bannerbanner
Растем вместе. С младенчества до подросткового возраста с любовью и уважением
Растем вместе. С младенчества до подросткового возраста с любовью и уважением

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 4

Структура этого племени изменилась существенно не только за последний век, но и в течение последнего десятилетия. Прежде ее формировали родные и соседи. Только подросшие дети ходили в школу – я сам пошел только в пять лет (да и сама школа появилась несколько веков назад). Сегодня многие дети посещают образовательные учреждения, не достигнув и года, а других растит на дому нанимаемый персонал – няни и воспитатели, не являющиеся членами семьи.

Эти новые помощники отличаются от прежних по двум важным пунктам: во-первых, они уже не находятся рядом с матерью, помогая ей, а заменяют ее на время отсутствия. Во-вторых, они проводят с ребенком очень мало времени.

Раньше дети богатых родителей часто воспитывались нянями или кормилицами. Эти люди обычно долгое время находились в семье, дети устанавливали с ними крепкую эмоциональную связь, возникала привязанность. В литературе XIX века мы часто встречаем образ «дряхлой няни» или «старой горничной», к которой взрослый герой обращается с уважением, у которой он просит совета.

Сегодня же, напротив, приходящие помощники, воспитательницы детского сада или случайные няни не устанавливают и не могут установить какого-либо контакта с малышом. Порой они проводят с ребенком больше часов в день, чем сама мать (если вычтем время сна), и почти всегда у них больше времени для общения, чем у бабушек. Но интенсивность связи не может быть и не является той же самой. Воспитательница в детском садике должна защитить себя от опасности привязаться к своим подопечным, иначе выпуск группы будет восприниматься ею, как потеря собственных детей. Ребенок в любом случае навсегда связан со своими бабушками-дедушками, с тетями-дядями и другими родными. С этими людьми он будет находиться в контакте (более-менее частом) в течение всей своей жизни. А воспитательница после одного-двух лет интенсивнейшего контакта полностью исчезнет из его жизни. Она не позвонит в пять лет спросить как дела, не будет приходить на дни рождения, не будет отмечать с ними Рождество.

А что же малыш? Получится ли у него так же защититься, не привязаться всей душой к своей воспитательнице? Или сильная связь устанавливается, и, расставаясь, он переживает потерю любимого существа? Я не знаю.

Так что, глядя с другой стороны, родители сегодня одиноки, и их одиночество связано с отсутствием контакта как с родителями, так и со своими ровесниками.

Практически в любой сфере деятельности новички находятся в постоянном контакте с людьми, обладающими бо́льшим опытом. Если вы поступаете на работу, хоть в адвокатскую контору, хоть в парикмахерскую, кто-то из тех, кто там проработал пять или десять лет, учат вас тому, что вам надо делать. И за всем этим наблюдают издалека те, у кого опыт уже двадцать или тридцать лет. Но родители обычно мало контактируют с теми родителями, которые старше их на десять или пятнадцать лет. Конечно, у них есть такие связи по работе или общению, но обычно воспитание детей они не обсуждают.

На эти темы родители обычно беседуют с родителями их же поколения. С теми, с кем они познакомились на курсах по подготовке к родам, с которыми они встречаются каждый день в парке или в дверях сада или школы, которые ходят в те же спортивные секции… Родителями того же поколения. А ваши собственные родители, которые растили вас двадцать пять – тридцать лет назад, воспринимаются, видимо, (и ошибочно) дико древними и не внушающими доверия. Огромная межпоколенческая пустота.

Из-за недостатка общения с теми, кто был родителями всего десяток лет назад, и недоверие к тем, кто был ими более двадцати лет, молодые родители склонны верить тому, что советует кучка друзей и знакомых в духе «так все поступают», или даже «так всегда делали». Они не отдают себе отчет в том, что родители делали все совершенно по-другому несколько лет назад, или что в других странах (даже в других районах одного города) родители делают все по-разному. Несколько примеров.


