Кубок ПОЭМБУКА. Осенний сезон 2017. Сборник стихотворений

Кубок ПОЭМБУКА

Осенний сезон 2017

Сборник стихотворений

Публикуемые произведения издаются в авторской редакции.

Авторы несут персональную ответственность за соблюдение авторских прав.

Дорогой читатель!

Поэтический сайт «ПОЭМБУК» рад встрече с Вами.

Мы выпустили первый сборник стихотворений авторов сайта, чему предшествовала долгая кропотливая работа по повышению их мастерства.

Среди наших поэтов есть признанные в России и за рубежом авторы, члены союзов писателей России и Москвы, лауреаты престижных премий, чьи стихи публикуют известные журналы.

Сайт постоянно находится в творческом движении, ведет учебные и критические разделы и проводит огромную конкурсную работу, привлекающую на соревновательные площадки тысячи авторов.

Надеемся, что встреча с нашими авторами доставит Вам удовольствие.

Приятного чтения!

Администрация сайта и Команда ПОЭМБУК

Владислав ЮЖАКОВ

Победитель Суперкубка

Об авторе

Литературным творчеством занимается с начала 90-х годов. Автор нескольких стихотворных сборников, ряда публикаций в периодике.

Девочка в чёрном

Я сижу у канала. В воде – перевёрнутый город.Искажённые формы реальнее, чем наяву.И дымит папироса. И падают капли за ворот.И по чёрной воде порыжевшие листья плывут.На бульваре людская безликая серая лентаМежду урн и газонов поспешно и нервно течёт.Словно очередь в рай. И на входе проверят билеты.Только касса сегодня закрыта на переучёт.Люди стали прозрачны – к ним прежнего нет интереса.Их запросы просты, путь недолог, судьба нелегка.Недосып, несварение, тромбы, зубные протезы,Телефоны, дисконтные карты в пустых кошельках…Чтобы видеть сквозь плоть, нет нужды становиться учёным.Прикасаться к бесплотному – вот чему надо учить.И опять из толпы появляется девочка в чёрном.И садится поближе ко мне. И как прежде, молчит…Этот демон-хранитель повсюду со мной, как проклятье.Вопросительно смотрит и острым поводит плечом.Этот строгий фасон. Эти тонкие ноги под платьем.Этот белый, с затейливым кружевом воротничок…Что-то школьное. Что-то из сонного, пыльного детства.Силюсь важное вспомнить, но помню всё время не то…Холодает, и надо бы ей потеплее одеться,Только вряд ли у призраков в моде мужские пальто.Фонари зажигают, и время подумать о теле —Дома кончился чай, на исходе запас папирос…Пять минут посидим – и вернёмся к мирской канители.«Ну, ответь мне, когда?» – задаю свой привычный вопрос.Но она, как обычно, ни слова про дату финала…В небе – пёстрая каша из блещущих звёзд и планет.Мы сидим на граните. Мы смотрим на воду канала.В нём качается город… Но нас в отражении нет.

Спина

Ливень тяжёлыми каплями бил в стекло.Он закурил сигарету, взглянул в окно.Там, за окном, было мокро и с крыш текло.Здесь было душно, томительно и темно.Чтоб не спугнуть ненароком ночной покой,Сзади тихонько его обняла онаИ осторожно прильнула к спине щекой.Ей целый свет заменяла его спина.В жизни, где буйствует ветер, где дождь стеной,Где облака закрывают небес лазурь,Всё ненадёжно. И лишь за его спинойМожно укрыться от самых жестоких бурь.И безразлично, что там у других, извне —Рушится мир, или просто гремит гроза.Всё, что ей нужно – прижаться к его спине,От ощущения счастья прикрыв глаза.Он докурил, повернулся спиной к окну,Женские слёзы представил в который раз,И прошептал: «Обожаю тебя одну»,Вновь не придумав для правды достойных фраз.

