Криминалистика по пятницам

Синцов, доев и опомнившись наконец, побрякал в пустой тарелке ложкой. По его лицу видно было, что он ничуть не отошел от своих переживаний и перебирает в уме поводы еще больше порасстраиваться. Я даже хихикнула про себя, настолько все они – и мужественный Синцов, и брутальный друг и коллега Алексей Евгеньевич, и родной муж, не говоря уже о поседелом борце с организованной преступностью Кораблеве, – похожи в своих детских рефлексиях. И точно, Синцов на секунду застыл, разглядывая ложку, а потом поднял на меня страдальческие глаза:

– Представляешь, у нас в гувэдэшной столовой ложки плоские!

– Как это? – фыркнули мы с Сашкой одновременно.

– Плоские. Ими суп не зачерпнуть.

– А разве такое бывает? – не поверил мой муж.

– У нас в милиции все бывает, – с некоторым даже удовлетворением сообщил Синцов, трагический, как ослик Иа. – Это наш директор столовой накупил плоских ложек и кривых блюдец, на которых чашка с кофе не стоит, проливается. Ворюга, сволочь! Денег списал небось, как за мейсенский фарфор.

– А как же ты ешь? – спросила я, запоздало подумав, что не так уж часто Синцову доводится обедать и ужинать. Единственно, кофе он по утрам после сходки пьет, спускается в столовую, поскольку там пусть чашки с блюдцами кривые, но кофе варят на уровне мировых стандартов, я хоть и не пью, но знаю. А после этого утреннего кофе он либо болтается по местам происшествий, которые могут оказаться в любом районе города или даже в области, либо зависает в своем закутке в отделе, качаясь на расшатанном стуле и покусывая карандаш. У него там есть колченогая табуретка, которую он в торжественных случаях использует как сервировочный столик, накрывая льняной салфеткой, и фарфоровая чайная пара. И бутерброды с сыром он делает вкусные. Правда, давно их не пробовала, может, он уже разучился?

На вопрос, как же он хлебает плоскими ложками, Синцов даже не стал отвечать, опять ушел в свою тоску. Доктор Стеценко, споро прибравший со стола и накрывший к чаю, снял с себя фартук и присел напротив Андрея.

– Скажи-ка мне, а что там по биологии? – осторожно спросил он.

Синцов слегка оживился.

– Саня, точно не знаю. Понимаешь, дела в разных районах. Хоть главк и подобрал ОПДэшки[2] под себя, дела-то все в разных районах.

– Что, городская прокуратура дела не взяла? – удивилась я, но тут же прикусила язык. Синцов только грустно взглянул на меня и не затруднил себя ответом, поняв, что до меня и так дошло: конечно, горпрокуратура не берет никаких дел в преддверии ликвидации следствия в прокуратуре и создания Следственного комитета. Зачем, если все равно в ближайшем времени все дела придется передавать по акту? Ох, не вовремя затеяли всю эту бодягу со Следственным комитетом, поскольку и так в следственных подразделениях бардак, а с передачей дел и переформированием следственных органов он усугубится, но что ж поделаешь?

– Синцов, хоть дела и в разных районах, все равно не поверю, что ты все пороги не обил в Бюро СМЭ, – сказала я. – Наверняка ведь ездил к биологам, а? Клянчил, чтоб тебе хоть на словах сказали, что там со спермой и с кровью. Да?

– Не особо-то мне и сказали, – пробурчал Синцов. – Там какие-то непонятки.

– То есть? – удивились мы оба с Сашкой, в один голос.

Какие могут быть «непонятки» со следами биологического происхождения, интересно? Экспертиза вещественных доказательств – достаточно конкретная экспертиза. Насколько я поняла со слов Андрея, материала для исследования там было достаточно, значит, установить группу крови злодея вполне возможно. Если же в каком-то случае эксперты колебались с определением группы крови, то «непонятками» это назвать нельзя. Все очень любят поминать загадочную историю с Чикатило, группа крови которого якобы не совпадала с группой спермы, что в принципе невозможно. Дело в том, что на теле одной из ранних жертв, еще в 1982 году, нашли следы спермы четвертой группы, значит, и кровь злодея должна была быть той же, четвертой группы. Через два года Чикатило задержали как подозрительного субъекта, проявлявшего интерес к подросткам. Уже тогда могли бы раскрыть дело, но оказалось, что у задержанного вторая группа крови, и его отпустили с миром. Он убивал еще шесть лет, до 1990 года. Больше тридцати трупов… Но не так давно кто-то из следственно-оперативной группы по делу с кодовым названием «Лесополоса» (изуродованные маньяком тела находили в лесополосах вдоль железной дороги) проболтался в прессе, что все эти бредни про биологическую феноменальность Чикатило – не что иное, как попытка прикрыть грубую оплошность экспертов, промахнувшихся с истинной группой крови злодея по одному из эпизодов. Тем более что там исследовались вещдоки, невесть сколько пролежавшие в закромах отделов милиции, а у Андрея все случаи свежие.