Раннее начало посещения образовательных учреждений. Есть те, кто считает, что дети должны ходить в садик, потому что только так они «социализируются», «приобретают навыки» или «начинают говорить». Я знал матерей, которые, будучи безработными, экономят на всем, чтобы оплатить садик, потому что считают, что он необходим ребенку. Видел и тех мам, которые сильно переживают, что их ребенок не получит должного развития, общего и интеллектуального, если пропустит хоть один день в садике. Есть и такие, которые ищут информацию о различных видах и формах занятий, стараются организовать обучение на дому для детей одного-двух лет. Они не знают, что сорок-пятьдесят лет назад практически никто не ходил в детский сад. Я сам, как уже говорил, пошел в школу только в пять лет. И, как видите, научился говорить, приобрел навыки (некоторые пускай и не очень хорошие, но все же навыки, как ни крути), поступил в университет. И сегодня мало кто из финских или немецких детей идет в сад раньше трех лет.


Пюре. Когда я говорю мамам, что они могут давать нарезанную кусочками еду, начиная уже с шести месяцев, что не надо размалывать еду до однородной жидкой каши, многие из них удивляются и даже пугаются. Он же подавится! Какое нововведение, никогда не слыханное, – не давать пюре! Если всю жизнь младенцы ели пюре! Так вот, нет. Я не ел пюре, как и все мои ровесники. Помню день, когда моя мама купила первый электрический миксер, как она в восторге распаковывала его детали, крепление на стену, инструкцию на трех языках, сменные ножи (один – для пюре, другой для майонеза и один специальный – взбивать белки до снежных пиков!). Я это помню прекрасно, потому что мне было семь лет. До этого она использовала давилку для картофеля с рукояткой, которая была сделана даже не из нержавейки. После каждого использования приходилось тщательно вымывать остатки, застрявшие в механизме, хорошенько вытирать насухо и смазывать маслом, чтобы давилка не заржавела. Моя мама терпеть ее не могла, она не использовалась неделями. Когда я был маленьким, конечно же, никто мне не готовил три пюре в день (и в любом случае, получилось бы не такое жидкое пюре, как в электрическом миксере, а густое). До семидесятых годов дети не ели взбитую еду, а ели порезанную на кусочки или помятую вилкой.


Ниблер – сеточка для прикорма, чтобы малыш не подавился. В нее кладут фрукт, чтобы ребенок сосал его через сеточку без опаски. Это чтобы опасный фрукт-убийца не напал на наших детей, которые могут тащить в рот все…, все, кроме еды – только этого не хватало. Я узнал о существовании ниблера года три назад от одной мамы. Видите, педиатр с более чем двадцатилетним стажем, отец трех двадцатилетних детей, и не в курсе о существовании сеточки, чтобы ребенок не подавился. Более того, я абсолютно уверен, что ее и не существовало. Как опасно было жить! Конечно, раз есть такое приспособление, чтобы ребенок не «подавился» и когда «все кругом его используют» – какой же отец позволит своему ребенку подавиться из экономии нескольких евро? Думаю, стоит мне запатентовать противометеоритный берет и ботинки против землетрясений.


Школьная столовая. Еще одно заведение, без которого нельзя обойтись. Вплоть до того, что некоторые считают, что только там ребенок может научиться есть. А сорок лет назад обедать в школе было чем-то странным, в моем классе из пятидесяти человек только пять или шесть оставались. Мы же все шли домой, ели с нашими родителями и возвращались в школу.

Возраст

В отношении этого я обладаю объективными, реальными данными. Это показывает статистика: сегодня женщины рожают своего первого ребенка в среднем в более зрелом возрасте, чем их мамы и бабушки. У этого есть свои достоинства и недостатки. Поверьте, что мне совсем не хочется говорить неприятные вещи моим читательницам, но боюсь, что тут больше недостатков, чем достоинств.

Причины этой задержки многочисленны и разнообразны, и в каждом случае причины будут сильно различаться.

Возможно, влияет надежда на долгую жизнь, увеличение ее продолжительности и качества. В прежние времена наши предки едва доживали до сорока, поэтому они не могли оставлять все на потом.

