелья, где располагался аул Кусур, небольшое, но, чтобы пройти его, нужно приложить немало усилий.

Отряд выступил на рассвете. Солдаты шли по склонам крутых кряжей, глубоким ущельям, местами засыпанным снегом, скользя по отвесным скатам скал. Впереди – проводники-горцы, составлявшие туземную милицию. Цепляясь за голый плитняк, они медленно передвигались, выбирая места поудобнее. За ними гуськом, ведя на поводу лошадей, – кавалерия. За конными следовали сапёры и рабочие команды от всех батальонов во главе с инженер-полковником Миллером. Сапёры и строители расчищали тропы на косогорах и крутых спусках для пехоты, артиллерии и вьючного обоза. Двигались иногда ползком над тёмными пропастями, нитью, держась друг за друга, то поднимаясь на вершины поднебесных кряжей, поражающих взоры заоблачным видом, вечными снегами ослепляющей белизны, то упираясь вытянутыми ногами в каждый уступ, скользили вниз, поддерживая друг друга и животных.

Это было в последние дни августа. Дождь, преследовавший от Кази-Кумуха до Дульты-Дага – первого отрога Главного хребта, – сменился густым молочно-белым туманом. Трудно было солдатам, но ещё труднее стало проводникам, которые на ощупь отыскивали дорогу. Неожиданно поднялся страшный ветер. Вихрь валил с ног усталых людей и лошадей. Но только у вершины Дульты-Дага туман стал рассеиваться. И к полудню, когда отряд достиг макушки горы, показалось чистое небо. Высота почти десять тысяч футов над уровнем моря.

Спуск был ещё труднее: съезжали с горы чуть ли не лёжа, на спине регулируя движение согнутыми ногами. И всё-таки отряд благополучно спустился в долину и расположился на ночлег в тихих ложбинах подножия.

На второй день предстоял подъём на Кутур-Даг, где не только о дорогах, но даже о тропках не могло быть речи. И опять солдаты двинулись ползком по узким карнизам отвесных склонов, по скользким скалам и осыпям. Только к полуночи спустились с Кутур-Дага, чтобы поспать несколько часов.

На третий день предстояло перевалить через последний отрог Главного хребта – Кусурский. Этот переход был самым тяжёлым. Подъем начался с рассвета. Он был настолько замедлен, что арьергард мог тронуться с места только в сумерках. Утро было пасмурное, с полудня пошёл густой мокрый снег. Он вначале падал хлопьями, затем превратился в мелкую крупу. А люди карабкались, скользя, падая и поднимаясь, всё выше и выше. И чем дальше шли они тем больше усиливался мороз. Холодным огнём он обжигал лица, руки, проникал сквозь одеревеневшие шинели и пронизывал насквозь потные солдатские тела. Арьергард лишь на заре третьего дня достиг бивака у разорённого аула Кусур.

Усталость подошедших тылов, непрекращающийся снегопад и усиливающийся мороз вынудил генерала Аргутинского сделать днёвку среди суровых безмолвных развалин Кусура. Это был седьмой день безостановочного движения от вершин Турчи-Дага. В развалинах аула солдаты отыскали брёвна, разложили костры. Посиневшие от холода, со слезящимися глазами, люди теснились у огня, греясь. В первый раз в течение недельного похода по голым заснеженным вершинам они подкрепились жареным мясом. Хуже обстояло дело с лошадьми: не менее усталые и голодные, кроме горстей ячменя, ничего не ели, только прижимались друг к другу, с тупым безразличием обречённых на голодную смерть жевали друг у друга хвосты и гривы. Солдаты с грустью поглядывали на отвесную ледяную стену Главного хребта, поднимающуюся перед глазами, и крестились.

Аргутинский, кутаясь в андийскую бурку, часто искоса поглядывал, не поднимая тяжёлых, обмороженных век, на белую стену, упирающуюся в небо. Он знал, что эту последнюю стену не каждый сможет взять приступом. Потому решил разделить отряд надвое. Первый, составленный из батальона ширванцев, стрелковой роты, команды сапёров, дивизиона драгун с несколькими сотнями конного полка, сотней милиции, с четырьмя единорогами и двумя мортирами, взял с собой. Остальные силы оставил на месте с обозом и вьюками.

Начался подъём. Густой снег продолжал валить беспрестанно. Наконец мир перед глазами людей превратился в густое сплошное белое месиво. В этой круговерти, в этом хаосе невозможно было ничего различить. Только заснеженные люди и кони своим замедленным подъёмом в гору нарушали однообразие.

– Мы сбились с пути, не можем указать дорогу! – крикнул один из проводников, шедших впереди.

Эхо подхватило этот крик и понесло по мёртвому царству снегов. Цепи движущихся колонн остановились. Молчали, тяжело дыша, солдаты, но нашлись такие, в основном горцы – милиционеры и всадники, которые стали шутить, скрывая тревогу.

– В Дагестане нет места, где бы не могли мы пройти, – говорил один.

– Пройдём, смерть не дождётся нас среди этих снегов! – шутил другой.

– Даже змея не проползет здесь, один лёд, снег да гранит, только на крыльях можно выбраться из этого плена, – с грустью сказал пожилой солдат.

На страницу:
2 из 5