bannerbanner
Третья награда
Третья награда

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 5

Константин Собко

Третья награда


Глава первая

ПОДАРОК БОГОВ


На средней ступени массивной Лысой горы, источая жар, догорал костёр. Пахло жареным мясом. Пузырясь и шипя, на красных угольях сгорали капли жира. Пожилая женщина сидела у входа в пещеру и, подняв обезображенное шрамами лицо, смотрела неповреждённым правым глазом на сверкавшую в тёмном небе широкую светлую полосу и россыпи мерцавших крохотных белых искр. Из леса, стеной подступавшего к подошве горы, доносились крики ночных птиц и тявканье мелких хищников. Тонкая туманная дымка прикрывала и лес, и обширную долину, и озеро, которое находилось почти у горизонта. Там, где на берегу озера стояло селение дапсеев, дымка была окрашена в бледно-красноватый цвет. Похоже, соплеменники пожилой женщины что-то праздновали. Иначе, зачем нужно было допоздна жечь костры на улицах Лотты?

Изредка небесные искры срывались со своих мест, быстро проносились высоко над вершинами гор, оставляя за собой светлые тонкие полосы, а затем гасли.

Женщина встала, пошла к костру, намереваясь снять с вертела поджаренную тушку зайца, и тут её внимание привлекла ещё одна падавшая с неба искра. Она была намного ярче других. И, похоже, летела прямо на пещеру, становясь всё больше и больше. Вскоре искра превратилась в факел. Послышалось пронзительное шипение. Привлечённая шумом, из пещеры выскочила полугодовалая пантера.

– Прячься, Раби! Это фидии – злые небесные духи! – закричала женщина. – Эй, духи! Я вас не боюсь! Убейте меня – несчастную Петтеву! Что может быть хуже моей жизни? Я устала! Устала! Убейте!

Воздух сотрясся от мощного гула. Факел, превратившись в огромный костёр, пронёсся поперёк долины, осветив всё вокруг багрово-красным светом, а затем полетел к горе, которую дапсеи называли Кривой. Молодая хищница, испугавшись, опрометью бросилась в пещеру. Петтеву едва не сбил с ног порыв горячего удушливого ветра. Туманная дымка, прикрывавшая долину, вздулась пузырём, разорвалась на лоскуты и разлетелась.

Вскоре Петтева услышала скрежет и грохот. Затем шум утих, наступила гнетущая тишина.

Подумав немного, женщина позвала:

– Раби, ко мне!

Поглаживая молодую длиннохвостую хищницу по загривку, глядя в сторону Кривой горы, Петтева сказала:

– Я ошиблась, с неба спустились не фидии. Злые духи, не раздумывая, убили бы меня. Если я осталась в живых, значит, к нам вернулись добрые боги. Они никого не убивают.

Пантера втянула в себя едкий запах раскалённого металла и сдавленно чихнула.

– Да, да! – продолжила Петтева. – Это добрые боги! В молодости я слышала рассказы стариков о том, что очень давно, тогда, когда наши предки жили в пещерах Зелёного ущелья, с неба с таким же страшным шумом спустились боги. Это они помогли построить Лотту, научили высекать искры и разводить огонь. Теперь они решили посмотреть, как мы живём. Вряд ли они пойдут по горам и лесу напролом. Намного удобнее идти в Лотту вон по той тропе, – она указала вниз на длинную тёмную прогалину. – Там боги появятся не раньше, чем утром. А что, если…

Женщина, замолчав, долго размышляла, затем повторила:

– А что, если… Старики говорили, будто боги могут всё. Может быть, они согласятся сделать моё лицо таким, каким оно было до схватки с медведем? Я смогла бы вернуться в Лотту… в мою хижину, в которой жила с Фареттом до того страшного дня…

Она замолчала, вздыхая, затем сказала:

– Охотиться становится всё труднее – я быстро устаю. Глаз видит хуже и хуже. Ты скоро вырастешь и уйдёшь в горы. Найдёшь сильного самца, родишь малышей. Долго ли я протяну без твоей поддержки?

