Лекарь-воевода (части VII и VIII)

Как только они перебрались на другой берег Лесного Воронежа, Весела догадалась, что коза не вернется, и принялась тихо плакать. Юрша сделал привал и долго убеждал Веселу, что коза нашла своего братика, что им будет веселее вдвоем. Они станут радоваться и благодарить Василису, что она не разлучила их.

Теперь ничто не задерживало путников. Без козы они стали двигаться гораздо быстрее и уже на третий день вышли к хорошо знакомым Юрше стенам Лебедяни.

4

В Москве Юршу с Веселой приютил купец Исай Колотилин, имевший свой двор в Охотном ряду. Он выделил им комнатушку и сказал, что они могут поселиться тут хоть навсегда, и хлеба-соли на них в его доме хватит. Такая щедрость показала, что Исай добро помнит… А мог бы и забыть…

…В Лебедяни остановился караван стругов, которые тянули с низовья Дона. Московские и тульские гости возвращались домой. Не успели струги причалить, как юркие приказчики сбежали на берег и вместе с коногонами принялись разводить костры и готовить ужин. Сошли и купцы погулять, поразмяться.

Из городка на берег начали стекаться лебедянцы, одни в надежде купить или продать что-нибудь, другие за новостями, не идут ли татары.

Спустились и Юрша с Веселой. Здесь, в Лебедяни, они приоделись слегка. На нем был кафтан, хотя и ношеный, но по его широким плечам; лапти и онучи у обоих новые. Особая радость у Веселы – купил ей дядя Клим алую ленточку. Хоть и нейдет нищенке лента в косе, все ж пришлось оставить – не так много радости у девочки.

Спустились на берег и остановились в сторонке, смотрят на людскую толчею. Другие нищие туда рванулись. И ему бы тоже нужно к лодкам пойти, может, кто возьмет их хотя бы до Тулы, но народу тьма, разве туда проберешься…

Из задумчивости вывел голос Веселы:

– Спаси Бог тебя, дедушка.

Оглянулся. Перед Веселой стоял человек среднего роста, борода с проседью. Видать, купец не малого достатка, протягивает ей денежку. Юрша поспешно сорвал с головы колпак и низко поклонился:

– Благодарствую тебе, добрый человек, что мимо не прошел, заметил нас, сирых странников.

– Далеко путь держите?

– В стольный град, в Москву, добрый человек. Вот сиротка, спасительница моя, без отца-матери осталась. А в Москве будто у нее в Китай-городе тетка живет.

– Сестра матушки, тетя Агаша, – улыбнулась Весела.

– Ежели других примет нет, трудненько будет найти вашу тетку. Москва – большой город.

– Понимаем, но другого-то никого нет. Ты, добрый человек, не окажешь ли нам божескую милость, не захватишь ли нас хоть до Тулы. Я изо всех сил помогать твоим приказчикам стану…

– Какой ты помощник – издали видно.

– Добрый человек, возьми нас! Кое-какие денежки мы накопили, заплатим. А хлебушек с собой несем. Опять же я лекарить, читать-писать умею.

– Вон оно что! – Купец усмехнулся. – И все ж, чтоб брать, надо знать, кто ты такой. Пойдем к костру, поведаешь.

Так произошло знакомство с Исаем Колотилиным. У костра Юрша рассказал придуманную историю Клима Акимова.

Клим родился и жил на Белом озере. Отец его Аким служкой был в Усть-Шехонском монастыре, охранял обозы монастырские. Своего сына он учил воинскому мастерству, а монахи – грамоте. Когда Клим подрос, нарядили его воином и переходил он из одной дружины в другую. Бился с татарами под Тулой в пятьдесят втором году, брал Казань-город. Потом дважды в передовом полку выходил крымцам навстречу. И вот прошлый год их ертаул наткнулся на татарский отряд под Липецком, был разбит, а его, Клима, и несколько других воинов полонили. Воспользовавшись оплошностью охранника, они попытались бежать. Их нагнали и порубили. Ему сильно ранили руку, ногу и лицо. Конь вынес его, он оказался в лесной землянке. Девочка Василиса выходила его, родители девочки, вероятно, тоже попали в полон. Через год Клим с девочкой покинули землянку и пришли в Лебедянь.

