Черный кот на рояле

– Это вы про что? – Дед демонстративно закуривает сигарету и выпускает густой клуб дыма в сторону открытой форточки. Курит Володя исключительно «Лайку» – небольшие, дешевые сигаретки с еле заметным желтым бумажным фильтром. Ничего другого из курева он просто не признает. Говорит, что привык.

– А вы не догадываетесь?

– Лично я усматриваю в попытках руководства и ваших, в том числе, неуважительное отношение к офицерам. Так вот, правила субординации должны соблюдаться обеими сторонами, как об этом прописано в уставах. Вы знакомы с данными документами? Когда кто-то позволяет, пользуясь преимуществом в должности, унизить, тем более опера, я никогда молчать не буду. Если у вас с Соковым есть претензии ко мне или вы оба считаете, что оскорблены мной, могу посоветовать обратиться по команде к вышестоящему руководству.

– Ладно, Владимир Александрович, считаю эту тему закрытой.

– А зачем вы вообще личный состав собирали? Только за этим? – Ермолин откровенно злится. – Задачи нам уже поставлены, так что работать начинать самое время!

– Не только. К концу года сложилась, я бы сказал, не совсем благоприятная обстановка с раскрываемостью. Поэтому наметьте каждый перспективу на ближайший период и сегодня не позже шестнадцати часов доложите.

– А как же ваша секретная информация? – с чуть заметной иронией в голосе спрашивает Воробей. – Вот давайте на нее все вместе и навалимся.

– Еще не время, – натянуто улыбается Леня. – У меня все. Вопросы есть?

Молча выходим в коридор и идем к себе в отсек.

– Да пошли они все! – громко говорит Петр, усаживаясь за стол. – Не знаю как кто, а я пиво схожу выпью. Кто компанию составит?

Тут же подписывается Андрей Брагин и Краснов. Воробей отказывается и уходит к себе доклеивать очередную модель. Деда даже не спрашивают, поскольку пиво иначе как разбавленной мочой он не называет.

Троица быстро одевается и направляется на выход.

– Если меня кто-то будет искать, – обращается ко мне Леха, – скажешь, на территорию вышел.

– Скажу, только очень долго не расслабляйтесь.

– Да что ты, мы мигом. Туда и назад, – уже от двери поворачивается Краснов.

– Ну, давайте, давайте… – вслед им бормочу я и сажусь за свой стол.

«Да, повезло сегодня, слов нет. Все вечерние планы накрылись, так сказать медным тазиком. Сейчас первым делом надо отменить все аудиенции. Так ведь не поймет, обидится. Звонить поздно, девушка она дисциплинированная и к тому же отличница – уже в институте. Дождемся вечера».

Переключаюсь на Деда. Он разложил на столе папки с делами и пишет. Главное отличие от нас, молодых, в том, что Володя никогда не запускает «писанину», такую ненавистную для нас всех. Любую свободную минуту он уделяет именно ей. Поэтому он частенько подсмеивается над нами, получившими «втык» на очередном совещании за не вовремя представленные материалы, отчеты и сообщения и, покуривая, усмехается, когда я целый день напролет не вылезаю из-за стола. В этот момент он может предложить куда-то выйти и вкусить благородных напитков за его счет. Короче – издевается. Обычно я без злобы посылаю его куда подальше. Дед улыбается и остается на рабочем месте.

Мне надо идти в дежурку и забирать оттуда заявителя, чего именно сейчас страшно не хочется. Скорее всего, это очередной «глухарь», укрытый материал. Затем наступит пора прятанья за сейфом от назойливого заявителя, желающего узнать судьбу его дела, вздрагивания при одном только упоминании прокуратуры и т. д. Ничего не поделаешь – такова политика и правила, придуманные не нами, но которым мы, рядовые исполнители, обязаны придерживаться.

Оттягивая момент, решаю пристать с разговором к Ермолину. Авось в процессе Дед выложит что-то умное, подскажет, наконец…

– Саныч?

– Чего тебе надо? – отрываясь от важного занятия, спрашивает меня Дед. Спрашивает спокойно и безразлично.

– Да вот, хотел посоветоваться…

– По заявителю этому?

– Да вроде нет, с ним-то все ясно: заява, объяснение и материал под жопу. Все просто.

– Смотри, как Галевич заговорил, – бурчит Володя и вновь приступает к письму.

– А что делать? Ты же слышал, как по Воробью проехались?

