Возвращение Томаса. Башня-2 (сборник)

– Новый мир, – пробормотал он. – Новый мир… Новые люди для нового мира…

Припомнились предыдущие попытки вырваться из закольцованной Вселенной. Пробовали Керге, Ришке, Просветленный Самми, очень много над этим бились восточные мудрецы, из тысяч которых даже знатоки помнят разве что Заратуштру, Гаутаму да еще десяток наиболее ярких, но никто не мог проломиться через стену, ибо человек был язычником, и Вселенная оставалась языческой.

Чтобы выйти на следующий уровень, человек должен сам стать иным. Перво-наперво он должен отринуть весь этот мир, придумать себе другой, более чистый и высокий, и начинать в нем жить, хоть это и смешно, и дико. Да, жить в придуманном мире. Если о нем будет говорить противник, то вполне справедливо скажет, что в лживом.

А если не противник?

Глава 2

За день пятьдесят миль, где проехали, где промчались, а заночевали на опушке леса, выбрав удобное место, чтобы с одной стороны стена деревьев, с другой – простор, а над головой плотная крыша веток. Кони даже не выглядели очень уж усталыми, Томас восхищенно бормотал, что если бы такие кони да в те времена, когда он прямо на коне взбирался на башню Давида…

На другой день Олег чуть ли не пинками разбудил рыцаря Храма, напомнил о его орденском уставе, как будто знает, что это, и Томас полез на коня, намереваясь завтракать на ходу, калика объяснил, что настоящие мужчины делают именно так.

Лес становился все реже, воздух свежее, а когда однажды деревья вообще отступили, Томас обнаружил, что они едут по суровому предгорью. Олег тоже обратил внимание на гранитные скалы, ущелья с изрезанными трещинами стенами, где в щелях ухитряются расти сосенки и другие неприхотливые деревца, искривленные, цепкие, живучие.

– Хорошо, – произнес он с удовольствием.

Томас огляделся по сторонам.

– Что именно?

– Горные ручьи, – ответил Олег, – даже водопады… Как-то забываешь, что здесь вся страна – сплошное болото, покрытое туманом.

Томас ощутил себя уязвленным.

– А что, сарацинские пески лучше?

Олег всерьез задумался.

– Вообще-то там неплохо, однако… болот в Сарацинии не хватает.

– Да ну? – спросил Томас.

– Верно, верно. Когда их много – плохо, когда совсем нет, то… недостает. Ты эта… не отставай уж очень! Какие вы все, рыцари, черепашистые.

Сам он ухитрялся на ходу стрелять дичь, но всякий раз тщательно выбирал молодого и жирного гуся или такого же зайца, ни разу Томас не видел, чтобы у него зверь уполз раненным или покалеченным. Он часто выезжал вперед, возвращался обычно с добычей.

Сейчас вернулся хмурый, сказал с раздражением:

– Снова болото! В который раз!

Томас спросил удивленно:

– Да, болото. Ну и что?

– А ничего, – огрызнулся Олег. – Вся Британия в болотах, всяким разным жабам нравится. Самые крупные так вообще в восторге! А я как вспомню жаркие земли Палестины, где по полгода ни капли дождя, где и слова такого, как «болото», не существует…

Томас вздохнул.

– Не береди душу, – сказал он. В голосе, помимо грусти, прозвучала и металлическая нотка. – В Палестине Святая Дева Мария родила благословенного сына, но только здесь, в болотистой Европе, его приняли всем сердцем! А там, в Палестине, поселилось зло и неверие.

– А почему там климат лучше? – коварно спросил отшельник.

– Господь посылает нам испытание, – ответил Томас сурово. – Вот этими болотами, гнилью, комарами, зимним холодом… А на тех, кто в Палестине, махнул рукой. Так что еще увидишь, где в конце концов будет лучше!

Он говорил с такой убежденностью в голосе и взоре, что Олег ощутил, как сдвинулись незримые пласты в мироздании, на них воздействует новая странная мощь, именуемая христианством, и мир уже никогда не будет прежним.

Но все равно, как бы ни чувствовал себя куликом на родном болоте, туманы раздражают. Вообще-то привычные, какая же Британия без туманов, но кто побывал в Святой Земле, тот прекрасно понимает, что вообще-то можно прожить и без туманов, без болот, без ненастной погоды, без постоянного моросящего неделями дождя. Олег всякий раз снимал лук, когда впереди показывался туман. Натягивал тетиву и ехал так, с наложенной стрелой, а Томас нахлобучивал шлем и даже опускал забрало.