Молодая хищница фыркнула.

– Да, недолго, – сказала Петтева. – Нужно встретить богов и попросить их сделать моё лицо таким, каким оно было прежде. Я помню, что, когда была молодой, вождь на меня посматривал. Да, да, так и было! Я всё помню! Пошли, Раби, встретим богов. Я знаю, по какой тропе они придут к Тихому оврагу, там и будет ждать. Чтобы их умилостивить, возьмём…

Она посмотрела на костёр.

– Возьмём жареную тушку и что-нибудь ещё. Коренья и стебли! Да, верно! Возьмём коренья пом-пом и стебли кадмеи. Они богам понравятся.


*


Петтева и пантера подошли к Тихому оврагу – рубежу, за которым простирались охотничьи угодья дапсеев.

– Будем ждать богов здесь, – сказала Петтева, садясь на замшелый ствол поваленного дерева. – Был уговор, что я не ступлю в угодья соплеменников. Уговор нужно чтить.

Она долго сидела, прислушиваясь. Волнуясь, то опускала котомку на землю, то прижимала её к груди.

Ночь миновала, забрезжил рассвет. В бледно-голубом небе одна за другой стали гаснуть белые искры, затем исчезла широкая светлая полоса. Потеряв терпение, Петтева хлопнула ладонями по бёдрам и встала.

– Сколько можно ждать?! – в сердцах проговорила она. – Где же боги? Может быть, они пошли не в Лотту, а в Ардан или ещё куда-нибудь? Мы тут сидим, томимся, а им нет до нас никакого дела… Пойдём искать их хижину, там я с ними и поговорю. Уговор с вождём не нарушу, потому что иду не на охоту. Не позарюсь даже на лёгкую добычу.

И она решительно шагнула в запретные угодья, туда, где охотилась очень давно – в молодости.

Ущелье под Кривой горой заполнял стойкий запах, который обычно появлялся только перед грозой. Что-то огромное, чёрное и гладкое, наполовину присыпанное каменным обвалом, лежало вдоль ручья. Из нескольких рваных дыр выходил тёмный дым. Конечно, это была хижина богов. Что же ещё? Но почему она была присыпана камнями? Неужели боги не сошли с неба, а упали?

Разглядывая громадную хижину, Петтева пошла по противоположному берегу ручья. Она надеялась, что вот-вот увидит богов, но те не появлялись. Прислушиваясь, она дошла до обрыва. Струи мелкого ручья с журчанием падали в неглубокую лощину; листья деревьев, издавая лёгкое шуршание, трепетали на ветру. Других звуков в ущелье не было. Из чёрной хижины не доносились голоса, не был слышен шум шагов. Петтева забеспокоилась.

– Эй, боги! – громко крикнула она.

Никто не отозвался.

Раскинув руки, она неторопливо перешла через ручей по камням. Ловкая молодая пантера преодолела ручей одним прыжком.

Стены хижины богов были гладкими. Чёрными они были потому, что их покрывал слой сажи. В одном месте она увидела узкую щель. Набравшись смелости, заглянула внутрь и увидела наполненный густым дымом длинный узкий проход. На стенах тлели большие розовые головешки. Нестерпимо воняло гарью.

Отступив и отдышавшись, Петтева крикнула:

– Эй, боги! Почему никто не следит за костром? Неужели приятно сидеть в дыму? Эй, отзовитесь!

Не дождавшись ответа, она покачала головой и сказала:

– Не нравится мне эта тишина. Все боги не должны были уйти. Кто-то должен был остаться охранять пищу. Если никто не отвечает, значит, случилась беда. Сиди здесь, Раби, я скоро вернусь.

Длинный узкий проход привёл Петтеву в круглую пещеру. Повсюду светились большие головешки и маленькие угольки. Женщину удивило, что эти огоньки были не только красными, но и зелёными, и синими, и жёлтыми. Пещера выглядела необычайно красиво, но полюбоваться ею, к сожалению, мешал едкий дым, больно режущий глаз.