Также вполне вероятно и влияние чисто экономических и рабочих аспектов. В определенных социальных кругах «принято» сначала получить образование (а с защитой всего, что можно, образование заканчивается на два года позже, чем в мои времена, из-за последовательного увеличения учебного плана в старшей школе), окончить бакалавриат, затем магистратуру. Получить специальность. Подготовить варианты. Найти постоянную и хорошо оплачиваемую работу. Купить квартиру. И эти два последних пункта становятся настолько недоступными, потому что так мало рабочих вакансий и квартиры такие дорогие, что кажется, ты никогда этого не достигнешь. Век назад эти проблемы тревожили исключительно лиц мужского пола. Многие не женились, пока не обретали устойчивое положение. Жизнь не всегда удавалась, как хотелось, но все же имела цель. Состоявшиеся же мужчины женились на молоденьких девушках. Им-то не надо было думать ни о какой карьере. Эта ситуация обоим виделась выигрышной: он приобретал молодую и здоровую жену, способную родить ему детей. Она – ответственного и устроенного мужа, способного прокормить и защитить свою семью. Но современные пары обычно имеют один и тот же возраст, уровень образования и профессиональные устремления. Сегодня оба надеются на стабильность в жизни. Иногда до последнего момента.

Помимо проблемы трудоустройства, на отсрочку материнства, вероятно, влияют также поведение и жизненные приоритеты. За какие-то несколько десятков лет наше общество, похоже, уверовало в то, что иметь детей – не важно. Или что этот вопрос можно оставить на последний момент.

Были времена, когда «создать семью» или «жениться и остепениться» считалось основной целью в жизни человека. Я сам пошел в университет с твердым намерением найти жену и, заодно, изучить медицину. Правда, боюсь, я уже тогда был немного старомодным. Сам брак, который был по сути таинством, начал восприниматься как оковы. Дети, бывшие когда-то «благословением», стали считаться «бременем». Главной целью жизни теперь стало «реализоваться», хотя никто толком не знает, что это означает (в начале, в семидесятых годах, говорилось о «реализации как личности»). По-видимому, человек может реализоваться будучи врачом, инженером, почтальоном или парикмахером, футболистом, альпинистом или балериной, не имея при этом детей. Если заботишься, кормишь и воспитываешь чужих детей, ты можешь «реализоваться как женщина», но если заботишься, кормишь и воспитываешь своих собственных, ты всего лишь домохозяйка.

Я говорил, что повышение возраста материнства имеет как плюсы, так и минусы. Современные матери более зрелые, у них больше жизненного опыта, выше социальный статус. Им легче искать информацию и принимать свои собственные решения, быть устойчивыми к критике и давлению родственников, соседей и профессионалов. Им проще оценивать советы, которые им дают, и отвергать те, которые не кажутся им резонными.

Но с другой стороны, растет разница в возрасте между родителями и детьми. А уход за детьми требует многих физических усилий, поднятий тяжестей, ползаний по полу, бега и прыжков, ночных подъемов. Позднее, в подростковом периоде, родители все больше отдаляются от времен своей собственной юности. Из-за быстрых перемен в моде и привычках им все труднее понимать мир своих детей.

А разница в возрасте с бабушками, конечно, еще больше. Если ты стал отцом в двадцать пять, можешь ожидать внуков в пятьдесят. Тридцатипятилетние родители возможно станут бабушками-дедушками не ранее семидесяти. Мне бы не хотелось столько ждать. Из-за проблем с работой в последние десятилетия бабушки играют важнейшую роль в воспитании детей. Бабушки будущего уже не смогут быть такими прыткими. И кто же тогда займется малышами? Мы должны вернуть родителям их главенствующую роль (что потребовало бы увеличение декретного отпуска для матери или отца до двух и более лет, вместо этих смехотворных четырех месяцев, которые у нас есть сегодня. Присоединяйтесь к кампании http://mastiempoconloshijos.blogspot.com.es/).

Значительное повышение возраста материнства приводит также к проблеме роста бесплодия. Создается впечатление, что многие женщины пытаются отсрочить время до тех пор, пока не осознают вдруг, что время уходит. У нас есть народное выражение для этой ситуации: «У меня рис переварился». Довольно часто я получаю вопросы от мам, кормящих грудью своих девятимесячных или полуторогодовалых детей, которые наслаждаются этим и хотели бы продолжать и дальше. Но перед ними встает вопрос отлучения, так как месячные не приходят или потому что им надо повторить лечение от бесплодия, а им сказали (не правильно), что такое лечение не совместимо с грудным вскармливанием.