5

Клим хорошо подготовил свою повесть. Он называл истинные имена игуменов и старцев, бояр и князей, в дружинах которых будто бы служил. Так что он мог бы поделиться воспоминаниями с соратником и не боялся, если бы кому-нибудь вздумалось проверить его рассказ.

Исай выслушал внимательно и спросил:

– А сколько же ты денег накопил на дорогу?

Клим достал и подал ему несколько мелких серебряных монет. Исай сосчитал их и хмыкнул:

– Небогато дедина и отчина одарила тебя! На, спрячь. Считай, что эти денежки подарил я твоей сиротке. Садитесь, будем есть кашу. Теперь вы в нашей артели.

Клим никого не расспрашивал, но вскоре из разговоров узнал, что из Москвы в низовье Дона под охраной стрельцов отправили огненное зелье и другие воинские припасы стоявшим там отрядам Вишневецкого. С ними пошел караван стругов Колотилина, на Иван-озере присоединились тульские купцы. Теперь возвращались снизу тоже не пустыми, Исай, например, вез огромные тюки кожевенного сырья.

По Дону поднимались спокойно. Бечевники проторенные, струги шли и вверх и вниз: все считали – раз прошли здесь стрельцы, разбойники разбежались. Ночевали в обжитых местах, вблизи деревень. Вечерами около костра Клим рассказывал разные истории. Особенно внимательно слушали о Казанском походе. Иной раз Исай отпускал Клима к другим кострам, чтобы и туляки послушали складные повести.

Одна из ночевок пришлась на Куликовом поле, около устья реки Непрядвы. Клим принялся рассказывать о великом подвиге русского народа тут, на Куликовом поле, сто восемьдесят лет назад. Рассказывал, указывал здоровой рукой, где стояли полки великого князя Дмитрия и где полчища Мамая. О смертной битве богатырей монаха Пересвета и татарина Челубея. Этот рассказ пришлось повторить у костра туляков. И вот тут он увидел коренастого купца, которого все называли Романом. Присмотревшись к нему, он узнал того самого купца, который помог им поймать самозванца Ростислава Мосальского.

На следующий вечер Клим сам пошел к тулякам и начал пересказывать свою повесть о Тульском сидении. Тут он нашел активных слушателей, многие из которых сами были участниками этих событий. Они уточняли рассказ, называли фамилии и прозвища героев. Роман подошел к нему, со слезами на глазах обнял Клима и сказал, что Ермилка, один из спасителей Тулы, – его сын. Теперь Ермилка – его помощник, купец.

Клим два вечера рассказывал им о Тульском сражении, туляки внимательно слушали его, сажали на почетное место, потчевали, как самого почетного гостя.

После Куликова поля позади слева и справа остались многоводные притоки, Дон заметно сузился и обмелел. Дальше по болотистым берегам Иван-озера струги тащили волоком. Караван последний раз ночевал вместе. Теперь туляки по Шат-реке уйдут на запад, к Туле. В этот вечер Клим окончил свой рассказ о Тульском сидении. Купец Роман еще раз обнял его, потом взял колпак Клима и отсыпал из тугой мошны две пригоршни серебряных монет. За ним и другие купцы потянулись с деньгами, не отставали и приказчики.

Клим решительно остановил их:

– Дорогие друзья, братцы! Вы – люди торговые, вам без денег нельзя. А мне зачем они? Новый кафтан купить? Ни к чему он мне. Породнился я с сумой, братцы, и в новом кафтане мне не пристало ходить с сумой. А без сумы с моим видом тоже негоже, каждый подать желает, спасти свою душу хочет. А вот если кто из вас свечу поставит в церкви, да вспомнит меня добрым словом, вот это будет большой подарок мне. Много на мне грехов тяжких, молитесь за меня! И тебя, Роман, прошу взять свои деньги. Вот этот золотой возьму на память о встрече, а остальные забирай. При случае сделай какое ни на есть доброе дело в память обо мне.