Петтева вытерла набегавшие слезы, присмотрелась и обомлела.

– Вот вы где, – пробормотала она. – Какие вы большие и страшные.

Она увидела, что посреди пещеры стояли два трона, в которых сидели боги с закопчёнными горшками на головах. Горшок одного бога был расколот.

Петтева решила упасть перед богами на колени и рассказать о своей заветной мечте, но что-то её смутило. Пожалуй, смутило то, что боги сидели неподвижно. От них веяло смертью.

Она заглянула в расколотый горшок и в ужасе отшатнулась, увидев посиневшее от удушья невероятно красивое женское лицо.

– Богиня умерла? – в смятении пробормотала Петтева. – А старики говорили, что смерть обходит богов стороной.

Отважившись, она толкнула в плечо того бога, который был заметно крупнее, и почувствовала, что кулак упёрся в безжизненную плоть.

– Наверно, это главный бог – муж богини, – пробормотала Петтева. – И он тоже умер… Разве так бывает?

Вдруг она услышала тихий звук, замерла и прислушалась. Звук повторился. Между тронами висело тёмное яйцо, оплетённое, словно паутиной, тонкими ветками. Никогда прежде Петтева не видела такое крупное яйцо! Внутри него запросто смог бы поместиться большой сильный орёл!

Она осторожно прикоснулась к тёмной поверхности яйца и почувствовала лёгкое биение. Внутри был кто-то живой! Конечно, там был маленький бог!

Петтева знала, что один из законов дапсеев запрещал разбивать скорлупу яиц прежде времени. Малыш должен был сам, набравшись сил, выбраться наружу.

«Законы предков нужно чтить. Но что будет, если дитя богов пробьёт дыру совсем скоро? – подумала Петтева. – Он задохнётся, как его мама и папа. Это плохо. А если пробьёт тогда, когда дым выветрится? Тоже плохо: я уже уйду домой. Кто будет кормить малыша? А если я возьму яйцо с собой? Да, верно! Я его заберу! Маленький бог не должен погибнуть!»

Она стала выпутывать яйцо из переплетения прочных веток. Послышалось шипение, скорлупа раскололась, стало светло. Петтева отпрянула, кашляя и прикрывая рукой правый глаз. Когда глаз привык к свету, она увидела, что в яйце лежал ребёнок, одетый в светлые тонкие шкурки.

– Живой маленький бог. Ну, надо же, – удивлённо пробормотала женщина.

Малыш открыл глаза, увидел перед собой страшное лохматое чудище, накуксился и заплакал. А затем закашлялся.

– Не ной. Какой же ты бог, если хнычешь? Сейчас я тебе помогу, – пробормотала Петтева, обрывая упругие ветки, оплетавшие яйцо. – Сейчас мы выберемся наружу. Потерпи, малыш.

Она задыхалась, кашляла. Голова кружилась, клонило ко сну, тело становилось непослушным, но она упорно боролась с вялостью.

Собрав все силы, она сумела выбраться из хижины богов. Дыша взахлёб, сделала несколько шагов и тяжело села, держа яйцо перед собой.

Малыш, отдышавшись, перестал плакать. Беззвучно зевнул, показав ряд маленьких ровных зубов. Затем, хоть и с трудом, сел и стал смотреть вокруг.

Когда Петтева была молодой и жила в Лотте, ей позволяли ухаживать за малышами. Она до сих пор могла безошибочно определить, какой ребёнок был новорождённым, какой грудным, какой ползунком. Судя по тому, что дитя богов сам держал голову, он был ползунком. Но эти маленькие зубки! Не слишком ли рано они прорезались?

– Смотри, кого я нашла, – сказала Петтева пантере. – Это ребёнок богов.

И повернула яйцо так, чтобы пантера видела лицо малыша.