Количество детей

Было время, когда в семьях обычно растили много детей – три или четыре для начала, а часто – семь или больше. Сегодня же многие семьи ограничиваются одним ребенком, некоторые имеют двух, а трое детей – почти исключение.

Это ведет к тому, что количество неопытных родителей растет. Раньше только один из каждых четырех-пяти родителей считался начинающим. Сегодня больше половины – молодые родители. А многие навсегда так и останутся начинающими.

У детей сейчас все меньше возможностей играть со своими братьями и сестрами. Конечно, взамен они общаются с друзьями, но это не одно и то же. С братьями можно находиться постоянно, с самого утра, когда проснулся, до самого вечера, когда ложишься спать. А игры с друзьями лимитированы распорядком дня. В определенные часы многие дети остаются дома одни. Это снижает возможность социального общения и благоприятствует играм в одиночестве, занятиям на игровых приставках и компьютерах вместо групповых игр, таких как лапта или загадки и ребусы. За неимением братьев и сестер, с которыми можно играть, дети могут требовать еще больше внимания от родителей. Некоторые из них наслаждаются таким общением, а у других может не быть ни времени, ни желания. Домашние дела копятся после тяжелого рабочего дня, родители надеются, что ребенок займет себя сам. Кто-то им вдруг скажет, что их ребенок избалованный или «маленький тиран», что, естественно, вызывает только негодование и приводит к конфликтам.

Еще одна проблема: дело в том, что к первому ребенку относятся по-другому. Это имеет свои достоинства и недостатки, безусловно. Хотя родители еще не такие опытные, у них больше свободного времени, чтобы уделять его ребенку. Такой малыш наслаждается и более молодыми бабушками-дедушками, чем его братья и сестры, способными гулять, играть или рассказывать истории.

Но зачастую роль старшего брата привносит и свои особые недостатки: его родители свято верят в идеал «хорошего» и послушного ребенка, почерпнутый из телевизора, книг и народной мудрости.

В два года ты ожидаешь, что дочь приберет за собой игрушки или ляжет спать одна, и удивляешься и даже сердишься, когда она так не делает.

Когда рождается второй, уже знаешь по опыту, что двухлетки не убирают за собой и не спят одни, поэтому даже и не пытаешься. Малыша никто не будет просить убираться. А старшему уже исполнилось пять, в этом возрасте ему следовало бы не только убираться, но и мыться, накрывать на стол… Когда младшему пять, уже знаешь, что бесполезно ругать его или сердиться и что он будет всеми силами избегать таких обязанностей, как накрывать на стол и мыться. Но все еще надеешься, что старший ребенок, которому уже восемь, будет сам готовить уроки, беспрекословно слушаться и больше заниматься, например, собакой… Всегда ощущаешь себя молодым родителем с несчастным старшим сыном, от которого всегда ждешь зрелых и ответственных поступков, ведь он старше остальных. Забывая, что он ведь тоже еще ребенок.

Старайтесь относиться к своему старшему малышу так же, как и к младшему.

Стресс

Наши дети платят за последствия нехватки у нас времени или сил, за наши стрессовые ситуации. Это нечто, не имеющее быстрого решения. Но, безусловно, первый шаг – осознать, что эта проблема существует.

В конце семидесятых годов психолог из США Джон Унгер Зуссман (Zussman, Unger John) провел небольшое исследование эффекта, производимого отвлечением родителей на детей[1]. Он отобрал сорок пар братьев, старший из которых посещал детский сад при университете с трех до семи лет, а младший был в возрасте от одного до шести лет. Оба находились в лаборатории с одним из родителей (двадцать матерей и двадцать отцов, которые думали, что проводится исследование детских игр). За ними наблюдали с помощью фальшивого зеркала. Было мало игрушек и несколько предметов (полная пепельница и куча бумаг). В течение десяти минут мать или отец были свободны, и им предлагалось заниматься со своими детьми в привычном для них режиме. В течение последующих десяти минут родители должны были составлять анаграммы, меняя порядок букв в паре слов.