Приходилось ночевать под открытым небом, Томас ложился, не снимая доспехов, а рукоять меча всегда оставалась под рукой. Олег вообще почти не спал, утром поспешно завтракали и пускались в путь. Почти ежедневно на них пытались нападать разбойники, но достаточно было показать обнаженные мечи, те понимали, что схватка будет жестокой, и отступали.

Хотя крупные шайки пробовали навалиться. Тогда Олег быстро и страшно бил из лука. Меньше половины из нападавших успевали добежать до рукопашной, где грозный Томас встречал мечом и ревел в боевом гневе, так что двух-трех ударов хватало, чтобы рассеять любой отряд.

После каждой схватки Олег неприкрыто любовался Томасом, что рыцарю определенно льстило. Миллионные армии восточных владык, поражающие воображение, просто немыслимы в разодранной на множество королевств, княжеств, герцогств и графств Британии. Крупную армию просто не прокормить, здесь нельзя оперировать большими силами. На крохотных пространствах просто невозможно, так что число в Европе ушло с римлянами, теперь же все зависит от отдельных бойцов.

Конный всегда сильнее пешего, а если конный еще и рыцарь – ему нет равных. Все ориентировано на рыцарскую экипировку: лучший конь, лучшее оружие, лучшие доспехи да плюс воинская выучка – рыцарь еще с юного возраста пажа учится владеть оружием, усмирять коней. В возрасте оруженосца принимает участие в сражениях, так что, когда получает золотые шпоры рыцаря, он один стоит не одного десятка простых конников или десятков пехотинцев.

А когда нет войн, хмуро подумал Олег, что вообще-то редкость, рыцарь участвует в рыцарских турнирах, странствует в поисках драк и приключений, постоянно поддерживает в себе высокий воинский дух и готовность бестрепетно обнажить меч. Так что Томас не случайно стоит целого воинского отряда. Много денег вложено в его обучение, доспехи, оружие, коня, зато потом все окупается с лихвой. Да и прокормить отряд потруднее, чем одного рыцаря.

– Что смотришь? – спросил Томас с подозрением.

– Просто любуюсь, – ответил Олег честно.

– Что-о-о-о? – спросил Томас грозно. Он торопливо оглядел себя. – Это в каком смысле?

– Хорош, – объяснил Олег еще искреннее. – Так хорош, что просто уже и нельзя лучше. Вон доспехи как сияют! Хоть и побитые.

Томас перевел дыхание.

– А, ты о доспехах… Я уж подумал, меня так обозвал.

Как-то полдня ехали через лес, когда из-за деревьев, из кустов, даже из высокой травы выглядывали широкие жуткие лица. Томас никогда не понимал тех сеньоров, что держат при замках маленьких уродцев, горбунов или карлов: когда другие хохотали, он морщился и отворачивался, брезгуя смотреть на человеческие уродства. Сейчас эти уродцы, уже вызывающие не жалость, а страх, страшно корчат и без того отвратительные рожи, скалят зубы и потрясают копьями и топорами.

Олег заметил его застывшую гримасу, обронил:

– Это не уроды.

– Почему? – переспросил Томас.

– Они такие и есть, – пояснил Олег. – Это не уроды, это такой народ. Не понимаю, откуда они снова здесь… Ведь исчезли же настолько давно, что не могу сказать, как давно…

Из-за дерева вылетел дротик, Томас небрежным движением принял на щит. Щелкнуло, дротик исчез в траве, но, когда проезжали мимо группы деревьев, с веток посыпался целый град стрел, дротиков и даже камней. Томас выругался и, прикрываясь щитом, поспешно подал коня в сторону. Стрелы отскакивали от доспехов, застревали в конской сбруе.

Олег что-то прокричал карликам, те ответили глумливым хохотом. Он прокричал снова, строже, в ответ его забросали камнями. Он догнал Томаса, лицо удрученное, хмуро молчал, пока неслись вскачь, выбирая голые места, подальше от деревьев и кустов, избегая даже зарослей густой травы, что вымахала коню по брюхо.

Томас поглядывал на Олега с хмурым сочувствием.

– Что, не удалось договориться с собратьями?

– Это твои собратья, – ответил Олег равнодушно. – Они первые британцы и англичане. Хотя, конечно, мерзкие создания. И злобные… Добро бы сейчас озлобились, видя таких, как ты, рослых красавцев, так нет же – всегда такими были, когда здесь только зверье всякое бегало…

Томас зябко передернул плечами.