– Андрей, случаи-то свежие?

– Маша, полтора месяца назад все началось…

– А что за непонятки?

– Случаи свежие, а группу установить не могут.

– Бывает, – прокомментировал доктор Стеценко, крутя кухонное полотенце. – Значит, он не выделитель. Нет антигенов в выделениях.

– Да, мне так и сказали, что по сперме его группу крови не установишь.

Похоже, что наш несчастный опер мало-помалу отмяк за вкусным обедом и готов был уже поведать все подробности, но тут, совершенно некстати, затрезвонил его мобильник. Синцов вытащил телефон и рявкнул в трубку:

– Ну?!

Слушая, он все больше мрачнел лицом, потом заорал:

– Да пошел ты! – и, отключившись, швырнул мобильник в стену.

Сашка, еле увернувшись от пролетевшего мимо уха мобильника, как от снаряда, срикошетившего от стены, подобрал его с пола и повертел в руках.

– Хорошо, что титановый, – невозмутимо заметил он, отдавая трубку Андрею.

– Извините, – опомнился Синцов. – Достали все…

Он покраснел и затеребил свой титановый телефон.

– Дежурка звонит… Не могу ли я выехать на происшествие, а то, видите ли, наш опер завис по каким-то своим делам. Да мне-то что?!

«Да, времена изменились», – подумала я. Когда-то дежурный опер манкировал своими обязанностями, только если оказывался пьян в зюзю и лежал, не в силах подняться. Раз уж был в состоянии встать на ноги, то ехал на происшествие, даже если плохо держался в вертикальном положении. А теперь опера делают в рабочее время свой гешефт где-то на стороне – ну, не разорваться же им, в самом деле, а дежурная часть их покрывает.

Телефон в руке Синцова зазвонил снова, и я испугалась, что на этот раз моего мужа может зацепить рикошетом.

– Отключи его, – посоветовала я.

Синцов с сомнением покосился в мою сторону. Это хроническое ощущение, преследующее всех оперов и следователей, мне тоже знакомо: ага, я отключусь, а мне именно сейчас позвонят, чтобы сказать что-то важное, неотложное и позвать туда, где без меня все рухнет. Причем по закону мировой подлости именно так и случается: стоит хоть на пять минут выпасть из зоны действия сети, как ровно в эти пять минут и позвонят, чтоб то самое важное сказать. Вот интересно, как это мы раньше обходились без мобильников? И умудрялись как-то дежурить, и всегда наш прокурор нас находил, если было нужно. Правда, была проблема, как вернуться с места происшествия, если оно – посреди чистого поля, а машина с рацией – единственным средством связи с дежуркой – благополучно отбыла по другим нуждам. Приходилось либо терпеливо ждать среди снегов в лютый мороз или в луже под проливным дождем, или в вонючем подвале расселенного дома; либо посулами и лестью удерживать при себе свободолюбивого водителя вместе с машиной до конца осмотра, вопреки желаниям дежурной части. Эх!..

Но трубку он послушно отключил.

Тихо щелкнул дверной замок – это вернулся с гулянки мой гривастый отрок. Проходя мимо кухни, где заседал наш штаб революции – вполне невинно, за чаем с конфетами, Хрюндик заглянул внутрь и светским баском поприветствовал нас:

– Добрый вечер.

Выполнив таким образом долг вежливости, он удалился к себе и плотно прикрыл дверь.

– Кто это? – обалделым шепотом поинтересовался Синцов.

Мы с мужем хрюкнули.

– Сыночек это наш, – пояснил Сашка.

Синцов уставился на него.

– Это… кто? Какой сыночек?

– Один у меня сыночек, – вступила я. – Гошей зовут.

– Гоша?! – поразился Синцов. – Гошенька?…

Он чуть приподнял ладонь над столом, примеряя, какого росту должен быть мой сыночек, и заглянул под нее. Наверное, по его прикидкам, получалось, что Хрюндик еще должен пешком под стол ходить. Он как-то не учел, что, пока он боролся с маньяками, время на месте не стояло, дети вокруг росли и выросли, да и мы все тоже не помолодели.