Во время этого занятия они демонстрировали значительно меньше положительных эмоций (взаимодействие, ответы ребенку, поддержка, стимул) в отношении старшего брата, но в то же время больше негативных (вмешательство, критика, наказания) в отношении младшего. В их поведении как бы читалось: «Я занят. Старший пусть сам разбирается, а с младшим надо перестать играть в бирюльки, и главное – сказать ему, что и как он должен делать».

Моя первая мысль по поводу этого исследования была такой: если такая простая и маловажная вещь, как решение анаграмм в психологической лаборатории, меняет нашу манеру общения с нашими детьми к худшему, как же быть с такими повседневными заботами, как заправка кровати, приготовление ужина, чтение книги, ТВ? А настоящие проблемы – работа, заботы, болезнь, собственная или кого-то из близких?

Но затем я обратил внимания на другую деталь: время – всего десять минут?! За такой короткий период родители могут сделать достаточно, чтобы успеть сравнить и изучить да и в целом – получить какие-либо результаты? Хватило ли у них десяти минут на то, чтобы поддержать, научить, урезонить и наказать?

Вот именно. Рассмотрим следующие примеры.

• Взаимная или близкая привязанность, определяемые как «проявление физической привязанности или тепла в отношении ребенка, или выражение особой радости, эйфории или энтузиазма»: когда родители не были заняты, они проявляли их в среднем 4,88 раз к старшему и 9,38 раз к младшему. В течение десяти минут, когда были заняты, демонстрация чувств снижались до 2,92 и 7,63 соответственно, снижение, которое не было статистически значимо.

• Участие в занятиях ребенка: когда не были заняты – 3,38 раз со старшим и 5,16 раз с младшим. Во время поиска анаграмм – 3,37 и 10,94 (значительный рост по отношению к младшим братьям и сестрам).

• Замечания и наказания, обозначенные как «упрекать, критиковать, ругать, наказывать или угрожать наказанием»: когда не были заняты – 0,71 раз к старшему, 0,14 к младшему. Во время выполнения анаграмм 0,32 и 0,76 раз за десять минут (значительный рост в отношении младших. В отношении старших слишком малые цифры для статистической значимости).

И я, всегда гордившийся тем, что никогда не наказывал моих детей, потому что ни разу не сказал: «Ты наказан и не пойдешь гулять/не съешь сладкое/не посмотришь ТВ»… Но если взять в расчет каждое «успокойся», каждое «Посмотри, что ты наделал», каждое «Ну, хватит уже!»…

Признаю, что изучение этого исследования стало для меня открытием. С высоты прожитых лет, с уже взрослыми детьми, теперь отдаю себе отчет в том, сколько раз за день мы общались по-плохому или по-хорошему с нашими детьми.

Родители из исследования Зуссмана ругали своих детей с периодичностью раз в каждые пятнадцать минут – полчаса. Хорошей новостью является то, что они проявляли свою привязанность почти каждую минуту, хвалили каждые две минуты, стимулировали их на самостоятельный поиск информации раз в две минуты, чему-то учили раз в две минуты. На протяжении всего детства наших детей у нас есть миллионы возможностей и достаточно времени, чтобы успеть пообщаться и научить их хорошим вещам.

Развод

(Я не буду вдаваться в технически-законодательные дискуссии. Я говорю о фактическом или правовом расставании родителей, не важно, были ли они официально в браке или нет.)

Нет сомнений, что сегодня родители разводятся гораздо чаще своих предшественников. И не только потому, что в Испании развод был запрещен. В других европейских странах, где развод разрешен уже пару веков, тоже был зафиксирован значительный их рост в конце XX века. Мы сейчас переживаем подлинную эпидемию разводов. В 2011 году в Испании было зарегистрировано сто семьдесят три тысячи браков и сто десять тысяч разводов. Если бы пропорция сохранилась на этом же уровне, мы могли бы утверждать, что разводятся две трети пар.