Странные сны

Бахтиёра измучили странные сны:Будто он дворянин, будто он генерал,И ему император огромной страныПоручает войну на Востоке. Ура!Генерала в поход собирает жена:«Это ужас – без ванны, в крови и в грязи…Понимаю, какие гостинцы… Война!Но подарок с изюминкой всё ж привези».Оставляя на пыльных дорогах следы,За колонной колонна шагают войскаВ те края, где всегда не хватает воды,Но в избытке верблюдов, жары и песка.А когда впереди показались враги,Под разрывы картечи и маты командГенерал направляет в атаку полкиИ решительным штурмом берёт Самарканд.Откупиться желает коварный эмир.Генерал благороден, но грозен: «Шалишь!».И везёт императору славу и мир,А красотке-жене – самаркандский кишмиш.Возвратившись в столицу, идёт во дворец —Получать за победу разнос от царя.Он мечтает спокойно поспать наконец,А вельможи вокруг говорят, говорят…Генералу пора, он глядит на часы,Но какой-то зарвавшийся пьяный майорПреграждает дорогу, топорща усы:«Регистрацию мне предъяви, Бахтиёр!».Он садится на койке в холодном поту.За промёрзшими стёклами вьётся метель.Он не может понять, отчего ерундуВидит каждую ночь, утыкаясь в постель.Бахтиёр обдаёт кипятком «Доширак».Испарилась бесследно дворянская стать.Он выходит из дома в четыре утраИ Дворцовую площадь идёт подметать.

Генеральская дача

Генеральская дача стоит за высокой оградой —Ну, не любит хозяин себя выставлять напоказ…Никого из чужих, а внутри тишина и прохлада.И задёрнуты шторы от слишком внимательных глаз.Вот и нынче на чёрной служебной машине подъехал,Безучастно взглянул на гуляющий в шортах народ,Ухмыльнулся собачьему лаю и детскому смеху,И исчез во дворе за железом тяжёлых ворот.А на улице август – палящее солнце в зените.Отгремела гроза и куда-то бесследно ушла.И ни облака в небе – лишь две размахрённые нитиТянет ввысь за собой самолёта стальная игла.Это лето окрашено в жёлтый, зелёный и синий.Этим летом, похоже, не в моде другие цвета.И на тысячу вёрст – одуряющий запах полыни,И дождинки блестят на отмытых от пыли листах.И пока не с руки вспоминать про снега и морозы,Детвора по ночам залезает в чужие сады,Над высокой травой пролетают шмели и стрекозы,И срываются с веток созревшие к сроку плоды.Если б людям почаще вдыхать ароматное лето,Больше было бы счастья и реже бы грызла тоска…Генерала нашли на ковре – с именным пистолетом,В орденах и медалях, и с дыркой в районе виска.

Чашка

Вроде, только вчера алым шёлком осины рдели,А сегодня лишь кружевом чёрных ветвей качают.Как мучительны ночи в холодной, пустой постели…Раз опять до утра не уснуть, то хоть выпить чаю…И она поспешила на кухню в ночной рубашке,На конфорку поставила чайник и газ включила.И достала из шкафа чудесной работы чашку —Ту, что он в феврале подарил ей на годовщину.Был фарфор удивительно тонок, почти прозрачен,И блестел золотой ободок волоска не шире.И неважно уже, кто тогда эту ссору начал,Если нынче так пусто и тихо в большой квартире.По каким океанам мотает её скитальца?Сколько можно в подушку бессильно рыдать ночами?И она всё крутила изящную чашку в пальцах,И безмолвно пыхтел на плите полусонный чайник.А когда телефон затрезвонил, в мгновенье окаТишину распугав, пустоту разорвав на части,Чашка звякнула об пол, разбившись на сто осколков…Может, люди не врут, утверждая, что это к счастью?

