Всё, что я знаю о любви

И сотворил Бог человека по образу

Своему по образу Божьему сотворил его;

мужчину и женщину сотворил их.

Первая книга Моисея «Бытие»

глава I, стих 27

Деньги не появились. Они обрушились плотным тяжелым потоком на голову, и сразу всё перетасовалось – дамы, короли, шестерки, тузы, а я, словно Джокер, в игре и вне ее одновременно.

За считанные недели Харьков превратился в город открытых настежь дверей. Рестораны, клубы, закрытые вечеринки, даже общественные и социальные организации стали присылать приглашения на свои до судорог скучные мероприятия. В большинстве увеселительных заведений у меня появился кредит, хотя, казалось бы, для чего человеку, способному заплатить в ресторане сразу за всех посетителей, возможность не платить даже за себя? Я не слишком размышлял над подобными тонкостями, а принял новый мир таким, каков он есть.

В новом мире вместе с деньгами появился Голос. Теперь мое слово обладало силой нотариально заверенного документа. Не зря говорят – вначале было слово. Тот, кто впервые произнес это, знал жизнь. И не был беден.

Открытые двери – сразу вход и выход. В скором времени, не выдержав вечных сквозняков проходного двора нашей жизни, ушла жена, оставив длинное письмо на обеденном столе. Я его прочел, отсканировал и вывесил на стене в блоге. А что? Отличный образец, пример всем последующим: как можно меня любить, как ненавидеть. Забегая вперед, скажу: потом были еще письма от разных женщин, но все словно под копирку. Может, они читали мой блог?

Ресторанная еда развлекала совсем недолго, через полгода я мог бы легко подрабатывать гидом в гастрономических турах по Харькову. На покупку одежды уходило еще меньше времени. Выбирал первый же магазин с понравившейся витриной, не озадачиваясь поиском, просил продавцов собрать подходящий комплект. После все «расходники» – носки, трусы, рубашки (набор на каждый день) велел множить на семь, чтобы вообще не заморачиваться. Покупки занимали не больше двух с половиной часов.

Съездил в Европу, Австралию, Америку, прокатился в Турцию, Египет, Тайланд – поездки меня утомляли. Для путешествий с удовольствием нужно быть открытым пустым сосудом, который можно медленно наполнять местными достопримечательностями. Я же оказался заполнен под завязку – собственной значимостью, деньгами, высокомерием человека, одним прыжком покорившего Олимп.

Главным развлечением, которое вызывало азарт, требовало денег, времени, вносило в ежедневную жизнь разнообразие, – стали женщины и никогда не надоедавшая мне игра «в любовь». Без этой игры общаться с женщинами гораздо скучнее, чем выбирать одежду.

С каждой новенькой я исполнял обязательную программу: презентовал длинный рассказ о себе – одиночке, искателе божественной любви, прозрачно намекая, что, кажется, сейчас, после нашей встречи, поиск окончен. Дальше следовала неделя-другая на самый лучший харьковский кофе. Легко кружил бы дольше, только дамы отчего-то уже на втором свидании выскакивали из трусиков, мне стоило больших усилий держать их в конфетно-букетных рамках. Не умеют все-таки растягивать удовольствие, наслаждаться предвкушением не умеют. Все скорей, скорей, скорей, замуж давай, замуж. Дуры.

С очередной фартовой раздачей прилетела двойка «К» – «Кайен», Кристина.

Я хотел Кристи. Кристи хотела «Кайен» и не хотела замуж. Отличное начало. Она прилагалась к машине как фирменный логотип, гарантируя спокойствие, вселяя абсолютную уверенность, что пока я верчу кайеновский руль, не нужно беспокоиться, где Кристина. Она рядом. Двадцатилетняя красотка. Брюнетка с длинными ногами, высокой грудью и чувственным ртом. Немного крупновата – большая ладонь, размер ножки не девчачий. Зато видная за версту. Единственная дочь провинциальной бляди и мотающего срок за сроком туберкулезника.

Я часто задавался вопросом: как случаются такие красивые люди на социальном дне? И каждый раз приходил к выводу – красота не принадлежит человеку, а потому надсоциальна. Ей всё равно, где быть. Случайно прорастая в самых непотребных местах, живет вечно. И если счастливый обладатель вдруг гасит божественную искру, она не погибает, скорей, находит выход, перетекая жизненной влагой в новый побег.

