Глаз всеобъемлющий

Иосиф Гальперин

Глаз всеобъемлющий

© Гальперин И., текст, 2018

© Л. Цуканова, фото, 2018

© Издательство «Скифия», 2018

* * *

Почти полвека назад в общежитии журфака сложилась компания студентов, приехавших из разных концов страны в Москву с одинаковым желанием: писать. Кто-то не скрывал надежд на художественное слово, кто-то говорил лишь о журналистике, но каждый стремился быть точным и самостоятельным. Потому что мы ощущали себя посвящёнными. Допущенными к слову.

Мы до сих пор ощущаем единство с теми, кто жив, с теми, кого нет. Мы делились написанным без боязни быть непонятыми и без желания подладиться под чьи-то вкусы. А ценили мы одних и тех же непохожих авторов, поэтов и писателей. Ценили, но не подражали, считали, что не все еще сказано, что мы обязаны найти что-то своё. Поэтому к моде на постмодернизм оказались непричастны.

Я несколько лет назад писал о творчестве Иосифа Гальперина. Готов и сейчас повторить эти слова.

Вот, кажется, прошумел и укатил постмодернизм – и нет его на горизонте. Но мировой просцениум вряд ли будет пустовать долго. И вот стоит поэт на пороге этого мира и то с недоумением, то с презрением смотрит на беспрерывную смену вех, переживает, участвует, отвечает. С позиции мудреца, конечно, смотрит, говорит умные проникновенные вещи. Его как будто не слушают, но слышат.

Иосиф Гальперин давно в поэзии. Мне внятна его серьезная и трезвая интонация, понятна его забота – сохранять свою отражающую способность в чистоте и спокойной ясности. Что сегодня редкость. Редкость быть верным себе, своему однажды сделанному выбору. В этом качественная особенность и будущность его поэзии.

Иван Жданов

В беспробудных лесах

«…А это тень неба в тебе…»

…А это тень неба в тебе,отпечаток скрижали, тавро,оттиск двойной спирали,скрученной вечной пряхой.Ты чувствуешь только одно –холодно или тепло,да и то – неточное знание,особенно, если родился в рубахе.Тени идут по лицу,проходят, оставляя лыжню морщин.До следующего облакадотянуть бы неутолимым.Ты видишь развёртку радугбез целей её и причин.Облако выглядит богом,особенно, если лежит на Олимпе.

«Тени бабочек, тени мальков…»

Тени бабочек, тени мальков,по струящейся амальгамес двух сторон пролетают пред нами,как две эры на стыке веков.Так по ленте сетчатки летяттени будущего и былого:изнутри подымается взгляд,каждый раз рождается снова.Даже если обычная мглапоутру раздвигает завесы,ты же помнишь: рассвет интересапред тобою строчка зажгла.Не обещан успех наперёд,что завещано – сбудется вряд ли,только тень оживёт, какую найдётточный глаз на вздрогнувшей глади.

Путь наверх

Когда и луковки, и шпилиразжаловали и спилили,то потолок прямоугольныйзакрыл колодец колокольный,проход наверх заколотили –и чердаки забили пылью.Когда нас снова удивилидезабилье и изобильелетящей облачной артели,её понять мы захотели,но дирижабли-монгольфьерыв свою не посвятили веру.И только дождь струной холоднойи абрис дерева бесплотныйнам открывают путь наверх.По луже – дрожь, по морю – волны,а мы оторваны, безмолвны.Но ласточка сшивает всех.Ньюкасл – Йорк, 16.07.2010

«Месяц хмарь, двунадесятое число…»

Месяц хмарь, двунадесятое число,сотни лет – и тьма, и тьма, и тьма,снег не снег, дороги развезло –это плачет по тебе тюрьма,это вязнет на суглинке свет,это вянет на подзоле мысль,это гаснет человечий след,это грязной остается высь,как ни чисть слезами и рукой,как ни три оконное стекло –хмурой родиныгибельный покойне нарушит свежее число.