– А не бери в голову. Поговори с мужиком по-человечески, а там видно будет. Ведь на нем ничего не кончается. Как были «глухари», так и будут. И никуда от этого не денешься. Знаешь, с чем я иногда сравниваю нашу профессию? – Дед откладывает ручку и снимает с носа очки. – С альпинизмом! Да, с альпинизмом! Представь себя у подножья горы. Она высока и неприступна, а верхушка покрыта снегом и туманом. Чувствуешь, как у нас.

Володя достает «Лайку» и закуривает.

– Вот прибыл ты, к примеру, на место происшествия. Вначале ничего не ясно. А если это не установленный труп? Тогда поначалу вообще свет туши. Вот и начинаешь потихоньку прощупывать, зацепки искать, свидетелей – свою базу устанавливаешь и опрашиваешь. Факты, на первый взгляд, малозначительные, анализируешь, выстраиваешь из них версию, ту цепочку-веревочку, вдоль которой идешь к цели. Так и у них. Я, конечно, этим делом не занимался, но представляю нечто похожее. Наверняка в первую очередь разведку проводят и базовый лагерь разбивают. Потом маршрут намечают, крючья всякие в камень вколачивают, тросы натягивают. Видишь? Все сходится.

Дед оставляет окурок в пепельнице и тут же достает еще одну сигарету.

– Затем по цепочке добытых фактов и доказательств подбираешься к нему, с кем очень хочешь встретиться. Но может случиться и так, что не на ту веревочку положился и она обрывается, а ты летишь вниз. И все начинаешь с самого начала. У них – альпинистов – это обычно заканчивается большими проблемами со здоровьем. Но вот потянул ты другой «конец». Чувствуешь, он натянулся и провисать не собирается. Тогда, собрав силы, тянешь на себя. Обязательно попадутся на пути препятствия различные, за которые цепляться будет, но это мелочи. Перед тобой вершина, пик, на который должен взойти. И вот, преодолев все, ты там наверху. «Ласты» мерзавца скованы сзади, он безоговорочно признает поражение, и ты торжествуешь. Нет, просто кайфуешь! Ты победитель! Герой!

– Но надо опускаться. Если чуть притормозил, то обязательно помогут занять подобающее положение на земле и указать на новый объект восхождения. И так без конца. Но тебе все равно, потому что все это вошло в твою кровь, стало вторым «я». Ты опер, а ОПЕР не профессия, а состояние души. ОБРАЗ ЖИЗНИ! А иначе нельзя. Работать не сможешь. Вернее, потрудишься чуток и на другое непыльное место слиняешь. А если на всю жизнь себя связать, то это именно то, о чем я толкую. Вот так-то. Если дойдешь до этого сам, значит, будет толк, а нет – меняй профиль службы. Многие этому не верят. А зря! У подводников, летчиков такая же точно ситуация.

Дед кладет давно затухшую сигарету в пепельницу и вновь переключается на бумаги.

– Иди, работай, не мешай, – ворчит он и углубляется в свои дела.

Пора приглашать заявителя. Я беру трубу местного телефона.

– Альберт! Это я. Если не трудно, задержанного ночью мужика ко мне доставь.

– С превеликой радостью, – отвечает Поляков. – Сейчас лично притащу.

Глава 4

В кабинет без стука заходит Альберт и пропускает невысокого мужчину лет тридцати пяти. Тот переступает порог и боязливо останавливается у двери.

– Вот, принимай клиента, уже дозрел, – шутит Альберт, слегка подталкивая его в спину.

– Спасибо, извини, что побеспокоил, – благодарю Полякова и вместе с ним выхожу в коридор.

– Личность установили?

– Вроде да, по крайней мере я уверен – не врет. Еще утром связался с «Компрессором», так вот, подтверждают его личность. Действительно, вчера в командировку на завод прибыл такой из Железногорска. Семенов его фамилия. Пробыл на заводе до обеда и отправился поселяться в гостиницу. На заводе его уже ждут. Все интересовались, что случилось.

– И что сказал?

– Да наплел, что без документов и все такое. Мужик, судя по всему, неплохой. Я ему свой бушлат на время презентовал, чтобы совсем не замерз, а то привезли в одной рубашке. Сказал им, что скоро отпустим.

– А это ты поторопился, – шучу я.

– Ну, я пошел, – говорит Альберт и выходит за дверь.