Любуясь Кристи, легко представлял ее родителей, тех, кем они были чуть больше двадцати лет назад: юная женщина, сверх меры наделенная даром давать, и молодой мужчина, прекрасный в своей жажде, силе, азарте. Листая страницу за страницей повесть их жизни, я видел, как в первой главе женский талант оказывался разменян на медяки легкой выпивки, кровати с мятыми простынями, жадную ласку чужих рук. Мужская линия звучала не менее драматично – всегда готовый броситься в схватку с миром бесстрашный герой, проиграл всего лишь одну битву – с собой.

Полноводные быстрые реки, что бурлили в каждом из них, в какой-то момент слились, явив миру небесный цветок – Кристину. Пользуясь шансом продолжаться вечно, красота предъявила родителям непосильный счет – покинув этих людей навсегда.

У матери Кристи забрала все качества желанной женщины – они воплотились в ее теле. Если бы я вознамерился изобразить богиню, олицетворяющую собой мои сексуальные мечты, это была бы Кристи. От папы в наследство девочка получила «тюремный» набор: редкий цинизм, бесстрашие, тяжелый настороженный взгляд человека, повидавшего жизнь со страшной изнанки, и готовность в любой момент отвоевать место на нарах. Идеальное дитя своих родителей.

С появлением Кристи другие женщины никуда не делись, но между нами появился фильтр. Теперь доступ к моему телу строго регламентировался. Я не возражал, отпала необходимость лишних трат: ни тебе кофе, ни рассказов о божественной любви. Дамы, отобранные Кристиной, одинаково красивые, с ледяными алчущими глазами, даже не особо озадачивались, кто их ебёт. Зная демонический характер Кристи, можно сразу отбрасывать в сторону затею «о выгодном сожительстве» как невыполнимую, и заняться делами насущными: скрупулезным пересчетом «палок» в купюры и обратно.

В шутку я теперь называл свое женское окружение: «Кристи Плюс».

К тому времени моя персона густо обросла свитой, что шлейфом тащилась за мной из заведения в заведение, редея к ночи, вновь уплотняясь к обеду. Вскоре чувство принадлежности к породе завладело настолько, что, казалось, стоит чуть-чуть напрячься, и вспомню родословную, начиная от кого-нибудь из Габсбургов, Рюриковичей или конунгов рода Харальда Прекрасноволосого. За деньги, думаю, можно было бы организовать и это, но мне нравятся простые пути: купил длинную, в пол, бобровую шубу и, не прошло и месяца, как весь город знал мою фамилию – Грейс.

Даниил Витальевич Грейс – значилось от рождения во всех государственных бумагах. Дэн Грейс – звучало для своих.

Привет,

имя я приобрела случайно. В начале января снежный буран накрыл с головой маленький город: ветер метался вдоль дорог, страшно злился, искал поздних прохожих, найдя, наотмашь хлестал по щекам, швыряя вдогонку белые крошки; гнул деревья, срывал провода, разгоняясь в безумии до предельных земных скоростей. Вытянутой руки не видно, только ледяной кипящий кисель.

Может быть, мама долго смотрела на улицу в ожидании отца, завороженная пляской шаманки-зимы, прижимала к горячей, отяжелевшей груди маленький сверток, внимательно всматривалась то в окно, то в меня. Домой из роддома меня привезли Снежаной.

Первое воспоминание – Cолнце. Яркое, слепящее, прямо в глаза, и только потом – звуки, запахи, приглушенное звяканье посуды за закрытой дверью, мамин голос: «Доченька, вставай».

Воспоминание о солнце тонкое, прочное – капроновая нить, на которую легко нанизать все истории моей жизни, как разноцветные бусины.

Первая.

Первая и единственная. Принцесса. Даже не помню, были ли зимы. Только солнце. Белобрысая девчонка в желтом сарафане с утенком на груди – мама вязала. Были ли люди, которые не любили меня тогда – не знаю. Я их не знаю.

Еще молодой, но в глазах трехлетки, совсем старый, сосед дедушка Митя с балкона пятого этажа на нитке спускает привязанную шоколадку.

– Мальчики, отойдите, не прыгайте, я и так с вами поделюсь! – на полном серьезе пытаюсь командовать мальчишками, самому младшему из которых я по плечо.

Высокий Ромка хватает шоколадку первым и убегает, дед Митя с балкона грозит пальцем: «Ну-к, отдай, стервец, выйду – уши надеру!». А я рыдаю на весь двор.