Еще целый день тянули струги Исая по болотистым берегам Иван-озера, затем вошли в какую-то речушку и стали. Вскоре приказчики пригнали подводы, лошадей и мужиков. Кожи перегрузили на подводы, а струги потащили посуху на больших санях до реки Веневки. Потом тянули суда по реке Осетр. Клим хорошо запомнил эти места. Волок и реки шли по Тульско-Рязанской Большой засеке. По берегам попадались крепостцы и отдельные ряжи, около них разъезжали сторожевые отряды. На берегу виднелись срубленные огромные дубы и сосны, которыми при надобности можно было преградить путь по реке.

Две ночи провели под стенами древнего Зарайска. Клим не преминул поведать о славном городе. Великий князь московский Василий считал Зарайск своим уделом и накануне своей смерти приказал укрепить город каменным кремлем. А через десять лет, в тысяча пятьсот сорок первом году, вновь поставленный кремль выдержал яростную осаду крымских татар.

А ночью, вглядываясь в бесконечное темное небо, усыпанное яркими звездами, Клим не без горечи подумал: «Вот еще одна моя отчина! Я лежу на жестком ложе под ее стенами. И только что прославлял великого князя Василия Третьего, именуемого Грозным, не как его сын или потомок, а как Боян или, правильнее, как гусляр без гуслей!» И тут же усмехнулся еще больше: «Ну и гордыня! Кажется, впрямь начинаю считать себя великокняжеским сыном!»

Исай постоянно присматривался к своему новому спутнику. Его повести нравились ему, но окончательно он познал его после Зарайска. Здесь Осетр петлял по непроходимым лесам, часто широко разливался по песчаным перекатам, и струги приходилось тянуть лошадьми, цепляя постромки за борта. Глубина тут была по колено.

На одном из таких перекатов вдруг из леса с обоих берегов выскочило человек двадцать и, разбрызгивая воду, молча побежали к лодкам. Это были страшные люди, оборванные, заросшие нечесаными волосами, в руках у кого сабля, у кого пика, за поясом ножи. Орава без единого звука подкатилась к лодкам. Со знанием дела принялась потрошить лодки, понравившиеся вещи вязали в узлы. Тут же отпрягали лошадей и вьючили наворованное.

Клим с Веселой брели позади лодок. Увидев разбойников, остановились. Его больше всего поразило поведение приказчиков: завидя лихих людей, они сразу отошли от лодок, коногоны – от лошадей. Без намека на сопротивление давали себя обыскивать, у них выворачивали карманы, рвали с поясов кошельки.

Исай тоже остановился, Клим подошел ближе к нему, он еще не принял решения, как себя вести, но на всякий случай свой увесистый посох взял поудобнее.

К Исаю направился красномордый разбойник, надо полагать атаман. Рядом с ним еще двое, все трое при саблях. Красномордый спросил купца:

– Твои струги?

Исай закивал головой.

– Давай!

Тот покорно отстегнул и подал небольшую кису. Красномордый заглянул в нее:

– Золото где?

– Нету золота. Товар купил.

– Врешь! Есть!.. Отдавай. Говори где? Не то придушу!

– Богом клянусь, нету, господин атаман.

– Брешешь! А ну-ка!

Разбойники принялись избивать Исая, с двух сторон. Перестав бить, придерживали, чтобы не упал. Атаман кивнул:

– Ну, вспомнил?

– О, господи! Клянусь, все отдал.

– Давай!

Удары снова посыпались на Исая, он как мешок переваливался от одного разбойника к другому. Атаман обратился к Климу:

– А ты, чучело, чего вылупился? Давай девку и пошел отсель!