«В беспробудных лесах от Амура до Рейна…»

Андрею Сергеевичу Смирнову

В беспробудных лесах от Амура до Рейна,четверть шара земного параболой сжав,как древесного угля слепое горенье,накопилась энергия диких держав.Столько смуты не выдержать миру и Риму,и, степную гиперболу переварив,волны хаоса бились неукротимо,шли на Прагу, на приступ и на прорыв.Корчевали, потом воевали так долго,что опять зарастали осиной поля,а в степи разливались от Ганга до Волгибессловесные полчища – перекати-Земля.Не опознан, уходит пастух-земледелец.Затопив материк, повторяет водадиких предков пожар по саванне Сахейля,оставляя на дне валуны-города.Снова степь, снова лес – не написана книга,человечество спит, беспробудно молча.Зреет в тесном скиту слово архистратига,бьётся в гулкой пещере пророка свеча.Если слово горит – не нужна позолота,но под пыткой огнём безответны леса.Красной нитью свяжи торфяные болота –не проложишь подножие для колеса.Не по рылу кусок, не в обхват человекубеспросветных деревьев таёжный разлив.Переплыли когда-то великие реки –и застыли навеки, недолюбив…

«Покажи мне, где раки зимуют…»

Покажи мне, где раки зимуют,где стрекозьи личинки лежат,где, не ведая волю земную,дышат в снег носы медвежат.Запелёнута крыльев свобода,спят и когти пока, и клешни,молодь прячется на полгода,и кузнечики не слышны.Не бывает лёгкой игроюнесгибаемость метаморфоз,пусть себя под землю зароетвремя будущее стрекоз.Покажи мне – и я разгадаю,что откроет сегодняшний миг,вызревавший в подполье годамии прошедший сквозь нас напрямик.Расширяется жизни арена,в круге – завтра, сейчас и вчера,но, меняясь, неприкосновеннанеразменная эта игра.

«В любом орнаменте случайном…»

В любом орнаменте случайном –вглядись! – есть человечий глаз,как будто пристально, печальноповерхность изучает нас.Грохочет, ухает невнятно,бьёт водопадом по ушаммир, бессловесно необъятный, –спешит приблизиться к словам.Движеньем ветра и осиныдыханье прячется в груди,губами лёгкими жасминацветенье женское гудит…Не пропадает опыт дальнийна круглой маленькой земле,где человек исповедальныйв себе его находит след.Вот предок – это я сегодня! –терзает кремни для скребка,и вдаль, и вглубь летя свободно,считает близкими века,не знает, кто из них жестокий,кто был в родне исчадьем зла…Отодвигаются истокии улыбаются глаза.

На концерте Пендерецкого

Как липнет липовый цветокк листу почти такого ж цвета,на огонёк летит, жесток,дым мотыльков в разгаре лета.Притянет – и не оторвать! –намёк на родственность, приманка,метафор общая кровать,воронка, раночка, обманка.А что ж тут общего, скажи?Рожденье, зренье, умиранье.Похоже всё, что хочет жить,и на огонь похожа рана.Ты только руку протяни –к тебе черёмуха качнётся,хоть ты её не обмани,не оборви. Тебе зачтётся.

Моисей

На перечень ручьёв,и речек, и ключейготов истратить взглядлампадок и свечей.Мучительно искатьв болтливой тишинеисточники – для всех,прозрение – в огне.Прост и закрыт языккапелей или струй,но если жаждет люд,то напоить – рискуй!..В пещерной темнотесреди пустынных горрасселину рассёкпризыв, как приговор.Но жажду утоливвперёд на тыщи лет,невнятен стал ручей,и непрозрачен свет…Сквозь дёрн, среди травыв песке пробился ключ.Смешные пузырькиперебирает луч.

Митинский пруд

Потемневшим лицомвода припадает к песку,после блеска зеркальногоясность до дна.Посмотри на пруды:их вгоняет в тоскута же темень небесная,отражена.Посмотри на себя,погоди, задержись в октябре,крохи листьев сгорающихк силам добавь,бровью ивы зелёной коснувшись,лицом подобрей,опоздавшую зеленьсо снегом поздравь.

«Когда метафорический сквозняк…»

Когда метафорический сквозняксоединяет дальние значенья,как бы телеграфический столбнякидёт по полю мимо населенья,я думаю о радиоэфире –одном на всех.На всё вещанье в мире.

«Некто…»

Некторисует мирына песчаной отмели.Неудачныебыстро смахивает сам,удачныесмывает волна.