Ветка

Ярко-рыжая хвоя. Красивый, но мертвенный цвет.Я подумал, смолистую ветку в руках теребя,Что под кронами сосен, желаю того, или нет,Сколько б лет ни прошло, всё равно вспоминаю тебя.Этот день я до мелких деталей припомнить могу(Удивительно скроена глупая память людей):Стрекотанье сороки, собачьи следы на снегуИ опавшие шишки в поднявшейся талой воде.Наблюдая, как ветер твоё закрывает лицоСвоевольными, дерзкими прядями рыжих волос,Я тебе объяснял, что строптиво судьбы колесо,Но, конечно же, сбудется всё, что ещё не сбылось.Я тебя умолял, что не надо решать сгоряча,Я просил извинений за ревность без веских причин,Убеждал позабыть о дурном и сначала начать,Нёс совсем уж нелепое что-то про счастья ключи…Ты колючую ветку сломала движеньем руки,Объяснила, что любишь без памяти, но не меня,И ушла по тропинке, небрежно смахнув со щекиНепокорные, дивные волосы цвета огня.Сколько можно терзаться прорехами в ветхой судьбе?Слава богу, я к давнему прошлому нынче глухой.Но с тех пор обречен всякий раз вспоминать о тебе,Увидав порыжевшие иглы на ветке сухой.

Елена СКАЧКО

Победитель Народного кубка

О себе

Журналист, главный редактор популярных проектов, лауреат литературной премии «Золотая Роза» в номинации «Короткий рассказ». Стихи писала в юности, два года назад вернулась к давнему увлечению.

Черешневый сад или Новая история Сольвейг

А помнишь, какая в тот год уродилась черешня?Склоненные ветки сплетались с травой в шалаши.Янтарной капелью по венам струились – безгрешны —И сочная нежность,И боль в закулисье души.Был истинный рай для скворцов и прожорливых соек,И стайки шмелей запоздало искали пергу.Блаженство июня.Восторженность маленькой Сольвейг.Счастливое завтра.И вечный мечтатель Пер Гюнт…Горячие ягоды трогали наши затылки,Приветливый лучик скользил по муару ресниц.На пылкие плечи слетались ордой серпокрылки,И брюшки обуглив, растерянно падали вниз.А помнишь, как нас покусали настырные осы,Когда мы по сброшенным бусам брели босиком?Июль для черешни – исход, как увядшая осень:Опавшие ягоды,Солнце в закате.И комВ простуженном горле от привкуса скорой разлуки,Прозрачные слёзы, как светлый черешневый сок.И гулкое эхо: «разлюбит… разлюбит… разлюбит…»И холод ладоней.И первый седой волосок.А помнишь снежинки на ветках, как крохотки соли,И запах морозный с прудов и остывших лагун?Печальная песня потерянной маленькой Сольвейг,И грустный мечтатель, наивный скиталец Пер Гюнт…Вернулся?А знаешь, черешневый сад на поленьяСрубили-спилили, раздали-спалили давно.Из ягод последних я долго хранила варенье —Оно заиграло и перебродило в вино…Земля не пустует – засеяли поле фасолью,Да плохо растет сквозь годами утоптанный грунт.И нет здесь покоя старухе по имени Сольвейг,Но помнит черешню утративший разум Пер Гюнт…

Глядя в окно

А ветер сегодня северный – охрипший, тугой, простуженный.Но пахнет грозой и клевером. И дымка над сквером – кружевом.От сырости пали локоны. Ладони в карманах флисовых.А тучи, слоясь и лопаясь, заплачут вот-вот неистово.Забыто зевает форточка, впуская прохладу в комнату.Девчонка сидит на корточках, в песочнице вечность комкая:Совок и ведёрко в сторону – ручонками интереснее…И голос устало-сорванный: «Домой нам пора, Олесенька…»В окне, как в луче прожектора, меняются кадры осени.Дворняга, свободой жертвуя, готова домашним пёсикомслужить до конца. По-доброму. До трепета бескорыстного.Надежда.Внутриутробная.Что любят тебя.Неистово…

Душа Марины

Памяти Марины Цветаевой

Кустом крыжовника разлапистым,Колючим – что не подступись —В душе бунтарской, непокладистойРазверзлось горе. Вширь и ввысь…Сама – прямая, непреклонная —Шагнула в тень, за облака…Лишь рама вздрогнула оконная,И штукатурка с потолка…Чужая, серая Елабуга,Тоска и ненависть к себе…А так хотелось, чтобы радугаПрошлась по выжженной судьбе…Лежать бы где-то под Тарусою,На земляничной стороне…Дождаться бы… Но призрак БрюсоваОпять мелькнул в коротком сне.Сережа, Аля… Где вы? Живы ли?Исчерпан болевой порог…А там, за гранью, все счастливые —И Маяковский, и Парнок…Война, тревога, одиночество,Париж, далекая Ока —Пусть все останется подстрочником,Раз уж не пишется строка…Последний день хмельного августа,До Богослова пять недель.Душа отчаялась и благостноВошла в безвыходный тоннель…