Атаман схватил Веселу за руку и рывком оторвал ее от Клима.

– Атаман! Побойся Бога! Ребенок же!

Атаман заржал:

– Во! Ребеночка дюже лепо! Гы-ы! – Он потащил ее к берегу.

Клим ударил атамана посохом. Тот зверем рявкнул и, выхватив саблю, бросился на Клима. Клим увернулся и изо всех сил стукнул посохом по руке атамана, потом еще и еще раз. Атаман, выронив саблю, отступил. Сабля оказалась у Клима.

Бросив избивать купца, два разбойника, выхватив сабли, накинулись на Клима. Он хоть и давно не держал саблю, но его левая рука не ослабела. За несколько секунд один из нападавших упал в воду, второй пополз на четвереньках, около них вода окрасилась кровью.

Все произошло настолько быстро, что атаман не успел сообразить. А когда повернулся, чтобы бежать, Клим ударил и его. Атаман рявкнул, пробежал немного и повалился в воду.

Теперь на Клима устремились пятеро. Остальные, бросив вьючить лошадей, ждали исхода битвы.

Клим подбежал к одной из лодок так, что она оказалась между ним и нападающими. Дальше он сам перешел в наступление, рванувшись навстречу разбойникам, сшибая каждого поодиночке. За долю минуты у двоих перерубил пики, и они отступили, двое барахтались в воде, а пятый убегал в фонтанах брызг с криком:

– Ратуйте! Это дьявол с рогами!

Оживились приказчики и коногоны. Они похватали с лодок весла, багры и, подбадривая себя криками, принялись за разбойников, которые улепетывали со всех ног.

Исай, поднявшись из воды, шумнул:

– Назад! К лодкам, ребята!

Клим, не выпуская из руки саблю, прижал к себе Веселу, успокаивая ее.

Приказчики поспешно вернулись, покидали в лодки навязанные разбойниками узлы и впрягли лошадей. Исай торопил их, зачерпывая пригоршнями воду, обмывал окровавленное лицо.

Раненые разбойники, окунувшись в воду, ожили и отползали к берегу. Троих уносило течением. Атаман, оставленный товарищами, сидел в струях воды, схватившись за голову.

Клим, немного успокоив Веселу и посадив ее в лодку, направился к атаману:

– Давай посмотрю, как тебе досталось… Ничего, здоровая у тебя голова, до свадьбы заживет…

Атаман дернулся:

– Князь?! Жив!

Клим узнал рановского атамана, но спокойно ответил:

– Обознался! Давай посмотрю… Легко, атаман, отделался. Подними руку, оторву рукав, перевяжу голову.

– Не надо, без тебя заживет. Помоги встать… Пойду.

– Прежде верни кису купца. Вот так. И все-таки запомни: еще попадешься – не помилую. Уходи куда подальше.

Атаман, покачиваясь, пошел к берегу.

Клим, вернувшись к лодкам, отдав кису Исаю, сказал:

– Тебя перевязать нужно, щека здорово разбита.

– Потом. Вот выйдем на чистую воду. Ступай в первый струг, там Ваську посекли.

Спокойнее стало, когда поздним вечером вышли к Оке. Тут народу побольше, горят костры, разбойников и в помине нету. Здесь и заночевали.

На следующее утро струги вышли на окский стрежень и кучно уходили к Коломне. Погода начала портиться, небо затянуло серыми облаками, по воде побежали белые барашки. Ветер пока был попутный, однако приказчики разобрали весла, готовые на случай бури в любой момент выгребать к берегу.

Исай полулежал в лодке, разбитое лицо перевязано ширинкой, Клим сидел рядом на тюке кожи, в грустном раздумье смотрел на лесистые берега. «Опять убийства!.. Рука поднялась на русского человека!.. А разбойник узнал!.. Беречься надобно…»

Успокоилась и Весела, тихо посмеиваясь, она перебирала разноцветные камешки и ракушки. Тишина нарушалась только плеском воды да скрипом уключины рулевого весла. Купец вдруг негромко произнес:

– Выходит, я в долгу у тебя, Клим Акимович. Ты серебро вернул мне, руки лихих людей отвел. Проси, ни в чем отказу не будет.