– Он же вот такой должен быть? – Синцов все еще заглядывал под свою ладонь, держа ее в полутора метрах от пола.

– Андрюша, ты когда его видел в последний раз? – поинтересовалась я.

Синцов призадумался.

– А когда по Васечкину работали, помнишь? Тринадцать эпизодов, введение посторонних предметов в полости тела. Лицо жертвам подушкой закрывал. – Синцов мечтательно прикрыл глаза. Понятно, он время исчисляет не годами и месяцами, а периодами от одного маньяка до другого.

– Да ладно, ты что, с тех пор у нас в гостях не был? – усомнилась я.

– Вроде был. Но он, – Синцов покосился в сторону комнаты ребенка, откуда уже понеслось какое-то компьютерное уханье, – спал, наверное…

– Наверное, – успокоила я его.

Мы еще поболтали о пустяках, забыв про непонятки с биологией по маньяку, но Синцов то и дело крутил головой, отказываясь верить в то, что маленький лапочка Хрюндик вымахал в дяденьку повыше его самого и басит с ним в октаву.

– Знаешь, Маша, – прошептал он мне доверительно, когда Сашка отлучился куда-то из кухни, – я до сих пор про себя думал, что я молодой и борзый… Могу питаться шавермой на улице, спать в кабинете и бегать по лестницам на осмотрах и обходах… А я-то на самом деле – уже старый и облезлый, как мой кабинетный диван. Представляешь, со мной ребята работают – дети тех, с кем я в дежурке начинал! Уже второе поколение в розыск пришло. Ужас! А мне-то куда деваться? Я прямо как анахронизм, у всех торчу бельмом…

– Андрюшка, – я не смогла сдержать улыбки, – это тебя мой отпрыск на грустные мысли о бренности навел? А ты вообще помнишь, сколько тебе лет? Ты дни рождения свои отмечаешь?

– Если поздравит кто, отмечаю, – буркнул он. – Но лучше не думать.

В душе я была с ним согласна. Лучше не думать про то, сколько тебе лет, и особенно про то, сколько воды утекло с тех пор, когда мы и впрямь были рысаками.

Вернулся Сашка. Бросив на нас с Синцовым проницательный взгляд, он не стал лезть к нам в душу. Просто вытащил из загашника какой-то приличный коньяк (из чего я сделала вывод, что мне в этом доме выпить не предложат), плеснул себе и Синцову и поставил на плиту медную турочку с кофе. Правильно, после чая для всех – наступило время сугубо мужского десерта. Все, как в лучших домах… А я пойду мыть посуду.

– Андрюха, – небрежно спросил мой муж, не спуская глаз с кофе, – а что это он в секс-шоп поперся? Если это, конечно, он, тот самый?

Синцов оживился. То ли благословенный напиток в пузатом бокале наполнил наконец его душу умиротворением, то ли сытная пища начала перевариваться и оттянула на себя энергетические ресурсы, кто его знает. Но по глазам его, по ленивому покачиванию бокала, по спокойному любованию тем, как коньяк маслянисто омывает тонкое стекло, понятно было, что с ним уже можно без опаски разговаривать на любые темы, инфаркта и истерики не будет.

– Саня, это ты для поддержания разговора интересуешься? – уставясь в бокал, негромко проговорил Синцов. – Не знаешь, что ли? Или притворяешься?

– Ну, кое-что предполагаю. Но жажду выслушать компетентное мнение.

Синцов усмехнулся, не отводя глаз от золотого блика в коньячном озерце.

– Маша, что ж ты мужа не просвещаешь? О чем вы, интересно, говорите в постели долгими зимними ночами? Неужели не о об ужасных преступлениях и не о злодеях с кровавыми руками? Не верю.

Я фыркнула. На самом деле Синцов прямо в точку попал. Но ни ему и никому другому тоже я признаваться в этом не намерена.

– Ну, тогда слушай, – он крутанулся на стуле в Сашкину сторону, хотя продолжал упорно гипнотизировать взглядом бокал. Посылал ему, что ли, мысленные импульсы – чтоб коньяк в нем не кончался?

– Преступления он совершает в особом эмоциональном состоянии, на подъеме. И в этот момент находится во власти своих инстинктов. И любое свое действие считает оправданным и необходимым. А позже, когда эмоции гаснут, он уже по-другому оценивает содеянное. И ужасается. И понимает, что сам остановиться не может, значит, надо, чтобы кто-то его остановил.