Дед Митя умер в пятый по счету день моего рождения. В нашей «двушке», разгоряченная праздничным событием, ватага дворовых детей хватала с большого блюда именинный пирог, усиливая тишину в квартире за соседней дверью, с завешенным простыней зеркалом в прихожей. И больше никаких шоколадок на нитке.

Идем с мамой в магазин покупать чешки для занятий танцами, катимся с горы прямо на попе. Снег пушистый, теплый, даже слегка горячий, обжигает щеки, шею, забираясь под туго закрученный шарф. Город, словно новогодняя елка, мигает огоньками, как гирлянда. Я восхищаюсь огромными сияющими звездами, что лежат прямо на кронах деревьев. Через несколько лет это будет одним из первых больших разочарований – огромные звезды окажутся уличными фонарями, и настоящие звезды не выдержат конкуренции.

Обязательная музыкалка, прежде обожаемое, потом ненавистное фортепиано. Лимон в большой кадке у окна. Отец по утрам встречает улыбкой:

– А кто тут к нам с мамой приполз?

– Это я, Снежка, доча твоя!

– Ты не доча, ты заяц ушастый!

– Нет! Нет! Я доча! – так весело доказывать отцу, что я его дочь, и вовсе никакой не заяц.

Бабушка заглядывает в комнату: «Хватит баловства, завтракать вставайте!»

Бабуля только делает вид, что сердится, никто её не боится. Еще полминуты, пока дверь в кухне не закроется, слышно ворчание: «Вначале скачут, потом плачут!»

Мы с папой еле сдерживаем смех, я не выдерживаю, хихикаю ему в шею: «Фу, ты колючий!», и обнимаю, крепко-крепко.

Он так и не смог полюбить меня другой – принять взрослой, такой же свободной. Мама тоже это знала. В день похорон отца, в маленькой часовне на кладбище, подошла ко мне со словами: «Он любил тебя, сильно, просто никогда не говорил это».

Вот она, формула нелюбви: он любил тебя, сильно, просто никогда…

Что еще тебе рассказать?

Твоя С.

Пока я наслаждался новой жизнью, всем тем, что могут дать деньги, производство росло, первоначальные вложения умножились в несколько раз. Вернул долг отцу – много больше, с процентами, которые значительно превышали тело небольшого, «поддержать идею», кредита. Теперь все – еда, одежда, жилье, путешествия, женщины, – все падало в руки совершенно без усилий, изо дня в день, изо дня в день.

В то время меня стало посещать странное видение – будто жизнь моя началась на высокой горе, такой высокой, что весь мир расстелился у ног, а я постоял на вершине, огляделся, вдохнул холодящего душу воздуха, расставил руки в стороны и, не страшась, побежал вниз. В любой момент времени, стоило прикрыть глаза, тут же оказывался наверху, каждый раз испытывая детский восторг – в предвкушении, задыхаясь от счастья и смеха, делал шаг.

По сравнению с этим чувством все остальное меркло, казалось пресным и не живым. Именно тогда появился вопрос: можно ли купить радость? С каждым исполненным желанием радость становилась все более дефицитным товаром.

Не отставая от меня ни на шаг, чуть слышно цокая копытами, волочился за мною, как тень, мой дьявол – скука. Чувствуя затылком его присутствие, хотелось, спугнув мелюзгу, крикнуть: «Мне скучно, Бес!». Но даже такой перфоманс выглядел унылым плагиатом. И я страдал, не понимая:

– Где живет Радость? Скажи?! Откуда это богатство у людей?

Мой демон, мельком взглянув на любую затею, не дав ей расцвести, наполнить смыслом жизнь, цедил на опережение:

– Ску-ко-та.

Мой дьявол – скука.

Через пару лет день начинался с усилия, необходимого для того, чтоб обнаружить в себе хоть искру желания, которое помогло бы подняться с постели. Всё, чего я когда-то страстно желал, воплотилось, сбылось, или находилось на расстоянии вытянутой руки, и для этого не обязательно вылезать из-под одеяла. Можно, конечно, дальше играть в промышленника: развивать производство, вкладывать в него, создавать новые рабочие места, но предприятие затевалось исключительно с целью заработать денег на «чтоб хватало». Идея работать на нем никогда мне в голову не приходила.