– Мне ничего не надо, Исай Никитич. Я тебя благодарить обязан: в Москву везешь нас с Василисой.

– Даа!.. Ну-ка, сядь поближе, скажу кое-что… Я вот с самого начала присматриваюсь к тебе. Странный ты человек. Гадал я: то ли юродивый, то ли святой, прости, Господи, меня. Сказки сказываешь дюже складно. Опять же лекаришь. А там, на Иван-озере, от денег отказался. Подумалось: не тот ты, за кого себя выдаешь… А вот атаман открыл мне глаза… Наклонись-ка… Слышал я – князем тебя назвал. Понял – из опальных ты.

Клим отстранился от него:

– Не дело говоришь! Атаман пьяным был, да и ударил я его здорово.

– Верно, верно… – сразу изменил тон купец. – Видать, послышалось мне. А бился ты славно, хотя и левой рукой, а как витязь богатырский. Троих уложил да человек пять покалечил.

– Сознаюсь тебе, Исай Никитыч, – со вздохом ответил Клим, – это убийство – мой тяжкий грех. Клятву я дал – не брать в руку меч.

– Какой же тут грех?! Девчонку спас, меня выручил. Да опять же пропащие это человеки, людьми и Богом проклятые.

– В спасении невелика моя заслуга. Если бы не твои ребята, плохо бы мне пришлось. Только вот почему они сначала отарой овец сбились? Число их, как и разбойников. Сперва казалось – надежные парни.

– Очень надежные. С ними готов в огонь и в воду. А сбились потому, что запретил я им обороняться. Расчет простой. Разбойники они тоже понимают: без нашего брата им грабить некого будет. Потому они всех подряд не убивают, оберут и пустят. Ну, меня поколотили, да тоже отпустили б. Вот пытать бы начали, пришлось отдать часть золотишка.

– Значит, золото было?! И ты терпел?

– Какой же дурак с собой все деньги носит! А терпеть… Ежели терпения не наберешься, купцом не будешь… Вот ребят начали б пытать, пришлось либо бой принимать, либо все отдать. Вот так-то.

Речная дорога дальняя, две седмицы тянули струги до Москвы. О разном говорили потом, но Исай больше не возвращался к вопросу о происхождении Клима, а у Клима последний разговор не выходил из головы. Он начал даже подумывать, не уйти ли как-нибудь потихоньку со струга.

Видать, Исай почувствовал настроение Клима. Недалеко от Москвы, на последней стоянке, он отозвал его в сторону и сказал:

– Ты прости меня, тогда сболтнул я несуразное. – Клим попытался возразить, но купец остановил его. – Погоди. Ты меня не бойся и не сторонись. Однако в Москве люди разные бывают. Будешь ты со многими встречаться и свои ладные сказки сказывать. Так вот что скажу тебе по-дружески: лепо славословишь ты святого Дмитрия Донского, великого князя Василия Грозного да всякого другого люда малого и большого. А вот о государе нашем Иоанне Васильевиче не нашлось у тебя хвалебных слов. Так что поищи их пользы ради.

Клим обнял купца:

– Благодарствую тебе, Исай Никитыч, за твои добрые советы. Воистину говорится: язык мой – враг мой! Спаси Бог тебя.

6

Клим, собираясь искать Василисину тетку, посоветовался с Исаем, как одеть Василису, чтобы не считали ее нищенкой. Исай поручил эту заботу своей дочке-невесте, а ему сказал:

– Не верю я, что найдешь эту… Как ее? Тетку Агашу. А тащить девку на Белоозеро не с руки тебе. Оставь ее у меня заместо дочери. Моя-то невеста в мясоед упорхнет. Один я со старухой останусь. Не бойся, не бойся, я заметил веселость ее. Бог даст, повзрослеет, поумнеет. А так, видать, она работящая.