Пока не предлагая сесть, рассматриваю мужчину. Он переминается с ноги на ногу и выжидающе на меня смотрит. Милицейский бушлат без погон висит на нем мешком и смешно топорщится. Сказывается большая с Поляковым разница в росте. Под бушлатом, что особо трогательно, замечаю аккуратно завязанный яркий галстук.

Я указываю рукой на стул. Семенов пододвигает его к столу и усаживается напротив меня.

– Можно водички, – тут же спрашивает он, заметив на подоконнике графин. Я молча киваю. Жадно напившись и утершись ладонью, Семенов устраивается на край стула и, нахмурив лоб, сосредотачивается.

– Ну что, давайте познакомимся, – предлагаю я.

– Здравствуйте, – невпопад реагирует Семенов и тут же, спохватившись, поправляется: – Семенов Виктор Николаевич, – и замолкает.

– Дальше, дальше, – подгоняю его, рассчитывая как можно быстрее ввести разговор в нужное русло. Иной раз излишние эмоции и медлительность заявителя элементарно утомляют. В данном же случае никаких конкретных мер я предпринимать и не собирался. Если признаться честно, то для себя я уже решил, что вынесу постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Сейчас же предстояло подвести Семенова к мысли о том, что во всем случившемся виновен только он сам, и благополучно разойтись.

– А с чего мне начинать? – он явно «зажат» и растерян. А это уже хорошо для нашего «дела». Я позволяю себе иронизировать.

– Вот что, Виктор Николаевич, расскажите все подробно, о том, что произошло с момента приезда в наш гостеприимный город. Если мне будет что-то не ясно, задам вопросы.

Достав лист бумаги, я несколько подаюсь вперед, всем своим видом изобразив участие и готовность внимательно выслушать весь его полупьяный бред.

Семенов шумно выдыхает и, откинув пятерней с покрывшегося каплями пота лба влажные волосы, начинает говорить.

Из его сбивчивого рассказа следует, что прибыл в командировку вчера утром и прямо с вокзала отправился на завод «Компрессор», где до шестнадцати часов занимался производственными вопросами, ради которых и приехал из Железногорска. Вечером поселился в заводскую гостиницу. Приведя себя в порядок после дороги, решил перекусить и заодно прогуляться. С перекусить Семенову сразу очень повезло, так как в непосредственной близости от гостиницы имелся известный всем аборигенам «гадюшник» под нежным названием «Мороженица “Снежинка”». Выпив пару стопок коньяку и увидев одиноко сидевшую за соседним столиком девушку, взыграл гормонами и распушил хвост. Затем последовало классическое в таких случаях продолжение банкета: льющееся рекой шампанское, цветы, недвусмысленные предложения посетить «номера», кокетливые отказы и томные многообещающие взгляды. Разумеется, денег не экономил в предвкушении более тесного знакомства. Как и полагается по классике жанра, о которой очень любит порассуждать Воробей, откуда-то появился приятный молодой человек – бывший одноклассник Валентины (так звали пассию Виктора Николаевича). С ним тоже пили за дружбу, за любовь, за наш замечательный город. Получилось так, что «нализался» наш Ромео основательно и перестал осознавать реальность. И вместо того чтобы ползти к себе в гостиницу, находящуюся за углом, как истинный джентльмен, напросился провожать Валюшу, надеясь у нее и заночевать.

Его не смутило даже то, что Валин дом находился почему-то за темным, грязным пустырем, заросшим густым кустарником. Попав на пустырь, он средь зарослей потерял возлюбленную, которая куда-то мигом слиняла, оставив несчастного Семенова в гордом одиночестве. В это время промелькнувшая во мраке тень опустила на его темечко тупой твердый предмет, и наступила временная потеря сознания.

Мне была предъявлена большая продолговатая шишка. За этот довольно непродолжительный промежуток времени с Виктора Николаевича были сняты: золотое кольцо, куртка кожаная на меху, импортный замшевый пиджак, в котором находился бумажник с документами, и деньги в очень приличной сумме, которые Семенов побоялся оставить в гостинице. Очнувшись, он добрел до дороги, где стал тормозить проезжающие автомашины, и был подобран нарядом милиции.

– Это все? – равнодушно спрашиваю Семенова.

– Да, а что еще говорить? – пожимает плечами мой оппонент.

– И что, больше ничего не помните? – заранее начинаю готовить плацдарм для атаки.

– Нет.

Вот так коротко и ясно! Просто замечательно! Можно начинать. Я вальяжно отваливаюсь на спинку кресла, достаю и закуриваю сигарету.