– Посмотри, какой он маленький, красивый! Какие у него румяные щёчки! Какие светлые волосики и зелёные глазки! Просто загляденье! А какая на нём одежда! Мы не умеем так тонко выделывать шкурки зверей. Это умеют только всемогущие боги.

Петтева осторожно прикоснулась к белой одежде малыша. Тот посмотрел на её тёмные заскорузлые пальцы, не проявляя беспокойства.

– Ну вот, ты меня уже не боишься, – сказала Петтева и улыбнулась (впервые за много лет). – Раби, ты заметила, что малыш похож на светлолицых и светловолосых гвартов? Значит, с неба упали их боги. Гварты спасли меня, я спасу одного из их богов. Когда малыш вырастет, я отведу его в Ардан или Эльтар и отдам вождю Роуку. Думаю, гварты на радостях устроят праздник цветов.

Пантера принюхалась, облизнулась. Малыш удивлённо посмотрел на хищницу, а потом вдруг попытался схватить её за усы. Его реакция, конечно же, оказалась медленнее реакции зверя, и маленькие пальчики поймали пустоту. Но ребёнок не сконфузился. Он звонко рассмеялся, замахал ручкой и что-то залепетал.

– Ишь, какой шустрый! – удивилась Петтева. – А какой голос! Журчит, словно ручеёк. Интересно, ты мальчик или девочка? Кажется, девочка, то есть, богиня. Ладно, после разберёмся. Отдохнём немного и пойдём домой.

Солнце, поднявшись над горами, стало припекать. Пантера подошла к ручью, напилась воды и ушла в небольшую тёмную расщелину.

– Да, как же это я совсем забыла! Вот глупая! – прервав умилённое созерцание, сказала Петтева. Достав из котомки свёрток, развернула листья и поднесла к лицу ребёнка ароматно пахнущую жареную тушку. – Вот это тебе должно понравиться. Хрустящая корочка, внутри упревшие корни пом-пом. Очень вкусно!

Малыш скривился и отвернулся, а Петтева пробормотала с удивлением:

– Нет? Зайчик тебе не понравился? Может статься, что и от птицы и рыбы ты тоже будешь воротить нос? Плохо. А если, к тому же, тебе не понравятся и листья кадмеи? Что тогда делать? Придётся искать пищу богов. Прежде, конечно, подождём, пока из твоей хижины выветрится дым. Пойдём, малыш, в тень. Придётся посидеть, подремать. Домой, похоже, вернёмся только вечером.

Она окинула взглядом закопчённую громадную хижину богов и вздохнула.


*


Маленькая белокурая девочка, одетая по-летнему в короткое платьице из шкурок зайцев и подпоясанная верёвкой из жил, решила показать маме, какой она стала сильной и проворной.

– Смотри, мама! – сказала она и вихрем пронеслась по пещере. У входа, ослеплённая яркими лучами света, девочка споткнулась и упала, подняв облако пыли.

– Не ной! – строго сказала Петтева.

– Я не ною, – морщась от жгучей боли, ответила малышка, прижимая поцарапанные ладошки к кровоточащим ранам на коленках.

– Никогда не ной, – продолжая измельчать рубилом коренья, сказала пожилая женщина. – Ты не должна раскисать. Сохраняй спокойствие, ничего и никого не бойся, не ной, и тогда жить будет легче… Сильно ударилась?

– Нет, мама. Уже не больно.

– Подойди, я посмотрю, – оторвавшись от работы, сказала Петтева.

Девочка подошла к столу, стряхивая пыль с платьица и коленок, и сказала:

– Вот, мама. Уже не больно и ранок уже нет. Всё зажило.

На её ладошках и коленках не было ни синяков, ни ссадин.

– А были ранки? – с трудом скрывая удивление, спросила Петтева.

– Да, были. Уже всё зажило.

– Ну… я тоже так могла, когда была молодой.

– А я недавно вот чему научилась. Давай играть вместе, – сказала малышка и стала смотреть, не моргая и широко улыбаясь, на большой гранитный валун-куб, стоявший в углу пещеры, на котором Петтева обычно разделывала добытую на охоте пищу.