Клим поблагодарил купца, но все же на поиски пошел. Искал он, разумеется, не выдуманную тетку Агашу, а названую мать свою Агафью и вдовушку стрелецкую Акулину. И вот тут началось невезение. В Стрелецкой слободе Акимова дома не было, Клим знал – сожгли его. На этом месте стояла пятистенка. Кусок хлеба подали ему незнакомые люди.

Подошел к дому вдовушки. Дом стоит, ворота на запоре. Выбрал местечко на лугу, чтобы ворота было видно. Принес водички, достал хлебушка и принялся полудневать. Часа через два из ворот вышла незнакомая старушка, потом парень. К вечеру пришел дядя – косая сажень в плечах. Подумал: вдовушка мужиком обзавелась. К вечеру все собрались. Спрашивать никого не стал, и так ясно – Акулина и Агафья тут не живут.

Другой день толкался на Пожаре – на Красной площади, приглядывался к бабам-лоточницам, что торговали пирогами да кренделями. Среди них Акулину не увидел. Следующий день тоже оказался неудачным. Клима все чаще и чаще охватывало сомнение – может, напрасно ищет? Может, их нет в живых… А вдруг Неждан невзначай навел соглядатаев?

Перед вечером решил спросить лоточницу, лицом похожую на масленый блин подрумяненный.

– Акулина-то?! – удивилась лоточница. – Так она тут всегда. Разбогатела, ларек завела. Последний вон в том ряду.

– Да смотрел я и ларьки…

– Так вчерась она на мельницу ездила, а сейчас небось свежие калачи печет. Но девка там всегда сидит, такая чернявенькая. Племянница ее, Агашкой звать. Уж такая умница…

Клим, не дослушав, поблагодарил и чуть не бегом пустился к ларьку. Верно, небольшой ларек, небесной краской выкрашенный. В окошке девушка лет пятнадцати, чернобровая, черноглазая. Зеленым платком повязана, а из-под платка коса до пояса, вороньего крыла черней. Отсчитывает она мужику крендели и весело разговаривает. Клим от нее глаз отвести не может, затуманился взор от набежавшей слезы. А она заметила его, приветливо зовет:

– Иди ближе, дедушка, держи кренделечек.

Дрожащей рукой принял крендель.

– Спаси Бог тебя, красавица.

– Какая же я красавица? – весело ответила Агаша, улыбкой засветилась. – Черномазкой дразнят.

– Потому и дразнят, что красоте твоей завидуют! А тетка не будет ругать, что кренделя не хватит?

– Что ты! Ешь на здоровье, она у меня добрая.

Клим заставил себя отойти в сторонку. Ушел на берег реки и стал следить за ларьком. Вскоре начали лари запирать. Заперла и Агаша свой. Захватила большую корзину. Тут подошел к ней какой-то старичок с такой же корзиной, и они пошли вверх по Неглинной. Клим шел далеко позади, стараясь не терять из виду зеленый платочек. Шел и ревновал: дед небось к Акулине присватался!

И смех и грех – легче стало, когда Агаша юркнула в ворота, а дед прошел дальше.

Заметил Клим дом вдовицы. Ворота и забор добрые. Дом не маленький, крыша щепой крыта. За забором корова мычит. Слава богу, не бедно живет!

На следующий день ранним утром наблюдательный пост снова занял. Видел, как Акулина с Агашей корзину, покрытую белой тряпицей, унесли. Потом Агафья за водой ходила. Сдала, горемычная. От бадейки перегнулась, через пять шагов руки меняет.

Подождал немного, осмотрелся и решил войти на двор. Тут увидел: Акулина возвращается. Подошла она к воротам, и он подошел:

– Дозволь, хозяюшка, во двор войти, водички испить да отдохнуть малость.