Мне не страшно

Я зашла в магазин игрушек.Среди кукол, машин и масок,Паровозов и погремушек – я хотела найти Пегаса.Продавец с ярлыком «Серёжа», раскрасневшийся от усилий,Мне принес из подсобки лошадь – рыжегривую,но без крыльев.Я искала Пегаса долго – в куче брака, в углах, в завалах.В сундуках и на пыльных полках, в колыбели под одеялом.У окна и в проходе узком…А уставший вконец Серёга,Улыбаясь по-голливудски, откопал мне единорога.Продавцу надоело шаркать: «У коней не бывает крыльев!»Я ушла, обмотавшись шарфом, – до утра магазин закрыли.Фонари разливались бронзой, разбавляя черничный воздух,Мой Пегас ускакал за солнцем, а, быть может, к ванильнымзвездам.…На проспекте вселенский хаос, жуткий трафик, трезвони ругань.«Ты куда? Погоди-ка малость», – увязалась за мной старуха.«Не меня ли ты ищешь часом? – усмехнулась, смыкая веки. —Знаю, знаю…Но нет Пегасов.Разобрали всех в прошлом веке…»Вдохновение как скрижали…Разбивая коленки в раны,Я бежала за серой шалью.За тулупом, по краю рваным.За волшебным лучом лампадным.За призывом кривого пальцаИ сочувственным: «Ладно, ладно. У меня там один остался…»Распрямила с тех пор я спину – надоело ходить горбатой.Хоть по облаку, хоть в трясину мне не страшно —со мной Крылатый.От свободы штормит немного, как стрижа после долгой клетки.В клетке кормят весьма неплохо.

Любовь под Сталинградом

Лидии Петровне Березниковой,

фронтовичке, моему университетскому куратору посвящаю

Зимой,под Сталинградом,в сорок третьем,Оглохнув от «Катюш» и ППШ,Упала я в алеющем рассвете,Чуть-чуть не добежав до блиндажа…Мы брали высоту – в неравных силах.Но верили, что все-таки дожмём…А небо от отчаянья бесилось,Срываясь то метелью, то дождем…Я видела, как сквозь тугую сыростьЗловещей черепахой плелся танк…А перед ним с бутылкой смеси выросМальчишка мой вчерашний – лейтенант…Мы до зари сидели с ним в землянке,И тихо вспоминали «до войны…»Смотрели на свечу в жестяной банке,Оплывшую как кружево луны…Утихло пламя.В темени чумазойМальчишка напоследок закурил…Признался, заикаясь, что ни разуПо-взрослому девчонок не любил…Струился свет в невидимую щёлку,Душа и тело потеряли страх…Колючую мальчишескую щёкуЯ гладила ладонью до утра…Зимой,под Сталинградом,в сорок третьем,Упав на снег растрелянно-рябой,Погибли мы в алеющем рассвете,Но все-таки изведали любовь…* * *А где-то была зима.И не было ей предела.За март, за апрель, за май цеплялась подолом белым.Утюжила города.Плела бесконечность кружев.Ноктюрны на проводах играла, вдыхая в душиРастерянность и тоску,Мечты о щедротах юга,О том, что цветной лоскут заклеит кусочек луга.О шелковой бахроме на хрупких локтях черёмух,О вереске на холме, о дроби ночного грома.Луна растеряла цвет, и небо лишилось глянца.И не было больших бед, чем льдов беспросветный панцирь.Бесплодно ломились вверх проросшие в стрелку зерна.И царствовал белый мех, давно поглотивший черный…А завтра была весна.И не было в ней сомнений.Задорный неловкий злак тянулся к теплу из тени.Прогнулся шершавый наст. Распутались нити кружев.Ожили полоски трасс. Захлюпали звонко лужи…И небо вернуло цвет, как будто зацвел цикорий.На полку заброшен Цвейг, вершитель чужих love story…Оттаяли провода.Совпали пунктиры пульса.Я просто сказала «да».Ты просто ко мне вернулся…