– Мне все понятно. Никого не видели, ничего не знаете! А теперь скажите, уважаемый, как же это вы докатились до жизни такой, – с пафосом начинаю я профилактическую воспитательную работу. Ее цель в данном случае заполучить инициативу и изначально дать понять потерпевшему, что он вообще по жизни не прав. В произошедшем с ним виноват только сам и в настоящий момент отвлекает органы милиции от весьма серьезных дел.

Минуты три я высказываю Семенову все, что думаю о нем самом, его моральном облике, недостойном советского человека, а так же напоминаю про партком и оставшихся в Железногорске жене и детях. Оказалось, правда, что в партии Семенов не состоит, а с женой уже давно в разводе, что по большому счету для меня не имеет никакого значения.

Заметно, что Виктору Николаевичу стыдно. Он сидит, потупив взгляд. Создается впечатление, что еще немного моих усилий, и он в раскаянии опрометью выскочит из кабинета и скроется в неизвестном направлении. Это было бы здорово!

И тут мои сладостные мечты прерывает тихий, жалобный голос Семенова:

– Помогите мне, пожалуйста. – Гляжу на Семенова. В его глазах застыла мольба и навернулись слезы. – Помогите, – еще раз повторяет он. – Деньги и вещи, которые пропали, не мои. Пиджак и куртку мне одолжил знакомый, все-таки в культурную столицу ехал, не хотел лицом в грязь ударить, – Семенов горько усмехается, а я отмечаю, что произошло именно то, чего он так опасался. – А деньги, – продолжает Семенов, – деньги мне всем «хором» на покупки собирали. Края у нас, сами знаете, голодные. Как я людям в глаза смотреть буду? – Он удрученно замолкает.

«Да, ситуация… – размышляю про себя. Торжество такой близкой победы куда-то улетучивается.

– Чем же я тебе, друг милый, смогу помочь? Разве что справку об утрате паспорта выдать. Это всегда пожалуйста, – произношу я уже без прежнего нахальства. – Пойми сам, кого искать?

В ответ пожимает плечами.

– Не знаю я…

Вообще Семенов мне чем-то импонирует. Рассказывает все правдиво, не обходя острых углов, вещи называет своими именами. Кажется, прав был Альберт, мужик действительно неплохой, жалко. Хорошо бы, конечно, помочь, но как? Ладно, дальше видно будет. Решаю поработать с Семеновым более плотно.

– Давай все сначала, – перехожу на «ты». – Вспоминай все мелочи. Понял?

Семенов вновь все пересказывает. В принципе то же самое.

Пока он говорит, я записываю объяснение.

– Валя зашла в «Мороженицу» после тебя?

– Кажется, да. Точно вспомнил, позже. Я к тому времени успел коньяк выпить, а она взяла мороженое и села за соседний столик.

– Сможешь описать ее?

– Конечно. Невысокого роста, стройная. Мне такие женщины нравятся, – смущенно улыбнувшись, добавляет Семенов. – Она блондинка, хотя шапочки не снимала. Одета была очень прилично, в коричневую шубу. Нос небольшой, немного вздернут. Курит. На меня произвела весьма приятное впечатление, и я до сих пор не могу представить, что это она…

Вот лох ушастый! Сейчас еще слезу пустит. Его бьют по башке, раздевают зимой почти до трусов, а он про чувства.

– А кто же? – бросаю я с досадой в голосе и задаю следующий вопрос. – Валя куда-то отлучалась?

– Нет. Может быть, только по женским делам, в туалет…

– А в какое время появился ее знакомый.

– Через двадцать минут, ну, полчаса. Это после того, как я подсел к ней.

– Понятно. Что про него можешь рассказать?

– Нормальный парень. Молодой, веселый, никаких подозрений у меня не вызвал.

Еще бы. Да тебе в том состоянии все братьями и друзьями казались.

– Меня больше его приметы интересуют.

Семенов напряженно думает, покусывая нижнюю губу.

– Ему лет двадцать, может, чуть больше. Спортивный такой, высокий. Одет был, – Семенов смешно, по-детски морщит лоб, – в темную куртку.

– Как представился?

– Не представился он. Хотя вспомнил, – Семенов радостно вскидывает голову. – Андрей его зовут! Валя его по имени один раз назвала.

– Узнать его сможешь?

– Думаю, смогу.

– Кто бил, конечно, не видел?