Миры

Плезиозавр,подымая утром головунад солёной водой,думать, видимо, не мог,но вполне ощущал:как хорошо!Ему повезло родиться,он видит солнце,лучшего мира нельзя вообразить.Плезиозавр вымер65 миллионов лет назад.Каждое существо,подымая утром головунад солёным океаном жизни,хоть раз да почувствует:как хорошо!Ему повезло увидеть солнце,родиться в лучшем из миров.Если бы до сих поржили плезиозавры,новых мировникто бы не увидел.

«Там, где птичья душа и собачья…»

Там, где птичья душа и собачья, –там найдётся местечко моей,у святого Франциска на даче,за границами райских цепей.Не молился, не верил в вериги,обязательства не принимал,ни одной из великих религийне был впору, наверное – мал.Недосказанный, недоучёный –я рукою махнул на него –тает мир мой, как лёд наоконныйот дыхания моего.Я не выдержал в жизни экзамен,не пришёл в человеческий вид,но душа моя льётся слезамии с Франциском святым говорит.

Реанимация

Игорю Власову

– Тронулась душа и просится наружу.Ты прости меня, сестра, но я умру.– Вот и ладно, не держи в неволе душуи не бойся гаснуть искрой на ветру.Разве ты гореть, как прежде, сможешь?Тяжело на свете жить трухой…Говорит одна, другая, ёжась,примеряет вечный холод и покой.– А не грех туда спешить, сжигая корни?– Разве прутья – это корни для огня?Мы, как ветки, к небу тянемся исконно,нас костры тревожат, пламенем маня…На клеёнках лёжа рядом, голые старухив запертой палате третью ночь.Сказки, капельницы, нянечки и духиодинаково не могут им помочь.– Ну а ты, сестра, пойдёшь за мною?– Догоню, не знаю лишь – когда.Ты не думай, я глаза тебе закрою.Только… я ещё к полёту не годна.– Будто камень падает с души, ущербный, –тело, ахнув, отпускает в путь меня.– Да, наверное, как камень у пещерыутром третьего обещанного дня…Прутики в костре реинкарнацийобсуждают Божье торжество.В склепах областной реанимациидолго не содержат никого…

Чистилище

Молнии летают у небесных врат –ножницы кривые режут путь назад,и теперь насельники кисельных береговсо споротыми ценниками – кто раньше был каков.Не понять им, бедным, нынешний расклад:в рай они попали или влипли в ад?Души бестелесные не взвесишь на весах,мысли бессловесные не помнят о грехах.И решает смелая, бедовая душа:«Я в раю, наверное, – была я хороша!»,а душа смурная ничему не рада:«Мне куда до рая! Я в районе ада».Смотрят друг на друга в парилке облаков:в бане нет отличий, в бане нет грехов,сколько вместе быть ещё?Вот оно, чистилище.

Несвязное – 1

* * *Будешь падать – подгибай колени,чтобы не удариться плашмя…Сколько ненамеренных Каренин,если поглядеть вокруг меня!* * *В доме повешенногоговорят о кресте.Значит,чужие.* * *Как пальмасреди олив –причудлив,но неприхотлив.* * *Условная цифра.Но из-за нее и наша жизнь,и древние развалиныостаются вместе в прошлом тысячелетии.* * *Я свободенот мизинца правой руки до мизинца левой ноги.Каждое утроподтверждает версию о личном бессмертии.* * *Я набью своим молчаньем томтолько для того, чтоб различать,видно ли в молчании моёмтяжкую словесную печать.* * *Здесь книги читают с востока на запад,а годы считают с начала времён.На точку отсчёта от мёртвого знакарезиновой лентой бегун возвращён.* * *Отчего же дрожишь ты, осиновый лист, –радость встречи с родною землёй?Струйки воздуха вверх, струйки воздуха вниз –пепел пляшет пунктирной струёй.* * *Носитель языка, водитель глаз,владеющий собой, как инструментом,я подошёл к окну, в окне звезда зажглась.Ну, кто из нас двоих рачок люминисцентный?