– Несчастный.

– Да они себя такими не считают, – возразил Олег.

– Это я о тебе, – пояснил Томас.

– Почему?

– Не принимает тебя Господь, – ответил Томас с глубоким сочувствием. – Где-то подосрал ты ему, не желает видеть твою поганую рожу.

Олег подумал, пожал плечами.

– Это твоя догадка. Не хуже и не лучше других.

– А что, – удивился Томас, – есть еще?

– Конечно, – буркнул Олег. – Немало.

Томас сказал задиристо:

– Назови хоть одну!

Олег усмехнулся.

– Я оставлен на боевом посту.

Олег ехал весь в думах, но Томас видел, как взор загорается, когда мимо проплывают ничем не примечательные руины или когда на высоких скалах проступают странные надписи на исчезнувших языках. Возможно, на месте нынешних руин когда-то высился гордый замок, а хозяином был друг Олега, а то и он сам, с ним никогда не угадаешь, кем мог быть и кем стать потом.

Если так, то в руинах вполне мог быть тайный ход, что приведет в сокровищницу. Язычники ухитрялись собирать огромные богатства. Не всегда же Олег беспечно скитался по дорогам, он знает нелегкий труд сеньора, когда обязан охранять весь край, защищать крестьян, быть справедливым судьей, заключить с соседями союзы о дружбе и зорко следить, чтобы не нарушались ни с чьей стороны… Жизнь сеньора нелегка, куда проще все бросить и уйти странствовать, якобы «искать истину», дурь какая, последнему дураку понятно, что вся истина в Библии, другую искать глупо, ее просто нет…

Он покосился на Олега, тот с луком в руках поглядывает на верхушки деревьев. Томас сказал с насмешкой:

– А не боишься стрельнуть в какого-нибудь своего бога?

Олег не понял, переспросил:

– Бога? Какого бога?

– Откуда я знаю, – ответил Томас победно. – У нас Бог один. Его не достать, а ваши под каждой кочкой прячутся. И в каждой луже, не говоря уже о болотах. И на каждом дереве…

Олег сказал равнодушно:

– А что, зато живые боги. Живут себе и живут. Им даже церквей строить не надо.

– Церкви, – ответил Томас важно, – необходимы.

– Ну да, – ответил Олег саркастически, – куда же без них!

– А что, – сказал Томас с удивлением, – ты считаешь, можно быть христианином и не ходить в церковь?

Олег буркнул:

– Знаешь, у тебя что-то не состыковывается. Вера в Бога – ладно, это одно. Верить или не верить – личное дело каждого. Бог, как сказано в ваших книгах, есть в сердце каждого. Так зачем в этом случае церковь вообще?

Томас задумался надолго, Олег уже решил, что рыцарь либо задремал, либо забыл о трудном вопросе, но, когда все же заговорил, голос его был мягкий и увещевательный, как будто старый мудрый дед вразумлял туповатого внука:

– Понимаешь, все не так просто. Скажи, как без церкви донести до язычников Слово Божье? Как поддержать колеблющихся и сомневающихся христиан? Тысяча лет прошло со дня гибели Сына Божьего, и все это время церковь несет свет в мир, просвещает, поясняет, строит везде школы, учит детей читать и писать, строит приюты для брошенных детей и помощи увечным на войнах… Без церкви как бы все это свершилось?

Олег проворчал:

– Ладно-ладно, с этим ты уел, признаю. Но ты вспомни хоть священника в замке своего отца, хоть архиепископа, что подле короля Гаконда! Первый не дурак выпить и за бабами приударить, а второй – чревоугодник, разве не видно? А ведь не простые монахи – иерархи церкви, но какой пример подают?

Томас посмотрел удивленно, переспросил с недоверием в голосе:

– Ты в самом деле не понимаешь таких простых вещей? Ах да, все забываю, ты – язычник. А язычник, даже если очень грамотный и много знает, все тот же слепец, блуждающий во тьме невежества и всяческих заблуждений.

Олег предложил саркастически:

– Ну-ну, просвети.

– Даже не знаю, – ответил Томас с сомнением, – твое невежество столь велико, что я иногда думаю, что прикидываешься. Ведь не может даже простой человек быть таким… слепцом.