Как варианты, я рассматривал постройку огромного дома, благотворительность или покупку чего-то невероятно дорогостоящего. Каждый раз спотыкаясь на простом вопросе: «Что это изменит?» У меня будет еда, одежда, жилье, путешествия и женщины – все то же самое, только на порядок дороже. Это ведь ничего не меняет. По сути.

Я был в плюсе, большом плюсе в мире внешнем, материальном, и в таком же большом минусе в мире внутреннем, душевном. Вялотекущая меланхолия трансформировалась в жесткий затяжной кризис. Теперь не только себе – никому в мире я не мог объяснить, зачем денег больше, чем необходимо? До этого момента я, конечно же, знал, что такое «кризис», но никогда не рассматривал его применительно к себе, да еще в паре со словом «душевный».

Раньше все силы уходили на выживание, закрепление позиций в социальной иерархии, на борьбу за место под Солнцем; что в это время было с душой – меня не интересовало. Но как только застолбил территорию, наполнил кладовые съестными припасами на несколько жизней вперед, голос души стал отчетливо слышен, и это, в общем, неплохо. Мне только не нравилось, что пела она исключительно грустные песни.

Бывают такие моменты, особенно в начале лета, когда вдруг кажется, будто мир хочет сказать тебе о чем-то важном, о чем-то таком, что пока невозможно понять, только чувствовать, как неясную тревогу. И ждать. В один из таких вечеров я сидел в респектабельном полумраке ресторана, утопая в диванных подушках, чувствовал приближение этого «чего-то». Какого-то непонятного случая, который все никак не случался. Коротая ожидание, ужинал в окружении свиты, из которых по именам помнил только Кристи и Джексона.

Если не ошибаюсь, Джексон был всего на пару лет младше меня по паспорту и младше на целую жизнь – по ощущениям. Он скорее был мне сын, которого я кормил, воспитывал, учил, время от времени прилюдно устраивая порку, чтоб понял жизнь. Два года назад он явился ко мне по объявлению устраиваться на работу менеджером, но не прошло и двух недель, как он приступил к обязанностям, я предложил ему место управляющего.

Без нужной квалификации, имея за плечами опыт работы грузчиком, курьером и распространителем листовок, Джексон обладал удивительными, редкими качествами в современном мире: ясностью восприятия, способностью учиться до победного конца, до тех пор, пока не начнет получаться; преданностью учителю, и не влезающей ни в какие рамки честностью. Отсутствие специального образования сослужило ему добрую службу – избавило от выученных страхов и шаблонного мышления.

Я не ошибся: Джексон оказался на редкость толковым парнем. Ему искренне доставляли удовольствие все эти «расширение дилерской сети», «увеличение рынков сбыта», «оптимизация затрат на производство», «эффективная рекламная компания». Когда я заезжал с ревизией – взглянуть, как идут дела, – он водил меня из цеха в цех, восхищенно смотрел, как на инопланетянина, который прилетел с дружественным визитом на землю, но задерживаться не собирается. Джексону нравилось чувствовать себя самостоятельным. Понимая это, я проводил основную часть визита в скромном кабинете управляющего, в кресле для посетителей.

По приезду пару часов пил кофе, который шикарно готовила обученная мной секретарша – я подарил её Джексону при вступлении в должность. Так же великолепно она делала минет и вела документацию. Потом недолго бродил по цехам, для виду давал несколько хозяйских распоряжений, обязательно отменяя хотя бы одно распоряжение управляющего – порядку необходима пара: пряник и кнут. Иногда беседовал с рабочими о пользе содержания инструментов в порядке и быстро отчаливал в места поудобнее, с хорошей кухней, размышлять в уютном интерьере о пользе денег, небрежно сунув пухлый конверт с предметом философствования в задний карман брюк.

Обсуждать подобные темы с людьми, у которых денег нет, – скучно. Рассуждения банальны, желания примитивны, но говорить о другом не хотелось вообще. Официант принес шампанское, я обозначил вектор беседы: зачем людям деньги? Попросил представить, будто у каждого есть безлимитная банковская карта, и устроил конкурс рассказа – как ею интереснее распорядиться.

Кристи, как обычно, сразу купила «Кайен» – я всерьез задумался о подарке, ее энтузиазм все больше смахивал на кайенофилию. Джексон захотел много еды и женщин; каждый присутствующий здесь мужчина хотел собственный бизнес, а потом уже еды и женщин. Стол ломился от закусок, и я с трудом подавил желание заказать еще. Подумал, что если и мучает людей, сидящих за столом, голод, то это явление точно не сегодняшнего дня.