Пётр-камень

Петру Горелику

Крошились камни в поисках основ,он проверял и выбрал, что сберечь:и первый звук потом любимых слов,и новых правд невеленную речь,и тяжесть глаз, и неуклюжесть строк,и крепость жил, и теплоту в руке…Старик – скала, и целый век – как роктак долго говорить на древнем языке.Заплачено и пулей, и перомза право быть соратником друзьям.С бутылкой водки приходили в дом,глоток свободы передали нам,Борис и Дэзик, Павел, Михаил –какие собеседники в ночи!Он как архангел силу сохранили как апостол бережёт ключи.Скала судьбы стоит передо мнойи защищает силою иной.

Поэту-фотографу

Ивану Жданову

Одинокому и облако – собака,ноги в руки, по тропинке вверх.Держи-дерево навязывает драку,украшает постный твой четверг.Зрение твоё монокулярно,потому и не с кем оценитьрадуги, зеркальные попарно,горизонта бритвенную нить.Но зато поднявшийся на каменьпонял, что умеет и смолчатькровь, тебя будившая толчками,отплесками первого толчка.Звук пропал. Вершина кругозора,резкости наставшей глубина,выдержек охотничая своракадру продиктуют всё сполна.Облако легло ничком на почву,вздрагивает, высунув язык.Ничего в тебе не кровоточит,мир, наоборот, в тебя проник.

«Когда надумаешь родиться…»

Будущей Марианне

Когда надумаешь родиться,об этом ангелу шепни,он поглядит на наши лица –готовы ли к тебе они?Как первой встречи с человекомждут амазонские леса,наполнены вином и млекомзовущей жизни голоса.Как Марианнские глубины –к ядру Земли кратчайший путь,ты попадаешь в сердцевину,впервые принимая грудь.12 мая 2008 – 15 мая 2010

«Мама, холодно спать одному…»

Мама, холодно спать одному,подоткни одеяло.Перебираю невидимую бахрому.Говорю что попало.Всё пропало! Мои корабли…Жертвы больше добычи.Мама, мама, скорее меня полюби!Смотрит небо, набычась.Я в другую палату хочу.Нет, не дом, а больница!Покажите меня дорогому врачу,он не будет лениться…Знаю, мы – снова дети в бреду,есть у каждого тайна.Я с кровати своей никуда не сойду,с корабля без капитана.

Магеллан

В створ распахнутых лобных долейя прошел в океан безумья.Имбирь и перец моих кораблейне уместятся в ваши трюмы.Я беру на себя пряный груз,принимаю на грудь волны страха…Я сойду с ума – и вернусь:место занял лентяй и неряха.Если скажешь: «секстан» и «расчёт»,он услышит: «сектант» и «просчёт»,если спросишь про курс и мили,«сколько-сколько? – скажет, – промилле?»Пряный капер от запахов пьян,сеет хаос лентяй и неряха.Ну зачем секстан, капитан,если курс – за столпами праха?Не вернуться эскадре домой,людоеды ждут адмирала.Гвоздика, шафран и кардамонтлеют в бочках, разбитых о скалы.

«Над фаянсовыми горами…»

Над фаянсовыми горамиоблаков фарфоровый звон,юго-западный режет гранина сыром матерьяле волн.Изразцовая роспись лесаоблила пропечённый утёс,а на пробковом дубе нарезытерракотовый держат лоск.Открывает ракушечный каменьдревней лепки суровый стиль,открывается под ногамиремесло первородных сил.

Край Европы

Горы приняли позу покорности,подползая лакать океан,и теперь подаяньем прокормятсянабегающих облачных стран.Ухмыляются битыми мордами,пьют штормов кислородный раствор –и цветёт под циклонными ордамиоперенье миндальное гор.Повторяясь, клубится империя,месит волны воздушные гром,а над ней страусиными перьямистратосферный играет объём.Необъятная площадь истории –вод и воздуха круговорот,в океанском бульоне настоената слеза, что меня прошибёт.Океан – вот мое человечество,жизнь на меньшее не поддалась.Обнимает волна, пена светится.Принимаю верховную власть.

«По брусчатке площади…»

По брусчатке площадилошадь бьёт копытом,в городке старинномшапито открыто.Вырос купол новый,по краям углы,не собор суровый –готика игры.Молодеет город,лев рычит за аркою.Утоляет голодзрелище из Африки.Снова, как когда-то,кормится неволейгородок, богатыйокеанской солью.Здесь перед соборомпродавал рабоввождь конкистадоров –добытчик-людолов…Оживают пристани,вяжут лапы льву –в шапито с туристамиденежки плывут.