Валун оторвался от пола и завис, слегка покачиваясь.

– Некогда мне играть. Видишь, чем я занята? – ответила поражённая необычным зрелищем женщина, придавила камень, а затем и вовсе села на него.

– А почему ты никогда так не делаешь? Это смешно!

– Раньше могла да разучилась после того, как на меня напал медведь.

Улыбка сошла с лица девочки.

– Я помню, ты рассказывала, что медведи большие, волосатые, с длинными когтями. Они убили моего папу.

– Да, – Петтева тяжело вздохнула, затем показала растопыренную пятерню. – Вместе должны собраться вот столько сильных и проворных охотников, чтобы убить одного косолапого. Охота в одиночку – смерть. Никогда не ходи к Синей гряде. Даже с Раби туда не ходи. Вы не сможете справиться с взрослым медведем.

– А если они придут в нашу пещеру?

– Не придут. Не смогут придти. Наша защита – Глубокое ущелье и Тёмная падь.

– Покажешь Синюю гряду? – хмурясь, спросила девочка.

– Конечно, покажу, чтобы ты туда никогда ни ногой…

– Когда я вырасту, убью всех медведей, а они даже не успеют меня поцарапать. И не нужно будет ни вот столько охотников, ни вот столько, – она показала одну пятерню, потом добавила вторую.

– Ишь, что выдумала! Да косолапые, чтоб ты знала…

– Так и будет, мама. Я подкрадусь и убью одного, потом другого, ещё и ещё. Всех убью за то, что они тебя поцарапали, а папу убили.

– Как же! Подкрадёшься!

– Подкрадусь. Я научилась делать вот так…

Малышка всплеснула ручками и… исчезла.

Это добило Петтеву: по её спине пробежал мороз. Призвав на помощь всю свою выдержку и придя в себя, она принюхалась. Это не помогло – в пещере стоял стойкий запах выделанных шкурок. Тогда она прислушалась. Услыхав едва уловимый шорох, она направила указательный палец на свою лежанку и сказала:

– Похвально прячешься, Таммиа. Я тебя не вижу, но знаю, что ты вот тут!

Малышка, появившись, разочарованно сказала:

– Конечно, от тебя не спрячешься. Ты – охотница.

– Если надумала стать грозою медведей, учись ходить бесшумно. Остальному я тебя научу.

– Хорошо, мама.

Петтева смерила девочку взглядом с головы до ног и, подумав, громко сказала:

– Да, похоже, уже пришла пора, Таммиа!

– Я тоже пойду на охоту? – обрадовалась малышка.

– Пока нет. Прежде ты будешь учиться бросать камни далеко и метко.

– А потом мы пойдём на охоту?

– Не спеши. Потом я расскажу тебе всё, что должна знать взрослая охотница…

– А когда…

– Не спеши. Пока спустись к ключу, умойся. Заодно принеси воды. Возьми пустые бахли. Да не бегай стремглав! Тропы узкие, вдруг сорвёшься…

– Себя я тоже смогу поднять, – ответила Таммиа. – Недавно я сорвалась, полетела в ущелье, а потом не захотела падать.

– Сорвалась, но не захотела падать? Как это? – оторопев, спросила Петтева.

– Я дышала, дышала. Потом стало легко, и, прыгая по камешкам, я вернулась на тропу. Показать, как я это сделала? Я могу хоть сейчас прыгнуть в ущелье. Мне уже не страшно. Показать?

– Нет, нет! – ужаснувшись, воскликнула Петтева. Затем, справившись с эмоциями, шумно выдохнула и добавила. – Позже покажешь. Как-нибудь потом, сейчас мне некогда… А пока не бегай стремглав, ходи неторопливо. Мы не на охоте, спешить некуда.

– Хорошо, мама.

– Ступай. Да убедись, что бахли без трещин.