Тощий незнакомый парень в мешковатой желтой куртке придумал купить несколько квартир, сдавать в аренду, получая пассивный доход. Даже Кристи поняла абсурдность затеи:

– Ты что, не понял? У тебя уже есть пассивный доход – безлимитная карта!

Когда приехали в гостиницу, парня с нами не было. Не поехал. Может, обиделся на слова Кристи, может, на отсутствие у него безлимита.

Если у тебя есть деньги и свита, которая за счет этих денег живет, жизнь происходит как по нотам: ни с кем не нужно спорить, чего-то объяснять, достаточно взгляда или кивка головы – лучшее место уступают тебе, женщины сами приходят в твою постель, мужчины мгновенно признают альфа-самцом, в общем, всё, что пожелаешь. Правда, счет на оплату «праздника жизни» приносят тоже только тебе.

В гостинице мы выпили рома, выпили коньяка, шампанского, сварили в кипятке джакузи огромного омара, проиграли подругу Кристи в «камень, ножницы, бумага» – не помню кому, может быть, даже мне. Утром я обнаружил застрявший в тяжелой голове осколок ночного воспоминания: бешено скачущую наездницу.

После таблетки обезболивающего, чашки двойного эспрессо и выкуренной сигареты, подробностей добавилось – полночи добросовестная девица гарцевала на мне разными способами в надежде – еще немного и я кончу. Напрасно. Кончить я не мог – был занят действительно важным, думал: «Зачем на мне прыгает юная женщина?» Зачем, Кристи? Зачем эти сытые пьяные тела, хором храпящие в шикарном, оплаченном мною «люксе»? Зачем? Неужели деньги нужны лишь для того, чтоб превращаться в животное и делать животными некоторое количество небрезгливых людей? Ведь ясно понимал, что не каждый готов за деньги лизать задницу.

Но, видимо, не напрасно выиграл наездницу – усилия не пропали даром, что-то в голове утряслось, переместилось, и полдень я встретил новой идеей переустройства мира. Своего мира.

Идея казалась проста, а потому гениальна. Я – Царь! Ну, ладно, не Царь – режиссер, а свита – театр. Кукольный театр. Послушные марионетки. Они и сейчас такие, но это прячется в тени наших отношений, на поверхности лежит декларация о свободе человека. Я же хотел поменять всё местами – декларировать несвободу, в которой основной идеей прозвучит свобода выбора.

До вечера обдумывал затею, чтоб за ужином объявить о принятом решении: я еду путешествовать. Кто хочет – может ко мне присоединиться, все оплачено и даже больше: участник экспедиции будет получать деньги на ежедневные расходы, условие одно – соблюдать простой сценарий: переодеться в костюмы, а все личные вещи оставить в Харькове, и главное – подчиняться роли беспрекословно.

Для мужчин я выбрал чёрные брюки, белую рубашку, бабочку и цилиндр, черный цилиндр – головной убор, в котором ходили джентльмены пару сотен лет назад. Для дам – белая рубашка, колготки в крупную сетку, туфли-стрипы, красный рот. И, что бы ни происходило в пути, помним – мы вместе до того момента, пока не вернёмся.

Импровизации, конечно же, будут, но эту часть я еще не додумал. Впереди почти тысяча километров пути – успею.

Кристи согласилась сразу. Подруга, бросив на нее вопросительный взгляд и получив в ответ едва заметное движение ресниц, тоже согласилась, плюс четверо мужчин. Итого – семь человек. Две машины. Один звонок в фирму по аренде машин – и через час два белых «Лэндкрузера» ожидали окончания предварительной подготовки.

В «Мэтро», в отделе спецодежды для персонала гостиниц, я быстро наполнил костюмерную моего новенького театра. Цилиндры с бабочками купил у фирмы по прокату карнавальных костюмов, только туфли девочки выбрали сами. Неудобная обувь портит женщину больше, чем возраст и дрянные любовники, вместе взятые. Пока Кристи капризничала в обувном бутике торгового центра, я зашел в парфюмерный магазин напротив, купить упаковку алой помады. Без накрашенного кроваво-красного рта женщины меня не впечатляли. До сих пор не знаю действия эротичнее, чем возможность его стереть.

Через сутки мы выдвинулись в путь.

Пункт назначения – Крым.

Привет!

