С царем в Тобольске. Воспоминания охранника Николая II

– Очень, очень вам благодарен. Я переговорю с Александрой Федоровной, она, вероятно, согласится. У нас действительно недостает преподавателей. Русскую историю я преподаю сам. Я люблю русскую историю.

– К несчастью, в наших школах история преподается односторонне, и большинство педагогов придерживается шаблона. Только самостоятельное чтение дает настоящее знакомство с историей.

– Да, да. Я люблю военную историю, – перебил меня Николай Александрович. – Военная история меня всегда интересовала…

Из дальнейшей беседы выяснилось, что бывший царь действительно знал русскую военную историю, но знание его вообще истории народа было очень слабо: он или забыл, или вообще плохо разбирался в периодах русской истории и их значении, все его рассуждения в этом отношении сводились к истории войн. Могла ли такая подготовка сделать его преподавателем истории даже для детей?

Через несколько дней новая учительница, Клавдия Михайловна Битнер, уже приступила к занятиям.

– Какова подготовка детей? – спросил я ее.

– Оставляет желать лучшего. Я совершенно не ожидала того, что нашла. Такие взрослые дети и так мало знают русскую литературу, так мало развиты. Они мало читали Пушкина, Лермонтова еще меньше, а о Некрасове и не слыхали. О других я уже и не говорю. Алексей не проходил еще именованных чисел, у него смутное представление о русской географии. Что это значит? Как с ними занимались? Была полная возможность обставить детей лучшими профессорами, учителями – и этого не было сделано.

– Что же их больше всего интересует и интересует ли что-либо; может быть, в них все убито дворцовой жизнью? – спросил я.

– Интересуются положительно всем. Они очень любят, когда им читаешь вслух. А вам, Василий Семенович, должна сказать комплимент: им очень нравятся ваши рассказы о ваших странствованиях.

– Ничего особенного я им не рассказывал.

– Тем не менее, они любят слушать ваши рассказы.

– Уже по этому можете судить об их развитии.

– Что вы им рассказывали о северном сиянии, о якутах, тунгусах? Спрашивали даже, нет ли у вас описаний из ваших путешествий.

– Вы прочитайте им вслух Некрасова «Русские женщины» и «Мороз, Красный нос», – предложил я Клавдии Михайловне.

– Любопытно, какое впечатление произведут на них эти поэмы. Я сама страшно люблю эти поэмы. Завтра же это сделаю.

На следующий день Клавдия Михайловна рассказывала, какое потрясающее впечатление произвели на всех детей поэмы Некрасова.

– Как это нам никогда не говорили, что у нас был такой чудный поэт? – говорили княжны.

– Все слушали, – рассказывала Клавдия Михайловна. – Даже бывший царь и Александра Федоровна приходили. Дети в восторге. Странно… Как мало заботились об их развитии, образовании.

– Не было времени заниматься собственными детьми, окружить их здоровой атмосферой и настоящими людьми, а не царедворцами, – говорил полковник Кобылинский. – Даже обыкновенная бедная интеллигентная семья лучше обставляла своих детей. В таком возрасте в этих семьях дети гораздо развитее и образованнее.

– Но что же вы скажете, Клавдия Михайловна, о ваших занятиях? Идут успешно?

– Алексей не без способностей, но привычку к усидчивой работе ему не привили. У него наблюдается какая-то порывистость, нервность в занятиях. Что же касается Марии и Анастасии, то метод, какой применялся в занятиях с ними, не в моем вкусе, – ответила Клавдия Михайловна. – По моим наблюдениям, забота об образовании и воспитании детей была присвоена Александрой Федоровной. Николай II почти не вмешивался. Но вмешательство Александры Федоровны не всегда удачно.

И Клавдия Михайловна рассказала случай, когда после одного их таких вмешательств, совершенно неуместных, она довела Алису до слез:

– Меня так расстроило поведение Александры Федоровны, что я заявила ей о своем намерении отказаться от занятий с княжнами и Алексеем.

– Вы, конечно, не осуществите своей угрозы, – сказал я. Повышенная нервность вполне понятна в ее положении. Какая среда их окружает… Вы, Клавдия Михайловна, уже успели к ней присмотреться…

– Да, окружающие… Приходится поражаться. Сегодня на уроке Алексей спрашивает меня: «Скажите, Клавдия Михайловна, почему нас все обманывают?» – «Как обманывают? Кто вас обманывает?» – переспрашиваю я Алексея. И вот что он рассказал мне:

«Вчера вечером Владимир Николаевич (доктор) велел мне принять ванну. После ужина я сижу и жду, когда меня позовут в ванну. Сидел, ждал… до поздней ночи, и вдруг мне говорят, что ванной пользоваться нельзя: она испорчена… А сегодня утром узнаю, что вчера в ванне купалась мадам Тутельберг…».

Я была смущена и возмущена таким поведением особы, которая поехала по сочувствию к пострадавшей семье, которая не раз заявляла о своей преданности, о своем желании смягчить участь пленниц, и вдруг – такая бесцеремонность! Хотелось мне сказать Алексею: ведь это ваши любимцы, ваши придворные, а не все, как вы сказали, но воздержалась и обещала сообщить вам, как комиссару. Вы, Василий Семенович, конечно, не оставите без внимания этого случая.

– Никоим образом; иначе ведь будут думать, что я поощряю подобные гадости, издевательства.