– Ладно, – девочка пошла к выходу и позвала. – Раби, пошли! За мной, Раби!

Крупная пантера вышла из тёмного угла, зевнула, обнажив длинные белые клыки, потянулась, затем пошла вслед за малышкой.

Они ушли, а Петтева грузно села на свою лежанку и долго глядела на выход из пещеры, отдуваясь и вытирая испарину, выступившую на лбу и шее.


*

От внимания девочки не ускользало, что иногда мама возвращалась домой с кровоточащими ссадинами на руках. Такие раны могли нанести только большие камни, Таммиа это понимала. Но зачем охотнице понадобилось ворочать тяжести? Что мама делала? Помечала угодья или возводила на ручьях запруды? На вопросы Таммиа мама отвечала, что и охотиться, и перебираться в горах с тропы на тропу ей становится всё труднее, расплата за каждую неловкость – ссадины. Кое в чём мама была права. Готовя пищу, она всё чаще и чаще садилась и отдыхала. Конечно, она теряла силу, и если бы Раби не помогала ей охотиться, выбор пищи был бы невелик: коренья, стебли и лесные орехи. И всё-таки мама что-то недоговаривала. Она что-то скрывала, Таммиа чувствовала это.

Прошло несколько лет.

Однажды Раби, вернувшись с мамой с охоты, обошла поляну, заглянула в пещеру, потёрлась о ноги Таммиа, а потом ушла в горы. Она не вернулась ни ночью, ни утром, ни вечером. Мама сказала, что Раби стала взрослой и ждать её не нужно. Таммиа чуть было не расплакалась, но мама строгим голосом одёрнула:

– Не ной!

– Я не ною.

– Ты тоже стала взрослой. Ну, почти… Завтра пойдёшь со мной на охоту.

– Я стану охотницей?

– А кем же ещё? Палка с острым концом у тебя есть.

– Да, – шмыгнув носом, согласилась девочка.

– Камни ты научилась бросать далеко и метко. Завтра заменишь Раби.

Девочка улыбнулась сквозь слёзы.


*

Миновали годы.

Девушка Таммиа стала успешной охотницей. Добывать

пищу было просто, для этого не нужно было натирать тело травой, чтобы отбить запах, или становиться невидимой. Мама научила её ставить силки в тех зарослях ивняка, в которых жили большие колонии зайцев; показала, в каких заводях обычно стояли, помахивая хвостами, крупные серебристые рыбы. Птицу она могла сбить камнем издалека. Если Таммиа входила в зону поражения, шансов спастись у той птицы, которая выглядела аппетитнее остальных, не было. Ни единого шанса!

Добыча зелёной пищи и вовсе не требовала напряжения сил. Таммиа ещё в отрочестве запомнила, какие тропы вели к лугам, на которых росли кусты пом-пом с сочными вкусными кореньями. И где, спустившись к ручью, можно было наломать охапку стеблей кадмеи. Эти стебли мама любила жевать перед сном, глядя на россыпи небесных искр.

Изредка, пренебрегая предупредительными метками, которые Таммиа и её мама регулярно расставляли на дальних тропах, в их владения забегали мелкие хищники. Если Таммиа улавливала их запах, тут же бросалась в погоню. Преследовательницей она была отменной. Её мышцы с возрастом стали сильными и эластичными, дыхание никогда не сбивалось. Мелким хищникам лишь изредка удавалось избежать смерти. Выживали те, кто успевал забиться в расщелины между камнями. Из шкурок менее расторопных или огрызавшихся хищников мама делала тёплую зимнюю одежду.

Только оленям, козам и задиристым горным баранам позволялось ходить, где им нравилось; пастись на любом склоне и любой поляне, даже там, где росли кусты пом-пом и кадмеи; спать, где им хотелось. Мама никогда на них не охотилась, и строго-настрого запретила делать это Таммиа, на что девушка с радостью согласилась. Ей нравились эти изящные рогатые лесные жители. А маленьких шаловливых детёнышей она просто обожала.