Олег сказал раздраженно:

– Я не понимаю, что в моем вопросе выглядит глупым. Разве те высшие священники не образцы всех пороков? Разве церковь не является во многом рассадником… всех гадостей не перечислишь! Так почему я должен следовать за такой церковью?

Томас всмотрелся в него внимательно, с отеческой жалостью во взоре.

– А ты в самом деле не понимаешь, – произнес он жалостливо. – Теперь зрю. Олег, за церковью не надо следовать. И никто не следует. Христиане следуют за Господом. А церковь – это Божий дом, открытый для королей, рыцарей и простого люда, ибо перед Богом все равны. Он с такой высоты смотрит, что все мы тут внизу для него одинаковые, как вроде вон для тебя муравьишки. В церковь ходят, чтобы пообщаться с Богом, посоветоваться, попросить что-то или просто побывать в Божьем доме! Как навещают родителей примерные дети, что ввиду взрослости живут отдельно. А все эти священники, о которых ты говоришь с таким смешным жаром, – всего лишь слуги Божьи в Божьем доме. Ну, вроде конюхов, стряпух, дворецкого и прочей челяди. В каждом доме свои правила, а в Божьем – особые. Потому здесь и слуги прошли трудную подготовку для служения Господу. Ну и что, если какой слуга начинает задирать нос, он-де выше других, и тем более выше тех простолюдинов, что рубят лес или пашут землю? Мало ли ты видел слуг при важных господах, что тоже начинают важничать? От этого величие и благородство их господина не убавляется.

Олег смолчал, посматривал на рыцаря с удивлением. Томас хорош, даже сам не понимает, что достаточно просто излагает вообще-то трудные истины. Или очень хорошо слушал полкового прелата, а тому наверняка не раз задавали вопросы насчет примерного поведения священников.

Глава 3

Справа медленно двигался длинный пологий холм, но достаточно высокий, слева продолжался спуск, а дорога проложена по косогору как раз посреди холма. Томас видел, как дальше она опускается и выходит в зеленую долину, где дубовая роща, небольшая речушка и заросли камышей. Отшельник занят своими мыслями, Томас попытался думать о приятном, как он сумеет повергнуть всех к копытам своего коня и все признают его величие и беспримерную скромность…

Под ногами дрогнуло, прокатился далекий тревожный гул. Из подземной норки выскочил зверек и, не помня себя от ужаса, бросился вниз по склону, упал, покатился, кувыркаясь через голову. С вершины холма взлетела стая ворон, раздраженно закаркали.

Томас насторожился, заученным движением метнул руку к забралу. Железо лязгнуло, закрывая лицо, другой рукой он нащупал рукоять меча. За спиной послышался злой вскрик Олега:

– Этого еще не хватало!.. Томас, скачи вниз!

Не раздумывая, Томас пустил коня осторожной рысью вниз, сильно откинувшись на заднюю луку седла. Склон оказался круче, чем выглядит, за спиной гул нарастает, донесся голос Олега, но Томас не оглядывался: те, кто бывал в битвах, привыкли подчиняться, не раздумывая, от этого зависит, быть живым или не быть. Тот, кто первым замечает опасность, успевает предупредить остальных, а кто замешкается – будет объясняться на Страшном суде, почему медлил, почему не выполнил клятву крестоносца и дал себя убить, не сделав все, что должен человек и рыцарь.

Земля под конскими копытами вспучилась, конь зашатался, остановился, растопырив все четыре и дрожа всем телом. Томас вскрикнул, быстро перекрестился: под землей прошла волна, вздымая ее на высоту в половину человеческого роста, пронеслась дальше вниз и там в долине незаметно растворилась, как растворяется любая волна в озере.

– Пошел! – велел он коню. – Пошел!..

Конь пошел сразу скачками, при каждом скоке приседая на круп, кое-где даже съезжал на нем, сидя на зеленой траве, как на льду. За спиной нарастал новый гул, теперь в нем проступил рев, будто подал голос исполинский медведь, запертый в подземелье. Томас стиснул челюсти, вцепился в поводья.

Толчок нагнал их почти сразу, Томас ощутил, что его вышвырнуло, как могучим пинком. Он ощутил себя падающим с коня, тело инстинктивно проделало все то, что приучилось делать за долгие мучительные походы и сражения: ноги молниеносно освободились от стремян, он собрался в кучку и грохнулся оземь так, что ничего не сломал, и даже дух не вышибло, только земля и небо быстро-быстро замелькали, сменяясь, перед глазами.

