Пергамент хмурого утра

Остальные обитатели нашего общего временного дома, а их к этим двум еще трое, держат себя скромно и наблюдательно. Я сажусь на пол, так как места на узкой лавке заняты. Один из «чердачников» подвигается и показывает мне на место рядом с собой. Но я не поднимаюсь. Нельзя! В нашем мире свои законы: какое место занял, такое и береги до последней капельки крови, до зеленых соплей и клочка волос. Не бери чужого, не принимай подачек. Это – мышеловка! Я отрицательно качаю головой и отворачиваюсь в сторону. Чувствую спиной – уважают. Свой орел залетел! Не фраер.

Слышу разговор между двумя «чердачниками». Они шепчутся, но здесь тесно и от меня не ускользает ни единого слова. Ребятки эти тоже правила знают. Никогда не говори на ухо при всех, не притрагивайся губами к ушной раковине своего слушателя, а то заподозрят, что вы педерасты. А это – уже беда! Не отмоешься. Те, кто прошли зону (не по году за «чердак»), умеют говорить так, что посторонний не услышит. Надо лишь чуть заметно шевелить губами, не издавая ни звука. Собеседник лишь смотрит в рот, и отвечает также беззвучно. Это – высший пилотаж. Тут, как говорится, не наболтаешься. Только самое главное, самое необходимое! Попробуй-ка, профильтруй свои спутанные мысли, сложи из них нужные беззвучные слова. Искусство! Что! Болтуны, фраеры, писатели, дикторы, поэты! Завидно?

Эти «чердачники» говорить так не умеют. Поэтому я все и слышу.

– Утюжком его пригладили и бабки увели.

– Менты лютуют. Народу перетаскали! Меня второй раз уже. Ну, знал я Константина, что ж с того!? Он всех поил, всех угощал. Что ж мы его всей стаей и гладили утюжком? Загадочные они, эти менты!

Ага, соображаю, все совсем не так, как я думал. Не очень-то их здесь интересует мой брянский билетик. Об алиби меня этот Окороков спрашивал, оказывается.

У нас своя школа. Учит вникать в суть раньше, чем суть вникнет в тебя, с болью. Умей собрать информацию, будь, можно сказать, опытным «советским разведчиком». Слушай больше, говори, если не меньше, то уж то, что следует. И, главное, знай чего ни в коем случае нельзя говорить.

А «чердачники» продолжают, возбуждаясь темой. Один из них шипит уже так, что вечный старлей не слышит лишь потому, что сам орет в телефонную трубку что-то, пачкая свою речь прилипчивым междометием «бля». Убежден, он так везде говорит, всегда и со всеми. Он не слышит ушами собственного «бляканья», а только чувствует во рту его грязный, липкий, как бурая глина, привкус. От этого у старлея в груди, под кителем, тревожно сжимается глухое и глупое сердце. Вроде как очнулся ото сна, а стоишь голым перед приличной публикой. «Бля», да «бля», и никак не остановишься, ничем гениталии свои не прикроешь. Только фуражку на лоб поглубже надвинешь и зло сожмешь кулаки.

– Они, менты-то, говорят, мы против вашего белого террора свой красный организуем. Против нас, значит, контриков. Пока, мол, душегуба не сдадите… – жалуется на жизнь один из «шипящих».

– Да чего они, Санек! Этот толстый, который меня во второй раз сюда притаранил, руки свои потирает: найти бы, говорит, того санитара природы, который Константина разгладил, и наградить его орденом. Не знали, куда от этого пропоицы деться. А сами орут: террор на вас, террор…!

Тяжело вздыхает третий «чердачник», который все время молчит и печальными глазами из-за увеличительных стекол очков смотрит в рябящую пустоту решетки. Тоской и болью веет от этого человека. Нет у него ни имени, ни возраста, ни лица, ни особых примет. Он – будто тень от всех нас – от больших и от малых, безумных и хитрых, пьяных и трезвых. Серая, забытая судьбой тень. Молчит себе в углу за решеткой, и не изгнать ее, не дать ей волю. Я боюсь таких больше, чем всей нашей уголовной «отрицаловки» вместе взятой. Они – молекулы, вылетевшие из наших судеб и сбившиеся в одно мутное облачко. И вот сидит это облачко и тяжело, будто дух бесплотный, давит на плечи. Укор, который не видят и не ценят лишь менты.

Я призадумываюсь, гоню прочь от себя эту неизбывную печаль, которая приходит ко мне всегда под вечер в камере. Утром или в обед никогда еще не приходила.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Уголовный сленг. «Котлы» – часы.

2

БОМЖ – аббревиатура, принятая в милицейских протоколах. Означает – Без Определенного Места Жительства. В действительности эта аббревиатура неполная. К ней добавляются буквы – ИРЗ, то есть – И Рода Занятий. Таким образом, получается – БОМЖИРЗ.