Однажды поздней осенью в их угодье вторгся опасный враг – большой бурый медведь. Таммиа в тот день, далеко уйдя от Лысой горы, метила тропы. И вдруг она услышала глухое ворчание и потрескивание сухих сучьев. Она пошла на звук и впервые в жизни воочию увидела одного из тех хищников, с которыми мама строго-настрого запретила встречаться.

Медведь, поднимая вверх нос и шумно вдыхая воздух, шёл по перелеску туда, где на поляне паслось стадо оленей. С его длинной шерсти свисали слизь и тина. Таммиа поняла, что он сумел преодолеть топкую Тёмную падь.

Пришло время помериться силами с самым грозным врагом, о чём Таммиа давно мечтала. Она стала невидимой, немного прошла, наблюдая за повадками медведя и определяя, куда следовало нанести удар. Тот завертел головой, улавливая странный запах. Не увидев опасности, сел и стал пристально смотреть вокруг. И тут в его темя, расколов череп, глубоко вонзился острый камень. Хищник рухнул, не издав ни звука.

– Чем же ты опасен? – толкнув ногой безжизненную тушу, произнесла девушка. – Пройдут осень и зима, и я устрою на вас охоту. Убью всех. Отомщу и за папу, и за маму.


*


Обычно Таммиа возвращалась домой с добычей, когда солнце стояло в зените. Вернувшись однажды с охоты, она не увидела маму ни на поляне, ни в пещере. Немного подремав, она приготовила ужин, а потом долго сидела, глядя на горы, долину и озеро, размышляя, чем бы себя занять, чтобы не было скучно. Например, она могла бы без особого труда убрать с поляны беспорядочно валявшиеся валуны, а потом… Иногда ей снились белоствольные рощи, светлые подлески и усыпанные яркими цветами кусты, которые вплотную подступали к неглубоким заводям. В заводях плавали красные и жёлтые длиннохвостые рыбки. Эти сны были невероятно красивыми, но соорудить посреди поляны даже маленькую проточную заводь ей не удалось бы при всём желании, потому что ключ вытекал из горы намного ниже их пещеры. Можно было, конечно, принести и наполнить водой яму, но стоячая вода быстро протухала. К тому же, красные и жёлтые рыбки не водились ни в одном ручье. И нигде в их угодьях не росли кусты с крупными яркими цветами. Таммиа поняла, что, к сожалению, воплотить в жизнь этот сон не получится. Она подумала и решила сделать кое-что другое – воссоздать картинку, которую видела в своих снах намного чаще, чем белоствольные рощи и заводи с рыбками: посреди большой поляны стоял высокий тёмный валун, вокруг которого были выложены небольшими камнями несколько кругов. Таммиа даже помнила, что в одном из кругов лежал крупный прозрачный камень голубого цвета.

Таммиа окинула взглядом поляну. Расчистить её девушка могла без особых усилий. И голубые камни не нужно было носить издалека. Она знала, что в отдалённой тёмной глубине пещеры лежала целая куча таких камней.

Петтева пришла домой поздно вечером и остановилась как вкопанная, увидев перед собой посыпанную мелким щебнем поляну и торчащий в центре тот большой валун, который давно мешал ей ходить к костру.

– Что случилось, Таммиа? – пробормотала женщина.

– Я решила навести порядок. Иди, мама, будем ужинать.

– Ты ворочала камни? – удивлённо спросила женщина, идя к костру и оглядываясь по сторонам. – Или делала, как в детстве: смотрела на них, и они летали?

– Да, мама, они летали. Завтра покажу, какие они умные и послушные. А ещё выложу круги из камней…

– Позже покажешь и выложишь. Пока у меня много дел.

– Хочешь, я тебе помогу? На охоту завтра идти не нужно: еды хватит.

– Нет. Со своими хлопотами я разберусь сама. А ты сходи завтра в Тёплую долину, нарви ягод. Что-то мне синеньких ягод захотелось.

На страницу:
1 из 5