– Ага. – Сашка снял с плиты кофе, ловко разлил по чашкам (две чашки, как и два бокала, конечно, я кофе не пью, равно как и коньяк, и муж об этом знает, но все же существуют приличия, черт подери). – Хочет, чтобы его остановили, но прямо попросить об этом не может, да?

Он присел за стол, они чокнулись коньяком и выпили. Надеюсь, за мое здоровье. Я откинулась на стуле, балансируя на двух ножках с риском для жизни, и прислонилась к стене, но даже эти мои акробатические упражнения не заставили отвлечься и обеспокоиться за меня. Интересно, кто тут следователь, я или доктор Стеценко (вопрос риторический)?

– Ну да, – продолжил Синцов. Все-таки он здорово вырос как специалист с того времени, как бросил заниматься банальной организованной преступностью и переключился на маньяков. – Поэтому и подает завуалированные сигналы бедствия. Он ведь мог просто заглянуть в любой секс-шоп, правильно? И выбрать, что понравится? Но ему зачем-то понадобилось звонить и вопрос задавать такой, чтоб внимание привлек и запомнился. «Есть ли что-нибудь, чтобы не насиловать малолетних»…

– Послушай, Андрей. – Сашка выглядел по-настоящему заинтересованным. – А может, это вовсе не мольба о помощи? А, наоборот, бравада? Нервы он себе щекочет? Ведь если он осознанно сформулировал такой вопрос, то ведь не мог не понимать, что его там могут ждать с милицией, а?

Я напряглась – не дай бог, мы вернемся в начальную точку и сейчас снова прозвучит горестное синцовское заклинание про охранные структуры, но Андрей только качнул рукой, взметнув остатки коньяка в бокале, и грустно усмехнулся:

– Может, он в милиции работает, сукин сын? И знал прекрасно, что никто задницу не оторвет, даже попроси он мешки для упаковки расчлененного трупа?

– Вряд ли, старик. Это слишком. Тогда уж проще было в дежурку РУВД позвонить с тем же вопросом.

– Но при этом он так ничего в секс-шопе и не купил, – грустно отметил Андрей.

– Ничего не глянулось? Или маленький ассортимент?

– А черт его знает! Может, и прав ты, он звонил и приперся потом туда, только чтобы нервы себе пощекотать. В понедельник надо идти туда со следователем, допрашивать продавщицу, что она ему предлагала и какая была реакция.

– А почему в понедельник? – вмешалась я. – Завтра еще только воскресенье.

Синцов поднял на меня глаза, полные мудрой тоски пожившего на свете аксакала.

– Да что ты, Маша. Дай бог следака в понедельник выманить из насиженного кабинета! На коленях придется стоять. Будет ведь клянчить, чтобы я ему девицу притащил за шкирку, потом начнет ей грозить, сломает контакт и в итоге запишет три строчки ерунды, которой место в корзине.

– Андрюша, ты утрируешь, – усомнилась я. – Тебе сейчас все кажется слишком мрачным по причине плохого настроения.

– Да что ты, Маша, сейчас у меня настроение лучше некуда, – горько усмехнулся он. – Избавляюсь от иллюзий, пора уже.

– Каких иллюзий? – не поняла я.

– Таких. Пока я работал с тобой и Горчаковым, я наивно верил, что в прокуратуре все такие. Этот наив мне дорого обошелся. Ладно, проехали. Вот интересно, откуда он телефон этого секс-шопа взял, а? И почему именно туда звонил, живет он рядом, что ли?

Тут я отвлеклась от их беседы. Не может быть, чтобы Андрей не спросил девушку из секс-шопа, где можно получить их телефон. Мне уже было понятно, что ближайшие дни Синцов потратит на обход всех магазинов интимных товаров в городе, чтобы выяснить, не звонил ли туда кто-либо когда-либо с подобным интригующим вопросом об ассортименте. И не приходил ли некто с приметами, названными умненькой продавщицей с улицы Восстания. И в зависимости от собранной информации Синцов будет определяться с территорией, к которой имеет притяжение этот загадочный злодей. И конечно, он прав насчет того, что продавщицу надо допрашивать не в кабинете следователя, а по месту работы: чтобы сразу посмотреть своими глазами, что она ему предлагала. А потом логично прямо сразу и протокол осмотра всего этого добра составить, с фотографиями. Не исключено, что при случае специалисты смогут из собранной информации вытянуть что-нибудь дельное для составления психологического профиля злодея.