Семенов отрицательно вертит головой.

Говорить по делу больше не о чем. Я протягиваю ему заполненный лист с объяснением.

– Прочитай и распишись.

Семенов очень быстро пробегает глазами текст и подписывает.

В это время, как всегда, с шумом распахнув дверь, в кабинет заходит Галевич и, разместившись у окна, с безучастным видом прислушивается.

Семенов крутит в пальцах шариковую ручку и спрашивает:

– Что мне делать?

– Сейчас идешь в гостиницу. Моешься, бреешься, короче, приводишь себя в порядок. Одежда запасная есть? Вот и хорошо. Переоденься и прямо на завод. Особо никому не распространяйся. А вечерком после семи подойдешь ко мне. Я все равно до утра. Походим, поищем, может быть, кого узнаешь. Заодно и бушлат дежурному возвратишь. Понял? Тогда свободен.

– Прошу подождать! – вдруг перебивает меня Галевич. – Ты, – обращаясь к Семенову, – выйди и посиди в коридоре.

– Что за козел? – спрашивает меня Галевич, встав напротив и запустив руки в карманы брюк. Это его любимое слово, которым он нарекает не только абсолютно всех задержанных, но порой свидетелей и потерпевших мужского рода, когда их настойчивость в поисках справедливости кажется Галевичу назойливой. К женщинам употребляется более мягкое и ласковое – коза, овца или другое домашнее рогато-копытное женского рода, известное ему.

Я коротко объясняю суть дела. Узнав все пикантные подробности, а так же то, что Семенов залетный провинциал, Галевич рекомендует гнать его из отделения милиции поганой метлой. И не просто, а так, чтоб дорогу сюда забыл.

Сославшись на полное отсутствие опыта в подобном ответственном действии и личном неприятии подобного метода, вежливо рекомендую Галевичу осуществить собственную идею лично, ибо по занимаемой должности я не вправе запретить ему общение с заявителем.

Приглашаю Семенова зайти. По душевной простоте Семенов пытается вновь приземлиться на стул, где сидел прежде, но нарывается на пронзительный визг Галевича.

– А ну встать!

Даже спокойный как танк Дед от неожиданности вздрагивает и неодобрительно кашляет.

Семенов вскакивает как ужаленный и, ничегошеньки не понимая, таращится на меня и Галевича. То, что услышал он в следующее мгновение, трудно поддается описанию. Тут было все. И насмешки, и угрозы посадить на пятнадцать суток при очередном появлении Семенова хотя бы вблизи отделения милиции, и смакование любимого слова Галевича, преподносимого им в разных сочетаниях и интонациях. В заключение было предложено как можно быстрее сматываться из нашего славного города, во избежание крупных неприятностей.

Выпустив пар, Галевич с гордым видом удаляется. Семенов стоит, как оплеванный верблюдом, пытаясь переварить полученный объем информации.

– А это настоящая милиция? – испуганно почему-то шепотом спрашивает он, обращаясь ко мне.

– Еще какая настоящая, – успокаиваю бодрым голосом, – наша, народная. Ты вообще-то не бери в голову, это просто была шутка. Ну, захотелось ему пошутить. Он начальство, ему можно.

Заметно, что моя скороговоркой высказанная ахинея действует на Семенова успокаивающе.

– Значит, так, все, как договорились, остается в силе, после семи жду. Если меня не будет на месте, подождешь в дежурке. Дежурного я предупрежу. Ну ладно, иди. Хотя постой, – уже на выходе торможу Семенова. Достаю из шкафа еще имеющую сносный вид старую куртку Петра.

– Надень, до гостиницы дойдешь. Вечером отдашь.

Семенов с благодарностью смотрит на меня, быстро переодевается и уходит.

Ну что ж, подождем до вечера. Если будет время (что на дежурстве маловероятно), проскочим быстренько по злачным местам, конечно же заглянем в «Снежинку», хотя вряд ли там кого найдем. Не законченные идиоты они в конце концов, чтобы в ближайшее время там появляться. Придется этому посвятить несколько вечеров, а там гляди, Семенову все это надоест до чертиков, командировка закончится, уедет он в славный город Железногорск. Пройдет время, которое, как известно, лечит, и будет вспоминать Семенов о необыкновенных своих приключениях лишь с грустной улыбкой. А если говорить серьезно, то даже зарегистрировать заявление как положено при таком раскладе Соков не позволит. Так что отбивать заяву все равно придется не кому-то, а именно мне, поскольку злополучная «Снежинка» – моя «зона».