Немедленно отправляюсь в губернаторский дом, вызываю дворецкого и мадам Тутельберг и заявляю им, чтобы впредь этого отнюдь никогда не повторялось. Мадам Тутельберг пыталась оправдываться; можно с уверенностью сказать, что она никогда не позволила бы себе подобного поступка до февральского переворота. А теперь – почему же нет. Такова придворная тактика хамства и лакейства. Как сильно была заражена ими вся дворня. А бывшие властелины были уверены в бескорыстной и чистой преданности своих рабов.

Свитская заботливость

По положению все служащие и свита жили, получая жалованье и питание за счет личных средств бывшего царя. Завтраки, обеды, ужины и чаепитие совершали они в том же губернаторском доме соответственно рангам. Доктор Боткин, граф Татищев, князь Долгоруков, графиня Гендрикова, Шнейдер, учителя, Жильяр, Гиббс обедали вместе с семьей бывшего царя (доктор Деревенко иногда обедал у себя дома). Остальные фрейлины в своей комнате, но стол имели почти такой же, как и семья Николая II. Что же касается остальных слуг, дворецкого, повара, горничных, камердинеров и т. д., то стол у них был значительно хуже и притом по рангам. Так, камердинеры Николая и Александры Федоровны питались лучше, чем все прочие, и, кроме того, им должны были прислуживать лакеи. С первых же дней пришлось лишить их этой привилегии. Любопытный обычай занесли они из дворцов в тобольское изгнание – каждый раз после обеда, завтрака и ужина прихватывать с собой узелки с провизией еще и домой. Несмотря на то, что все они питались вдоволь, каждый из них непременно уходил домой с набитым узелочком.

А повара и дворецкий обязательно делали такие большие закупки на базаре, что не только хватало всего к столу, но еще оставалось и для узелков. Тоболяне стали жаловаться на непомерную скупку продуктов обитателями губернаторского дома. Переговорив с полковником Кобылинским и выяснив, как обстоит дело с питанием – оно оказалось обильным, – я объявил служащим, что впредь воспрещается закупка продуктов с таким избытком, а главное – воспрещается уносить этот избыток за ограду губернаторского дома. Некоторые из служащих пытались было опровергнуть такое распоряжение традициями прежних времен и необходимостью прокармливать свои семьи.

– Ведь все вы кушаете досыта три раза в день. Пожаловаться на плохое питание не можете, – заявляю им.

– Какие жалобы? – соглашаются они.

– Тогда о чем же разговор?

– Жалованье маловато.

– Ну, это нас уже не касается: об этом вы должны заявить Николаю Александровичу. Жалованье вам платится из личных средств Николая Александровича, а не от казны… Кроме того, я должен всем вам заявить, что обращение с посудой весьма небрежное: бьют ее слишком много. Надо быть бережливее на будущее время. За последнее время обращение с посудой было немилосердным. Били стаканы, тарелки, чашки – и взамен разбитой хорошей посуды появлялась дрянь.

Семья Романовых. 1913 г. Сидят (слева направо): Мария, Александра Федоровна, Николай II, Анастасия; спереди: цесаревич Алексей; стоят (слева направо): Ольга и Татьяна.

Все эти указания большинству служащих очень не понравились. Многие первое время очень дулись на меня. Но это недовольство быстро рассеялось. Причиною послужили два следующих обстоятельства: во-первых, я и Кобылинский перевели всех офицеров, в том числе, конечно, и себя, на простой стол. Вначале все мы питались так же, как и Николай II с семьей и свитою, как это было в Царском Селе. Другой случай был более суровый и неприятный для придворной челяди. Из Петрограда были посланы разные принадлежности внутренней обстановки дома, занимаемого царской семьей: ковры, драпри, занавеси и т. п. Все эти вещи были высокой ценности и оказались большим соблазном для некоторых. Как-то раз утром захожу и застаю в передней суматоху, суету и споры «верных» царских слуг.

– В чем дело? – спрашиваю споривших.

– Портьеры пропали. Вчера вечером были, а сегодня утром их не оказалось… Целое утро ищем, не можем найти, – отвечает камердинер Николая II.

– Портьеры должны быть найдены немедленно. Вам было заявлено раз навсегда, чтобы отсюда ни одна вещь не выносилась без ведома дежурного офицера, – категорически говорю находившимся в передней служащим. – Если пропавшие вещи не будут найдены, то завтра совсем удалю некоторых… То у вас посуда бьется, то белье пропадает… Что это такое! Повторяю – портьеры должны быть сегодня же найдены, – и ухожу.

Через какие-нибудь полчаса или минут сорок один из служащих сообщает мне, что портьеры найдены. Прохожу на задний двор, где находится садик и огород. Там и тут бродят куры и утки. Александра Федоровна одиноко ходит по засоренным дорожкам. Подхожу к ней и здороваюсь, спрашиваю о здоровье.

– Здравствуйте, господин комиссар, – отвечает она. – Благодарю вас, здорова. Иногда болят зубы. Нельзя ли вызвать нашего зубного врача из Ялты?

– Он уже вызван. Временное правительство разрешило ему приехать сюда.

Бывшая царица опять благодарит.

– Вы любите огородничать, заниматься цветоводством? – спрашиваю ее, ибо она очень много времени проводила в этом запущенном огороде-садике.

– Мне нравится здесь… Куры, утки ходят… Какие красивые куры, совсем ручные. Погода здесь хорошая… Мы не думали… Мы думали, что здесь холодно… очень холодно.

Каждую фразу Александра Федоровна произносила с трудом, с немецким акцентом, словом – как иностранка, выучившаяся русскому языку по книгам, а не практически.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Петр Алексеевич Алексеев (1849–1891 гг.) – один из первых российских рабочих-революционеров, ткач.

2

Верхняя меховая одежда народов Севера в виде рубахи мехом наружу.