Перебрав в уме свои скучные дела (пара пустяковых взяток, превышение должностных полномочий, разбойное убийство, два старых мафиозных «глухаря», загубленных на корню великими деятелями из горпрокуратуры, и скинутых в наш район, как в помойку, – тьфу, даже вспоминать не хочется), я загрустила, прекрасно понимая, что эту «вкусную» серию мне никто не даст. А если кто и даст, то руководство не слезет с меня по тем делам, что уже занимают мой сейф, а в эту серию надо погружаться с головой, иначе толку не будет. Вот так всегда: кому-то увлекательные и перспективные криминальные загадки, а кому-то унылая рутина из пожухлых «корочек».

Так я себя жалела и переживала, и сознание мое включилось лишь на кодовое слово, вернее, фамилию: «Горчаков». Заслышав ее, я встрепенулась, пытаясь понять, не вынашивают ли два эти ренегата коварных планов по приобщению моего друга и коллеги Алексея Евгеньевича к сему козырному расследованию. С них ведь станется: сначала баранину сварили, потом коньяком обошли, а в конце концов увели дело из-под носа. Как говорит наш общий знакомец Кораблев, сначала конфетка с ромом, потом ром с конфеткой, а потом бабушку убил.

Но нет, они просто перемывали косточки знакомым, в том числе и Лешке. Помянули все его последние романы, обсудили, с тонким психологизмом, сначала причины его патологической любвеобильности, потом – причины его патологического матримониального постоянства, отметив, что ни одной юбки Леша не пропустит, но из дому в пампасы совсем уж не рвется, как-то совмещает. И Ленка может быть уверена, что ее муж никогда не бросит. Хотя в последнее время я что-то не слышу про его романы; зато дела семейные у него с уст не сходят. Теперь он играет в Папу с большой буквы. Активно взялся за воспитание деточек, наверстывает упущенное за долгие годы следственной лямки.

Под монотонные речи мужчин я выглянула в окно. На улице уже совсем стемнело; и Синцов тоже посмотрел в окно, а потом на часы и потянулся.

– Спасибо вам, ребята. Вернули к жизни. Уже опять чертовски хочется поработать.

Мы с Сашкой понимающе улыбнулись, и я боднула Синцова в плечо.

– Может, останешься, Андрюша? Чего тебе тащиться через весь город на ночь глядя? Вот-вот мосты разведут.

– Ну, теперь для таких, как я, всегда есть вантовый. А потом, – он встал между нами и приобнял нас, сидящих, за плечи, – устал я, ребята, ночевать не дома. То в кабинете сплю. То лень на пару часов домой переться, вот и кемарю в машине… Спасибо вам, конечно, мне у вас хорошо. Но все-таки двину восвояси.

Надев пиджак и подойдя к двери, он привычно проверил в карманах наличие ключей от машины и удостоверения, а потом вдруг строго спросил меня:

– Тебе Катушкин звонит? Интересуется про убийства с отчленением голов?

Я растерянно кивнула.

– Вот и мне звонит, – сказал Синцов. – Ну, пока.

И он уехал.

А мы с Сашкой сидели в нашей уютной кухоньке, вдыхая горьковатый ночной воздух, подкрашенный тонким ароматом сваренного и уже выпитого кофе, и смаковали послевкусие мирной посиделки.

– Сашуля… Вот почему Синцов бобылем живет? Умница, симпатичный, настоящий мужик… Столько женщин вокруг неустроенных, да вот хотя бы в ГУВД у них, почему никто из них его к рукам не прибрал?

Муж отвел глаза от последних светящихся окон в доме напротив и повернулся ко мне, на губах его играла какая-то двусмысленная усмешка.

– Женщин много, говоришь? А скажи мне, какой из них тебе не жалко было бы отдать Синцова?

– Ты что?! – Я возмутилась. – Ты что, думаешь, я его нарочно при себе удерживаю? Сашка! Ты ревнуешь, что ли? Уж от тебя не ожидала, ты же умный человек! Он мне друг!

Сашка рассмеялся, уже не сдерживаясь.

– Ишь как ты разошлась! – Он притянул меня к себе, погладил по голове. – И почему я тебя так люблю? Сам иногда удивляюсь.

– Так ревнуешь?

– Нет. Я имел в виду другое. Какую из известных тебе неустроенных женщин ты видишь рядом с Синцовым? С кем ему будет хорошо?