Знаю, то, что я сейчас скажу, не понравится некоторым моим читателям (ведь в Испании именно потому, что во времена франкизма разводиться было запрещено, мы привыкли воспринимать развод как прорыв, как завоевание демократии), но – вам не кажется, что разводов слишком много? Вижу аналогию с кесаревым сечением: никто не сомневается, что это большое достижение, что в каких-то случаях без него не обойтись, что оно спасает жизни. Но когда в стране производится не 10 % кесаревых, а 30 и даже 70 %, мы говорим, что это слишком, что проводятся ненужные операции, что помимо спасения жизней, они также вызывают проблемы. Возможно, нам следовало бы сделать что-то, чтобы попытаться уменьшить избыток разводов так же, как мы делаем что-то, чтобы попытаться уменьшить избыток кесаревых.

Развод разрушителен для детей. Американская Академия педиатрии делает следующие выводы[2]:

• Младенцы и дети младше трех лет воспринимают стресс, боль и обеспокоенность своих воспитателей; они чаще бывают раздражительны, больше плачут, возрастают страхи, беспокойство при расставании, возникают проблемы со сном и с пищеварением и регресс в развитии.

• В возрасте четырех-пяти лет дети обычно обвиняют самих себя в разрыве и в неверности, становятся более «прилипчивыми», демонстрируют экстернализации (истерики), воспринимают с плохой стороны все, что происходит в процессе развода, боятся быть покинутыми, у них все усиливается состояние кошмаров и страхов.

• Дети школьного возраста могут выглядеть подавленными или обеспокоенными, проявлять больше агрессии или истерик, испытывают неудобство в своей половой идентичности и чувствуют отверженность и предательство со стороны отсутствующего родителя. Может ухудшиться школьная успеваемость, дети страдают из-за конфликтов лояльностей и считают себя достойными наказания.

• У подростков резко снижается самооценка и самоуважения, развивается ранняя эмоциональная независимость для управления своими негативными чувствами по отношению к разводу и потере идеального образа обоих родителей. Их ярость и замешательство часто ведут к злоупотреблению алкоголем и наркотиками, плохой успеваемости, неподобающему сексуальному поведению, депрессии, агрессивности и хулиганству.

• В любом возрасте дети могут иметь такие психосоматические симптомы, как ответ на истерику, потерю, боль, ощущение того, что тебя не любят, и другие стрессовые факторы. Они могут пытаться манипулировать одним родителем против другого, потому что им нужно ощущать контроль над ними и подвергать сомнению правила и ограничения. Безусловно, они чувствуют себя виноватыми и ответственными за развод и верят, что они должны попытаться восстановить брак.

Подобные эффекты сохраняются в течение долгого времени. В Финляндии Томас Хуурре (Huurre, Tomas) с коллегами[3] опросил почти 1500 молодых людей в 16 лет и еще раз в 32 года. Только половина детей разведенных родителей имела такую возможность и поступала в университет, в два раза чаще были безработными, курили и выпивали намного больше… и сами они разводились в два раза чаще. На первый взгляд, есть элемент наследственности в разводах. Может, по причинам социально-экономическим, общим для родителей и детей, может, из-за плохого примера или отсутствия хорошего, из-за того, что детство прошло в ежедневном существовании в нестабильной семье. А может, потому что, как указывает теория привязанности, качество первых отношений (обычно, с матерью) влияет на качество других отношений на протяжении всей жизни.

Я не говорю, что это единственная или самая важная из причин, но сам факт неадекватных отношений с собственными родителями способствует тому, что в дальнейшем взаимодействие с другими людьми также будут неадекватными, включая супружество. Самый крайний случай касается тех детей, которые оказались разделенными со своими родителями.

Джеймс Расби (Rusby, J. S.)[4] в начале XXI века выделил более 700 британцев в возрасте от 62 до 72 лет, которые в детстве были разделены со своими родителями и вывезены из городов в сельские пригороды для защиты от бомбардировок. Те дети, которые расстались с родителями в возрасте от 4 до 6 лет, страдали в дальнейшем от разводов чаще, чем те, кто расстался в 13–15 лет. Могут ли так же влиять на возможность последующих разводов и другие, менее трагические, расставания, более короткие, но более частые? Или, возможно, влияет на эмоциональные расставания факт того, что твои родители были рядом, но игнорировали тебя? Я не нашел никаких исследований, которые развеяли бы мои сомнения.

На страницу:
2 из 4