В августе 1944-го…

Деду своему, Захару Горбачеву,

погибшему в Польше в августе 44-го, и вдове его Анне, моей бабушке, посвящаю

Некстати, необдуманно, нелепо…Закутанный в брезент до подбородка,Под раскаленным августовским небомТы умираешь в зарослях солодки…Насквозь прошитый сотнями осколков —От пальцев онемевших до затылка…От родины вдали, в чужом поселке,На рыжей окровавленной подстилке…Искусанные губы просят влаги,Истерзанные руки безнадёжны…Ни водки, ни воды, ни даже браги,Лишь пахнет дымом пыльный подорожник…Ни соли, ни росы, ни крошки хлеба…А хочется поплыть за сизой далью —Туда, где под невыспавшимся небомЦветут родные розовые мальвы…Последнее, что помнится – воронкаОт грузного бесовского снаряда…А завтра роковая похоронкаОтправится на поиск адресата…Стандартная казённая бумага,Свернуть бы из нее смешной корабликИ запустить в ручей – плыви бродяга! —А на борту, как кровью, «смертью храбрых»…Застынет почтальонка у порога —Раздастся крик, немыслимый для слуха…И женщина – красавица от Бога —Платок повяжет вдовий, как старуха…И примет крест смиреной однолюбки,И бабий век без радости и ласки…А как иначе, если жмутся к юбкеДве русые девчонки-кареглазки?Душа болит… Хоть знаешь, ей под силуВесь мир взвалить на худенькую спину.Вот только жаль, что на твою могилуЕй не ходить – не ездить на чужбину…Но будет встреча на просторах рая —И ангелов улыбки, и молебны…Все будет…А сейчас ты умираешьПод раскаленным августовским небом…

Ирина КЛЕАНДРОВА

II место Народного кубка и III место Суперкубка

Об авторе

Современный российский поэт, прозаик, переводчик-любитель.

Родилась в 1981 году, с отличием окончила Калининградский государственный технический университет по специальности «Информатика и вычислительная техника». Проживает в Калининграде, работает в сфере IT. Автор нескольких книг по компьютерной графике и базам данных, вышедших в издательстве «Наука и техника». Призер поэтических и прозаических конкурсов («Миры фэнтези», «Архивы Кубикуса», «ФантЛаб», «Самиздат», «Поэмбук»), судья конкурсов «Поэтический Куб», «Русская Тройка», «Буквица». Член литературного клуба «Бумажный слон», с 2014 года – член редколлегии поэтического журнала «Буквица».

Авторские подборки стихов выходили в «Буквице», альманахе «45-я параллель», сборниках «Когда я уплыву по Млечному Пути», «По следам Звездовеев», «Поэзия XXI века». Стихи, рассказы и миниатюры публиковались в журналах «ФанCity», «EDITA», «Создатели миров», «Пересадочная станция», в альманахе «Астра Нова», сборниках «Кото-собачий разговорник для людей, призраков и ангелов», «Увидеть слово», «Антология МиФа 2016». В 2015 году в издательстве «Edita Gelsen» вышел авторский сборник стихотворений «Осенняя рапсодия». В 2016 году «Мультимедийным издательством Стрельбицкого» опубликован цикл «Легенды Эль-Тиона», состоящий из трех романов в жанре фэнтези.

Море любви

Бирюзовая гладь – отраженьем небесного глянца,восходящее солнце, белёсого рифа колосс…Ты стояла на взморье, и ветра холодные пальцысеребристыми рыбками путались в прядях волос,волны солью дышали, искрились и ластились кошкой,рокоча и мурлыча, клубками свивались у ног,и блестело монисто, и колокол юбки роскошнойоборачивал стан, будто шелково-влажный вьюнок.И как будто бы в мире остались лишь море и песня —звонкий девичий голос над сонной безбрежностью вод,что трепещущей птицей, аркадой сияющих лестницпо рассветной дороге, всё ширясь, летел на восход —вдоль игольного мыса, путями дельфинов и чаек,в край, где вечер и дождь, и маяк сквозь туманы горит,где в кричащем порту, в грудах ворвани, сельди и чая,расправляются мачты и парус оттенка зари,и бликуют борта, и форштевень бестрепетной грудьюрежет волны и небо, и сыплются звёзды – лови! —и последний из рыцарей молит фортуну о чуде,о доверчивом взгляде и вечной, как море, любви.