Осень в Цхинвале

В сыром молочном контражуре,как будто в рваном пеньюаре,мне свысока кивнули горы,пирамидальные, как гири.Наверно, штольни и тоннеливсе перевалы переврали –и нет связующей нас цели,и горы палку перегнули.Высотомерное величье,нечеловечье равнодушье,но беличье до неприличьяесть в пеньюаре что-то шубье.Как суета листвы по склонамне мажет горную породу,не выжать лаской благосклонность –такая гордая порода.

«Нет такого…»

Нет такогоискажённого художникомлица,которое не встретилось быпо дороге.Босх и Дюрер,великие итальянцы,малые голландцы,Доре и Бёрдслей,Пикассо и Матиссничего не смогли придумать.Тоже мне творцы!

«Унылая пора рекламы зимних шин…»

Унылая пора рекламы зимних шин.Вот с реактивным рокотом хозяйственную сумкупо выбоинам прёт унылый гражданин,колёсики стучат в такт общему рисунку.Да, знаю, колесо – эмблема перемен,повторно круговых и движущихся к краю,но сумкой впереди патлатый джентльменопять по нервам бьёт.Кто он? Кто я?Не знаю.

Укротитель

Выходящий с бичом по ночам в середину заветного кругавоспитатель зверёнышей, дрессировщик и репетитортвёрдо знает, зачем, что в итоге и чья же заслугав торжестве на манеже, тёмной пляске счастливых софитов.Режиссёр, дирижёр, потрошитель банального текста,проповедник усталый, интерпретатор,он гоняет по кругу безумных чертей из оркестра –и вращаются тигры, иллюстрируя ротор и статор.Он почти уже бог в сочинённых заранее рамках,но тупеет тигрица, щелчками прибитая к тумбе,и за мясом на палке охотится вольная самка.Озверел укротитель и щерит поетые зубы.Лучше с круга сойти и погладить по холке и лапе,и увидеть опять точный глаз оживающей пумы –это есть божий текст, в сердцевину впускающий клапан,укрощающий гордость, освещающий лица угрюмых.

Несвязное – 2

* * *…своих решений видетьпроизвол –как в дырке зеркала увидетьбесконечность.* * *Командировка в мир из нетей меганета,из нитей тех сетей, что держат на весускопленья звёзд и глаз. И интерес поэтак тому, чем завершить командировку всю.* * *Как дрессированный медведь трусит на задних лапах,как слушает врача психический больной,так и твоя судьба, опасная внезапно,скрывает от тебя с тобою разнобой.* * *На горы надо смотреть сверху –тогда виден облегающий расселины простор,тогда ясно,как по нему пройти.

«Кто чистит зубы крокодилу?..»

Кто чистит зубы крокодилу?Такая маленькая птичка.Она бы в пасть не заходила,но там кормёжка и привычка.Брезгливо лапки поднимая,суёт свой нос, куда ей надо, –и слаще нет родного краязубов передового ряда.Не зря поют «Остатки – сладки!»завистницы с высокой ветки:труду отдавшись без остатка,как сладко нужным быть навеки!Пускай, обклёвывая зубы,рискуешь просто надорваться,зато ты не охотник грубый:не убивать – не убиваться.Так вот в чём истинная силаи основанье нервных клеток:точить оружье крокодилудля пропитанья малых деток…

«Не на всём…»

Не на всёмчто я рисовалдва года лёжа в постелимне удалось потом прокатитьсяВертолётыдвух марок и пяти моделейсамолётыот самых маленьких до самых большихпринимали меня на бортТолько восьмипалубныйтрёхтрубный белый с синимморской лайнерни разу не опустил ко мнетрапХотя я его рисовали в альбоме с завязочкамии в тетрадке в клеточкучаще всего и старательнее всего

«Я знал одного человека…»

Я знал одного человекаон прыгал через лестничные пролётыопираясь одной рукой на перилаон бежал вверх по эскалаторунекого спроситьзачем он это делалэто было давноэто был я

«То зубы, то часы, то телефон забуду…»

То зубы, то часы, то телефон забуду:и слова не скажи, и кашей будешь сыт.От времени отстал, и к основному блюдууже не позовут, хотя не позабыт.Из дома выходя, ключи, очки и паспортобязан проверять. Ширинку застегнуть…Попасть в знакомый мир, в ловушку не попасться.Былые маяки не пробивают муть.Как много моего способно жить отдельно:и дети, и стихи, и уши, и глаза…Но кто подскажет мне, с какой великой цельюя носовой платок на память завязал?