Пишу тебе, как только взлетели. Очень боюсь летать. Так боюсь, что словно каменею – замираю в кресле истуканом, даже расплакаться от страха, и то не могу. Пашка старается меня успокоить: советует разглядывать пассажиров в салоне, наблюдать воочию отсутствие страха – мол, групповая терапия должна подействовать. Я наблюдаю. Вид у всех, правда, невозмутимый, будто им что-то доподлинно известно о бессмертии. Ага. Старушка у иллюминатора крестится, торопливо шевелит губами. Молится? Надеюсь, просит за всех и ее слышат. Хочу, чтоб Господь дал мне хоть каплю мужества. Девять бесконечных часов. О Боже, ангелы небесные, скорее несите коньяк!

Летим над морем. Если падать в море, шанс выжить больше? Не думаю. Знаешь, я в детстве неудачно прыгнула с метровой вышки в бассейн, больно шлепнулась о воду животом. Столько лет прошло, а из-за того происшествия так и не научилась нырять «щучкой». До сих пор страшно. Интересно, от чего мы умрем? От ужаса – до удара самолетным брюхом о воду, в момент – от удара, или позже – захлебнемся, не найдя выхода?

Градус алкоголя во мне критический, но опьянения вообще не чувствую. Пью коньяк, как микстуру, только морщусь. Под нами что-то гористо-заснеженное. Вот интересно… Хотя нет, хватит, не интересно! А все же, будет ли больно?

До посадки сорок минут, и, если мы не разобьемся на посадочной полосе, если у нас откроются шасси, не отвалится хвост, не случится «все самое страшное», короче, вполне возможно, перелет удался. Чертова аэрофобия! Если бы не страх, я могла бы получить огромное удовольствие! Девять часов в иллюминаторе – всё, что я люблю: море, горы, облака… фантастические облака, звезды и божественно прекрасный закат солнца. Эх, если бы не страх! Могла бы целых девять часов чувствовать гордость за человечество – мир, смотри, кто еще так на земле умеет? Десять тысяч метров, одновременно триста человек, через весь континент, всего за девять часов! Это всё мы, люди!

О, божимой… Мы сели… Ура-а-а!

Началось действие алкоголя. Пашка, родной… Ох… Скорее, забери меня отсюда.

Обнима…

Длинная скучная дорога из Харькова в Крым. Две полосы не самого лучшего асфальта, зажатые коридором лесопосадок. Хуже только М-05, Киев–Одесса, с ее бескрайними сельскохозяйственными видами. Тысячи вспаханных-засеянных гектаров отвоеванного у Создателя холста, поставленные на службу ненасытной человеческой утробе. Возможно, по таким дорогам интересно лететь, вдавив акселератор в пол, загоняя до пены у рта подкапотных лошадей. Не люблю. Мне нравится двигаться медленно, обозревая окрестности, сворачивать в проселки, часто останавливаться курить, пить кофе, вблизи глазеть на древние развалины или удачно собранную бензозаправку. Автострада М-18, Харьков – Симферополь, будто нарочно лишала удовольствия, позволяя водителю уснуть со скуки. Не понимаю, зачем строить такие унылые дороги. Если бы не уверенность, что лучше меня никто не водит машину, спокойно бы примостился спать на заднем сидении. И если б не Кристи.

Выглядела она шикарно: метр семьдесят пять плюс пятнадцатисантиметровые каблуки. Крупная сетка черных чулок на загорелых ногах, рубашка, еле прикрывающая высокую попу. Невозможно отвести взгляд. Вместо того, чтобы внимательно следить за дорогой и вовремя притормаживать на перекрестках, я все время хотел провалиться – хоть в вырез рубашки, хоть в глубину алого рта. Даже необходимость маневров при обгоне не стала поводом вернуть руку, что все время блуждала по Кристиным бедрам, на руль. Подруга ее, напротив, в новом образе не впечатляла, видимо, в отличие от Кристи, блядью была не по особенному строению души, скорее от скудоумия, оттого наряд делал ее пошлой, малоинтересной.

В последний момент перед отъездом к нам присоединился Вовочка. Я был не против, места в машинах хватало. Завсегдатай вечеринок с фуршетом, Вовочка промышлял массажем, в довесок к психологическим консультациям – основному, как значилось в визитках, виду деятельности. Его номер телефона частенько мелькал на бесплатных интернетовских досках объявлений – в разделах, безбожно топивших репутацию психолога-консультанта: «услуги для пар», «нежный друг для пожилой леди», «ищу госпожу».