Солипсизм

Жгут июльские иды, и тени безбожно мало.Духота Ганзаплаца, за ней – суета вокзала.В электричке до Кранца едва не купил билет,за хохочущей парой присел на сиденье с краю,до зубовного скрежета влезть в разговор мечтая…Вот же конченый дурень: прошло уже столько лет.За окном жёлтой вспышкой проносится поле рапса.Занырнуть бы в соцветья, как будто тебе семнадцать,и не веришь, что в мире есть ужас, печаль и смерть…Остановка – и ветер, ворвавшись в вагон, доноситшум прибоя и пряную сладость сосен.Наконец-то доехал. А мог бы как все – лететь.По тропе – мимо пляжа. Народа, что пчёл на сотах.Сосны рвутся с обрыва, как птицы. У горизонта —вечный бой облаков и увенчанных пеной волн.Рядом строгий старик, в парике, с чуть прозрачной кожей.Говорит мне, что мёртвый никак распознать не сможет,послежизнь – это явь, или глупый предсмертный сон.«Поясню по-простому, на пальцах. Ты не в обиде?Вот, допустим, ты призрак, живые тебя не видят,и пылинки не сдвинешь, в песке не оставишь след…Можешь чувствовать, мыслить… да хоть сочинять сонеты!Объективно – без разницы для остальной планеты,Сто причин возразить. Только как же я стал безликим?Силюсь вспомнить…Но прошлое скрыто криком,тьмой и россыпью бликов на кромках подмёрзших луж…Те же боль и тревога о будущем – как когда-то.Остаётся смотреть на море и спорить с Кантом,есть ли вечный покой для всегда беспокойных душ.

Межвременье

Утро – преступно, и с этим поделать нечего:мятое, мутное, что ни затеешь – поздно.Вот бы заснуть, по-вампирски воскреснуть к вечеру,в час, когда ночь в небесах протирает звёзды,лунная кошка из тучи свой хвост спустила,выгнув дугой – лучезарной, молочно-гладкой,ветер умаялся за день, прилёг без силыв ворох душистых листьев на взрытых грядках.Выйти из дома, найти Ориона россыпь —жезл и корона, насмешливый лёд и пламень…Где-то за дверью, как зверь, притаилась осень,огненным глазом следит из-за лип и яблонь,гладит поникшие травы и студит соки,в землю вливая свой норов, свой страх и нежность,взглядом кричит, что житья её вышли сроки,тронуть рукой на прощание – и исчезнуть.В сумерках сад – исхудавший, прозрачно-синий:сбросил одежду, свободно повёл плечами —ржавь уцелевшего яблока на вершинеголые ветки в седой тишине качают,стынет ручей, чернокрылой ладьёй Харона —мёртвая бабочка в мёртвой петле побега…Норны в смятенье. И лишь в темноте воронапьяной кукушкой считает часы до снега.

Шутам

Буффонады всё злее, а паузы – всё короче,всё темней вечера и пронзительней – звёзды марта.Как бы ни было больно, шуты умирают молча —до последнего корчат гримасы и крутят сальто.Разве можно быть слабым, рыдать при честном народе?Закидают объедками, громко освищут с ложи!На насмешки обидевшись, Смерть иногда уходит,прошипев на прощание: «Ладно, вернусь попозже…»Но назавтра всё то же, и публика до антрактазамирает от реплик, с восторгом следит за мимом.Лишь к финалу дыханье собьётся на четверть такта,бутафорская шпага умоется алым ливнем —и погаснет прожектор и отзвуки смеха злого…Но уже не обидно споткнуться, не больно падать —если верный напарник, как эхо, подхватит слово,если сделает вид, что на сцене – всё так, как надо.…Звякнет рюмка в гримёрке – о доле святой и гадкой,театральный фургон от крестов уведёт дорога…Вспоминая его, Коломбина всплакнёт украдкой:он был просто шутом, только есть и шуты – от Бога.