«Сердце как старая собака…»

Сердцекак старая собакадолго возится перед сномкрутится на местето успокоится то встрепенётсявспомнив дневные обидыа то замрёт на полутактесоображая что делать дальшеНу послужи ещёсобака

«Похороните меня в интернете…»

Похороните меня в интернете,на малой родине – в русском сегменте.Надпись на камне, число на конверте –это всё лишние документы.Стану невидимей звёздных посланий,только, надеюсь, немного понятней.Чёрные дыры сгоревших желаний,солнечных зайчиков белые пятна.Кодом двоичным меня сохраните,лучше не выразить смертно-бессмертных.Точка-тире – это дыры в граните,это свобода эксперимента.Там, на холме, в закутке, под берёзойрусского звука, у дуба упрямствакорни еврейские свяжут серьёзнодух отлетевший с духом пространства.Сердце моё, что созрело в гортани,пусть улетает, летает, таится,пусть архаичной вечностью станет,новостью интернетной страницы.

«Перебираю слова…»

Перебираю словаодни нравятся а другие нетхотя все одинаково неяркиесловно раки в тазуцепляются друг за другаи за менябольно или щекотнопытаются расползтисьесли правильно приготовитьбудут вкусные и красныено мёртвые

«Родился в рубашке…»

Родился в рубашкерванул её на грудитеперь пишу на лоскутах

«Пока не жахнет трёхлинейка…»

Пока не жахнет трёхлинейка,шестидюймовка, террористка,пока лишь вариантом риска –смирительная телогрейка,пока не пробует поэтастальное горло пистолетаи не опущены закрылкиу самолёта на посадку,пока летишь по переулкусо скоростью звучащей капли,на руку не кладёшь охулку,за ложе не берёшь винтовку,пока висишь нарастопыркуу паука наизготовку,опутан липкими сетями,но жало не вошло под шкурку,пока ты не участник миравойны, а только наблюдатель, –не оставляй в покое лиру,долби перегородки, дятел!

«Ломаю ветки…»

Ломаю веткиплету домне себе но свойРаздуваю грудьдёргаю из неё пухвыстилаю гнездоЗанят делома голова свободнаможно смотреть вокругЛомаю связидёргаю впечатлениянабиваю головуЖду новых жильцовсяду на гнездовысиживать строчки

«Дух носился…»

Дух носилсянад океаном моего мозга,отделяя зёрна истины от плевел.Каждый деньс воскресенья до субботы.А когда не носился –того дня и не было.

«Мир состоит из Бога…»

Мир состоит из Бога,духа его и тела.Даже где звёзд немного,нету ему предела.Мир состоит из боли,страха, потерь, распада.Агнца и то закололи,сад затоптало стадо.Сколько бурлит гармонийв хаосе свежей плазмы!Подъёмные краны молнийиз грязи подняли разум.Копишь в душе понятья,мозг наполняешь знаньем –станет его проклятьемкровь, забитая дрянью.Бог состоит из мира,движется кровью время…Боже, за что эта мера!Боже, за что мне мера…

«Я всё забыл. Но замурованные тени…»

Я всё забыл. Но замурованные тенитого, что знал, тревожат иногдабольней и ярче детских потрясенийи взрослого напрасного стыда.Смирился – прошлое читаю по ладони,готовый к опознанию примет.Уходит память, но её нагонитнавстречу бьющий будущего свет.Я опознаю, что должно случиться –тень будущего нас предупредит!..Приметы стёрлись. На ладони чистойя нахожу просроченный кредит.

«Как ангел-преобразователь…»

Как ангел-преобразователь,как в почву въевшийся росток,ты собираешь жизнь в объятьяи с ней сверяешь кровоток.Слабеют руки. Между пальцев,как сноп созревший, сыплют дни –и ты теряешься от фальши,себя не видя среди них.За гранью, растворясь в рассвете,собою снова овладей –

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.