Сашка, как всегда, попал в точку. Перебрав мысленно всех знакомых кандидаток, я вздохнула: могу поклясться, ни одна из них ему не суждена. И не в них дело, а в нем. Так что, боюсь, до конца дней Синцов обречен ночевать на чужих диванах и кофе с коньяком пить в гостях, посматривая на часы. Сейчас я испытывала к нему болезненную нежность и жалость, особенно из-за того, что плечом ощущала мягкую Сашкину спину. Мы вдвоем, и того же непередаваемого чувства теплой близости родственной души я искренне желала своим друзьям, и Андрюхе в первую очередь; пусть и у него все будет так же, как у нас с Сашкой…

Синцов позвонил мне в субботу утром, на следующий день, когда я потягивалась в постельке, щелкая пультом и скача по всем телеканалам вместо зарядки, и еще не отошла от болезненной нежности, ему адресованной. И сказал только два слова:

– Ну, Маша!

И повесил трубку.

У меня внутри похолодело. Интонация, с которой эти два слова прозвучали, а главное, эти безжалостные короткие гудки в трубке, по-моему, могли означать только одно: я чем-то так нагадила Синцову, что он даже не считает нужным со мной объясниться и навсегда вычеркивает меня из списков живущих, забыв про наше боевое прошлое, про то, что когда-то был ко мне неравнодушен, и про то, какие хорошие вещи вчера говорил мне в минуты душевного расслабления.

Выходные прошли в атмосфере мрачных предчувствий. Нехорошие мысли об отчлененных головах, предсказанных Катушкиным, перемежались с пугающими соображениями о том, чем я насолила Синцову. Мой номер он, видимо, сразу после телефонного крика души загнал в «черный список», дозвониться ему за объяснениями я так и не смогла, а потом гордо плюнула с видом «не больно-то и хотелось», но кошки на душе скребли.

Если бы я знала вчера, что аккурат после моего предложения отключить трубку ему действительно стали названивать заинтересованные лица, чтобы сообщить об очередном преступном эпизоде Скромника (как я уже успела обозвать про себя нового маньяка)! Но не дозвонились. Уехав от нас, он так до утра и не включил телефон, просто забыл, потому что никогда раньше так не делал, не оставался без связи, а тут внял моему дурацкому совету… И в результате не попал на место происшествия в те важные первые часы, когда еще можно предотвратить утрату ключевых доказательств, найти то, что через пару дней уже скроется от глаз людских, и не дать свидетелям забыть тончайшие нюансы всего, что они видели, слышали и осязали, – нюансы, которые испаряются из свидетельской памяти легко и незаметно, словно дымок от сигареты на свежем воздухе. А вместо этого он смаковал коньяк на нашей кухне и точил лясы ни о чем с двумя даже не родственниками. Но об этом я узнала только в понедельник, придя на работу и выслушав в канцелярии последние сплетни.

В принципе, у нас в районе можно даже сводок не читать, пока есть Зоя. Уж откуда она черпает всякую конфиденциальную информацию, могу только догадываться. Сама она, с загадочным видом вываливая свежайшие новости из всех абсолютно сфер – прокурорских ли, милицейских, интимно-светских, – не колется, приговаривая, что у каждого свои источники. Но учитывая, что везде – и в милиции, и во всех подразделениях прокуратуры – есть секретариат, куда, словно в Рим, ведут абсолютно все дороги и куда приходят отдежурившие следователи – сдавать наработанные материалы…

И в это утро именно Зоя живописала мне, как страдал и убивался Синцов, – как обычно, тщательно скрывая от меня, откуда она это узнала, но не забывая через слово поминать, что это по моей вине Андрей оказался информационно отрезанным от всего мира. Жестоко, в общем, со стороны старого друга. Но после всех страшных разочарований, выпавших на его долю, обижаться на Синцова было невозможно, надо понимать, что он и так деморализован и слегка не в себе, стало быть, придется исправлять положение.

Нет, мне известны, конечно, случаи, когда следователи спустя какое-то время и даже через много лет умудрялись выцепить нечто сенсационное и раскрыть на этом дело. Да чего там, я сама как-то раз, на втором году работы в прокуратуре, получив в производство безнадежное дело пятилетней давности об исчезновении маленькой девочки, которое шеф вытащил из пыльного архива перед очередной проверкой и сунул мне, чтобы было с кого спрашивать, решила, не питая никаких иллюзий, провести повторный осмотр квартиры, где видели пропавшую девочку в последний раз.