Судя по обстоятельствам, ребятки действуют довольно слаженно и дерзко. Это не местный контингент прежде судимых и просто гопников. Этих я практически всех знаю в лицо. Между тем определенное притяжение к району есть наверняка. Очень уж быстро собрались все в кучу после Валиного звонка. Почему они так явно «светились» перед потерпевшим? Да потому, что знали, что он приезжий, и опознавать их через некоторое время будет просто некому. В случае возможного задержания признаются, что да, пили вместе, но «никого пальцем не трогали, гражданин начальник, и что случилось с этим замечательным, щедрым мужиком нам неизвестно». Вещи уже наверняка где-то скинули.

Что же получается? А получается «глухарь» на конец года, еще более опускающий и без того не радующие показатели раскрываемости. В этом случае единственный выход, не поднимая лишнего шума, вести собственное расследование конфиденциально. Семенов вроде проникся ко мне доверием и наверняка необдуманных шагов, не посоветовавшись со мной (а больше ему и не с кем), предпринимать не будет.

Стоп! Как же я забыл! Воробьевский материал, за который он утром на сходке получил от Михалыча по всей программе – очень даже похожий случай. Кстати, потерпевший там до сих пор находится в больнице и тоже удар сзади по голове. Воробей сейчас на месте, надо бы с ним, пока не ушел, пообщаться.

Глава 5

Не откладываю дело в долгий ящик и… нос к носу сталкиваюсь с Воробьем.

– Воробей, надо бы подалдонить.

– Давай чуть позже, сейчас никак не могу. – Он явно торопится.

– Куда ты так резко намылился?

– Да Леха позвонил, просит подъехать быстро. Заморочка у них наметилась, вроде прихватили кого-то, – убегая, говорит Воробей.

Ладно, можно и подождать. Я возвращаюсь на рабочее место и, пока есть время, беру пример с Деда – начинаю заниматься писаниной.

Это занятие очень скоро мне надоедает до чертиков. Гляжу на часы. Боже мой, всего-то половина двенадцатого. Чтобы убить время, а заодно узнать свежие криминальные события, произошедшие с утра в районе, захожу в дежурку.

О, знакомые все лица! У стола дежурного, положив на колени свою неизменную папку, что-то пишет Костя Васильев. В углу, развалившись на стуле и болтая ногами в грязных стоптанных башмаках, нагло ухмыляется Павлик Спиридонов по кличке «Спиридон», двенадцати годов от роду. «Спиридон» – известнейшая личность, причиняющая милиции в лице Васильева столько головной боли, сколько за конкретно взятый промежуток времени при всем желании не смогла бы причинить банда рецидивистов. От невинных проделок «Спиридона» на ушах стоит весь район, где он соизволит проживать. Тут разбитые витрины магазинов и киосков, искореженные телефоны-автоматы, там дымящиеся помойки. Как Мамай по Руси, гуляет «Спиридон» по району, оставляя после себя мрак и разруху.

Ко всему прочему, Павлик был любознательным и изобретательным. Когда ему стукнуло одиннадцать лет, ему на глаза, скорее всего, попался роман А. Дюма «Граф Монте-Кристо». На некоторое время Павлик пропал из виду, испарился и все! Но рано облегченно вздохнули торгаши. День и ночь напролет, делая перерывы лишь для короткого тревожного сна, «Спиридон», сидя в подвале овощного магазина, острым гвоздем и другими подручными инструментами, скреб кирпичную кладку, проделывая путь в помещение склада.

Работая гораздо продуктивнее, чем узники замка Иф, он уже на третий день через образовавшийся пролом диаметром тридцать сантиметров упер двадцать трехлитровых банок томатного сока. Результатом осмотра дырки участковым явился сделанный им вывод, что преступник имеет низкий рост, короткие и тонкие кости, то есть является ребенком или карликом. Поскольку карлики в районе никогда замечены не были, то подозрение сразу пало на малолеток, а именно на «Спиридона», который резко ударился в бега.

Разумеется, заявление директора магазина о краже тут же легло на стол Васильеву. Костя поступил гениально просто. Под большим секретом, под честное слово о неразглашении, выяснил у директрисы, что украденный сок был старый и испорченный. Затем, узнав, что в ближайшей школе неожиданно введен карантин по кишечному заболеванию, получил списки заболевших учеников, и в этот же день наведался к ним домой.