– Проходи, сделай милость… Чего ж тут остановился? Пошли в избу. Молоком угощу. Из каких краев будешь?

– Издалека, хозяюшка. В полоне был. Теперь домой в Белоозеро пробираюсь.

Вошли в избу. Пол свежевымытый, на окнах занавесочки. Перед киотом лампада. Таким уютом на него повеяло! Пришлось долго креститься, чтобы овладеть собой, не расплакаться. От печи из закутка Агафья выглянула. Акулина сказала ей:

– Мамаша, угости молоком странника. Снимай суму, дедушка, садись.

Перед ним поставили на стол крынку молока, ковшик и краюху хлеба. Ест он хлеб, молоком запивает, а все равно еда в горле застревает. Бабы стоят, на него во все глаза глядят. Агафья вдруг вскрикнула:

– Батюшки! Господи! Неужели?.. – закрестилась, рукой рот закрыла. Акулина только ахнула.

Взглянул на них Клим, стоят, руки к лицу поднесли, слезы потоком льются. Он перестал есть, нагнулся к столу и тоже не удержался, заплакал…

Не было бы дел по хозяйству, до вечера проговорили б. Но свиней кормить, корову доить, да и самим есть-пить надобно. Самое главное рассказали друг другу, а перед уходом Клим снял тяжелый пояс, посоветовал в погребе зарыть, от пожара и от людей подальше. Брать сейчас для хозяйства Акулина отказалась: деньги у нее были. Прошлый год приходил маленький мужичок, который и раньше захаживал. Объявил печальную весть – убит Юрий Васильевич. Поплакали, погоревали. Ушел мужичок, денег богато оставил. После они купили этот дом и переселились из Стрелецкой слободы. Спокойнее тут.

Поговорили и решили – пока Василиса к новому дому привыкнет, дядя Клим станет заходить к ним, а там – видно будет.

7

Приближалась зима. В жизни Клима все было тихо и ладно, однако необходимо уходить: он понимал, что может нарваться на кого-нибудь и принести несчастье близким. Да и в Москве было неспокойно. Умерла государыня Анастасия. Поползли слухи, будто ее отравили. Намекали, что это дело рук Адашева и протопопа Сильвестра. Обиженный такими слухами, Сильвестр ушел в монахи, и вскоре был сослан. Оба брата Адашевы, Алексей и Даниил, находившиеся с войсками в Ливонии, не избежали опалы. А сколько взято с ними – счета нет. Простой люд тоже в страхе был. Редко кто отважится, предварительно оглядевшись по сторонам, шепнуть на ушко приятелю, будто государь ведет жизнь непристойную, ударился в непотребство.

И все же одно обстоятельство удерживало Клима – он хотел узнать, что сталось с Таисией. После долгих колебаний решил посетить Собинку, уж там-то каждый должен знать, что с боярышней.

Клим сказал Исаю, что по пути на Белое озеро он должен побывать во Владимире. Исай вызвался помочь и тут же устроил его попутчиком в небольшой караван стругов знакомого купца Курганова, идущего с товарищами по Клязьме. Клим обрадовался – предстояло пройти памятным путем.

Распрощавшись с Акулиной, с богоданными дочками и с матерью, а также с Исаем, которого он стал почитать, как близкого родственника, Клим ушел к Яузским воротам, где грузились струги. На следующее утро еще затемно двинулись в путь, полагая ночевать в Мытищах – перед Мытной заставой. Там с вечера прекращалось движение и по реке, и по Троицкому тракту.

Однако, как говорится, человек полагает, а рок располагает. Не доезжая до села Тонинского, около дворцового моста, караван остановили стрельцы. Десятник стрелецкий приказал отвести струги назад и спрятать в камышах, чтобы с дороги не видно было. И боже упаси костры разводить!

Курганов начал обхаживать десятника, обещая отблагодарить, если пропустит. Но тот пояснил, что с минуты на минуту государь проехать должен, и ему собственная голова дороже посула.