Наконец, его перестало крутить, как белку в колесе. Он торопливо ощупал землю, попробовал встать и тут же со стоном рухнул: земля и небо продолжали кружиться. Послышался топот, он с трудом повернул голову, кровь застыла в жилах: Олег спускался на коне с холма следом, а за ним, настигая, гналась гигантская волна в три человеческих роста – уже не зеленой земли, а камней, валунов, щебня. Все это с каждым мгновением вырастало, появился гребень и начал угрожающе загибаться вперед, намереваясь накрыть беглеца, как шатром.

– Олег! – прохрипел Томас. Он указал трясущейся рукой в сторону жуткой волны. – Олег…

Олег на ходу оглянулся, посмотрел быстро на Томаса, тот видел, как исказилось лицо волхва, снова оглянулся и резко взмахнул рукой. Каменная волна, что достигла уже высоты трехповерховой башни, замедлила бег, начала застывать, а Олег промчался рядом с Томасом, протянул руку:

– Быстро!

Томас промахнулся, зато ухватился за стремя, некоторое время даже бежал рядом, затем упал, но стремя не выпустил. Его проволочило по земле еще десятка два ярдов, затем конь остановился, а Томас услышал тяжелый гул, грохот, далекий подземный треск.

Вскочив в испуге, обернулся. Застывшая каменная стена рушилась с грохотом, тяжелые глыбы обрушились с карниза, затем рассыпалась вся, крупные валуны покатились по склону. Томас расширенными глазами смотрел, как они катятся, катятся, катятся… Самые удачливые докатились ему буквально под ноги, остальные остановились раньше. Зеленый склон теперь стал коричневым от вздыбленной глины, камней, вытолкнутых из глубин неведомой силой обломков скал.

Томас прохрипел, все еще чувствуя тошноту от долгого кувырканья:

– Что… это?

– А ты как думаешь? – ответил Олег вопросом на вопрос. – Садись, поехали.

Томас огляделся, его конь, оказывается, сбежал вниз куда быстрее, чем его доволочили мордой по земле, хорошо забрало опустил, но назачерпывал столько, что голову не повернуть, как будто впрессован в плотную глину…

Олег, поколебавшись, слез, устало сел на землю. Томас кое-как стащил шлем, земля рухнула черным водопадом, получились две огромные кротовые кучи. Пока он чистил шлем, Олег проговорил измученным голосом:

– Я, похоже, перестарался…

– Отдохни, – сказал Томас обеспокоенно.

– Отдохну, – согласился Олег. – А ты поохраняй. Я сейчас не отобьюсь и от воробья.

Томас уловил движение, быстро повернулся. Роскошный дуб красиво раскинул в стороны могучие ветви, и на одной уселся огромный ворон, блестящий, словно агат. Крупные перья отливают синевой закаленной стали, мощные лапы, как у орла, обхватили ветку с такой силой, что вот-вот брызнет сок, а блестящие глаза с недобрым любопытством рассматривали рыцаря.

– Брысь, – произнес Томас.

Олег устало оглянулся.

– Ты это кому… А, птичка. Что по вашим христианским суевериям это предвещает?

– У христиан нет суеверий, – отпарировал Томас. – Только мерзкие язычники верят в приметы.

– А в чудеса?

– Тоже язычники, – сказал Томас твердо. – Господь сотворил человека, это было последнее настоящее чудо. А все, что сейчас еще творится, – это недобитая магия недобитых колдунов… А ну, брысь, говорю!

Ворон продолжал рассматривать его с любопытством. Олег всмотрелся в ворона внимательнее, вдруг удивленно присвистнул. Томас с непониманием смотрел, как Олег, не отрывая взгляда от ворона, поднял руку к оперенным стрелам, некоторое время перебирал их, а когда наложил на тетиву, наконечник блеснул не сталью, а серебром.

Ворон теперь смотрел уже на Олега, лапы его сжали ветку крепче, он чуть присел, готовый в любой миг оттолкнуться и взлететь, но тетива щелкнула неожиданно, стрела сорвалась молниеносно. Томас выругался разочарованно: ворон успел метнуться в воздух с неожиданной быстротой… стрела должна пройти внизу, над веткой, где он сидел…

Удар, во все стороны полетели перья, ворон дико каркнул, а затем уже вскрикнул почти человеческим голосом, и Томас запоздало понял, что волхв рассчитал и взял прицел на то место, где ворон окажется через мгновение.