Птица над городом

Светом рекламы, как лезвием, небо вспорото.Мокрый асфальт, задрожав, уплывает прочь,И ты летишь – птицей над тёмным городом,Словно стрела, пущенная сквозь ночь.Шелест в наушниках. Ветер, машины фарамиПишут морзянку по резким изгибам щёк.Дыма соцветия. В модном кафе над парами —Смутных желаний податливо-алый шёлк.Как на экране, беззвучно смеются губы,Официанты с подносами блюд снуют…Люди, что заперты в хрупкий стеклянный кубик:Мрак стиснет пальцы – и вдребезги их уют.Чёрные волны железо и пластик лижут.Взвиться над полночью? Выстоять? Утонуть?Ты замираешь, не подлетая ближе:Каждый, кто выжил, сам выбирает путь.Сотовой вышки маяк. Небоскрёба факел,Кодом огней запароленные этажи…Горько-счастливый, потерянный богом ангел,Падаешь с неба – обратно, в людскую жизнь.

Сергей КРЮКОВ

Об авторе

Член МГО СП России, поэт, прозаик и переводчик. Три книги лирики. Образование высшее техническое и высшее гуманитарное. Член Высшего творческого совета МГО СП России. Арт-директор Клуба «Литературные зеркала».

Менеджер немецко-русского журнала русской поэзии «Плавучий мост». Лауреат нескольких литературных премий.

Подбитая птица

Я видел подбитую птицу.Она молотила крылом,За небо стремясь зацепиться.Но крепко держал перелом.Казалось, нет силам предела.Чуть-чуть бы – и птица взвилась!Но смертная мука гляделаСо дна стекленеющих глаз,Безудержно меркли в которыхЗарницы высокой мечты,Разливы бескрайних просторов,Открытых глазам с высоты…А памятью дали осилив,Увижу, как, Бога моля,Все рвёшься ты к небу, Россия,

Мне выпало счастье

Мне выпало счастье —живя на земле,в охотку работатьза хлеб на столе,любить эту землюи всё, что на нейживёт,расцветая в сумятице дней!Мне выпала радость —устав от забот,вечерней поройпостоять у ворот…Закат догораетпоследним огнёмтак тихо,что хочется плакать о нём…

Я бреду, спотыкаясь о тени

Я бреду, спотыкаясь о тениТех, которыми память жива.Всё пытаюсь нащупать ступени,Где заветные зреют слова…Нет, в пути не ищу я покоя,О былом не жалею ничуть.Достучаться бы в сердце людское,Я и с этими знаюсь, и с теми,Но, пока вызревают слова,Всё бреду, спотыкаясь о тениТех, которыми память жива…

Есть право на любовь

Есть право на любовь. Есть право на ошибку.Среди иных даров Господнего добраЕсть право догорать в надсумеречной зыбкеПолночной немотой душевного костра.Безнравственно просить в молитве наслаждений.Но слаще ничего при жизни не хочу —Лишь продлевать с тобой литой поток мгновений.И руки вознося, в отчаянье молчу.Я вечно нахожусь в подвешенности междуЗлодейством жадной тьмы и добротой огня.Но верю и живу немеркнущей надеждой,Что смертная любовь бессмертнее меня.

А живу я, как жил

А живу я, как жил, – без оглядки,Не жалея растраченных сил.Мне и горько бывало, и сладко.Было всё, что Господь подносил.Были женщины, в блеске которыхМеркнет всё, что светиться должно.Были дали бескрайних просторов,Открывающих к звёздам окно…Если звёзд не достиг, не осилил,Не судите за это меня.Ведь в мечтах они – даже красивейИ виднее в сиянии дня.Вседержитель – в космической драгеНамывает нам душу и плоть.На роду у любого бродяги —Делать всё, что позволил Господь.