Падая, ворон ударился о ветку, на которой только что сидел, на миг странно завис быстро меняющимся телом, перевалился и тяжело ударился о землю. Томас подбежал уже с обнаженным мечом в руке, вздрогнул, дикими глазами посмотрел на Олега. Тот замедленными движениями снял тетиву и сунул в карман, лук спрятал за спину, и все очень неторопливо, словно надеясь, что Томас все остальное возьмет на себя.

Томас с отвисшей челюстью стоял над распростертой на земле обнаженной женщиной с роскошными черными волосами. Она лежала навзничь, стрела по самое оперение погрузилась под левую грудь, этот аккуратный холмик с розовым соском еще судорожно вздымался, кровь течет совсем тонкой струйкой, но на безукоризненное красивое лицо уже легла тень скорой смерти.

– Это же… – прошептал Томас перехваченным горлом, – женщина!

– В самом деле, – пробормотал Олег, – ты наблюдательный. Как ты догадался?

Томас сказал со злой растерянностью:

– А почему она… ворона?

– Действительно, – согласился Олег, – странно. Женщина вообще-то хыщная тварь, она больше в кошку, обычно – черную, ну там в лису, волчицу, щуку, глендию… ну это тебе знать рано, но чтоб в ворону… гм.

– У нас как-то вороны даже на овец нападали, – вспомнил Томас. – А так вообще они цыплят крадут…

– Вообще-то да, – сказал Олег. – Все-таки рыцарский мир, если присмотреться, лучше. При всей его жестокой дурости у вас женщин не посылают вот так… в самые опасные места. У вас женщины вообще не воюют, что есть хорошо. Нельзя женщин так использовать, нельзя!..

Он вздохнул и, махнув рукой, лег под дубом, накрыл лицо полой плаща и тут же заснул. Томас в дикой растерянности переступал с ноги на ногу перед умирающей. Она смотрела в его сочувствующие глаза. На ее бледном лице мелькнула слабая надежда, тонкие руки поднялись в его сторону в безнадежном жесте, моля о спасении. Он вздрогнул и помимо воли протянул руку, их пальцы успели соприкоснуться… и тут же ее рука упала, а лицо дрогнуло и застыло.

– Пресвятая Дева, – прошептал Томас и перекрестился, – спаси и сохрани…

Он сам не знал, какое спасение жаждет в этот момент и спасение ли жаждет, но привычные слова пошли автоматически, он дочитал молитву до конца, а когда сказал «Аминь», на душе стало ровно и спокойно, словно в морском заливе, откуда только что ушла буря.

Мельница, похожая на каменный палец, отличается от встреченных ранее и размерами, и тем, что впервые увидели добротную каменную, только четыре крыла выглядят как-то несерьезно: даже не деревянные лопасти, а натянутый на рамы холст.

Правда, вращаются уверенно даже при слабеньком движении воздуха, почти незаметном. Томас услышал отдаленный хруст работающих жерновов. У мельницы две подводы, а третью он заприметил далеко на выезде из деревни.

– Неплохо живут, – определил он. – Зерна много, можно коней накормить и в запас взять.

– Может, все продают, – буркнул Олег. – А на вырученные деньги покупают квадратные камни.

– Зачем? – удивился Томас.

– Чтобы бросать в пруд и ломать голову, почему камни квадратные, а круги всякий раз – круглые?

– Зачем? – спросил Томас еще больше.

– Мы ж люди, – объяснил Олег. – Мы должны думать над непростыми вопросами. Над простыми думают только звери.

Томас насупился, не зная, дурость это или шуточка, на всякий случай сделал надменное лицо и красиво смотрел на вырастающие по обе стороны дороги аккуратные дома, с одной стороны которых огороды, сады, пашни, а с этой – колоды перед каждым домом, чтобы вечерами сидеть и чесать языками.

Еще от околицы их уже провожала стайка мальчишек, девочки застенчиво смотрели из-за высоких заборов, а когда миновали первые дома, навстречу вышли два старика в белых одеждах и с посохами, разом поклонились.

– Мы старосты, – сказали оба в один голос. – Мимо едете аль гостями будете?

Томас ответил великодушно:

– Переночуем у вас, а утром поедем дальше. У вас, надеюсь, деревня не голодает?

Один от великого возмущения даже задохнулся, второй староста замахал руками.

– Что вы, господин рыцарь, как можно?.. Мы ведем деревню по праведному пути. Господь велел трудиться и приумножать богатства. Труд – это благо, это святое дело. А кто трудится – тот богат.